Глава 2. О чем рассказывают древние мифы
Связать мифологические предания древних греков5) с конкретными историческими данными — труд, достойный древнегреческого царя Сизифа, который в наказание за свои прегрешения был обречен в царстве мертвых катить на крутую гору огромный камень, «но едва достигал он вершины, как С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой, Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень» («Одиссея», XI.596-598).6) Навести хронологичесий порядок в невообразимой путанице легендарных сведений пытались еще сами древние греки, и многие древнегреческие историки7) уже занимались в той или иной степени этим вопросом. Одним из наиболее заслуживающих внимания памятников такого рода является текст, высеченный на мраморе, на острове Парос в 264—263 гг. до н. э. — так называемый «Паросский мрамор»,8) который представляет собой попытку отобразить в хронологической последовательности событий древнейшей и ранней истории Эллады. Его временной охват поистине достоин восхищения. Одним из древнейших событий, о которых рассказывает «Паросский мрамор», является [8] прибытие в Грецию Даная, датируемое в переводе на наше летосчисление еще XVI в. до н. э. Кто же был Данай? Он был сыном Бела, мифического царя Египта, будто бы жил в Ливии, но затем поссорился со своим братом, которого звали Египт, из-за того, что не пожелал отдать пятьдесят своих дочерей в жены пятидесяти сыновьям брата, и предпочел переселиться в греческую область Арголиду, где он основал город Аргос. Однако Египт выследил Даная и заставил все же его дочерей вступить в брак со своими сыновьями. Но тогда Данаиды по указанию отца решились на ужасное преступление: в свадебную ночь сорок девять из них убили своих мужей. За это они после смерти были осуждены на необычную кару в подземном мире: постоянно наполнять водой бездонный сосуд и таким образом выполнять в облегченном для женщин варианте тщетный труд Сизифа. Данай принадлежит к числу самых прямых мифологических праотцов микенской культуры. Не случайно одним из трех названий греков под Троей было данайцы (наряду с ахейцами и аргивянами), что, очевидно, связано с именем Даная. Это слово связано также с египетским названием «дануна» или «дениен», которое встречается в перечне так называемых «народов моря», совершавших в XIII в. до н. э. нападения на Египет. На основе этих наблюдений было высказано предположение о связи между прибытием Даная в Арголиду и огромным ростом числа сокровищ в Микенах в XVI в. до н. э., а также одновременным упадком могущества семитов-гиксосов в Египте в первой половине того же столетия.9) При этом Данай не был в Греции единственным пришельцем. Примерно тем же временем — т. е. до конца XVI в. до н. э. — датирует упомянутый выше «Паросский мрамор» прибытие Кадма — финикийского царевича из Тира, сына царя Агенора. Кадм будто бы прибыл в Грецию после того, как тщетно разыскивал по всему свету свою сестру Европу, которую похитил, превратив ее в корову,9а) верховный греческий бог Зевс, принявший облик быка. На том месте, где Кадм убил чудовищного дракона, он якобы основал Фивы. Имя Кадма связано в греческих преданиях с первым появлением письменности на греческой земле. При этом упоминания в легендах о так называемом Кадмовом письме, рассматривавшемся ранее как намек на финикийское происхождение греческого алфавита, возникшего приблизительно в IX—VIII вв. до н. э., нашли в последнее время значительно более древние подтверждения в [9] замечательных находках в Фивах, где в слоях XIV—XIII вв. до н. э. недавно были обнаружены клинописные вавилонские цилиндрические печати XVII в. до н. э.10) Несомненно, что речь идет о предметах, привезенных в Фивы в микенскую эпоху из Передней Азии, но при этом следует особо подчеркнуть, что их образцы были найдены именно в Фивах — городе, столь тесно связанном с именем Кадма. Следующим знаменитым чужеземцем, прибывшим в Грецию с Востока еще в начале микенской эпохи, был Пелоп. Его отец, лидийский царь Тантал, желая испытать всеведение богов, однажды подал им на стол Пелопа в виде яства. Однако боги распознали обман и оживили Пелопа, а Тантала покарали особо для него изобретенной карой: в подземном мире, стоя по колени в воде под деревом с наливными яблоками, он не может напиться, так как вода исчезает под его ногами, а когда он хочет сорвать яблоко, ветви поднимаются вверх. Пелоп покинул отчий дом и поселился далеко на западе — в греческой области Элида. Там в городе Писа правил царь Эномай, славившийся необычайной ловкостью в конских ристаниях. Эномаю было предсказано, что он будет лишен жизни собственным зятем. Поэтому царь объявил, что отдаст свою дочь Гипподамию в жены только тому, кто одолеет его в ристаниях, в случае же поражения претендент лишался головы. Эномай победил бы и Пелопа, однако и поныне неизвестно, как случилось, что у самого финиша у его колесницы отскочило колесо. Говорят, что возничий Эномая Миртил, подкупленный то ли Пелопом, то ли Гипподамией, то ли ими обоими, вынул чеку из оси царской колесницы. Эномай разбился насмерть, Пелоп женился на Гипподамии, а Миртила, посмевшего приставать к нему с вымогательствами, сбросил со скалы. Со временем Пелоп завоевал почти весь полуостров, который выступает на юге материковой Греции глубоко в Эгейское море и с той поры называется островом Пелопа или Пелопоннесом. В ознаменование победы над Эномаем Пелоп учредил в роще недалеко от реки Алфей игры в честь Зевса Олимпийского, т. е. Олимпийские игры, а само место вскоре стало называться Олимпией. Тот факт, что согласно античной традиции первые достоверные Олимпийские игры состоялись в 776 г. до н. э., никоим образом не противоречит тому, что их происхождение в действительности более древнее и что в VIII в. до н. э. игры всего лишь приобрели свою классическую форму.11) Хотя «Паросский мрамор» не содержит конкретных [10] хронологических сведений о Пелопе, о значительной древности этого предания свидетельствует прежде всего то обстоятельство, что на судьбах некоторых его потомков и зиждется та часть греческой мифологии, которая связана с Троянской войной. История Пелопова рода принадлежит к числу самых мрачных в греческой мифологии, представляя собой потрясающую цепь наводящих ужас событий. Цепь убийств потянулась уже от самой смерти Эномая и свержения со скалы Миртила, который, прежде чем душа покинула его тело, успел проклясть и своего убийцу, и его потомков. Это проклятие не заставило себя долго ждать. По навету матери сыновья Пелопа Атрей и Фиест убили своего сводного брата Хрисиппа и бежали в Микены к своей сестре Никиппе, жене микенского царя Сфенела. Трон Сфенела унаследовал его сын Эврисфей, известный в греческой мифологии как царь, посылавший Геракла на свершение его знаменитых двенадцати подвигов. После смерти Эврисфея на трон взошел его дядя Атрей. Фиест попытался свергнуть Атрея, а когда этот замысел не удался и Фиесту пришлось бежать, он взял с собой малолетнего сына Атрея Плисфена и воспитал его в ненависти к Атрею, поскольку Плисфен не знал, что Атрей был его отцом. Когда Плисфен вырос, Фиест послал его в Микены убить Атрея. Однако, защищаясь, микенский царь убил Плисфена. Когда же он узнал в убитом своего давно оплакиваемого сына, то замыслил страшную месть. Под предлогом примирения Атрей пригласил брата в Микены на пиршество и предложил ничего не подозревавшему Фиесту в качестве угощения изрубленные тела двух его сыновей. Когда Фиест узнал об этом, он бежал из Микен и поклялся отомстить брату. Атрей же захватил самого младшего из сыновей Фиеста, Эгисфа, и в свою очередь попытался воспитать его в ненависти к собственному отцу. Эгисф разгадал козни Атрея, лишь когда вырос и получил приказ убить Фиеста, оказавшегося к тому времени узником в Микенах. Однако Фиест узнал своего сына, рассказал ему все, и Эгисф убил Атрея. Так Фиест стал царем Микен, но спустя некоторое время сын Атрея Агамемнон убил его и захватил крепость Микен. Агамемнон прославился как верховный предводитель греков в военном походе на Трою. Сын Фиеста Эгисф воспользовался его десятилетним отсутствием, взяв на себя роль утешителя жены Агамемнона Клитемнестры, оставшейся в Микенах, которая не могла простить Агамемнону того, что он для благополучного [11] отплытия греческого флота к Трое принес в Авлиде в жертву их дочь Ифигению. Вышло так, что день возвращения Агамемнона из-под Трои стал последним днем его жизни — он погиб от руки Эгисфа во время омовения. Спустя несколько лет сын Агамемнона Орест с помощью своей сестры Электры отомстил Эгисфу и Клитемнестре. Согласно греческой мифологии все эти события произошли в Микенах в течение трех поколений, второе из которых жило во время Троянской войны. Однако в греческой мифологии есть сведения и о том, как возникли Микены. Основателем города считался Персей, о рождении которого рассказывает не менее знаменитое предание. Матерью Персея была Даная, дочь аргосского царя Акрисия и правнучка того самого Даная, пятьдесят дочерей которого должны были выйти замуж за сыновей брата Даная Египта. Как было сказано выше, во время свадебной ночи сорок девять из них убили мужей и только Гипермнестра спасла своего двоюродного брата и мужа Линкея. Именно от них вел родословную отец Данаи аргосекий царь Акрисий. Ему было предсказано, что он погибнет от руки собственного внука. Поэтому царь велел запереть Данаю в подземелье, чтобы полностью отрезать ее от окружающего мира. Однако Акрисий не учел изобретательности верховного бога Зевса, который проник в мрачную темницу в виде золотого дождя и вступил в связь с Данаей. Тогда Акрисий поместил дочь и ее новорожденного сына Персея в ларец и бросил его в открытое море. Рыбаки с острова Сериф спасли их и отвели к царю Полидекту. Когда Персей возмужал, он стал неугоден царю, поскольку противился его браку со своей матерью. Поэтому Полидект предложил Персею отправиться на поиски приключений, к чему юноша стремился сам. По совету Полидекта он отправился далеко на запад к Атлантическому океану, убил там ужасную Медузу, имевшую вместо волос клубок змей и превращавшую в камень всех, кто только взглянет на нее. Страшная голова Медузы помогала Персею при свершении его последующих подвигов. В конце концов он вернулся домой в Аргос вместе с прекрасной Андромедой, вырванной им из пасти ужасного дракона. Его дед Акрисий успел вовремя бежать из Аргоса, чтобы, как он надеялся, уйти от своей судьбы. Но Аполлон не пророчествует зря! Однажды во время состязаний Персей по несчастной случайности поразил диском неведомого старца: это и был Акрисий, тайно возвратившийся к тому времени в родной город. Удрученный роковой гибелью деда, Персей заложил вблизи [12] Аргоса ряд крепостей, в том числе Микены, и стал основателем династии, которую со временем сменили Атриды. Таким образом, с Микенами, главным центром одноименной культуры, связан целый ряд наиболее известных греческих мифов, в которых действуют знаменитые герои греческих легенд, и поныне живущие благодаря мастерам слова и рук человеческих в сознании культурного человечества: победитель Медузы и легендарный основатель Микен Персей, могучий Геракл, именно из Микен отправлявшийся по приказу царя Эврисфея на свершение своих двенадцати подвигов, обагренные кровью братья Атрей и Фиест, предводитель греков в Троянской войне Агамемнон, жена и убийца Агамемнона Клитемнестра и мстители за Агамемнона, его дети Орест и Электра. Многие подробности в рассказах об этих персонажах принадлежат области сказочного вымысла, но что касается самих героев, то сегодня с полным правом можно считать, что речь идет о подлинно исторических личностях. У того, кто проходил через Львиные ворота в Микенах, заглядывал в глубь шахтовых гробниц или посещал Микенский отдел Афинского национального археологического музея, неизбежно рождается в уме ряд вопросов. Не принадлежала ли одна из золотых масок, обнаруженных Шлиманом на лицах захороненных в шахтовых гробницах вельмож, легендарному основателю Микен Персею? (Но ни в коем случае Агамемнону, как считал Шлиман, поскольку Агамемнон жил по крайней мере на три столетия позже!) Кто из микенских царей погребен в купольной гробнице, которую в древности называли «сокровищницей Атрея»? (Определенно не Атрей, а кто-либо из его предшественников на микенском троне, возможно даже Эврисфей, «на службе» у которого находился сам Геракл.) Не принадлежали ли различные предметы, зарегистрированные писцами на табличках линейного письма Б из Микен, дворцовому хозяйству самого Агамемнона, на что может указывать время составления этих табличек (около 1230 г. до н. э.)? Любой из этих вопросов указывает нам на то трудноразрешимое противоречие между мифом и реальностью, когда памятник материальной культуры, который находится у нас перед глазами и датируется археологами с точностью до десятилетия, оказывается связанным с тем или иным героем мифологии, однако идентификации такого рода, несмотря на все возможности современной науки, еще недостаточно для хронологической датировки легендарных событий. [13] В этой книге мы не имеем возможности заниматься подробным изложением и анализом греческих мифов. Наше внимание обращено главным образом к нескольким пришельцам с Востока, имена которых связаны в греческой мифологии с началом культурного развития ряда наиболее значительных областей Греции или с основанием важнейших греческих городов. К этому мы нашли нужным добавить экскурс в генеалогию греческих властителей Микен — крупнейшего центра Микенской Греции. Равным образом можно было бы обратиться и к другим наиболее значительным центрам, на месте которых существовали поселения микенской эпохи. При этом представляется целесообразным разделить наиболее известные греческие мифы в соответствии с хронологической последовательностью на две основные группы, исходя из того, являются ли их главными действующими лицами персонажи, относящиеся к «дотроянским» поколениям греческих героев или же к поколению участников Троянской войны. Первой группы мы уже коснулись, упомянув о предках прославленных греческих родов, ставших основателями древнейших городов; теперь же скажем несколько слов о легендах, связанных в той или иной степени с эпохой Троянской войны и с событиями, происшедшими после ее окончания. Эти предания порой отличаются конкретностью содержащихся в них сведений и довольно хорошо отображают политическую ситуацию позднемикенской Греции, когда явно еще не могло быть и речи о политическом единстве и происходили частые междоусобицы. Из событий эпохи, непосредственно предшествовавшей Троянской войне, необходимо вспомнить прежде всего о военном конфликте между Фивами и коалицией городов Арголиды, известном под названием похода «семерых против Фив». Вокруг этого события, безусловно имеющего историческую основу, в греческой мифологии, сложился обширный цикл мифов, который по своему значению в художественном творчестве позднейшего времени не уступает легендам, связанным с Микенами. Все началось с того, что фиванскому царю Лаю была предсказана смерть опять-таки от руки собственного сына. Когда у Лая родился ребенок, он приказал бросить его в горах на южной границе своего царства. Но слуга, которому было дано это поручение, отдал дитя пастухам соседнего Коринфа, где правил бездетный царь Полиб. Обрадовавшись мальчику, названному Эдипом, Полиб [14] усыновил его. Когда Эдип вырос, он случайно узнал, что был приемышем, и отправился к дельфийскому оракулу, чтобы установить правду о своем происхождении. Однако там он не узнал ничего, кроме того, что ему суждено убить своего отца и жениться на собственной матери. Поэтому он решил не возвращаться в Коринф — на тот случай, если коринфский царь действительно был его отцом. Но неумолимый рок направил стопы Эдипа как раз туда, где должно было исполниться пророчество, — в Фивы. И вот в ссоре, завязавшейся на горной дороге по ничтожному поводу, он убил неизвестного мужчину — своего отца Лая, а после того, как избавил Фивы от страшного чудовища Сфинги,12) которая опустошала окрестности и убивала людей, получил в награду царский венец и руку овдовевшей царицы — своей матери Иокасты. От этого брака родилось четверо детей, но ужасное прегрешение вызвало гнев богов, наславших на Фивы чуму. Аполлон Дельфийский возвестил, что чума не утихнет, пока Фивы не покинет самый страшный грешник — отцеубийца. Некоторое время спустя Эдип узнал правду о своем ужасном прошлом. Его жена и мать Иокаста покончила с собой, а Эдип выколол себе глаза и сопровождаемый своей дочерью Антигоной отправился в добровольное изгнание. Однако фиванские несчастия на этом не окончились. Сыновья Эдипа, Этеокл и Полиник, которые должны были править по очереди, поссорились, и Полиник выступил в поход против родного города, имевшего семь врат, с войсками семи греческих городов, расположенных в Арголиде на Пелопоннесе. Поход окончился неудачей, и братья убили друг друга в поединке. Их сестра Антигона нарушила запрет фиванцев, похоронив своими руками Полиника, тело которого как изменника должно было быть оставлено на поле боя на растерзание диким зверям. В наказание Антигона была заживо погребена. Только спустя много лет сыновья потерпевших некогда неудачу семерых вождей предприняли новый поход и в конце концов разрушили Фивы. Реальная основа преданий, известных по целому ряду древнегреческих трагедий («Семеро против Фив» Эсхила, «Эдип-царь» и «Антигона» Софокла, «Финикиянки» Еврипида), отражает острый конфликт между двумя ведущими областями Микенской Греции — Арголидой, главным центром которой был Аргос (любопытно, что среди легендарных участников обоих походов не было ни одного [15] представителя династии, правившей в Микенах), и Беотией во главе с Фивами. Результаты археологических раскопок, проведенных в Кадмее — предполагаемой резиденции фиванских властителей микенской эпохи, — показывают, что Кадмея действительно была разрушена и сожжена где-то во второй половине XIII в. до н. э. Еще более четким историческим фоном обладают предания так называемого троянского цикла. Этот цикл мифов также начинается как обычная сказка. Троянский царевич Парис пасет овец в предгорье Иды и встречает там трех красавиц — богинь Геру, Афину и Афродиту. По велению вестника богов Гермеса он должен решить, кто из них самая прекрасная, поскольку именно ей предназначено яблоко, брошенное незадолго до этого между небожительницами богиней раздора Эридой, разгневанной тем, что ее не пригласили на свадьбу будущих родителей ахейского героя Ахилла. Сказка переходит в любовную историю — Парис объявил самой прекрасной Афродиту, которая перед этим пообещала ему в награду очаровательнейшую изо всех смертных женщин. Однако эта женщина — Елена — уже была отдана к тому времени в жены спартанскому царю Менелаю, брату могущественнейшего среди мужей ахейских Агамемнона. Но это не остановило Париса. Прибыв в Спарту, он воспользовался отсутствием там Менелая и похитил Елену. Расплата не заставила себя долго ждать. Менелай и его брат Агамемнон возглавили общегреческий поход на Трою, чтобы смыть позор кровью. Вскоре десятки тысяч воинов под верховным предводительством Агамемнона вышли в море на 1186 кораблях, которые направились к берегам Малой Азии. Здесь героический миф о Троянской войне приобретает трагическое звучание обреченности, присущей греческой драме. Далеко не все греки, отправившиеся в поход против Трои, дожили до полной победы. Пришлось вести десятилетнюю осаду и нести большие потери. Но в конце концов Одиссею удалось хитростью доставить внутрь троянских стен деревянного коня, в чреве которого укрылись ахейские воины. Троя обратилась в пепелище, и ахейские корабли отправились в обратный путь, нагруженные богатой добычей. Однако будущее, уготованное ахейским грекам, было далеко не блестящим. Некоторых из них ветры прибили к чужим берегам, и прошло много лет, прежде чем они смогли вернуться домой. Самым прославленным из этих гонимых бурями был Одиссей, возвратившийся на родную Итаку только после десятилетних [16] странствий. К числу таких скитальцев принадлежал и сам Менелай. Греческий миф повествует, что на обратном пути из-под Трои бури занесли его и Елену в Египет, откуда они возвратились только спустя более семи лет, побывав еще во многих других странах. Прочих героев ожидала на родине супружеская измена: их жены предпочли домашний покой с находящимися рядом любовниками громкой славе доблестных, но далеких мужей. Существовало и много иных причин для скитаний по чужим странам, лежащим по берегам Средиземного моря. Переселение греческих героев на чужбину оказалось, таким образом, трагической расплатой за добытую под Троей славу. На могучих и удачливых воителей, которые десять лет терпеливо переносили тяготы войны и наконец завоевали победные лавры, обрушилось слишком уж много бедствий и вынужденных странствий на морях по всему свету. Этот злополучный обратный путь героев, сопряженный с самыми невероятными приключениями на суше и на море, принадлежит скорее уже миру сказок. Скрывающаяся за ними действительность гораздо проще: в результате длительной войны Микенская Греция дошла до предела своих экономических возможностей, усилились внутренние трения и конфликты, возросло число иноземных вторжений, и все это кончилось тем, что только немногим из числа победителей Трои было куда возвратиться. Ведь результаты археологических раскопок совершенно недвусмысленно говорят следующее: около 1200 г. до н. э. во многих местностях материковой Греции произошли значительные разрушения микенских поселений по причинам, однозначно объяснить которые не представляется возможным. Но обо всем этом, и прежде всего об историческом фоне Троянской войны и странствий Одиссея, мы еще поговорим более подробно в главе, содержащей соображения по поводу окончательного падения микенской цивилизации. Здесь же мы обратились к троянскому циклу легенд только для того, чтобы на основе греческих преданий набросать контур легендарной истории микенской эпохи. Получаемая из подобных источников информация не является вполне надежной, а с объективно научной точки зрения она к тому же и недостаточна. Но, с другой стороны, уже само существование огромного множества преданий, связанных с микенской эпохой, вполне убедительно свидетельствует о том; что речь идет о времени [17] чрезвычайно богатом событиями, оказавшими исключительно сильное влияние на последующее развитие греческой культуры. При этом, в отличие от скупого языка археологии и обнаруженных в микенских архивах памятников линейной письменности, многочисленные свидетельства отличающихся богатством фантазии греческих преданий знакомят нас с теми достойными восхищения красочными образами микенского мира, которые создал греческий народ в тяжелые времена после падения Микен и которые, иными словами, являются только искаженным отображением реальных событий, но все же отображением некогда существовавшей действительности. Этот мир стал для грека последующих эпох тем, чем явилась содержащаяся в Библии картина мира для христиан, но в отличие от христиан античный грек никогда не настаивал на неизменности традиционной картины греческой предыстории, а постоянно ее улучшал и переделывал. Вот почему сегодня нам так трудно выделить из этого живописного полотна подлинно реальную основу, поскольку именно эта основа и скрыта за многочисленными художественными украшениями, в которые начали облачать ее поколения греческих мастеров слова уже в первые столетия после падения микенской цивилизации. Тем не менее сегодня исследователи все более испытывают сильное желание как можно точнее определить это историческое ядро. Оно особенно усилилось начиная с 30-х годов, когда шведский ученый М. П. Нильсон создал метод определения исторического ядра на подлинно научной основе. В своем труде, изданном в 1932 г., ему удалось показать на ряде примеров существование поразительной географической согласованности между основными местами действия греческой мифологии и наиболее значительными центрами микенской цивилизации, а также выявить частые совпадения различных сведений эпических сказаний с данными археологических раскопок. Легендарные предания, относящиеся к древнейшей истории Микенской Греции, преобладают в произведениях древнегреческой литературы до такой степени, что сообщения античных историков о греческой предыстории зачастую имеют вид обыкновенных сказок, лишенных сколько-нибудь надежной информации. Это действительно как в отношении различных мест из «Истории» Геродота, так и особенно в отношении двенадцати вводных параграфов «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида. [18] По существу, из сообщений античных авторов о ранней предыстории древней Эгеиды вряд ли можно извлечь что-либо кроме констатации того факта, что греки не обитали испокон веков на земле своей позднейшей родины, а смешались здесь с более древним местным населением, среди различных названий которого чаще всего упоминаются пеласги — народ, вызывавший у античных греков чувство искреннего уважения и даже особого восхищения. Краткие упоминания о Троянской войне и о трагических событиях после ее окончания, в частности в связи с вторжением дорийцев на Пелопоннес,13) особенно часто встречаются у Геродота (около 484—430 гг. до н. э.) и Фукидида (около 460—400 гг. до н. э.), а также у Диодора Сицилийского (I в. до н. э.), Страбона (64 г. до н. э. — 19 г. н. э.) и других авторов. На отдельных извлечениях из этих авторов мы остановимся подробнее, когда будем рассматривать проблемы, связанные с дорийским вторжением. А пока что предложим вниманию читателя обзорную таблицу некоторых хронологических данных, которые можно установить на основании сведений летосчисления, содержащихся в трех античных исторических источниках, а именно: у Геродота (II.154.4), в упоминавшемся выше «Паросском мраморе» (264 г. до н. э.) и у Эратосфена (III в. до н. э.), отрывки из произведений которого дошли до нас в изложении Клемента Александрийского — II в. н. э. («Покрывала», I.138.1 и далее):
Однако все эти сведения принадлежат значительно более поздней эпохе, чем та, о которой шла речь. Характер достоверного и аутентичного исторического источника [19] могут носить только письменные сообщения современников. Из свидетельств такого рода мы располагаем сохранившимися непосредственно на греческой земле записями административного характера из дворцовых архивов, составленными так называемым линейным письмом Б. Кроме того, сведения о Микенской Греции содержатся и в некоторых современных ей иноязычных документах, найденных вне Эгеиды. На текстах линейного письма Б мы еще остановимся особо, а сейчас скажем несколько слов об иноязычных документах. Наиболее важные из них — хеттские клинописные тексты. Упоминания о микенских ахейцах в хеттских текстах были выявлены еще более полувека назад, когда Э. Форрер15) сопоставил на более древнем языковом уровне хеттское «Аххийава» и греческое «Ахайвиа» (т. е. «страна ахайвов», как первоначально называли ахейцев) и прибавил к этому еще целый ряд других греческо-хеттских параллелей: хетт. Аттаришийаш = греч. Атрей, хетт. Лазпаш = греч. Лесбос, хетт. Миллаванда (или Милавата) = греч. Милватос (позднее Милет), хетт. Ашшува = греч. Азия, хетт. Таруиша = греч. Троя, хетт. Алакшандуш из Вилуши = греч. Александр из Илиона. Однако потребовалось совсем немного времени, чтобы первоначальный энтузиазм, вызванный подобными увлекательными сопоставлениями, рассеялся без следа. Новым импульсом к рассмотрению интересующих нас вопросов явилась осуществленная М. Вентрисом дешифровка линейного письма Б. Если создателями микенской культуры были действительно греки, как это убедительно доказал Вентрис и полностью подтверждается результатами работ археологов, обнаруживших микенскую керамику во многих областях Малой Азии, то прежняя гипотеза Форрера заслуживает дальнейшей проверки. Топоним Аххийава, так же как и его варианты Аххийува и Аххийа, с большей или меньшей степенью достоверности засвидетельствован в 23 хеттских текстах. Не вызывает сомнений, что речь идет о топониме, обозначающем, по всей вероятности, какую-то страну. При этом более половины этих сведений имеют весьма хорошие хронологические соответствия и представляют собой хотя и фрагментарные, но весьма интересные свидетельства развития контактов между хеттами и Аххийавой во временной последовательности. Указанные свидетельства датируются приблизительно от середины XIV в. до н. э. до второй половины XIII в. [20] до н. э. и отражают перемены, происходившие в отношениях между двумя независимыми друг от друга политическими образованиями, которые на некоторое время оказались по воле судьбы в самом тесном географическом соседстве. Более подробно мы обратимся к рассмотрению этих источников в одной из последующих глав; здесь же ограничимся только следующим замечанием: под именем Аххийавы безусловно следует усматривать не единое государство микенских ахейцев — такового, по-видимому, никогда и не существовало, — а скорее какое-то ахейское государство, расположенное недалеко от западного побережья Малой Азии и сумевшее сохранить независимость от могущественной Хеттской державы по той причине, что было отделено от нее морем. Вот почему сведения хеттских клинописных документов можно считать источниками по истории Микенской Греции XIV—XIII вв. до н. э., хотя и косвенными и в силу этого имеющими ограниченное значение. Эгейский мир был известен и древним египтянам, однако египетские письменные источники гораздо неопределеннее и скромнее, чем хеттские. Они ограничиваются египетским словом Кефтиу, которое истолковывается как название острова Крит или же его обитателей, а также неясной надписью времени фараона XVIII династии Аменхотепа III (около 1417—1379 гг. до н. э.), которая, похоже, должна свидетельствовать о верховной власти египетского правителя над критскими городами Амниссом, Кноссом и Ликтом.16) Для изучения ранней истории микенского элемента эгейской цивилизации значительно большее значение имеет любопытная информация, содержащаяся на четырех фресках из гробниц в Фивах Египетских (XV в. до н. э.): здесь предположительно отображена происходившая в течение почти шестидесяти лет смена минойско-египетских торговых связей аналогичными микенско-египетскими. Но на этом мы остановимся подробнее в другом месте.17) 5) Краткая характеристика памятников письменности из архива хеттских царей в Богазкёе дается в настоящей главе, поскольку глава 5 будет полностью посвящена памятникам письменности, составленным на греческом языке. 6) Цитаты из «Илиады» приводятся в переводе Н. Гнедича, из «Одиссеи» — в переводе В. Жуковского, из «Истории» Фукидида — по последнему изданию русского перевода: Фукидид. История. Л., 1981. (Примеч. пер.) 7) Основополагающим исследованием греческой мифологии является коллективный труд под редакцией В. Г. Рошера и К. Циглера, изданный в 1884—1937 гг. (см. Список литературы). Из более новых работ см.: Rose Н. J., 1958; Kirk G. S. 1974. Основными работами, изданными на чешском языке, являются: Saska L. F., Groh F., 1949, Zamarovský V., 1970, Mertlík В., 1971. Из исследований по мифологии, специально посвященных микенскому периоду ее развития, заслуживают внимания прежде всего работы М. П. Нильсона: Nilsson М. Р., 1932, 1950, а также Guthrie W. С. К. — САН, 11, 2. (Из работ, вышедших в свет на русском языке, см.: Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957; Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936; она же. Миф и литература древности. М., 1978 [отметим, что автор относится весьма скептически к использованию микенского материала в исследованиях по реконструкции древнейших пластов греческой мифологии]; Толстой И. И. Статьи о фольклоре. М., Л., 1966; Иванов В. Дионис и прадионисийство. Баку, 1923; Кессиди Ф. X. От мифа к логосу. М.. 1972; Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976; Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946; Мифологии древнего мира. М., 1977; Мифы народов мира. Т. 1-2. М., 1981—1982. — Примеч. пер.) 8) Перевод фрагментов «Паросского мрамора» и «Хронографии» Эратосфена, относящихся к древнейшему периоду истории Греции, см. в Приложении. (Примеч. пер.) 9) См.: Stubbings F. Н. — САН, II, 1, с. 633 и сл. 9а) Один из вариантов мифа. Более известен вариант, в котором при похищении Европы сам Зевс превращается в быка. (Примеч. пер.) 10) Обзор современного состояния вопроса происхождения греческого алфавита см.: Heubeck А., 1979, с. 73 и сл. См. также: Гельб И. Е. Опыт изучения письма. М., 1982, с. 171-174. (Подробнее о находках в Фивах см.: Колобова К. М. Находки цилиндров-печатей в Фивах и спор о Кадме. — ВДИ. 1970, № 2, с. 111-121. — Примеч. пер.) 11) Это предположение опирается также на данные археологических исследований. См.: Dörpfeld W. Alt-Olympia. Bd. I-II, B., 1935 г.; Wrede W., Kuntze E. Berichte über die Ausgrabungen in Olympia, Bd. I-VIII. В., 1937—1967. Обзоры раскопок в советской литературе см.: Немировский А. И. Нить Ариадны. Воронеж, 1989, с. 33-74; Соколов Г. И. Олимпия. М., 1980, с. 20-31. Территория священной рощи Альтиса в Олимпии была обитаемой еще в раннеэлладскую эпоху. От микенской эпохи здесь сохранились многочисленные образцы глиняных и бронзовых статуэток, а также керамики. К концу микенского времени относится так называемый Пелопейон — могильный курган диаметром около 33 м, насыпанный на каменном фундаменте, и находившееся возле горы Кронос предполагаемое святилище Гипподамии. В обоих названных культовых местах найдены статуэтки представляющие, в частности, колесницы и возничих. Еще во II в. н. э. возле храма Зевса Олимпийского можно было видеть колонну, сохранившуюся от дворца Эномая, уничтоженного молнией, как о том свидетельствует Павсаний (V.20.6). (Примеч. пер.) 12) Такая нетрадиционная передача греческого имени (общепринятое — «сфинкс») дает понять, что это фантастическое существо было женского пола. (Примеч. пер.) 13) См., например: Геродот, I.56.3; II.145, VII.204; IX.26.2 и сл.; Фукидид, I.12; I.107.2; Диодор Сицилийский, IV.57.2 и сл.; Страбон, VIII.1.2; VIII.3.33; IX.4.7; XIII.1.3. 14) Хронологические данные Геродота весьма неопределенны. Так, в указанном месте Геродот относит деяния Диониса, внука Кадма, ко времени на тысячу лет ранее своего времени (т. е. около 440 г. до н. э.). Таким образом, деяния Диониса надо относить приблизительно к 1440 г. до н. э., а его деда Кадма — еще на два поколения ранее, т. е. приблизительно к 1500 г. до н. э. Время Геракла предшествовало времени Геродота на 900 лет (около 1340 г. до н. э.), а Троянская война должна была происходить за 800 лет до времени Геродота, т. е. где-то в конце первой половины XIII в. до н. э. 15) См.: Forrer О. Е., 1924. В числе прочих позицию Э. Форрера с самого начала поддержал Б. Грозный (см.: Hrozný В., 1929). Гипотеза Э. Форрера получила особую весомость после дешифровки линейной письменности Б (см.: Page D. L., 1959, с. 12 и сл.; Huxley G. L., 1960) и продолжает пользоваться признанием, несмотря на критическую статью Г. Штейнера, опубликованную в 1964 г., в которой читатель может найти подробную библиографию работ по данному вопросу. 16) См.: Hooker J. Т., 1976, с. 69. Следует отметить также, что с Балканским полуостровом и Эгеидой иногда отождествляют также египетский топоним Hau-nebwet, обозначающий страну, родом из которой была мать основателя XVIII династии фараона Яхмоса I, который изгнал гиксосов из Египта около 1560 г. до н. э. Впрочем, хотя гипотеза о микенском происхождении праматери фараонов так называемого Нового Царства довольно привлекательна, она еще нуждается в доказательствах. См.: Stubbings F. Н. — САН, II, 1, с. 634 и сл.; Hooker J. Т., 1976, с. 50. |