С. А. Плетнева. Образ «волшебного помощника» в одной русской сказке
Б. А. Рыбаков убедительно доказал историчность русских былин, справедливо считая их вслед за Б. Д. Грековым «историей, рассказанной самим народом»1. Действительно, на древнейшие былинные сюжеты наслаивались в различные эпохи конкретные исторические события. В былины проникали имена исторических деятелей: русских князей, бояр, дружинников, а также лютых врагов Руси — половецких ханов и даже самого «Батыги». Несмотря на постоянное гипертрофирование, свойственное жанру, введение в былины образов фантастических врагов и не менее фантастических русских богатырей, Б. А. Рыбаков очень четко выделил в былинах мощный слой вполне определенного периода в истории Руси, связанного с тяжелой и героической борьбой Киевской Руси и русских княжеств с печенегами и половцами.
Эта героическая эпоха оставила глубокий след не только в эпических русских произведениях, но, как мне представляется, и в сказках2. «Многослойность» сказок признается крупнейшими советскими исследователями-фольклористами3 и в данной небольшой статье вряд ли стоит вновь доказывать этот тезис. Основные сюжеты «волшебных» сказок всех народов мира отражают, как известно, сложный обряд инициаций4, появление которого относится к глубокой древности (раннеплеменной стадии)5. Поскольку этот обряд был удивительно единообразен во всех частях света, во всех странах, то и сюжеты сказок всюду повторяются и почти не отличимы друг от друга, несмотря на громадные расстояния (алтайская от английской, русская от итальянской и т. д.)6. Тем заметнее бывают языковые, локальные и хронологические наслоения на известный сюжет, делающие сказку прежде всего народной и, что весьма существенно, позволяющие определить не только время возникновения сюжета, но и период наиболее активного «обрастания» его вполне конкретными реалиями, а это значит определить время наибольшей популярности данной сказки (фактически ее второго рождения). Следует учитывать, что, чем ярче была эпоха, тем больший след накладывала она на сказку. Это и понятно: экономический подъем, активизация социальных отношений способствовали развитию духовной культуры как официальной (княжеской), так и народной, одним из проявлений которой были сказки. Итак, сказка в значительной степени отражает обстановку того времени, когда она впервые стала рассказываться, т. е. тогда, когда сюжет «инициации» оброс живыми подробностями. В отличие от былин, в которых нередко действуют на самом деле существовавшие люди, в сказках такие персонажи отсутствуют. Там верно и живо передаются только обстановка соответствующего времени, обычаи, язык, подробности быта и т. п. В данной статье мы рассмотрим только одну русскую сказку из собрания А. Н. Афанасьева (158)7 с обычным сюжетом: герой получает задание, находит «волшебного помощника», с помощью последнего выполняет задание (добывает жену), затем из-за подозрительности героя помощник гибнет, а в заключение самоотверженность героя и его жены возвращают помощника к жизни. Следует отметить, что помощники-люди встречаются в русских сказках значительно реже, чем помощники-животные, а сложное продолжение сказки (после женитьбы героя) вообще нетипично для сказок. Тем не менее сюжет этот был известен не только на Руси, но, например, почти без изменений использовался и в немецкой сказке «Верный Иоганнес»8. Русский вариант сказки интересен не сюжетом, а теми очень разнообразными живыми деталями, которые и составляют ее своеобразие и представляют, как нам кажется, ценность для историка. Герой сказки Иван-царевич. Задача, которую он обязан выполнить, заключается в поисках и завоевании невесты Василисы Кирбитьевны. Она сидит где-то в башне «за тридевять земель в тридесятом государстве». Приехал Иван-царевич в один город, пошел гулять и увидел, что на площади бьют кнутом человека за долг купцу в 10 тысяч, которые он в срок не выплатил. Захотел Иван заплатить этот долг, но ему объяснили, что человек, заплативший этот долг, вместо наказуемого потеряет жену, которую похитит Кощей Бессмертный. Иван все же пошел на такой риск (тем более что и жены еще не было), выкупил должника. Так он приобрел «волшебного помощника», которого звали Булат-молодец. Уже с самых первых строк сказки начинает поступать информация о жизни юноши-аристократа, о городском быте и «соседях», с которыми предстоит сразиться Ивану в борьбе за суженую. Прежде всего интересно, что русский юноша получает возможность приступить к выполнению «задачи» только в 15 лет (это реальный возраст, когда князья женили своих сыновей). Когда же он «мал был», его прибаюкивали мамки и няньки, а это значит, что до известного возраста мальчики и подростки находились на попечении женщин, которые не только кормили его, но и воспитывали, рассказывая царевичу (княжичу) о предстоящих ему подвигах и путешествиях. Площадь средневекового города, на которой бьют должника, оживает в сказке, горожане говорят, сочувствуют, советуют. Наконец, указываются имена основных действующих лиц сказки: Василиса Кирбитьевна (отец ее — Кирбит), Кощей Бессмертный и Булат-молодец. Имя Кирбит — неясного происхождения, Кощеями именовали в русских летописях, как известно, кочевников — владельцев «кошей», вероятно, глав больших семей-чадей9. «Поганым кощеем» ругал русский летописец хана Кончака за его беспрерывные безжалостные набеги на Русь. Эпитет «поганый» использовался для определения Кощея и в сказках10. Таким образом, это имя уже определяет (особенно в совокупности с другими реалиями) эпоху, в которую сказочник вводит слушателей: это время борьбы русских с половецкой опасностью. Булат — имя тюркское11. Несмотря на бедственное положение, в которое попал этот персонаж, он не простой бедняк. Сказочник с первых слов о нем подчеркивает это смыслом имени (железо) и определением — «молодец». Видимо, Булат-молодец — тюркский воин, приехавший в русский город и промотавшийся там. Известно, что кочевники проигрывали в кости все свое состояние12. Если Кощея можно идентифицировать с половцем, то принадлежность Булата к определенному этносу в начале сказки не столь безусловна. Тюркоязычным мог быть тогда и половецкий воин, приехавший в город торговать или с дипломатическим степным посольством, мог он быть и выходцем из союза Черных Клобуков. Последнее кажется даже более вероятным, так как у русских князей в свите нередко попадались берендеи и торки (гузы)13. Действия Булата в сказке свидетельствуют о том, что это умелый и опытный воин. Вот такого вполне реального помощника в абсолютно жизненной ситуации и приобрел себе Иван-царевич, купил ему коня и поехали витязи в путь-дорогу искать Василису Кирбитьевну. Все действия по обольщению и похищению невесты производит, как это и положено в сказках (и инициациях), «помощник», т. е. Булат-молодец. Поскольку всякие препятствия герою необходимы в сказке, то царь Кирбит гневается на похитителей дочери и посылает за нпми погоню. Булат один трижды отбивает ее, а ночью, когда «помощник» спал, а Иван-царевич стоял в карауле и тоже заснул, Василису Кирбитьевну уносит Кощей Бессмертный. Далее начинается серия приключений, связанных с Кощеем. В ней также упоминаются некоторые подробности, в других русских сказках с аналогичным сюжетом опущенные. Так, в поисках Кощея Бессмертного витязи наезжают на стадо Кощея, охраняемое двумя пастухами. Это явное свидетельство кочевнической сущности Кощея. Характерно, что у Василисы Кирбитьевы, ставшей уже женой Кощея, в этом стаде была своя коза, а Кощей на вопрос о том, где находится его смерть, утверждает (правда, ложно), что в козле. Не исключено, что эти неясные самому сказочнику XIX в. факты несут весьма существенную информацию о характерном для кочевников обычае «изыхов» — животных, посвященных живому человеку, среди этих животных овцы и козы были наиболее употребительны14. И снова за Василису Кирбитьевну борется Булат-молодец. Она и разговаривает в сказке в основном с ним, а не с царевичем. Смерть Кощея также добывает Булат с «помощниками» — собакой, орлом и раком. Окончание сказки, как уже говорилось, необычно — оно, по существу, полностью посвящено бедствиям, обрушившимся на Булата, его самоотверженности и благородству. На обратном пути из Кощеева царства в первую ночь, когда Иван с невестой легли спать прилетели к Булату 12 голубиц-девушек (сестер Кощея). Они сказали ему, что за смерть брата ждет Ивана смерть по приезде домой от любимой собаки, а кто его предупредит об этом, у того окаменеют ноги. Во вторую ночь они сообщили, что смерть придет к Ивану от любимого коня, а кто его предупредит, окаменеет по грудь. В третью ночь прилетели девушки и рассказали о последней опасности: смерть принесет любимая корова, а кто предупредит Ивана, окаменеет полностью. Приехав домой, Булат верно охраняет царевича: одного за другим он убивает собаку, коня и корову, но вызывает, разумеется, гнев своего господина, который приказывает немедленно казнить верного помощника. Под угрозой неминуемой смерти рассказывает Булат о пророчествах «голубиц» и в результате превращается в камень. Дальнейшая судьба Булата весьма своеобразна. Иван-царевич поставил его в особой палате и каждый день ходил туда с женой «плакаться» — поминать его. Следует сказать, что в немецкой сказке о верном Иоганнесе в аналогичной ситуации король поставил своего окаменевшего помощника у своей постели. Здесь же сооружено особое помещение для каменного воина. Мы знаем, что из всех соседей Руси только половцы ставили статуи воинов в специально сооруженных для них святилищах15. Это обстоятельство позволяет уточнить принадлежность Булата ко вполне определенной этнической группе — он был половцем, а не торком или берендеем, как можно было бы предполагать в начале сказки. Именно поэтому он так успешно и быстро без дополнительных проводников привел Ивана-царевича в Кощеево царство, а затем к хранилищу его смерти. Он отлично ориентировался в степной географии. Иван-царевич поступил с Булатом в соответствии с обычаями его народа. Каменная статуя воина была поставлена в святилище, выстроенном специально для него. Однажды по прошествии многих лет каменный Булат заговорил. Он потребовал страшную жертву от Ивана: «Если хочешь, можешь меня спасти: у тебя есть двое детей... возьми их, зарежь, нацеди крови и той кровью помаячь камень». Иван с женой так и сделали и Булат-молодец ожил. Сказка кончается благополучно — дети чудесным образом оказались живы и все были счастливы. В жизни такие жертвоприношения происходили значительно более трагично: статуи не оживали, а трупы детей половцы бросали в ямы у подножия изваяний так же, как убитых животных (преимущественно овец) и мелкие предметы вооружения, одежды и пр. Итак, в рассмотренной сказке изображены события, которые сказочник очень искусно расцветил для лучшего понимания современниками вполне реальными занятиями и персонажами. Мы видели, что наиболее живым и деятельным был, несомненно, фактический герой сказки — «помощник» Ивана-царевича Булат-молодец. Видимо, это был половецкий воин, взявший на себя нелегкую задачу воспитания юного царевича (княжича), превращения его в мужественного воина. Насколько нам известно из летописных свидетельств, наличие таких воспитателей-советников и главных воевод при княжичах — один из характерных институтов русской феодальной верхушки. У Игоря таким воспитателем и воеводой был варяг Олег, у Святослава тоже варяг — Свенельд, у Владимира эту роль исполнял его дядя по матери — Добрыня. Видимо, и позднее такими воспитателями традиционно были влиятельные воины-бояре и даже родственники молодых князей. Не исключено, что нередко их выбирали и из числа половецких аристократов. Известно, что князья постоянно брали жен из степи, а братья жен — половецкие дяди (уи, как называют их летописцы) охотно помогали своим племянникам в борьбе с половецкими же ордами «кощеев»16. Все сказанное свидетельствует о том, чго образ Булата-молодца проник в сказку в древнерусское время не случайно. Это был достаточно привычный в русской жизни деятель. Современникам было понятно, что именно такой воин мог быть проводником, воспитателем — «помощником» царевича, делающего первые шаги на трудном поприще воина и правителя. Образ степняка — друга и союзника героя очень редко попадается в русских сказках. Кроме Булата-молодца, можно назвать, пожалуй, только Белого Полянина (Афанасьев, 161). Интересно, что дорогу к Белому Полянину указывает кривая волчица (волк — один из древнейших тотемных животных тюркоязычных народов, в частности и половцев). Иван-царевич нашел Полянина в чистом поле на кургане, спящим в шатре. Иван не убил спящего, а лег рядом и сам заснул. Белый Полянин проснулся первым и тоже не пожелал убить беспомощного богатыря. Только после пробуждения Ивана состоялась битва, в которой победил Иван, но опять-таки не убил Полянина, а назвал его своим «меньшим братом». Затем побратимы поехали вместе добывать невесту Белому Полянину. Сюжет сказки нечеток, она, несмотря на ряд фантастических персонажей (оборотней, бабы-яги и пр.), более похожа на рассказ о приключениях в «поле» (степи) какого-то вполне реального русского богатыря. Сказки с «неполным» обрядом инициации (пропуском некоторых важных ступеней или персонажей) нередки как в русском, так и в мировом фольклоре. Это понятно, так как сказочник вовсе не стремился рассказать о древнем, фактически забытом обряде. Он всегда предпочитал предельно приблизить сказку к своим слушателям, сделать ее понятной им. Так, в разные эпохи наслаивались на древние сюжеты, иногда делая их неузнаваемыми, слово за словом, предмет за предметом, персонаж за персонажем, эпизод за эпизодом. Представляется весьма перспективной работа по хронологическому расслоению сказок, выделению в каждой из них или в группе односюжетных сказок пластов, связанных с разными эпохами — от современной до древнейшей, когда сказка еще была страшной былью, через которую обязан был пройти каждый человек. Эта работа более всего близка к археологическим исследованиям культурных слоев древних городов. Так же как в сказке, там слой за слоем (ярус за ярусом) открывается перед археологом жизнь изучаемого города — от современности до самого еще «догородского» начала, когда только поставлены были первые городни и поселились под их защитой облюбовавшие это место люди. 1Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 7: Рыбаков Б. А. Исторический взгляд на русские былины//История СССР. 1961. № 5/6. Он же. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. 2Плетнева С. А. Змей в русской сказке//Древние славяне и их соседи. М., 1970. С. 127-132. 3Померанцева Э. В. Судьбы русской сказки. М., 1965. 4Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946. 5Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1964. С. 213-235. 6Андреев Н. П. Указатель сказочных сюжетов по Аарне. JI., 1929. 7Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. М., 1957. Т. 1. 8Братья Гримм. Сказки/Пер. с нем. Г. Петникова. М., 1978. С. 22-27. 9Плетнева С. А. Донские половцы// «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985. 10Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. JL, 1979. С. 192. 11Древнетюркский словарь. JL, 1969. С. 122. 12Плетнева С. А. От кочевий к городам: Салтово-маяцкая культура. М., 1967. С. 156. 13О них упоминается в Ипатьевской летописи под 1015, 1096, 1097 гг. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 123, 229, 235. 14Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. М.; Л., 1936. Г. 5. 15Плетнева С. А. Половецкие каменные изваяния//САИ. 1974. Вып. Е4-2. Швецов М. JI. Половецкие святилища//СА, 1979. № 1. 16Плетнева С. А. Половецкая земля//Древнерусские княжества X-XIII вв. М., 1975. С. 277, 280. |
загрузка...