Гармоничность души человека Допетровской Руси

       "Православие, с его ясностью, терпимостью, великой любовью ко всякой Божьей твари на Божьей земле, его ставкою на духовную свободу человека — не вызывало в русском народе решительно никакой потребности вырабатывать какое бы то ни было иное восприятие мира. Всякая философия в конечном счете стремится выработать "цельное миросозерцание". К чему было вырабатывать новое, когда старое, православное нас вполне удовлетворяло.
       ...Поэтому в средневековой Руси мы не находим никаких попыток заменить православное мировоззрение каким-нибудь иным мировоззрением, религиозным или светским". ¹⁴
       В данном случае Иван Солоневич не утверждает ничего нового. Он говорит то же самое, что до него бесчисленное количество раз говорили другие беспристрастные исследователи прошлого русского народа. Один из авторов "Владимирского Сборника", изданного в связи с 950-летнем Крещения Руси в Белграде, пишет:
       "...И нации, как индивидуумы, не забывают своей первой любви и подсознательно живут ею всю жизнь. Русская душа во всех ее тончайших, возвышенных идеальных чертах глубоко воспитана православием. В ней все высокое и характерное от Православия: аскеза, непорабощенность материализмом даже при скопидомстве и хозяйственности, смирение и долготерпение, широта и щедрость всепрощения, соборность, братолюбие, жалостливость и сострадание к меньшей братии, жажда решать все дела не по черствой юстиции, а "по-Божьи",  т. е. не по правде законной, а по любви евангельской.
       С концом русского теократического средневековья национальная душа русская пережила много драм, потрясений и моральных травм". ¹⁵
       Нельзя не согласиться с проф. Рязановским, что "П. Н. Милюков в своих "Очерках" недооценивает культурной роли православной церкви в истории. Так, отмечая темные стороны в деятельности церкви, он проходит мимо ее роли во время татарского ига и Смутного времени. Недооценивает он также культурный и художественной сторон религиозного искусства, в особенности живописи". ¹⁶
 

       Даже католические деятели признают драгоценные духовные особенности православия. Вот что, например, говорил в своем докладе на открытии Института русской культуры в Буэнос-Айресе, о. Филипп де Рожис.
       "Мы знаем, что русский народ носит в себе драгоценный религиозный идеал, возникший из чистейшего источника древней христианской традиции. Мы знаем прекрасные образцы совершенной святости, которые дает нам история России, ее подвижников, ее иноков, ее епископов, которые действительно выковали душу и мужика, и боярина. Если такие образы, как св. Сергия Радонежского, св. Серафима Саровского, св. Нила Сорского, св. Иосифа Волоколамского, св. Гермогена и Филиппа Московских сияют таким блеском и вызывают восхищение в каждой душе, любящей Христа, то это оказалось возможным лишь потому, что таких святых был целый легион в монастырях и скитах древней Руси, которые, идя стезею святости, искали победы над плотью и духом мира сего и стремились к соединению со Христом распятым и воскресшим". ¹⁷
       Русский святой характерен спокойствием своего душевного склада. В душе русского святого гармонически сочетается одновременно духовная трезвость, духовная просветленность, мужество и кротость, они рядом живут в его душе не оставляя никакого места для истерии.  Древние святые — эти образованные люди древней Руси не имеют ничего общего с позднейшим типом русского интеллигента — этого антигармоничного типа человека, неврастеника еще в утробе матери.
       Простые люди средневековой Руси, как и святые средневековой Руси были также гармоническими личностями, крепко вросшими корнями в национальную культуру. Их души не были преданы никакой иностранной короне. Они выросли в лоне Православия.
       "Пламя в снегу". Под таким названием в Англии несколько лет тому назад вышла книга русской писательницы о Серафиме Соровском. Еще с большим основанием это яркое сравнение мы можем применить к Сергию Радонежскому, духовному столпу, на который оперлась средневековая Русь в своем национальном строительстве.
 

       Интересные мысли о гармоничности души русского человека допетровской Руси мы находим в книге Вальтера Шубарта "Европа и душа Востока". Они особенно ценны тем, что их высказывает не русский.
       В главе "История русской души" он пишет:
       "...Первоначально русская душа, также как и заодно Европейская во времена готики, была настроена гармонически: Гармонический дух живет во всем древнейшем русском христианстве. Православная Церковь принципиально терпима. Она отрицает насильственное распространение своего учения и порабощение совести. Она меняет свое поведение только со времен Петра I, когда подпав под главенство государства, она допустила ущемление им своих благородных принципов. Гармония лежит и в образе русского священника. Мягкие черты его лица и волнистые волосы напоминают старые иконы. Какая противоположность иезуитским головам Запада с их плоскими, строгими, цезаристскими лицами! "Вообще, характерным для типа русского святого является спокойствие и истовость всего душевного склада, просветленность и мягкость, духовная трезвость,  далекая от всякой напыщенности и истерии, одновременно мужество и кротость..." (Арсеньев). Гармония сквозит во всем старчестве, этом странном и возвышенном явлении русской земли. По сравнению с "деловым, почти театральным поведением европейцев", — Киреевский отмечает, — "смирение, спокойствие, сдержанность, достоинство и внутреннюю гармонию людей, выросших в традициях Православной Церкви". Это чувствуется во всем, вплоть до молитвы. Русский не выходит из себя от умиления, но, напротив, особое внимание обращает на сохранение трезвого рассудка и гармонического состояния духа. Русский Киреевский (1850), стоит ближе к классическим грекам, нежели к русским нигилистам следующего поколения. Он также ближе грекам, чем весь европейский классицизм эпохи Просвещения.
       Подтверждением того же гармонического чувства является русская иконопись и, вообще, древне-русская живопись: совершенная по формам Святая Троица Андрея Рублева (1370-1430), творения мастера Дионисия — древнерусская архитектура с ее благородным спокойствием. Церковь Защитницы Марии на Нерли у Владимира (1165), или Дмитровская церковь во Владимире (1194). Идеальное чувство формы этого искусства сразу же бросается в глаза.
       Гармонически-греческое сказывается в ранней русской душе и в той тесной связи, которую восточные Отцы Церкви пытались установить с Платоном, в то время, когда Запад ориентировался на Аристотеля. Платон повлиял и на позднейшее русское мышление в такой степени, что один из виднейших философов современности мог сказать: "Для нас, русских, Платон глубоко близок". Самым совершенным выражением русского чувства гармонии является вера в богочеловечность Христа. Согласно русскому воззрению "это есть самое сердце христианства" (Булгаков). Прометеевская культура стремилась к разделению на две враждебные половины — Бога и мира, религии и культуры (Лютер: "Князь, конечно, может быть христианином, но как таковой, он не смет управлять. Как личность — он христианин, но княжеское звание не имеет никакого касательства к его христианству"). И этому в противовес богочеловечность Христа является прообразом внутренней связи между Богом и человеком, между тем миром и этим, земным.
       За эту мощную идею держалось русское Православие. (С какой любовью и благоговением культивировал ее Соловьев). Она принадлежит русской душе, как чистейшее и возвышеннейшее отражение врожденной гармонии, как глубокомысленнейшее выражение ее чувства всеобщности.
       Об этой России киевского периода Европа не знает почти ничего. Так созрели суждения и предрассудки, как, например, Шпенглеровский о том, что Россия воплощает собой Апокалипсическую ненависть против Античной Культуры. России с XI по XV век это ни в коей мере не свойственно".
 

       Первую дисгармонию в душу древнего русского человека внесли пришедшие из Византии, чуждые ей религиозные и политические идеи.
       Еще большую дисгармонию внесло в душу русского человека средних веков татарское иго. "...Третье большое событие русской души, и по своим отдаленным событиям важнейшее — есть германское нашествие XIII столетия, — пишет Вальтер Шубарт. — Тогда шведы, датчане и немцы устремились с Балтийского моря на русскую землю. Основали Ригу и Ревель и достигли Пскова и Новгорода. Таков был ответ на умоляющие просьбы, с которыми русские обращались к христианскому Западу, дабы сохранить свое существование против натиска язычников. Это было первое знакомством русских с западно-европейцами. Оно было достаточно  горьким. Тогда и были посеяны первые семена отталкивания от Запада.
       Но, тем не менее, германское нашествие не оказало еще своего воздействия на душевное развитие русских. Однако, потеря плодородных прибрежных земель, потеря, с которой ни политически, ни экономически нельзя было помириться, обусловила попытки обратного завоевания, а это сделало невозможным для русских забыть Европу из-за своих восточных забот. Эта потеря снова и снова втягивала Россию в судьбы народов западной Европы. Так в результате, из балтийской борьбы между русскими и германцами произошло столкновение мирового значения между прометеевской Европой и русскостью, оставшейся верной Богу. Для России — это самая мрачная и значительнейшая глава ее истории". ¹⁸
       Касаясь же основ гармонической души русского человека после совершенной Петром I революции, Вальтер Шубарт пишет:
       "Со времен Петра I-го русская культура развивается в чуждых формах, которые не выросли органически из русской сущности, а были ей насильственно навязаны. Так возникло явление псевдоморфозы культуры. Результатом был душевный надлом, отмеченный почти во всех жизненных проявлениях последних поколений, та русская душевная болезнь, чьей лихорадкой, по крайней мере косвенно, через самооборону, охвачено сейчас все население земного шара. Это — пароксизм мирового исторического размаха".
       Развивая эту же, главную идею своего труда, Вальтер Шубарт, говорит в другом месте:
       "...Тремя огромными волнами разлился по России поток Прометеевского (европейского. Б. Б.). мироощущения: в начале XVII, XIX и XX столетия он шел через европеизаторскую политику Петра I, затем через французские революционные идеи, которым особенно была подвержена русская оккупационная армия во Франции после Наполеоновских войн, и, наконец, атеистический социализм, который захватил власть в России в руки в 1917 году. Русские особенно беспрепятственно вдыхали в себя полной грудью западный яд, когда их армии побеждали на полях сражений и когда они в 1709 и 1815 году попадали в европейские культурные области".