Глава 10. Суд над алхимиком

В понедельник 19 января 1931 года в мюнхенском Дворце правосудия начался процесс, который газеты сразу же окрестили «судом XX века». Заседания проводились под председательством судьи Гайста. В качестве судебного секретаря ему ассистировал старший советник юстиции Пфаффель. Главными судебными заседателями были: Йозеф Хермюллер и Артур Анерт. Как уже говорилось выше, интересы Таузенда представлял граф Антон Песталоцци. Несмотря на то что на суд в качестве свидетелей было вызвано более полусотни человек, главные персонажи этой запутанной истории так и не появились на процессе. Людендорф наотрез отказался свидетельствовать против Таузенда — генерал вообще недолюбливал судебную систему Веймарской республики. Альфреда Маннесмана в силу преклонного возраста решили не беспокоить. Барон Плеттенберг-Мерум неожиданно отбыл в Южную Америку. У прокурора Августа Шеффера сразу же возникли проблемы со сбором доказательной базы. Против Таузенда могли бы выступить члены семьи Майнхольд. Однако фрау Майнхольд не смогла пережить горя, связанного с утратой семейных сбережений. Один из ее сыновей застрелился. Свидетелем обвинения мог быть только его брат Фриц Майнхольд. Невзирая на то что от действий Франца Таузенда пострадало около 60 человек, большинство из них отнюдь не требовали уголовного преследования «алхимика» — их вполне удовлетворяли гражданские иски. Кроме этого обвинение так и не смогло уличить Таузенда в мошенничестве. Поначалу предполагалось, что в качестве материала для «производства» драгоценного металла в монетном дворе он использовал золотое перо авторучки, которой делал необходимые расчеты. После проведения необходимых уточнений выяснилось, что у Таузенда в тот момент не было никаких авторучек с золотыми перьями. После этого появилась новая версия, которая гласила, что Таузенд спрятал золото в сигаретах, которые курил во время показательного эксперимента. Действительно, один из бывших сотрудников Таузенда передал ему в тюрьму сигареты, но те были предварительно изучены и в них не было найдено ни посторонних предметов, ни каких-либо повреждений.

За началом судебного процесса следила вся германская пресса. Одна из мюнхенских газет писала: «В 8 часов 30 минут Таузенда привел облаченный в униформу полицейский. Хорошо одетый Таузенд элегантно прошел в зал. Кажется, он пребывает в хорошем расположении духа. Несмотря на то что ему предстоит долгое время провести на скамье подсудимых, он с ироничной улыбкой на губах рассматривает присутствующую публику. Судя по всему, он хочет произвести впечатление, что длительное заключение не сильно повредило ему. Он худой, среднего роста, с темными, зачесанными назад волосами. Он производит впечатление человека, который уверенно ожидает начала процесса». Другая газета писала: «Если возникнет желание связать его лицо с какой-то профессией, то первым делом в голову приходят мысли о парикмахере, нежели об алхимике с его ретортами. Однако это впечатление улетучивается, как только он начинает говорить. Он с улыбкой обращается к председателю суда, спокойно отвечает на вопросы, пытается умело защищаться. Он рассказывает о своих теориях так, чтобы всегда быть в выигрышном положении. Он не производит отталкивающего впечатления. Напротив, его внешность вызывает доверие».

Во время судебного процесса Франц Таузенд поведал о своей жизни, начиная с молодости: «От своего отца я получил некоторую сумму денег, которую использовал для того, чтобы предпринять несколько поездок по Европе. Я был в Тироле, затем в Швеции и Норвегии. В то же самое время я посещал Берлин, Бремен и Гамбург. Я бывал в этих городах и странах главным образом для того, чтобы посещать библиотеки, дабы тем самым повышать уровень своей квалификации. Например, в 1905 году я на три недели отправился в Лондон. Я также познакомился с Францией, Бельгией и Голландией… После того как я прекратил свою преподавательскую деятельность в Цюрихе, я приобрел магазин музыкальных инструментов, где главным образом продавались скрипки. Дело развивалось, и в 1912 году я открыл филиал в Страсбурге. В этот город я переехал вместе с женой, чтобы управлять его работой. В то время я сам занялся изготовлением скрипок. Мой дедушка был одним из старых мастеров этого дела. Я интересовался изготовлением скрипок с раннего детства и мог в юности самостоятельно создавать музыкальные инструменты… Во время войны моя супруга приобрела небольшой загородный дом в Оберменцинге. Мы жили в нем вдвоем. В те дни я распродавал музыкальные инструменты, которые все еще имелись у меня. Кроме этого я унаследовал отцовское имущество, которое позволило выручить приличную сумму денег с его продажи. На эти средства я приобрел земельный участок в Ваттерсдорфе. Это произошло в 1918 году. Затем я купил небольшой охотничий замок в Петерсхаузене. После этого вместе с одним господином приобрел земельный участок близ Регенсбурга. Мы владели этим участком вплоть до 1921 года, после чего было решено его продать. Приблизительно в то же самое время мне пришлось продать свой охотничий замок, а также участок в Ваттерсдорфе. После этого мне пришлось вместе со своей супругой вновь перебраться в Оберменцинг. Там я начал создавать свою частную лабораторию. Впервые я задумался над этим еще в 1921 году. Кроме этого я планировал создать полностью укомплектованную лабораторию в Мюнхене на Фрауэнштрассе. В дальнейшем еще одна лаборатория находилась в непосредственной близости от Пинакотеки. В Оберменцинге мне пришлось трудиться приблизительно два года… Я написал свою брошюру и стал ждать результатов. В 1921 году скончался мой брат, у которого имелся дом в Аубинге. Я получил его в наследство от брата, так как раньше этот земельный участок принадлежал нашим родителям. Пока брат был жив, мне постоянно приходилось поддерживать его финансами… В конце 1923 года я вместе со своей семьей перебрался из Оберменцинга в Аубинг, где провел перестройку дома моего умершего брата. В частности, я выделил помещения под свою лабораторию… В течение этого времени мне удалось сделать несколько открытий. Например, мною было изготовлено средство для борьбы с вредителями, которые наносили урон растениям и сельскохозяйственным культурам. Также я занялся производством минеральных удобрений… Поскольку инфляция обесценила все имевшиеся денежные средства, то мне пришлось откликнуться на рекламу в „Новых мюнхенских известиях“. Это объявление было дано господином рефрендаром^[17] Ринхардтом… Ему тогда шел 21-й год. Но мне же показалось, что ему, по меньшей мере, 30 лет… Я продемонстрировал Ринхардту различные опыты и эксперименты.

Я всегда охотно приобретал новые знания, много читал. В частности, я штудировал трактаты алхимиков прошлого. Я также основательно изучил различные учебники химии. Но в то же время у меня не было академической подготовки. Но я смог понять суть прочитанного и после этого начал развивать свои идеи в этом направлении. Каждый звук имеет определенную частоту колебаний. Подобно этому определенная частота колебаний присуща всем материалам. Если привести в гармоничное соотношение частоту звука и частоту материала, то непременно должно получиться новое вещество. Всю свою дальнейшую деятельность я строил с опорой на эту идею… Кроме этого я трудился над квадратурой круга — и мне удалось решить эту проблему. Это подтверждают имеющиеся у меня расчеты… Я сосредоточился на экспериментах, которые были посвящены преобразованию металлов и других веществ. Мною были предприняты попытки упрощенного изготовления перекиси водорода, морфия из поваренной соли, алюминия из простой глины и.т.д. С уставным капиталом в 5 тысяч марок была основана фирма „Таузенд и Ринхардт“. Она имела своей целью практическое применение моих открытий, в частности изготовление перекиси цинка. Тем не менее 5 тысяч марок явно не хватало для того, чтобы плодотворно продолжить работу. После этого Ринхардт передал мне наличными 90 тысяч марок, которые принадлежали фрау Шильбах. Однако эти средства были влиты не столько в фирму, сколько были займом, выданным лично мне. Ежемесячно я должен был выплачивать 2 % от этой суммы, что составляло 24 % годовых… Я распоряжаться этими деньгами так, как мне это заблагорассудится, поскольку они являлись моим личным займом, предоставленным Ринхардтом и фрау Шильбах. На сумму приблизительно в 15 тысяч марок я приобрел аппаратуру и приборы, которые были крайне необходимы для моей лаборатории. На остаток денег я хотел приобрести имение. Я уже изучал подходящие дома в Баварии и Тироле, после чего остановил свой выбор на имении Пашбах близ Боцена. Само собой разумеется, я основательно осмотрел это имение перед его приобретением. Когда я увидел его в первый раз, то оно являло собой форменные руины… Переговоры о приобретении Пашбаха я поручил своей супруге. Поэтому замок при покупке был записан именно на нее… Однако мой первый денежный задаток в 20 тысяч марок пропал, так как человек, продававший замок, не был его истинным владельцем. После этого моей супруге пришлось потратить 40 тысяч марок, чтобы приобрести Пашбах…

Где-то в конце 1922 — начале 1923 года я в результате одного из экспериментов смог случайно синтезировать золото. Тогда во время опыта произошел взрыв, все ингредиенты были разбросаны по стенам. Именно в тот момент я заметил на стене небольшие крупинки золота… Я уведомил Ринхардта о случайных результатах моего эксперимента. Производство золота я начал после того, как была ликвидирована фирма „Таузенд и Ринхардт“ (или во время ликвидации оной). То есть по времени это приходилось на зиму 1924–1925 годов… В то время я приобрел уникальную коллекцию минералов — такой больше не имелось ни у кого в мире… В эту лабораторию^[18] очень часто прибывали господа, которым я должен был показывать свои эксперименты. Некоторые из этих господ представлялись по имени, имен некоторых я так никогда и не узнал. Отдельные же личности предпочитали назваться выдуманными именами. Мои эксперименты в Гильхинге закончились успехом. Поначалу мне удалось изготовить 7 граммов золота. Затем искусственным образом я смог добыть еще 28 граммов этого металла. Однажды ко мне в Гильхинг пришел господин Людендорф, который ознакомился с сутью моих опытов… Был даже назначен день, в которой ко мне лабораторию должен был прибыть господин Гинденбург… Однако господин рейхспрезидент Германии не нашел для этого времени… 14 октября 1925 года было основано „Общество 164“. Учредительные документы были подготовлены в Мюнхене советником юстиции господином Шраммом. 14 октября 1925 года я встретился с этим юристом. Мне предстояло поставить подпись на заранее подготовленные договор и соглашение. Я в тот же самый день подписал оба этих документа. Тогда я впервые узнал о том, что, несмотря на то, что общество было только-только создано, оно уже обладало немалыми долгами. Я никогда не знал, для каких целей использовались эти денежные средства. Тем не менее я полагаю, что эти деньги направлялись для достижения политических целей… Членом „Общества 164“ был также господин Йоханнес Кюхенмайстер. Еще до создания „Общества 164“ этот господин предоставлял значительные средства Ринхардту. Их предполагалось потратить для создания упомянутого общества. Насколько я знаю, накануне создания „Общества 164“ господин Кюхенмайстер передал его учредителям 20 тысяч марок, что было своеобразным вступительным взносом. Господин Кюхенмайстер еще до создания общества не раз наблюдал за моими экспериментами в Гильхинге. Я никогда не занимался делами „Общества 164“. Меня волновала лишь моя лаборатория. Все остальное меня не касалось… По моим сведениям, „Общество 164“ было распущено, так как господин Людендорф ложился на операцию… Это произошло в декабре 1926 года. На состоявшемся общем собрании было заявлено, что долги „Общества 164“ будут оплачены господином Людендорфом либо его представителями. У меня есть информация, что обществом было собрано 500 или 600 тысяч марок. Однако отдельные из долгов общества были повешены почему-то на меня…

В конце января 1927 года я основал во Франкфурте-на-Майне „Таузендовское исследовательское общество“. В эту организацию перешла большая часть участников „Общества 164“. Исключение составили лишь Людендорф, Ринхардт, Остхоф и Фухс. Учредительные документы и Устав нового общества были подготовлены д-ром Букелеем. При основании организации не было никаких денег. По этой причине надо было предусмотреть возможность приема новых членов… Действительно, 10-м параграфом решений учредительного собрания мне предоставлялось право запрашивать у управляющего организацией денежные средства в размере до 15 % от общей суммы займов или прочих средств, собранных для осуществления уставных целей организации… В целом обществу удалось собрать сумму приблизительно в 800 тысяч марок. Со временем местонахождение правления организации было перенесено из Франкфурта-на-Майне во Фрайберг. Там Кюхенмайстер владел небольшим предприятием и земельным участком, которые тем не менее были выставлены на конкурсную продажу. Вырученные деньги предполагалось потратить на политические цели.

Чтобы помочь Кюхенмайстеру, во Фрайберге общество приобрело у него земельный участок за 150 тысяч марок… Предприятие Кюхенмайстера раньше было прядильней… Венская группа общества состояла из господ Рихарда фон Шеллера, Филиппа фон Шёллера и Лео Прелойтнера. Они связались с обществом в начале марта 1927 года и внесли сумму в 150 тысяч марок. Эти деньги были перечислены со счета фирмы Алекса Шёллера в Цюрихе. Со временем они увеличили свое финансовое участие в проекте, подняв сумму до 200 тысяч марок… В разговорах я никогда не говорил именно о золоте. Я говорил исключительно о „продукте 164“. Господа, которые этого не учитывали, скорее всего, подразумевали, что речь велась именно о золоте. Однако под „продуктом 164“ я подразумевал исходный материал… В июне 1929 года по представительству мюнхенской прокуратуры я был экстрадирован из Италии. Я оказался в мюнхенской следственной тюрьме… После множества экспериментов я приобрел тяжелое заболевание. Болезнь дала о себе знать в марте 1928 года. Но проявилась она много позже. Я был вынужден консультироваться с несколькими врачами».

После начала процесса на Таузендом немецкая пресса докладывала: «Он скрывал суть своих опытов. И был по-своему прав, так как нигде не совершается столько краж, как в области химии. Таузенд рассуждает о связи музыки и химии, но заявляет, что никогда не планировал раскладывать вещество на атомы. Научная теория об атомах является собранием математических ошибок. Химические теории Таузенда в состоянии понять только те, кто обладает музыкальными талантами. Он пытался связаться с имперской канцелярией, чтобы провести экспертизу своих экспериментов. Его опекуном стал генерал Людендорф… При изготовлении золота Таузенду удалось ужать естественные процессы, которые длятся долгое время, в считаные доли секунды. После переговоров с Людендорфом он согласился предоставлять синтезированное золото, чтобы оно употребилось на благо немецкого народа».

Когда Таузенда спросили о доходах, которые он извлекал из «Общества 164», то он указал, что всего лишь получал зарплату, которая в год равнялась 10 тысячам марок, а также ему перечислялись 5 % от суммы собранных обществом средств. При создании «Таузендовского исследовательского общества» он учел прошлый опыт. Поэтому он изначально оговорил некоторые привилегии. Так, например, теперь он мог рассчитывать на 25 % от доходов общества, которые он мог направить в том числе на личные нужды. Но поскольку со временем у общества закончились все наличные средства, то приходилось искать новых кредиторов и инвесторов. Ситуацию, когда был подписан не самый выгодный для Таузенда договор с Людендорфом, Таузенд объяснил очень просто — он не решился отказать легендарному генералу, когда тот протянул ручку. Политическая ангажированность генерала Людендорфа, который являлся одним из основателей и лидеров национал-социалистического движения, имела и свои негативные последствия. Так, например, во время визита во Францию к Таузенду подошел журналист, который сообщил, что написал статью, которая назвалась «Алхимик Людендорфа». По сути своей, это был шантаж, так как журналист предлагал заплатить несколько тысяч марок «отступных». Это была плата за то, чтобы указанная статья не была бы опубликована в прессе. Однако журналист не сдержал своего слова — некоторое время спустя этот материал появился в социал-демократической прессе Германии. Кроме этого Людендорф был одержим «перспективными идеями», которые не всегда шли на пользу общему процессу. Например, он выделил сотрудника, который должен был помочь Таузенду спроектировать небольшие приборы, которые бы позволяли наладить производство золота непосредственно на дому. Планировалось, что эти приборы могли быть вручены всем безработным семьям во Фрайберге. Таким образом, они становились своего рода «наемными алхимиками», которые бы получали заработную плату, а результаты своего труда сдавали бы доверенным лицам генерала Людендорфа.

Во время дачи показаний выяснилось, что большинство сотрудников Таузенда и членов «Общества 164» являлись близкими к Людендорфу людьми. В данном случае учитывались сведения, изложенные торговым агентом Лемебрехтом Штреммелем, который в 1926 году являлся директором «Таузендовского исследовательского общества». Он показал, что многие из тех, кто теперь предъявлял претензии к Таузенду, «сами обхаживали его». Наиболее активно это происходило во время визита Таузенда в Бремен. Кроме этого было установлено, что именно генерал Людендорф был инициатором того, чтобы Альфред Маннесман лично посмотрел на эксперименты Таузенда. Штреммель заявил: «До получения результатов эксперимента он был настроен весьма скептически. Однако затем его удивление было не меньше, чем радость. Господин Маннесман получил кусочек золота… Господин Маннесман присоединился к обществу, сделав взнос в 100 тысяч марок. Половина этой суммы была предоставлена моим тестем Шульце. Эти средства были выданы в качестве займа… Участники общества относились к Францу Таузенду с огромным почтением. Многие назвали его „мастером“. Дрезденский фабрикант Герберт фон Обвурцер обращался к Таузенду так, будто бы тот был генералом. Фабрикант даже невольно вытягивался перед ним по стойке смирно. Некоторые из господ буквально боготворили Таузенда». Позже был допрошен министр Август Ленце, который сообщил суду, что однажды к нему на прием пришел Альфред Маннесман. Промышленник хотел получить совет, а именно: как можно было использовать изобретение Франца Таузенда «с пользой для Отечества». В частности, Маннесмана интересовало, стоило ли в будущем создавать предприятия по производству золота в Германии или за рубежом. Кроме этого он подчеркнул, что если государство все-таки решится использовать это изобретение, то оно должно было стать секретным проектом. Маннесман опасался вмешательства стран Антанты и беспорядков в самой Германии.

Во время допроса уже упоминавшегося выше дрезденского фабриканта фон Обвурцера выяснилось, что отнюдь не подсудимый, а д-р Букелей являлся инициатором создания «Общества 164». Кроме этого он привел медицинское заключение, в котором сообщалось, что Таузенд приобрел заболевание, будучи облученным радием. В какой-то момент судья обратил внимание на то, что показания фон Обвурцера в некоторых местах противоречили друг другу. Так, например, до суда фон Обвурцер занимал в отношении Таузенда более критическую и даже агрессивную позицию. В ответ на это дрезденский промышленник заявил, что после изучения материалов дела пришел к выводу о несправедливом отношении к Францу Таузенду. Более того, фон Обвурцер заявил, что изобретение Франца Таузенда было феноменальным и ему лично было очень горестно, что дело приобрело «такой оборот». Поясняя свою мысль, он подчеркнул, что причиной многих неприятностей Франца Таузенда была его супруга, склонная к расточительству и жизни на «широкую ногу». «По сравнению с тем, сколько она тратила на наряды, приобретение замка Пашбах казалось просто незначительной покупкой». Свидетели подчеркивали, что супруга форменным образом вытягивала деньги. Не исключено, что она прибегала к шантажу, угрожая заявить газетчикам о попытках в массовом порядке произвести золото. Также она могла грозить, что расскажет членам «Общества 164» об отсутствии у супруга химического образования. При этом фон Обвурцер подчеркивал: «Мы все были хорошо знакомы с Таузендом. Конечно же, мы знали, откуда он происходил. Он никогда не делал из этого особой тайны. Мы вовсе не стыдились находиться в обществе человека, который был сыном простого жестянщика. Мы также знали, что у Таузенда не было академического образования. Однако это не имело никакого значения, когда мы видели успешный результат».

Чтобы сформировать более полный психологический портрет подсудимого, в суд был вызван профессор Август Бострём, заведующий мюнхенской психиатрической клиникой. Именно он проводил психиатрическое освидетельствование Таузенда. Бострём предположил, что отец Франца Таузенда умел ладить с людьми, хотя и мог быть человеком авантюрного склада. В данном случае делался намек на то, что Таузенд-старший был объявлен в розыск по обвинению в незаконном целительстве. Не исключалось, что именно это обстоятельство подтолкнуло молодого Франца к изучению оккультной литературы, а затем заняться экспериментами и изобретениями. Профессор Бострём заявили, что не нашел у Таузенда никаких психических отклонений или признаков психического заболевания. Однако сразу же после этого провозгласил подсудимого «личностью со склонностью к истеричности». Подчеркивалось, что подобного рода люди могли оказывать мощнейшее влияние на окружающих. В качестве примера приводились слова Букелея: «Таузенд — человек с голубыми глазами Христа». Вынося свое суждение, психиатр заявлял: «Таузенд постоянно испытывал потребность в явлении чудес. Его интересовали не столько сами изобретения, сколько желание быть изобретателем. Его истерические симптомы не вылились в патологическую идею фикс, но могли объяснить, почему Таузенд верил в свои открытия, после чего заставлял верить всех остальных. Само собой разумеется, существуют истерические личности, которые в состоянии сделать великое открытие. Однако Таузенд нуждался не в подтверждении того, что он может стать великим первооткрывателем, а того, что он уже является великим первооткрывателем».

В определенный момент на процесс были приглашены представители Италии. В частности, в качестве свидетеля предстал один итальянский профессор, который подтвердил, что «четыре года назад Таузенд предложил итальянскому правительству приобрести его открытия и даже показал весьма убедительные фокусы». После этих слов Таузенд вскочил с места и прокричал, что итальянец вводит публику и суд в заблуждение. По версии Таузенда, он дважды встречался с профессором Сестини из Бергамо, который в свое время ознакомился с брошюрой «180 элементов». Именно Сестини просил Таузенда прибыть в Италию, чтобы прочитать доклад и провести несколько показательных экспериментов. Но тут слово взяло прокурор. Он явил суду письмо, из которого следовало, что все-таки Таузенд обратился с просьбой к итальянскому правительству, а не наоборот. После этого было решено пригласить в суд уже самого профессора Сестини. Несмотря на то что в Германии еще существовала Веймарская республика, появившийся в зале суда Сестини приветствовал всех присутствовавших «фашистским салютом», то есть вскидыванием ладони правой руки. Далее из заявлений Сестини следовало, что он лично присутствовал на экспериментах Таузенда. Дело в том, что проблемой искусственного получения золота в октябре заинтересовались высокопоставленные итальянцы (читай — фашистский режим). По поручению некоторых военных офицеров профессор Сестини направился в замок Пашбах. Встретивший гостей Франц Таузенд сразу же заявил, что не имел никакой личной заинтересованности, а всего лишь хотел, чтобы его открытие послужило благому делу. Видимо, чтобы произвести еще большее впечатление, он добавил, что всегда испытывал симпатии к Италии. Как и во многих случаях, Таузенд показывал не весь эксперимент, а только его завершительную часть. Он заявил, что добавит «минеральную воду» и свинец в тигле превратится в золото. При этом он показал кусочек свинца, который держал двумя пальцами. Что перед этим проделывалось с «минеральной водой», он никогда не рассказывал зрителям. Чтобы убедиться в чистоте эксперимента, Сестини попросил Таузенда показать ладонь полностью. Внимательно осмотрев ее, итальянец убедился, что в ней не было ничего, кроме куска свинца. Кроме этого профессору удалось взять небольшую часть этого свинца (позднейшая экспертиза показала, что это был именно свинец, и ничто иное). Когда свинец был погружен в тигель и проведена реакция, то было произведено некоторое количество золота. Его крупицы были также направлены итальянцем на экспертизу, которая опять показала, что это было именно золото!

После этих свидетельств стороне обвинения требовалось во что бы то ни стало уличить Таузенда в махинациях. Для этого пригласили химика Пауля Рентгена (не путать с физиком Вильгельмом Конрадом Рентгеном). Тот ударился в пространные рассуждения о том, что Таузенд теоретически мог использовать для своих экспериментов золотосодержащие вещества. Версия о том, что в первоначальной свинцовой руде могли содержаться крупицы золота, хотя и была правдоподобной, но не очень убедительной. Подобный способ выплавки уже теоретически мог применяться, но был весьма затратным, а потому его было решено не употреблять в промышленных масштабах. Впрочем, надо подчеркнуть, что это было всего лишь предположением. Использование «реакции свинца» являлось неосознанным продолжением так называемого «метода докимастов»^[19]. Однако Рёнтгену оставалось непонятным, откуда про этот редкий метод стало известно не самому образованному Францу Таузенду. Затем критику Таузенда и его экспериментов продолжил профессор Хёнигшмидт. Его выступление больше напоминало обличительную проповедь, нежели выступление ученого: «Брошюру „180 элементов“ мог написать только лишь страдающий манией величия невежда». Не будучи в состоянии объяснить, откуда в тигле у Таузенда появлялось золото, Хёнигшмидт заявлял, что это было не настоящее золото, а так называемый ювелирный сплав (итоги многочисленных экспертиз почему-то не учитывались). В ответ на это Таузенд наивно заявил, что уголь возникает из деревьев древности, то есть происходила трансформация материи и элементов. Когда Хёнигшмидт начал рассказ о том, что растения поглощают углекислоту из воздуха, то Таузенд прервал его: «То есть вы хотите сказать, что уголь содержится в воздухе? Тогда я очень рад тому, что мне на голову до сих пор не упала угольная глыба».

После этого слово взял прокурор, который требовал для Таузенда восемь лет тюрьмы, а также компенсации пострадавшим от его действий в размере 630 тысяч марок. Теперь Таузенд провозглашался «аферистом международного масштаба, который действовал по рецептам древних алхимиков, которые сами были мошенниками и проходимцами». Вынесение приговора было назначено на 5 февраля 1931 года. Франца Таузенда приговорили к трем годам и восьми месяцам тюремного заключения. Из них Таузенд уже провел двадцать месяцев в предварительном заключении. Надо подчеркнуть, что решение суда не отвергало возможности того, что Таузенд все-таки мог синтезировать золото, в вину ему ставились сугубо финансовые махинации.

Приблизительно в 1932 году была закончена продажа на публичных торгах имущества, некогда принадлежавшего Францу Таузенду. Из всех особняков и зданий самая интересная судьба оказалась у замка Тарандт. Его приобрел некий Шлегель, который был не только владельцем гостиницы, располагавшейся в саксонском городке Мариенберг, но и «исследователем магии маятника», которого характеризовали как «таинственного мечтателя с небрежными намерениями». Некоторое время спустя Шлегель решил передать замок национал-социалистической партии. С 1933 года он стал использоваться как казармы для штурмовиков.

Франц Таузенд был освобожден из Нюрнбергской тюрьмы в феврале 1933 года. Он оказался в ней еще во времена Веймарской республики, а вышел на свободу уже в Третьем рейхе. Почти сразу же после этого он попал в больницу с тяжелым воспалением аппендицита. Именно в этот момент к нему пришел репортер одной из немецких газет. Таузенд поведал ему, что в тюрьме не пользовался никаким поблажками и послаблениями, так как не проявлял раскаяния. «Я не умею делать этого. Истинным мошенником является как раз тот, кто способен демонстрировать публике свое сожаление и раскаяние. Я же не собирался ломать комедию. Я вообще не могу позволить себе подобных вещей. По этой причине общество мне по-прежнему доверяет». Однако пребывание Франца Таузенда на свободе было недолгим. В 1936 году его вновь осудили за мошенничество. Партийная газета национал-социалистов «Народный обозреватель» в те дни бушевала: «Отягчающим обстоятельством является то, что Таузенд не побоялся в самое кратчайшее время втереться в доверие к трем женщинам, чтобы позже завладеть их финансовыми средствами». Теперь обвинение представляло «алхимика» «не контролирующим себя психопатом». Новый судебный процесс (на этот раз почти не замеченный прессой) начался 20 января 1936 года в Вайльхайме. Таузенда приговорили в году тюремного заключения, но кассационный суд сократил этот срок до шести месяцев. По большому счету Таузенда почти сразу же выпустили на свободу, так как он несколько месяцев провел в предварительном заключении. Теперь «Народный обозреватель» пытался представить более объективную и взвешенную информацию: «Его обвиняли в том, что он оказался должен одной вдове в городе Мурнау, у которой он проживал на пансионе, сумму в 750 рейхсмарок. Владелица сдавала ему на три месяца квартиру и должна была предоставлять питание, за что предполагалось взимать 500 рейхсмарок. Часть из этой суммы Таузенд все-таки заплатил. Кроме этого он никогда не скрывал, что выполнял множество работ для хозяйки пансиона, притом, что питание в нем оставляло желать лучшего. То есть в итоге при перерасчете можно было бы предположить, что Таузенд все-таки выполнил работ на 2 тысячи рейхсмарок».

Не прошло и двух лет, как в мюнхенских газетах появились заметки, что Таузенда арестовали в третий раз. Случилось это 2 ноября 1937 года. И на этот раз он обвинялся в мошенничестве, жертвой которого стало горнопромышленное предприятие «Фихтельгольд». Судя по всему, Таузенд пытался снова синтезировать золото. Теперь суд был не столь благосклонным к «рецидивисту» — его приговорили к трем годам заключения. Вильгельм Вульф, личный астролог Генриха Гиммлера, в изданных в 1968 году воспоминаниях писал: «Когда я вернулся в Берлин, то получил от Небе поручение составить прогноз на основании предоставленных мне дат рождений 25 людей. Это были высшие руководители национал-социалистической партии, которых заподозрили в коррупции. Когда в середине 1943 года я составил только часть прогнозов, то столкнулся с адъютантом Гиммлера Зуханеком, который стал поторапливать меня. Он пояснил: „Рейхсфюрер СС просил передать Вам, что должны относиться к этому поручению более ответственно, в противном случае Вас ожидает судьба алхимика Таузенда, который находится в концентрационном лагере. И он будет там сидеть до тех пор, пока не сделает золото!“» Эта цитата является достаточно известной. Однако мало кому известно, что Зуханек не знал истинного положения вещей. Оказывается, к 1943 году Франц Таузенд уже был мертв.

Вообще маловероятно, что Таузенд работал для Гиммлера именно в концентрационном лагере. На это указывает отрывок из воспоминаний Адольфа Эйхмана, которые были написаны им еще в 60-е годы, но опубликованы многое время спустя после его казни. «В то время я работал в главном управлении СД. Гиммлер создал для своего алхимика небольшую лабораторию в парке, в котором обычно утром проводились занятия по строевой подготовке. Он должен был там добывать золото, что якобы умел делать. У этого алхимика была странная фамилия — Таузенд^[20]». Если верить этому отрывку из воспоминаний, то Франца Таузенда должны были держать не в концентрационном лагере, а в одном из берлинских зданий, примыкавших к «дворцу принца Альбрехта», считавшегося символом СС и гестапо. Сохранились сведения о том, что Таузенда арестовали в 1940 году в швабском городке Крумбах. Умер Франц Таузенд 9 июля 1942 года в тюрьме «Швабиш-Халл». Когда в 1964 году местные органы власти вновь занялись его делом, то был сделан вывод: «Он исчез и больше не появлялся. Про него ходили лишь смутные слухи, например, что его казнили, так как он был посвящен во множество тайн».