Глава VII. Разгром четвёртого крестового похода. Переход чашников к соглашению с реакцией (1424—1427 годы)

Открытое предательство панов-подобоев оказало влияние на позицию земанства и верхушки пражского бюргерства, объединявшихся в лагере чашников. Впрочем, пражские богатеи, прочно захватившие власть в Старом и Новом городе, давно тяготились союзом с таборитами и выступили теперь в тесном союзе со шляхтой против восставшего народа. Такое поведение чашников представляло большую угрозу для всего чешского освободительного движения. Вожди таборитов и Жижка вынуждены были перейти не активным военным действиям против чашников. Жижка двинулся со своими войсками в Пльзеньский край, который был одним из главных оплотов реакции. Здесь к оребитам присоединился небольшой отряд таборитов во главе с Гвездой. Но противники Жижки смогли собрать большие силы, так как к пражанам и панам-чашникам присоединились отряды католических панов из Пльзеньского ландфрида.[209]

Под давлением превосходящих сил противника Жижка вынужден был отступить. В Костельце на Лабе он был окружён врагами. Паны заранее торжествовали победу. Они поспешили даже известить о ней императора. Но Жижка снова обманул врага. Ночью он неожиданно вывел свои войска из Костельца, переправился через Лабу и ушёл в направлении к Старой Болеславе. Оттуда он повернул на юго-восток, прошёл мимо Колина и Кутной Горы и вблизи Малешова стал укреплённым лагерем.

Когда подоспевшие преследователи, торопясь расправиться с народными войсками, устремились с марша в атаку, им пришлось встретиться с рядом затруднений. Сила натиска закованных в броню рыцарей ослабела, потому что атакующим пришлось растянуться по узкой долине, форсировать ручей, и лишь только после этого их авангард смог вступить в соприкосновение с воинами Жижки, укрепившимися на холме. Уже само продвижение в таких условиях было делом трудным. Под обстрелом и в узком пространстве противникам таборитов было крайне тяжело развернуть свои силы и использовать большое численное превосходство. Со своей стороны, Жижка, остановив первый натиск врага фланговым нападением конницы, использовал затем для удара по столпившимся у крутого склона спешенным рыцарям новый приём, неожиданный и ужасный для противника. По его приказу с вершины холма были спущены одновременно десятки возов, доверху груженных камнями. Рыцари были смяты, а когда остатки их обратились в беспорядочное бегство, Жижка продолжил разгром врага артиллерийским огнём и завершил сражение умело организованным преследованием.

Так 7 июня 1424 года народные войска выиграли одну из самых крупных и кровопролитных битв во всей истории гуситских войн. На Малешовском поле осталось до 1400 убитых пражан и шляхтичей. Воины Жижки захватили огромные трофеи, в том числе всю вражескую артиллерию. В сражении при Малешове в полной мере проявился полководческий талант вождя «воинов божьих» — слепого, но грозного для врагов Яна Жижки, а также его верных помощников Яна Рогача и таборитского гетмана Яна Гвезды. Потери таборитов были сравнительно невелики, в то время как противник потерпел значительный [210] урон. Одних только богатых пражских бюргеров было убито свыше трёхсот.

Ян Жижка (рисунок чешского художника М. Алеша)

После Малешовокой битвы Жижка повернул к Кутной Горе и с марша взял город. В Кутной Горе была установлена смешанная власть: один гетман был назначен из таборитов, а другой — из оребитов. Вслед за этим перед Жижкой открыли свои ворота Коуржим, Чески Брод и Нимбурк, разорвавшие союз с пражскими бюргерами и вошедшие в состав Оребитского объединения. [211] Таким образом, одним из последствий разгрома пражан у Малешова было ослабление Пражского союза, от которого отпал ряд городов, перешедших под власть таборитов или оребитов. Оребиты значительно усилились, особенно усилился Таборский союз, к которому присоединились Млада-Болеслав, Рокицаны, Слани, Лоуни, Жатец, а также Ческа Липа, Яромерж и другие города.

Слепота и преклонный возраст не помешали Жижке руководить продолжавшимися военными действиями. В середине июня, натолкнувшись на сильное сопротивление в окрестностях Пльзня, таборитско-оребитские войска отошли на север. Здесь они заняли несколько населённых пунктов и в начале сентября стали на правом берегу Лабы у Праги.

В Праге находился тогда снова вызванный бюргерами и шляхтой Сигизмунд Корибутович. На этот раз чашники уже прямо предлагали ему корону. Это оттолкнуло панов-католиков от союза с чашниками, так как они считали более выгодным для себя поддерживать императора Сигизмунда. Когда войска Жижки подошли к Праге, среди верхов бюргерства началась паника. Пражские толстосумы, не надеясь на свои силы и хорошо усвоив полученный у Малешова урок, решили просить пощады у Жижки. К нему было отправлено покаянное посольство, в котором принимал участие начинавший уже входить в известность проповедник Ян Рокицана. Посольство убедило Жижку отложить, а затем и вовсе отменить намеченный штурм Праги. 14 сентября было заключено перемирие, которое, однако, не было прочным. Усилив свои войска присоединившимися пражскими отрядами, Жижка двинулся в Моравию. Незадолго до этого император Сигизмунд отдал эту неотъемлемую часть чешской земли своему зятю и главному союзнику Альбрехту Австрийскому. Альбрехт был объявлен наследником династических прав Сигизмунда на Чехию. Получив Моравию, Альбрехт немедленно начал жестоко преследовать даже умеренных сторонников гусизма. В городах Моравии запылали костры, на которых сжигали «еретиков», а к границам Чехии стягивались наёмные латники и стрелки.

Опасности угрожали Чехии и с других сторон. Несмотря на военные успехи Жижки и таборитов, изменнические действия чашников ставили под угрозу не только все завоевания народа, достигнутые ценою тяжёлых [212] и кровопролитных боёв на протяжении пяти лет, но и самое существование восставшей Чехии. Богатые пражские бюргеры и паны-подобои прилагали все усилия к тому, чтобы добиться соглашения с реакцией за счёт народа. Только недальновидность и упрямство узколобого императора Сигизмунда мешали ему использовать острые противоречия среди гуситов. Оплотом императора и католической реакции были чешские и моравские паны-католики и немецкий патрициат моравских городов, усилившийся в годы войны в связи с бегством в Моравию многих изгнанных из Чехии немецких патрициев. Особенно сильна была реакция в таких моравских городах, как Брно, Оломоуц, Зноймо, Ийглава. В Чехии католики и немецкие патриции также удерживали несколько крупных городов — Пльзень, Будеёвице, Локет и стратегически важный пограничный город Хеб. Кроме того, в южной Чехии было много панских замков, а центр рожмберкских владений — Крумлов являлся опорным пунктом реакции и базой раскинувшейся по всей Чехии шпионской сети.

Но не только Рожмберки, моравские паны и Пльзеньский ландфрид угрожали завоеваниям чешского народа. На севере и северо-западе саксонские феодалы завладели многими пограничными землями и укрепились в таких городах, как Мост, Усти и другие. Эта агрессия совершалась при попустительстве и даже при поддержке панов-изменников: Ченека Вартенберка, Яна Местецкого из Опочны и других. Поэтому, несмотря на блестящие победы на поле брани, положение народа, поднявшегося на борьбу против феодально-католической реакции, было сложным и тревожным. Со всех сторон его окружали явные и тайные враги, ожидавшие лишь удобного момента для нападения.

В такой обстановке Жижка решил двинуться в Моравию. Им руководили стремление помочь моравским гуситам и военная необходимость, настоятельно требовавшая уничтожения создававшегося вражеского плацдарма. В начале октября войска гуситов подошли к границам Моравии и осадили крепость Пршибислав, которая господствовала над дорогами, соединявшими Чехию и Моравию. Осада стала затягиваться. Под стенами Пршибислава чешский народ понёс большую утрату. 11 октября 1424 года от начавшейся в лагере осаждающих чумы умер Ян Жижка. [213]

В лице Жижки чешский народ потерял одного из своих верных сыновей, пламенного патриота и замечательного полководца, не знавшего поражения на поле боя.

Сила Жижки заключалась в его связи с народом, который слагал песни о его славных победах и даже самое рождение героя окружил впоследствии ореолом поэтической легенды. Именно эта неразрывная связь с народом, зародившаяся и окрепшая ещё в годы мятежной молодости Жижки, дерзнувшего вступить в отважную борьбу с крупнейшими феодалами южной Чехии — панами из Рожмберка, позволила ему превратиться к концу жизни в полководца восставших народных масс.

Заслуга Жижки состоит в том, что он сумел противопоставить сокрушительному, но не сосредоточенному натиску анархической массы конных рыцарей своеобразную, народную по своему происхождению и сущности тактику. Эта тактика была построена с учётом многовекового опыта борьбы плохо вооружённых крестьян против закованных в латы рыцарей. Тактика Жижки была тактикой народа. Она отличалась гибкостью манёвра, подвижностью и умелым сочетанием мнимого отхода с непреодолимым и всегда губительным для врага нападением. Жижка одним из первых оценил силу и значение артиллерии. Возовой обороне, элементы которой были созданы народом ещё в предшествующие времена, он и его помощники сумели придать характер законченности и точного тактического расчёта. Воины Жижки, спаянные железной дисциплиной и классовой ненавистью к угнетателям, проникнутые глубокой уверенностью в правоте своего дела, отличались патриотизмом, сознанием долга и вырастающими на этой основе инициативностью и мужеством. Победы, одержанные Жижкой, не были победами отдельного полководца — это были победы восставшего народа.

Было бы неправильно, признавая выдающиеся заслуги Жижки, забывать, что он был сыном своего времени и своего класса. Чешское рыцарство на рубеже XIV—XV веков было более прогрессивно, чем немецкое рыцарство столетием позже, во время Великой Крестьянской войны в Германии. Поэтому Жижка мог быть и действительно был защитником общенародных интересов и непримиримым врагом католической церкви. В личности Жижки воплощались силы, которые вдохновляли чешский народ на защиту своей независимости, своего права на [214] самостоятельное развитие. Несмотря на свои колебания, в которых отражались колебания всего рыцарства, Жижка оставался народным полководцем. Микулаш из Гуси, Ян Желивский и некоторые другие превосходили его своей революционной активностью, широтой политического кругозора, но никто не мог так организовать и направить силы народных войск в борьбе за свободу и независимость родины, как этот полководец, несмотря

Табориты (из геттингенской рукописи середины XV века) [215]

на то, что враги лишили его зрения. Вместе с тем постоянное стремление Жижки к союзу с бюргерством и расправа с крайними революционно-утопическими сектами выражали его классовую ограниченность. Сплочение всех гуситских сил для совместной борьбы против иноземной агрессии должно было быть, с точки зрения Жижки, куплено даже ценой принесения в жертву, вплоть до физического истребления, идеологов и вождей крестьянской и городской бедноты.

После смерти Жижки поход в Моравию продолжался. Таборитами продолжал командовать Гвезда, а во главе пражских войск стоял Сигизмунд Корибутович. Войска таборитов и их союзников заняли несколько районов Моравии, осадили и разрушили ряд монастырей. Гуситы вступили также в несколько городов, крупнейшим из которых был Иванчице. После этого гуситская армия двинулась на север, но вскоре повернула назад в Чехию. Причины возвращения установить трудно. С одной стороны, Альбрехт Австрийский собирал очень значительные военные силы, с другой — между гуситами вновь стали усиливаться разногласия.

После смерти Жижки находившиеся под его непосредственным командованием войска оребитов сохранили свою организационную самостоятельность. В знак уважения к памяти своего выдающегося полководца полевые армии оребитов стали называть себя «сиротами». На место Жижки среди «сирот» выдвинулся сначала его старый сподвижник Микулаш Сокол, один из участников Грюнвальдской битвы. Табориты и «сироты» совместно сражались против общего врага — феодально-католической реакции, но между ними были и трения. Прежде всего, встал вопрос о том, какие из взятых во время последних походов под руководством Жижки городов отойдут к Таборскому, а какие — к Оребитскому союзу. Кроме того, священники «сирот» совершали, как и чашники, богослужение в облачении, в то время как табориты, будучи последовательными сторонниками упрощения культа, считали это идолопоклонством и их духовенство носило и при выполнении церковных обрядов простую одежду. При всей кажущейся незначительности последнего обстоятельства оно имело немаловажное значение и в нём находило своё внешнее проявление различие в классовом составе «сирот» и таборитов. [216]

На первый взгляд табориты и «сироты» не отличались друг от друга: и у таборитов и у «сирот» главной силой были крестьяне и городской плебс, к которым примыкали низшие и средние слои бюргерства и часть мелкой шляхты. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что составные элементы этих объединений, будучи близкими, не являлись тождественными, а ввиду этого и удельный вес их внутри каждого из лагерей был в разные моменты неодинаковым. Крестьяне южной Чехии, входившие в таборитские армии, находились до начала крестьянской войны в иных условиях, чем крепостные северо-востока. Хотя, конечно, невозможно отрицать передвижение и смешение крестьян в армиях таборитов и оребитов, всё же Табор в основном опирался на южночешских чиншевиков, а Оребитский союз — на барщинников северо-востока. Навыки самостоятельной деятельности были у первых прочнее, шире и многостороннее был их жизненный опыт, выше уровень классового сознания. С другой стороны, имущественные различия в южночешской деревне были сильнее, а обусловленные ими противоречия — острее. Поэтому даже после расправы с крайними левыми сектантами табориты выступали более сознательными и последовательными борцами против феодально-католической реакции, чем оребиты. Впрочем, в ходе борьбы внутри лагеря таборитов происходили заметные сдвиги, а когда крестьянская верхушка нашла общий язык с бюргерством, стало ясно, что дни Табора как революционного центра всей Чехии сочтены. Разумеется, это обозначилось не сразу, но соответствующие тенденции были заметны на протяжении всей крестьянской войны.

Равным образом и бюргерство Табора нельзя отождествлять с бюргерством городов северо-востока. До весны 1421 года в Таборе более или менее последовательно осуществлялась хилиастическая общность имущества, ввиду чего бюргерство было здесь к середине 20-х годов в своей массе бедным и бюргерская верхушка не определилась с такой законченностью, как в старинных городах, а по своим традициям, по происхождению и по всему прошлому бюргеры Табора ближе стояли к народу. На первых порах это усиливало таборитов, сплачивало их, повышало их революционную активность. Однако впоследствии, когда молодое таборское бюргерство окрепло и разбогатело, когда прежние идеалы потеряли в его глазах свою [217] притягательную силу и оно четче осознало свои узкоклассовые интересы и соответствующие им цели внутри движения, ему легче было повести за собой зажиточные элементы крестьянства. Короче говоря, по мере развёртывания революционных событий и в Таборе и среди оребитоз неминуемо намечались противоречия, с той разницей, что среди таборитов разделительная черта пролегла позже и не между бюргерством и всем крестьянством, как это было среди оребитов, а между бюргерами и верхними слоями крестьянства, с одной стороны, и городской и сельской беднотой, с другой.

В Оребитском братстве уже вскоре после смерти Жижки произошёл раскол. Часть шляхты и бюргерства перешла к чашникам, а крестьяне и плебс теснее сблизились с Табором, почти полностью сливаясь с ним в минуты обострения внешней опасности. Полевые армии оребитов продолжали называться «сиротами». Во главе их встал Кунеш из Беловице, заменивший Сокола. Ближайшим его помощником оказался бывший ремесленник из Нового города Велек Кудельник. С этого времени «сироты» во всех решающих случаях выступали бок о бок с таборитами, которыми командовали Ян Гвезда, Богуслав Швамберк, Ян Рогач, Ян Блега и другие. В начале 1425 года табориты и «сироты» предприняли совместный поход против пражских чашников, а также успешно вели военные действия в Градецком крае. В руки «сирот» перешли Литомишль, крупный город, резиденция епископа, а также важная и сильно укреплённая крепость Опочна. Правда, попытка захватить Прагу ночным штурмом оказалась безрезультатной; табориты отошли к Слани и с помощью местных жителей взяли город, после чего двинулись к Роуднице. Город был также занят, но господствовавшая над ним крепость, где был сильный архиепископский гарнизон, устояла.

Во время всех этих боевых операций армии таборитов и «сирот» росли за счёт присоединявшихся к ним крестьян. В мае были подвергнуты опустошению владения панов из Коловрата и из Швигова, а также земли Рожмберков. Табориты взяли Нове Гради и серьёзно угрожали Тржебони. Везде к ним присоединялись отдельные беглецы, группы и даже целые отряды крестьян. Рожмберк стал уступчивее и согласился вести с гуситами диспут по вопросам религии, но император и папа запретили ему [218] всякие переговоры с «еретиками». Ободрённые смертью Жижки, которому они готовы были приписать все свои поражения, Сигизмунд и его сторонники рассчитывали при первой возможности организовать новое вторжение в Чехию и мечтали, что им удастся, наконец, расправиться с восставшими.

Укрепления Табора (макет в музее г. Табора)

Лето и осень 1425 года были очень тяжёлыми для Чехии. Необыкновенно сильная жара вызвала засуху, и почти весь хлеб погиб. Начался голод. В довершение бедствия наёмные банды вроцлавского епископа опустошали наименее затронутые стихийным бедствием восточные и северо-восточные районы страны. В конце лета снова разгорелись военные действия. Табориты и «сироты» выступили против союза чашников-панов и пражан. Наиболее ожесточённые столкновения развернулись в районе Седльчан и далее к западу, в Пльзеньском крае. Здесь командовал войсками Ян Гвезда, а в окрестностях Праги — Швамберк. При осаде крепости Вожице Гвезда был тяжело ранен. Рана оказалась неизлечимой при тогдашнем уровне медицины, и в октябре этот выдающийся народный полководец, друг Желивского и соратник Жижки, умер. Накануне смерти Гвезда пережил последнюю радость: [219] пражане прислали к нему как к главе таборитов просить мира, а осаждённая крепость капитулировала. Выполняя распоряжение умирающего полководца, табориты отпустили пленных, но крепость Вожице разрушили и сожгли.

Осенью 1425 года табориты действовали и в Моравии. Здесь они с помощью «сирот» заняли хорошо укреплённый Тржебичский монастырь и проникли на юг до Знойма. Отсюда, преследуя отступавшие армии Альбрехта Австрийского, табориты двинулись на юг. Они не встретили серьёзного сопротивления в Австрии. Лишь укреплённые замки феодалов приходилось брать с бою. При штурме замка Рец был убит и другой выдающийся деятель гуситских войн — таборитский гетман Богуслав Швамберк. В самом конце 1425 года, когда гуситские армии возвратились в Чехию, из старых, опытных и прославленных вождей оставались в живых Ян Рогач и Хвал из Маховиц, из новых военных руководителей выдвинулись Ян Блега из Тешнице и в особенности священник Прокоп, известный под прозвищем Голый.¹⁾

К 1426 году над Чехией снова собрались грозовые тучи. Император Сигизмунд всё ещё не терял надежды покорить чехов. Он рассчитывал на поддержку европейской феодально-католической реакции во главе с папой. Многие немецкие феодалы были настроены агрессивно. Новый саксонский герцог Фридрих Воинственный стремился расширить свои владения за счёт Чехии и захватил города Мост и Усти. Ещё в конце 1425 года на помощь жителям Моста прибыли табориты. Они осадили город, но безуспешно. Другая часть таборитов во главе с Рогачем очищала от интервентов северные районы Чехии. В мае [220] табориты освободили Млада-Болеслав, Ческу Липу и некоторые другие населённые пункты. Это заставило Сигизмунда и немецких феодалов поторопиться с новым вторжением в Чехию.

19 мая был созван имперский сейм в Нюрнберге. На сейме присутствовал папский легат кардинал Джордано Орсини. Призывы легата и уговоры уполномоченных Сигизмунда наталкивались, однако, на серьёзные препятствия, которые стояли на пути объединения империи. В 1425—1426 годах на территории Германии шла непрекращавшаяся междоусобная борьба. Баварские герцоги вели долгую и кровопролитную борьбу за так называемое штраубинское наследство. Они никак не могли разделить земли, оставшиеся после одного из их родственников. Один из главных врагов гуситов — архиепископ Майнцский в союзе с герцогом Брауншвейгским вёл продолжительную войну с ландграфом Гессенским. Интересы многих других князей, городов и феодалов также переплетались и перекрещивались самым неожиданным образом и часто приводили к военным столкновениям.

В конце концов, на Нюрнбергском сейме всё же был выработан план совместного наступления сил реакции, который предусматривал концентрированный охват восставшей Чехии со всех сторон. С севера должны были двинуться войска Фридриха Саксонского, с юго-запада — пфальцграфа Иоганна, со стороны Моравии в наступление должен был перейти Альбрехт Австрийский. Кроме того, под влиянием папы в войне против гуситов согласились участвовать польский король Владислав Ягайло и многие мелкие немецкие князья.

Эти планы широкого наступления международной реакции оказались невыполнимыми. Польский король уклонился от участия в походе. Противоречия между немецкими князьями были очень велики. Каждый из них стремился обеспечить прежде всего свои личные интересы, и поход в Чехию казался многим слишком опасным. Главной ударной силой очередного похода против Чехии оказались войска Фридриха Саксонского, которому пришли на помощь многие западноевропейские рыцари.

В сложившейся обстановке табориты правильно определили наиболее угрожаемый участок театра военных действий и двинули войска в северо-западную Чехию. Ещё осенью 1425 года отдельные таборитские отряды действовали [221] во владениях Фридриха Саксонского. Теперь они продолжали свои действия, очищая города и замки, занятые прежде саксонцами, и нанося удары католическим панам. Угроза нового наступления реакции привела ко временному смягчению противоречий между гуситами. Во главе объединённых гуситских армий летом 1426 года находился Прокоп, облечённый властью главнокомандующего.

Табориты и «сироты» двинулись к Усти, где засел сильный вражеский гарнизон. Ни артиллерийский обстрел, ни подкопы не помогли им взять город, на помощь которому спешили саксонские и мейссенские войска. Таборитский военачальник Якубек из Вржесовице в свою очередь призвал всех гуситов без различия убеждений под стены Усти. Вскоре подошли наёмные войска пражского городского союза, во главе которых стоял Сигизмунд Корибутович. Сюда же потянулись и отряды чешской и моравской шляхты, примыкавшей к чашникам. Но главную часть гуситской армии составляли полевые войска таборитов и «сирот», которыми командовал Прокоп.

Объединённая немецкая армия, куда входили войска мейссенских, тюрингских, лужицких, силезских и других феодалов, а также ополчения имперских городов, ещё в начале июня сосредоточилась у Фрейбурга. Сохранившиеся источники утверждают, несомненно, впрочем, преувеличивая, будто здесь насчитывалось до 70 тысяч воинов. В середине июня интервенты перешли границу и вскоре приблизились к гуситским войскам. Современники указывали, что на каждого чеха приходилось до пяти немцев.

Опасаясь одновременного удара армии врага, подоспевшей с фронта, и отрядов, осаждавших с тыла, Прокоп отвёл войска от стен осаждённого города Усти на одну из ближайших возвышенностей, с большим умением избрав позицию для решительного сражения. Гуситы стали лагерем на холме между двумя ручьями, окружив себя двойным кольцом возов. Это было не простой мерой предосторожности, но продуманным тактическим приёмом. Уменьшив линию обороны, табориты тем самым не позволяли противнику использовать его численный перевес и в то же время повышали действенность своего артиллерийского огня.

Ещё до решительного военного столкновения чехи предложили вражескому командованию по возможности [222] смягчить ужасы войны. Немцы наотрез отказались щадить пленных «еретиков», оказывать помощь раненым и т. д. Тогда табориты и их союзники перешли в свою очередь к беспощадным действиям против интервентов.

Образцы вооружения народных войск

В жаркий летний полдень 16 июня 1426 года завязался жестокий бой. Первоначально рыцари, используя свой [223] количественный перевес, упорно атаковали возовую оборону Прокопа и даже прорвали наружную линию укреплений, захватив несколько возов. Однако, несмотря на значительный численный перевес атакующих и этот первый успех крестоносцев, народные воины не дрогнули. Табориты открыли с флангов огонь, а также умело действовали крючьями, стягивая рыцарей с коней. Решающий момент наступил, когда Прокоп подал сигнал к контратаке. Враг не выдержал натиска. Колонны отступавших смешались, сбились в кучу, а затем обратились в беспорядочное бегство. Гуситы преследовали бегущих и никому не давали пощады. Враги понесли колоссальные по тем временам потери. По всему пути отступления до сёл Пржеблице и Грабовице было уничтожено более десяти тысяч захватчиков, среди них — графы фон Гляйхен, фон Гартенштейн, фон Кверфурт, фон Вайхлинген и многие другие. Чехи взяли большие трофеи: возы, орудия, знамёна и 66 богатых палаток.

Битва при Усти была одним из самых кровопролитных и решительных сражений в ходе гуситских войн. Ближайшим следствием победы явилась сдача осаждённого гарнизона и переход Усти в руки гуситов. Страх охватил немецких феодалов. Они укрепляли города и замки, ожидая наступления гуситов. Страх сделал то, чего не могли добиться ни приказы императора, ни обращения папского легата. Ряд германских князей спешно выставил обещанные отряды, и вскоре новая крестоносная армия стала собираться у границ Чехии.

Предложение Прокопа, который призывал довершить победу у Усти преследованием бегущего врага на его территории, было отклонено чашниками, которые откололись от остальных гуситских сил и ограничились осадой Моста. Удобный момент был упущен. К Мосту с противоположной стороны шли войска интервентов. Отряды пражан проиграли битву у стен города и отступили, оставив врагу часть своей артиллерии. Одновременно другой отряд чашников потерпел неудачу у Клатови, где они столкнулись с отрядами баварцев. Так предательство чашников и их раскольнические действия почти свели на нет результаты победы гуситов у Усти.

Во второй половине 1426 года среди богатого пражского бюргерства всё громче стали раздаваться голоса, требовавшие примирения с папой и императором. Ян [224] Пржибрам и другие пражские магистры призывали к полному разрыву с таборитами, осуждали захват церковного имущества и требовали возвращения ко всем обрядам католической церкви. Ободрился и пражский архиепископ Конрад, примыкавший одно время к чашникам. Теперь архиепископ созвал специальный синод в Роуднице и отказался признавать зависимость церкви от светской власти. В защиту его выступили Пржибрам и другой магистр — Кржиштян из Прахатице. Сигизмунд Корибутович поддерживал такие настроения. Он рассчитывал, что примирение с папой даст ему немало выгод, а может быть, и чешскую корону. Однако народные массы Праги не хотели возвращения к старому. Даже многие чашники протестовали против полной капитуляции перед императором и папой. Эту часть чашников возглавлял магистр Ян Рокицана. Вскоре Пржибрам, Кржиштян из Прахатице, Прокоп из Пльзня, Пётр из Младеновице и их сторонники стали бояться выходить на улицу и прятались в укреплённой ратуше.

В это время табориты продолжали военные действия против панов на севере Чехии. Ещё летом 1426 года табориты и «сироты» осадили замок одного из крупнейших магнатов — пана Гинека Бочека из Подебрад. Бочек в это время вступил в союз с панами Путой из Частоловице, Яном из Опочны, Крушиной из Лихтенбурка и Бочеком из Кунштадта. Паны-чашники готовились к реакционному перевороту и завязали сношения с внешним врагом. Подебрадский замок был хорошо защищен и укреплён, поэтому осада затянулась. Осенью табориты вынуждены были снять осаду, так как обозначилась новая опасность на юго-востоке. Ещё в конце августа Альбрехт Австрийский, усилив свои войска отрядами присланных Сигизмундом венгерских шляхтичей и используя помощь патрициата крупных городов Моравии, перешёл к военным действиям. Войска Альбрехта осадили крепость Бржецлав, но взять её им оказалось не под силу. Таборитский гарнизон упорно и стойко оборонялся, а в ноябре Прокоп Великий нанёс осаждающим чувствительное поражение и доставил осаждённым съестные припасы, боевое снаряжение и подкрепления. Эта выдающаяся операция нагнала страх на многих панов. Ольдржих из Рожмберка поспешил заключить перемирие. [225]

Главным результатом блестящего прорыва таборитов к Бржецлаву было то, что он спутал карты врагов Чехии. Попытка концентрированного охвата страны силами европейской католической реакции включала как одно из своих составных звеньев наступление с юга, через Моравию. Для того чтобы окончательно ликвидировать угрозу с юга, таборйты подготовили и провели контрудар против Альбрехта на его собственной территории. 12 марта войска таборитов и «сирот» под общим командованием Прокопа Великого подошли к укреплённому городу Цветтль и осадили его. Здесь они нанесли австрийцам крупное поражение. В ходе битвы у Цветтля события развивались так же, как и в сражении при Усти. Сначала атака рыцарей имела некоторый успех. Они даже захватили ряд возов. Но затем таборйты и «сироты» обрушились на фланги австрийцев, смяли их и нанесли им страшный урон. Немецкие летописцы исчисляют потери войск австрийского герцога в несколько тысяч человек. В числе других трофеев победителям досталось знамя австрийского командующего Райнпрехта фон Вальдзее.

Этой победой была сорвана очередная попытка иноземной агрессии; планы европейской реакции, угрожавшей в то время Чехии новым крестовым походом, потерпели крушение. Вместе с тем укреплялись границы Чехии, а враги были лишены подготовленного плацдарма для наступления на центры страны.

Поход гуситов в Австрию увенчался победой. Эта была первая крупная победа, одержанная войсками восставшего народа за пределами чешской территории. Вместе с тем поход в Австрию открывал собой новую страницу в военной истории гуситских войн. Если в прошлом гуситы почти не совершали походов за рубежи своей родины, то операция у Цветтля положила начало многим выступлениям, во время которых таборитские войска достигли даже побережья Балтийского моря.

Блестящая военная победа у Цветтля сопровождалась серьёзным успехом народных масс внутри страны. Силы реакции группировались в Праге вокруг Сигизмунда Корибутовича, который продолжал переговоры с папой, обещая привести гуситских «еретиков» в лоно католической церкви. Сигазмудд Корибутович потерял всякое доверие народных масс Праги. 17 апреля он был арестован восставшим народом. Реакционные магистры — Ян [226] Пржибрам и его сторонники были изгнаны из столицы, а к руководству пражской общиной пришли коншелы, среди которых выделялся один из помощников Желивского — Иероним Шрол и верный сподвижник Яна Рогача польский рыцарь Вышек. Пражский плебс проявил в этих событиях высокую бдительность. Зарубежной реакции, возлагавшей свои надежды на Сигизмунда Корибутовича и стоявших за его спиной панов, был нанесён чувствительный удар.

В бессильной ярости император Сигизмунд провёл на имперском сейме во Франкфурте решение о новом крестовом походе против гуситов. На сей раз по мысли организаторов этого кровавого предприятия следовало навсегда уничтожить очаг «революционной заразы» в самом центре Европы. Правда, немецкие князья и города потеряли немало времени, препираясь на сейме с целью переложить друг на друга бремя военных расходов. В конце концов, сейм всё же утвердил сбор чрезвычайного военного налога — рейхспфеннига. Кроме того, на сейме были приняты решения об укреплении дисциплины и частичных преобразованиях имперской армии, прежде всего о значительном увеличении артиллерии. После долгих споров на сейме был утверждён план генерального наступления на Чехию одновременно с севера, с запада и с юго-востока. В центре, у Праги, основные силы крестоносцев должны были встретиться с войсками силезских князей и австрийского герцога.

Расчётам европейской реакции, вынашивавшей планы концентрированного наступления на чешские земли, табориты противопоставили свой план, разработанный их выдающимся полководцем — Прокопом Великим. Опасность удара с юга была уже предотвращена победой у Цветтля. Теперь необходимо было сорвать намеченный удар с севера. В середине мая Прокоп Великий и Велек Кудельник во главе таборитов и «сирот» перешли границу и нанесли силезским феодалам ряд чувствительных ударов. Силезские князья не осмеливались выступить против таборитов в открытом поле и ограничивались присылкой незначительных отрядов на помощь городам. Первым подвергся нападению город Циттау, где находился в то время пражский капитул. После изгнания из Чехии католического духовенства члены капитула укрылись в Силезии, вблизи чешских границ и плели там всяческие интриги [227] против восставшего народа. Вокруг них группировались самые тёмные силы реакции. Но присланная на помощь капитулу группа рыцарей Тевтонского ордена, а также отряды других силезских городов и князей, набравшиеся смелости выступить в открытое поле, при первом же появлении таборитских воинов обратились в паническое бегство. Табориты и «сироты» преследовали их до самых ворот Циттау и нанесли им большой урон.

После этого табориты, не осаждая города, двинулись дальше, повсеместно получая поддержку крестьян Силезии. Они разоряли имения феодалов и монастыри, расправлялись без всякого сожаления с захваченными феодалами и в особенности с католическими попами. 16 мая они заняли Лаубан (современная Любань), а спустя несколько дней — Гольдберг. Считая свою задачу выполненной, Прокоп Великий повёл войска назад. Силезские князья, собрав к этому времени свои отряды, следовали за гуситами до границ Чехии, но так и не отважились вступить с ними в бой.

Военные действия в Силезии ещё раз спутали карты замышлявших крестовый поход врагов Чехии и способствовали укреплению её северных рубежей. Войска силезских князей были рассеяны или деморализованы, и силезским феодалам было теперь не до вторжения в Чехию. Тем самым одно из составных звеньев цепи, которой европейская феодально-католическая реакция рассчитывала удушить Чехию, было разбито, а вся цепь разорвана, и общий натиск врага значительно ослаблен. Крестоносцы не смогли соединить основной удар с запада с одновременным натиском с севера и юга, и табориты получили возможность сконцентрировать силы в районе главной опасности. Силезский поход дал таборитам богатую военную добычу, большую часть которой составляло огромное количество скота. Современники отмечали, что после возвращения из этого похода табориты продавали корову за 8-10 грошей.²⁾

По пути на родину табориты заняли две крепости в восточной Чехии — Червену Гору у Находа и Жлебы у Часлава. Эти опорные пункты имели большое военное значение, особенно в тот период, когда Чехии угрожало [228] новое нашествие врага. 15 июля 1427 года табориты и «сироты» с триумфом вступили в Прагу. Простой люд столицы с восторгом встречал крестьянское войско Прокопа Великого. Но оно оставалось в Праге недолго. Уже через несколько дней табориты вместе с «сиротами» выступили на запад, навстречу новому удару врага.

В середине лета 1427 года немецкие феодалы закончили свои военные приготовления. Если даже согласиться, что численность их войск указана в источниках с большим преувеличением, всё же надо признать, что против чехов была собрана армия в несколько десятков тысяч. Такие большие силы не могли быть составлены из одних только феодалов. В армии крестоносцев было немало крестьян, которых принудительно гнали на братоубийственную войну, используя их в качестве пехоты и лагерной прислуги. На этот раз немецкие феодалы имели на вооружении возы и лёгкую артиллерию, пытаясь усвоить опыт гуситов. Кроме германских феодалов в новом крестовом походе против Чехии принимали участие рыцари из различных стран Европы. Особое место занимал тысячный отряд прославленных в то время английских лучников. Этот отряд был приведён в Чехию родственником английского короля кардиналом Генрихом Винчестерским, который организовал специальный сбор средств для крестового похода против «еретиков» и которого папа назначил своим легатом во время похода.

В напряжённые летние месяцы 1427 года паны-чашники Гинек из Вальдштейна и Ян Смиржицкий стали, на путь самой гнусной измены. Они стали готовиться к тому, чтобы в решительный момент нанести предательский удар в спину народным войскам. Паны-изменники заключили предательский договор с одним из злейших и давних врагов Чехии — Фридрихом Бранденбургским. Кроме того, они вступили в сношения с Тевтонским орденом. Предатели обязались выдавать все военные планы гуситов, сдать города Роуднице и Мельник, защищавшие подступы к Праге, а в случае успеха крестоносцев (после вступления последних в Слани) они обещали сдать ордам крестоносных грабителей столицу Чехии.

Одновременно паны-чашники завязали переговоры с верхушкой пражского бюргерства. Чешские патриции Праги, которые только и думали, как бы закрепить достигнутые ими позиции мирным соглашением с реакцией, [229] ухватились за это предложение и в свою очередь пообещали изменникам содействие при захвате столицы. Но чёрным планам предателей не суждено было осуществиться. Они были сорваны замечательной победой чешского народа у Тахова.

Ещё в начале июля крестоносцы проникли в нескольких пунктах на территорию Чехии. С севера к Кадани шли отряды саксонских феодалов, с запада к Хебу двигался Фридрих Бранденбургский, а к Тахову — курфюрст Трирский. Снова запылали сёла и города Чехии, опять чешский народ подвергся насилиям, убийствам и грабежам со стороны разнузданного феодального войска.

Продвигаясь вглубь страны, войска интервентов соединились у Стршибро и осадили немногочисленный таборитский гарнизон этого города. Несмотря на отчаянное положение осаждённых (их было всего 200 человек) и огромный перевес врага, народные воины, во главе которых стоял Пржибек из Кленова, доблестно отражали все атаки крестоносцев, озлобленных сопротивлением осаждённых, и упорно удерживали город, который обстреливала чуть ли не вся артиллерия крестоносцев.

Героическая оборона Стршибро сыграла решающую роль в ходе кампании. Гуситы успели сконцентрировать свои войска у Рокицан и двинулись к Стршибро. Они были ещё довольно далеко, когда трёхтысячный отряд вражеской конницы узнал об их приближении. Одного слуха о сосредоточении войск грозного Прокопа оказалось достаточным для того, чтобы доблестные рыцари, так долго готовившие решительное выступление против «еретической» Чехии и успешно грабившие беззащитных стариков, женщин и детей, обратились в паническое и неудержимое бегство.

Это объясняется не только моральной неустойчивостью искателей поживы, но и тем, что в крестоносной армии было много насильно согнанных со всей Германской империи крестьян. Рыцари имели все основания не верить готовности немецкого крестьянина проливать кровь за интересы феодалов и бояться, что их собственные слуги и пехотинцы могут обратить против них своё оружие и выступить в союзе с гуситами.

При беспорядочном бегстве от Тахова крестоносцы оставили всю награбленную добычу и боевые возы, которые они завели, подражая таборитам. Предводители армий [230] феодалов не понимали истинных причин своих прежних поражений и считали, что для успеха необходимо только отлить побольше пушек да обзавестись боевыми возами. Табориты продолжали преследовать врага и за Стршибро. Лишь у Тахова Генриху Винчестерскому, сначала угрожавшему беглецам, а затем унижавшемуся перед ними, удалось сколотить несколько боеспособных групп. Однако и они разбежались 4 августа при первом известии о появлении чехов. В руки таборитов снова попали богатые трофеи. Остатки крестоносцев укрепились было в Таховской крепости, но к середине августа и она была взята. Тахов и Стршибро превратились в оплоты «сирот» и таборитов на западе Чехии.

Бой гуситов с крестоносцами (из рукописи XV века)

Так бесславно и позорно закончился четвёртый крестовый поход европейской реакции против восставшей Чехии. Чешский народ одержал новую победу. Подтвердилась глубина стратегического замысла Прокопа Великого, сумевшего лишить крестоносцев сначала южного, а затем и северного плацдарма и вынудившего врага наступать лишь с одной стороны вместо намечавшегося первоначально концентрического охвата Чехии со всех [231] сторон. Правда, вскоре силезские феодалы, забыв недавно полученные уроки, снова двинулись в поход. Они подошли к Находу и сумели выманить «сирот», которыми командовал Ян Чапек из Сана, из их укреплённого лагеря. Несмотря на урон, «сироты» всё же удержали город. Когда силезские князья получили известие о разгроме крестоносцев у Тахова, они обратились вспять, ознаменовав своё вторжение в Чехию лишь грабежами и убийствами. При отступлении от Находа, например, они сожгли госпиталь, находившийся близ города, вместе со всеми больными и ранеными.

Но и постыдное поражение у Тахова не заставило феодалов сложить оружие. Генрих Винчестерский убеждал князей и курфюрстов напрячь все силы для «богоугодной борьбы» против «проклятых чешских еретиков». В ноябре 1427 года во Франкфурте снова собрался имперский сейм, на котором было решено приступить к сбору войска и денег для войны против Чехии. После долгих споров постановили ввести специальные налоги, обложив духовенство в размере 5% с доходов, а мирян — сбором в полгульдена с имения ценою до тысячи гульденов и в один гульден — с более значительных поместий. Для контроля за сбором средств и для военных приготовлений был создан особый совет, куда входили уполномоченные от курфюрстов и от имперских городов. Главнокомандующими были назначены папский легат и маркграф Бранденбургский.

Несмотря на все эти решения, подготовка к новому походу шла черепашьим шагом. Князья и города, исправно выколачивая новые налоги с крестьян и ремесленников, стремились присвоить собранные деньги себе. Они объявили, что сами наймут войска для похода, но либо расходовали средства на другие цели, либо, нанимая латников и стрелков, воевали друг с другом. Рыцари всячески стремились избавиться от уплаты причитавшихся с них сумм. Но в особенности изощрялось в этом отношении духовенство. Хотя, казалось бы, борьба против «чешских еретиков», провозглашённая самим папой, касается их ближе всего, жадные попы и монахи не хотели расстаться ни с какой частью своих «безгрешных» доходов даже во имя самых «святых» целей. Ввиду этого сборы средств для нового похода шли крайне медленно, а страх, который гуситы внушали врагам, был так велик, что до окончания общих приготовлений никто из имперских князей не хотел первым [232] начинать опасную войну. Таким образом, на известный срок непосредственная угроза интервенции была ослаблена, и Чехия получила некоторую передышку.

Победа гуситов над крестоносцами создала предпосылки для выступления и против внутренней реакции. Правда, попытка подчинить Пльзень влиянию таборитов не увенчалась успехом, но с ландфридом было заключено перемирие. Устрашённые разгромом крестоносцев, паны-католики согласились участвовать в дискуссии по религиозным вопросам. Это был первый случай в истории гуситских войн, когда «правоверные» католики согласились обсуждать спорные вопросы вероучения совместно с «еретиками»-гуситами.

Однако это заявление католиков было лицемерным. Несмотря на поражение у Тахова, представители внутренней реакции не теряли надежды на успех. Не дождавшись помощи извне, католические паны, а также те, которые вынуждены были в прошлом примкнуть к чашникам, решили использовать момент, когда внимание народа было приковано к границам. Они не оставляли мысли о захвате столицы, рассчитывая при этом на неустойчивость и колебания разбогатевших бюргеров Праги. Смещение и заключение Сигизмунда Корибутовича было для последних серьёзным ударом, так как он уже начал переговоры с папой. Теперь верхушка пражского бюргерства готова была на новую измену. Пражане договорились с панами-заговорщиками, что откроют им ворота и помогут занять столицу. Ободрённые паны подготовляли выступление, надеясь легко захватить Прагу. В начале сентября 1427 года конный отряд панов из 600 человек под командой Гинека из Вальдштейна и Яна Смиржицкого ворвался в город. Но пражские низы не были застигнуты врасплох. Народ сумел немедленно организовать вооружённое сопротивление, а трусливые бюргеры поспешили во-время отмежеваться от заговорщиков. Попытка переворота была сорвана. Большинство участников налёта на город было уничтожено, в том числе и Гинек. Только благодаря вмешательству одного из главных идеологов пражского бюргерства — популярного среди горожан проповедника Яна Рокицана уцелевшим рыцарям была сохранена жизнь. Табориты зорко следили за событиями в столице. Уже на третий день после ликвидации заговора в город вступил [233] со своими отрядами Прокоп. Этим победа городских низов была закреплена.

В самом конце того же богатого событиями года табориты и их союзники предприняли поход против другого Оплота реакционных сил внутри Чехии — Колина, где в это время укрепились паны-предатели Дивиш Боржек из Милетина, Пута из Частоловице и другие. С помощью городской бедноты в середине декабря Колин был взят и с этого времени стал составной частью обширного таборитско-«сиротского» союза, куда входило в общей сложности более тридцати городов. При взятии Колина табориты проявили излишнюю мягкость, отпустив пленных панов.

1427 год явился во многих отношениях переломным в истории гуситских войн. Это был год серьёзных испытаний для сражавшейся Чехии, год, когда усилия внешних врагов сомкнулись с предательством врагов внутренних. С полной очевидностью выявилось, что значительная часть шляхты и бюргерства, объединённая под знаменем чашников и под руководством богатых пражских бюргеров, стала на путь превращения из силы, ведущей в союзе с восставшими крестьянами и городской беднотой борьбу против феодально-католической реакции, в союзника и резерв своих прежних врагов. Если в прошлом, при всей остроте разногласий между Старым городом и Табором, страх перед крестоносцами и ненависть к католической иерархии и императору все же приводили чашников в наиболее критические моменты к союзу с таборитами, то теперь, напротив, страх перед восставшими крестьянами и плебсом толкнул чашников — сначала шляхту, присвоившую церковные земли, а затем и успевшую разбогатеть верхушку пражского бюргерства — к сговору с реакцией за счёт народа.

Эта измена народному делу наложила свой отпечаток на всю дальнейшую историю как пражского, так и вообще чешского бюргерства. Разорвав связь с народом, бюргеры оказались впоследствии беззащитными перед лицом торжествующей феодальной реакции и католической церкви. Ведь разрыв с народом означал для бюргерства потерю единственно возможной опоры для борьбы против феодалов. В конкретных исторических условиях это означало не только измену тому знамени, под которым чешские бюргеры, используя революционный подъём масс, обогатились в предшествующие годы за счёт немецкого [234] патрициата и католического духовенства, но и утрату всякой дальнейшей перспективы в борьбе. Говоря другими словами, близорукое бюргерство, продавая своего союзника, лишалось возможности дальнейшей борьбы за свои собственные классовые интересы. Измена бюргерства с неизбежностью приводила в дальнейшем к ухудшению международного положения Чехии и ставила под угрозу результаты многовековой героической борьбы чешского народа против германской феодальной агрессии. В этом смысле можно сказать, что верхушка пражского и всего чешского бюргерства вступила в 1424—1427 годах на путь, который вёл страну не только к Липанам, но и к Белой Горе.³⁾

Однако к этому времени силы народа не были ещё исчерпаны. Велик был его революционный энтузиазм. Чешский народ располагал грозной для врагов армией, крестьянской в своей основе, которая оказалась непреодолимым препятствием на пути внешних и внутренних врагов. Победа у Тахова убедительно показала, что до полного торжества внешней реакции и её внутренних пособников ещё далеко.

1427 год явился важной вехой и в истории международных отношений Чехии с европейскими странами. Очередной разгром крестоносных полчищ надолго отбил у императора и германских феодалов охоту к новым посягательствам на чешскую землю, Эти победы, как и дальнейшие походы таборитов и «сирот» за пределы страны, были возможны благодаря тому, что к этому времени окончательно выкристаллизовалась замечательная военная организация народных армий таборитов и «сирот». Народ создал новые виды оружия и новые способы их применения. Народные массы выдвинули ряд талантливых полководцев, которые сумели использовать многовековой опыт антифеодальной борьбы чешского народа, обогатить его достижениями феодального военного искусства. Феодальные стратеги Европы применяли против чехов свои военные достижения, но безуспешно. Это не привело их к победе. У них было новейшее оружие, но чем могли они заменить воодушевление чешских крестьян и городской [235] бедноты, поднявшихся на священную освободительную борьбу против гнёта и иноземного порабощения?

События 1427 года показали, что чешский народ имел достаточно сил и ресурсов, чтобы отстоять свою независимость, и, более того, был способен вести победоносную войну на вражеской территории. Походы против австрийских феодалов и силезских князей были первыми среди славных походов чешских народных воинов далеко за пределы родной страны. Эти заграничные походы таборитов и «сирот» поднимали на борьбу угнетённое крестьянство, городских ремесленников и бедноту во всём европейском феодальном мире и в первую очередь в тех землях, которым пришлось видеть на своей территории отважные войска чешского народа, поднявшего в самом центре Европы знамя антифеодальной и народно-освободительной борьбы.

¹⁾ Биография этого выдающегося деятеля гуситских войн мало известна. Обычно считают, что он происходил из патрицианской семьи. В молодости Прокоп побывал в Германии, Италии, даже в Испании и Палестине. Вернувшись, он стал священником. Подобно другим представителям низшего духовенства, из рядов которого вышли в это время такие деятели, как Желивский или Коранда, Прокоп был последовательным защитником интересов народа. Враги обвиняли его в пикартстве. В 1421 году он находился в тюрьме и спасся только во время одного из выступлений пражского плебса. Что касается прозвища, под которым он вошёл в историю, то оно является результатом неудачного перевода на русский язык чешского слова «holý» — «бритый» и обязано своим происхождением тому обстоятельству, что Прокоп, в отличие от других таборитских проповедников, брил бороду. В чешской исторической литературе Прокопа часто называют Великим.

²⁾ Обычная цена коровы не опускалась, как правило, ниже 30-35 грошей.

³⁾ У Белой Горы в 1620 году были разгромлены чешские войска, в результате чего Чехия, уже находившаяся в зависимости от Австрии, попала на триста лет под иго Габсбургов. Белая Гора — символ величайшей национальной катастрофы в истории чешского народа.