Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Борис Александрович Гиленсон.   История античной литературы. Книга 2. Древний Рим

Глава I.. Фольклор и его жанры

   Первые римские писатели появились сравнительно поздно. В архаический период памятники римской словесности представлены образцами устного народного творчества, о которых мы можем судить по дошедшим до нас скромным отрывкам и фрагментам. В римском фольклоре получили развитие в основном те же жанры и формы, что и в греческом. Вместе с тем в устном народном творчестве римлян проявилась национальная самобытность.



   ПЕСЕННЫЙ ФОЛЬКЛОР. Бытовали, например, трудовые песни, которые распевались во время тех или иных работ, гармонировали с их ритмом. До нас дошла всего одна строка из песни гребцов:

 

Эйя, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое эйя.

 

   Известны также колыбельные и детские игровые песни.

   Заметное место в фольклоре занимали религиозные гимны. Сохранились фрагменты гимна, популярного у братства пахарей, крестьянского сообщества, члены которого обращались к небесам о ниспослании дождя, солнечных лучей и т. д., всего, что способствовало бы плодородию. Дошла до нас и молитва, адресованная богу Марсу, на тему «очищения» нолей. В ней просьба отвратить от землевладельцев всяческие напасти: недород, плохую погоду, ранние заморозки, даровать обильный урожай хлеба, винограда, фруктов, избавить пастухов и землепашцев от болезней и т. д.

   Отличались разнообразием обрядовые песни. Среди них были заплачки, т. н. «нении», похоронные песни, которые исполнялись, например, под аккомпанемент тибии, духового музыкального инструмента, напоминающего свирель. Причитания и слезы хора плакальщиц считались необходимым элементом погребального обряда. Нении содержали неумеренные славословия в адрес усопшего и напоминали погребальные речи.

   О нениях можно судить и по стихотворным надгробным эпитафиям. Вот так оплакивалась преждевременная кончина молодой девушки:

 

Мать свою покинула

В горе, плаче, во стенании.

Злая смерть тебя похитила;

Девой чистой и несчастною,

Светик мой, ты мать оставила.

 

   Вместе с тем нарочитые выражения печали не поощрялись. Существовало правило: «Женам щек не царапать и воя на похоронах не поднимать». Это правило присутствовало в «Законах XII таблиц» (Leges XII tabularum). Так именовался древнейший памятник римских правовых норм, созданный в 451–450 г. до н. э. специальной коллегией. Эти законы были записаны на специальных плитах и выставлены для всеобщего обозрения и изучения. Однако во время нападения галлов на Рим плиты погибли. В дальнейшем законы были реконструированы с помощью сохранившихся у поздних авторов цитат. Законы фиксировали многие положения, которые в дальнейшем легли в основу римского права, его многочисленных ответвлений. «Законы XII таблиц» относятся к первым известным нам образцам римской прозы, которая на ранних этапах представлена разного рода государственными документами.

   Получили развитие также пиршественные песни. В отличие от греков, римляне, религиозные воззрения которых не были столь красочны и богаты, их исполняли на пирах песни не в честь богов или мифологических персонажей, а в честь исторических героев. Их подвиги и деяния, естественно, обрастали особо пышными, нередко сказочными подробностями. Эти пиршественные песни – предтечи эпической поэзии. Среди героев подобных песен были Ромул и Рем, легендарные основатели Рима, братья близнецы Горации (их подвиг положен в основу трагедии Корнеля «Гораций»), такие персонажи ранней истории государства, как Гораций Коклес, Брут, первый римский консул, и др. Среди тем пиршественных песен был подвиг римского юноши Муция Сцеволы.

   Рим был осажден войском этрусков, во главе которых стоял царь Порсена. В этот момент среди осажденных появился знатный юноша Гай Муций, который был оскорблен тем, что римляне, не раз побеждавшие этрусков, пребывают в тяжелой осаде. Он решил отомстить врагам каким-то отчаянным поступком, проник в их лагерь, но по ошибке вместо царя Порссны убил писца. Схваченный Муций был приведен к царю, которому он бесстрашно объявил, что вышел на него как на врага, намеревался его убить, а теперь готов принять смерть. После того как царь велел развести костер, Гай Муций положил правую руку в огонь, который был зажжен на алтаре. Он держал ее, таким образом демонстрируя стойкость и презрение к боли, что вызвало удивление царя, велевшего отташить юношу от алтаря. Порсена признал, что тот «безжалостнее к себе, чем к царю». Желая почтить редкостную доблесть, Порсена отпустил юношу на свободу. Муций же за потерю правой руки был наречен Сиеволой (что означает «левша»). После этого Порсена отправил к осажденным послов, через которых предложил условия мира.

   В пиршественных песнях вырабатывался национальный стихотворный размер, т. н. сатурнинский стих, основанный на тоническом принципе (в отличие от греческого гекзаметра, базирующегося на принципе метрическом). «Сатурнинский стих» взяли на вооружение ранние римские поэты (Ливий Андроник, Невий); в дальнейшем же он был вытеснен гекзаметром. Правда, он еще долгое время использовался в эпитафиях.



   САТУРНАЛИИ. Песни, сопровождавшие игровые представления, содержали зачатки римской драмы. Эти игры были приурочены к празднику Сатурналий и были названы так в честь римского бога Сатурна, покровительствовавшего земледельцам и урожаю. Он считался богом справедливым и добрым, принесшим на землю золотой век, подарившим людям равенство и счастливое существование. В период Сатурналий как бы снималась разница между рабом и господином: рабы наслаждались свободой, сидели за пиршественным столом вместе с хозяевами. На Сатурналиях реальные жизненные ситуации оказывались как бы в перевернутом виде: господа могли за столом прислуживать собственным рабам. Сатурналии являлись разновидностью карнавала, на них торжествовала комическая стихия, решительно проявлялась народная смеховая культура. Это была своего рода римская параллель к греческим празднествам в честь бога Диониса. Участники Сатурналий дарили друг другу свечи, керамические украшения и глиняные изделия, обменивались шутливыми стихами, в которых могли звучать колкости и насмешки. Это были т. н. «фесценнины»: в них присутствовал элемент диалога как зерно будущего драматического произведения (об этом пойдет речь в главах, посвященных римской комедии, Плавту и Теренцию).



   ТРИУМФАЛЬНЫЕ ПЕСНИ. В обстановке неугасающих военных конфликтов в Риме сложилось особое торжество в честь полководца-победителя. Оно провозглашалось решением сената в ознаменование крупной победы, когда было истреблено не менее 5000 врагов. Обычай этот был заимствован у этрусков, вначале носил религиозную окраску, а потом вылился в действо, апофеоз победителя, в триумф. Триумфальное шествие обычно начиналось на Марсовом поле и шло через весь Рим, мимо форума и заканчивалось на Капитолии. Во главе процессии шли высшие должностные лица, везли трофеи, а затем уже на триумфальной колеснице, сидящий в курульном кресле сам триумфатор, полководец, одетый в пурпурную тогу, расшитую золотом, с лавровым венком на голове. Общественный раб держал над его головой золотую корону, говоря при этом: «Смотри назад», т. е. оглянись на прожитую жизнь, не возгордись обретенным счастьем, ибо все – преходяще. К колеснице, которую везли красивые белые кони, были привязаны звонок и бич, символ того, что и триумфатор не застрахован от превратностей судьбы. Рядом шли его боевые товарищи, солдаты, а также пленные. Солдаты, получившие от полководца денежные подарки и почетные награды, распевали триумфальные песни, в которых содержались не только хвалы, но и шутки и незлобные насмешки по адресу триумфатора в духе фесценнин.

   Например, когда Юлий Цезарь вернулся из победоносною похода против Галлии, солдаты исполняли песенку, в которой были такие слова:

 

Горожане, жен храните, с нами лысый любодей,

Всю добычу приблудил ты, в Риме деньги взял взаем.

 

   Солдаты, конечно, любили славного полководца, но в этой песенке были точно уловлены некоторые детали: то, что стройный, спортивный и мужественный Цезарь горько сетовал на свою неумолимо редеющую шевелюру; то, что был страстно увлечен женщинами, «не пропускал ни одной юбки»; наконец, то, что, устраивая дорогостоящие празднества в честь народа, влезал в огромные долги.

   Это «поношение» на триумфах, конечно, не носило характера серьезной критики или обличения, а было скорее обрядовым. Победителю, буквально обожествляемому, напоминали, что он – тоже человек, не свободный от обычных человеческих слабостей. Кроме того, критическое начало, заключенное в фесценнинах, в песнях на сатурналиях, отражало особенность римской общественной жизни на раннем ее этапе: тот, кто совершил проступок, мог стать объектом порицания. А стало быть, мог и исправиться.



   ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ. Важным жанром римского фольклора были пословицы и поговорки. В них ярко сказывались и присущая латинскому языку лаконичность, сжатость выражения, афористичность. Отразились в пословицах также здравый смысл, наблюдательность и проницательность римлян. Пословицы отличались ритмической организованностью, образностью. Обычно двучленные в композиционном плане, они охватывали широкий круг жизненных явлений.

   Вот некоторые из пословиц, касающиеся общих вопросов мироздания, человеческого бытия: «Каждый день следует упорядочить как последний»; «Во вселенной есть закон, предписывающий рождаться и умирать»; «Плохо живет тот, кто не умеет хорошо умереть».

   Были пословицы, относящиеся к року, судьбе и счастью: «Трудно вернуть представившийся случай»; «Глупо боятся того, чего не можешь избежать»; «Фортуну легче встретить, чем удержать»; «Каждому его судьбу лепят его нравы», «День бывает то матерью, то мачехой».

   Отразились в пословицах проблемы бытия, жизни и смерти: «Изгони страх смерти, ибо глупо на все то время, когда боишься смерти, терять радость жизни»; «Кто боится смерти, теряет и то, что дает жизнь».

   Отношение человека к обществу, власти, друзьям и врагам — тема многих пословиц: «Раздор делает более долгим согласие»; «Ожидай от другого того, что ты делаешь другому»; «Когда жаждут твои поля, не поливай чужих»; «Самое близкое родство – духовное единение»; «Не имей спутником в дороге подлеца»; «Обвиняя других, помни, что никто не живет без вины».

   Тема мудрости, разума – одна из главных в римских народных пословицах: «Мудрый – повелитель своей души, глупый – ее раб»; «Зрелым размышлением постигается мудрость»; «Любить и быть мудрым вряд ли доступно и богу»; «Последний день – ученик предыдущего»; «Плохо решение, которое нельзя изменить».

   Блага материальные и духовные – излюбленная тема немалого числа пословиц: «Полна жизнь того, кто живет хорошо, а не того, кто живет долго»; «Лекарство от нужды – умеренность»; «Скупого деньги возбуждают, а не насыщают»; «Когда убеждает золото, речь бесполезна».

   Мужество, трусость, безрассудство – проблематика, не обойденная вниманием в пословицах: «Никогда нельзя победить опасность, не подвергаясь опасности»; «Великие дела не делаются сразу»; «Жестоко упрекать при неудачах»; «Не постыден шрам, порожденный доблестью».

   Такая специфическая, но столь важная для римлян сфера, как искусство слова, присутствует в пословицах: «Речь – образ души: каков муж, такова и речь»; «Лучший учитель красноречия – необходимость»; «Не умеет молчать тот, кто не умеет говорить»; «Никому не повредило промолчать, вредило быть говорливым».

   Назовем и некоторые народные сентенции, которые были собраны и отредактированы Дионисием Катоном (II в. до н. э.), составившим сборник двустиший, под названием «Краткие правила»: «Полезнее приобрести достойных друзей, чем царство»; «То, что осуждаешь, не делай сам».

   А это уже излюбленный дистих:

 

Никогда не осмеивай слово или дело другого,

дабы другой, последовав примеру, не осмеял тебя.

 

   Народная поэзия, получившая развитие в дописьменную эпоху, явилась благодарной основой для творчества многих писателей: Вергилий опирался на легендарные предания об Энее при создании «Энеиды»; Овидий – на народные поверья при написании поэмы «Фасты». Образы римского фольклора присутствуют в баснях Федра, в романах Петрония («Сатирикон»), Апулея («Золотой осел»), в комедиях Плавта. Сенатские речи вместе с триумфальными песнями и фесценнинами стали фактором формирования римской словесности в ее письменном виде. Очень важным моментом в этом процессе стала деятельность Аппия Клавдия (Appius Claudius) (III в. до н. э.), получившего прозвище Слепой (он потерял зрение уже в старости), служившего цензором и занимавшего должность консула. Несмотря на знатное происхождение, он урезал привилегии патрициев. Известно, что его речи уже публиковались; издал он также и сборник сентенций и афоризмов, среди которых один хорошо известен: «Каждый сам кузнец своей судьбы». Он написал также трактат «О правах владения», занимался грамматикой. Но его произведения до нас не дошли, и о них мы судим по косвенным свидетельствам.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Лэмб Гарольд.
Чингисхан. Властелин мира

Галина Ершова.
Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика

Сергей Нечаев.
Иван Грозный. Жены и наложницы «Синей Бороды»

Е. Авадяева, Л. Зданович.
100 великих казней

Дэвид Бакстон.
Абиссинцы. Потомки царя Соломона
e-mail: historylib@yandex.ru