4.2. Иностранный капитал в России
Роль иностранного капитала в развитии экономики России до сих пор вызывает споры, при этом высказываются разные, часто противоречивые суждения. Для ответа на этот вопрос нужно, прежде всего, разобраться: в каких формах функционировали иностранные капиталы России, в какие отрасли хозяйства они направлялись?
«Открытие» России иностранным капиталом можно датировать 50-ми гг. XIX в. Действительно, первая иностранная компания была допущена к деятельности в стране в 1855 г., что было явным исключением. Народное хозяйство дореформенной России не могло привлечь западноевропейский капитал в сколько-нибудь значительном объеме уже хотя бы потому, что не могло предложить ему свободные рабочие руки, в которые он вложил бы резец, гаечный ключ, молоток или иной инструмент. После 1861 г. развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых «старых» странах Европы целые века. В России не стали ждать, покуда отечественный капитал наберет силу и сумеет провернуть скрипучее колесо телеги российского народного хозяйства. Вместо этого допотопную евразийскую колымагу взяли и прицепили к разогнавшемуся «локомотиву» европейской промышленности – «какой русский не любит быстрой езды?». Эти «железнодорожные» ассоциации не случайны. Великие идеологи того времени – Маркс и Ленин – считали по общему правилу железные дороги «увенчанием дела», «итогами главных отраслей» капиталистической промышленности. В России же все было наоборот: здесь строительство железных дорог стало не «увенчанием», а началом дела, не «итогом», а исходной точкой развития, так как иностранный капитал, который рискнули назвать главной движущей силой российской промышленной революции, пришел к нам первоначально в виде железнодорожных займов. С их помощью к началу XX в. в стране было построено 35 тыс. из 50 тыс. верст путей или 70 % их общей протяженности. На эти цели России были предоставлены иностранные займы на гигантскую по тем временам сумму в размере 1,5 млрд золотых рублей (еще столько же – после 1900 г.). Основными заимодавцами были банкиры Лондона, Амстердама и в особенности Парижа. Именно при их участии создается крупнейшее «Главное общество российских железных дорог» – штаб, координировавший международное финансирование разработанных правительством России программ железнодорожного строительства. В 70–80-х гг. XIX в. резко возросла активность на этом поприще и германского капитала.[100] Последствия железнодорожного бума для экономической судьбы России были многогранными и исключительными по воздействию на все дальнейшее промышленное развитие страны. Одним из главных итогов грандиозного железнодорожного строительства стало то, что оно инициировало цепную реакцию во всем народном хозяйстве России. Иностранные займы создали в стране огромную дополнительную покупательную силу. На российских промышленников посыпались правительственные заказы на шпалы, рельсы, паровозы, технические масла, стройматериалы, вагоны, металлоконструкции, станционное оборудование, средства связи и т. д. Свои требования к легкой и строительной промышленности предъявили сотни тысяч рабочих новых профессий, так или иначе связанных со строительством, обслуживанием и снабжением железных дорог (на рубеже веков только непосредственно на дорогах работали 400 тыс. человек, или 1/6 всей рабочей силы). В стране, где население вело преимущественно натуральное хозяйство и практически ничего не покупало, ускоренный рост платежеспособного спроса за счет внешних займов создавал абсолютно необходимую для промышленности питательную среду. Так, в 1893–1900 гг. на железнодорожное строительство ежегодно отпускалось 278 млн рублей. Таким образом, роль железнодорожного строительства не сводилась к единовременному толчку. Не меньшее значение имел и сам результат железнодорожного бума – создание в стране достаточно развитой транспортной сети. Без нее не могло нормально функционировать крупное машинное производство, на уровне которого в России возникали не только отдельные предприятия, но и целые отрасли промышленности. Гигантские фабрики и заводы, представлявшие собой типичную деталь российского промышленного пейзажа, не могли существовать оторванно от общенациональных рынков сырья и сбыта. Никакие местные рынки не могли прокормить сырьем этих «Гаргантюа индустрии» и, кроме того, не могли переваривать ежедневно выдававшийся ими поток готовой продукции. Железные дороги, продвигаясь на юг и восток, открывали для промышленности забытую богом и людьми внутреннюю Россию, вовлекали ее в круговерть капиталистического оборота, вызывали к производительной жизни дремавшие в ней силы, в одночасье превращали в богатство ресурсы, еще вчера лежавшие втуне (землю, лес, полезные ископаемые). Например, только полоса непосредственного экономического влияния Транссибирской железной дороги составляла 200 верст в стороны от нее при сухопутном сообщении и 700–800 верст при водных путях. Этот процесс был назван развитием капитализма «вширь». Реформа 1861 г. была исходным пунктом резкого роста товарности сельскохозяйственного производства. Однако нельзя не видеть в этом достижении и участие иностранного капитала – косвенно через железнодорожное строительство и непосредственно через кредитование заготовок и практическую организацию вывоза российских хлебов в Европу. Доходы от хлебного экспорта были одним из основных источников накопления и вкладывались в развитие различных отраслей народного хозяйства России. Поэтому можно считать, что таким окольным путем иностранный капитал дополнительно стимулировал развитие российской промышленности. Специалисты по истории железнодорожного строительства в России указывают и на другие его последствия, благоприятные для индустриального развития страны. Например, ускорение грузоперевозок ускоряло и оборот капитала. Таким образом, из одной только возросшей скорости перевозок извлекался дополнительный доход промышленности. Другим условием промышленного развития на капиталистической основе можно считать появление кредита. Когда реформа 1861 г. ослабила путы феодальных отношений, оплетавших народное хозяйство России, и стали возникать отношения капиталистические, в стране начал складываться рынок капиталов. Как только народились первые российские кредитные учреждения, иностранный капитал немедленно обратил на них свое внимание. В 1866 г. европейскими финансистами было образовано «Общество взаимного поземельного кредита», выпускавшее свои закладные листы через крупнейшие европейские банки, в частности банк Ротшильда. Хотя первые коммерческие банки создавались исключительно на русские деньги, в дальнейшем организацию коммерческого кредита взял на себя иностранный капитал. Прежде всего, благодаря ему России удалось сразу ввести у себя весь механизм обмена (банки, кредитные общества и т. п.), выработка которого потребовала на Западе целых веков. В период первого прилива иностранного капитала в русское банковское дело – в 60–80-х гг. XIX в. – основная часть капиталов была германского происхождения. 90-е гг. приносят с собой усиление французского влияния. Примерно с того же времени отмечался и постепенный переход акций российских коммерческих банков из Германии во Францию.[101] «Романская ориентация» России в финансовых вопросах была реакцией на закрытие для нее (с 1885 г.) сначала лондонского, а затем (с 1887 г.) и берлинского финансовых рынков из-за политических (в первом случае) и таможенных (во втором) противоречий. Постепенная нормализация русско-британских отношений к концу века вызвала новую волну британских инвестиций в российское народное хозяйство, в том числе в банки. Долгое время не поощрял заграничных капиталовложений в страну и очень низкий российский таможенный тариф. До 1876–1880 гг. таможенные ворота были растворены почти настежь. В этой ситуации европейский капитал спешил заполонить Россию готовой продукцией и не собирался помогать ей в создании своей собственной промышленности. Оборонительным валом против товарной интервенции стало увеличение пошлин в 1879, 1881, 1890 гг. В 1891 г., когда все происшедшие в российской тарифной системе изменения были сведены воедино в новом издании общего таможенного тарифа России, стало ясно, что он был скорее запретительным для товаров иностранного производства. Примерно с этого времени ввоз в страну готовой продукции становится затруднительным, а по широкой номенклатуре – едва ли не невозможным. Эта покровительственная система имела своей задачей создать в России свою собственную обрабатывающую промышленность, которая содействовала бы росту нашей экономической, а следовательно, и политической самостоятельности. В какой мере удалось защитить отечественную промышленность, видно хотя бы из данных о ввозе из Германии в Россию (по сухопутной границе). В 1876 г. он составил 197 млн руб. и возрос к 1880 г. до 274 млн руб. Однако в последующие 10 лет произошло резкое его падение – до 112 млн руб. в 1890 г., или в 2,5 раза. И это несмотря на то, что внутренний рынок России рос как на дрожжах. Приведя этот пример, можно сделать заключение, что Россия, на которую в первое пореформенное время немцы смотрели как на «дойную корову», «стала ныне лягаться и бить германские „подойники“». В полной мере последствия финансово-экономической политики правительства, в смысле создания привлекательного для заграничных инвесторов облика России, стали ощущаться в 1895–1902 гг. Грандиозные планы промышленного и железнодорожного строительства, завершение финансовой реформы введением золотой валюты устранили последние препятствия на пути прямых иностранных капиталовложений, а также открыли перед ними поистине необъятное поле деятельности. Именно в эти годы наблюдался рекордный прилив иностранных капиталов в народное хозяйство России. Высокому спросу на промышленный капитал в России, особенно в 1895–1902 гг., соответствовало его предложение на западноевропейском финансовом рынке. Как раз в это время отмечалось встречное улучшение существовавших в Западной Европе условий прямого финансирования российской промышленности в виде довольно значительного удешевления кредита. Основным стимулом к вкладыванию денег в России и была высокая норма прибыли в ее промышленности, товары которой в условиях преобладающего патриархального производства реализовались с дифференциальной прибылью. Прибыльность гарантировалась также отсутствием практически всякой конкуренции со стороны иностранных товаров: даже если они и прорывались на российский рынок, то их цена, включавшая огромные пошлины, была такова, что не знавшие этого бремени отечественные товары могли реализовываться и выгодно, и быстро. Считается, что на повышении рентабельности капиталовложений сказался и такой фактор, как более дешевая, по сравнению с Западной Европой, рабочая сила. Получив отказ во въездной визе в Россию для своих товаров, но воодушевленный перспективами выгодной работы в самой стране, международный капитал не затруднился переселиться внутрь таможенной стены и устроиться на «чужой» почве. Следует оговориться, что приводимые здесь и далее данные о размерах прямых иностранных инвестиций не могут считаться абсолютно полными и точными. Главная трудность при их подсчете заключается в крайней текучести и неуловимости самого объекта статистической фиксации – денежного капитала. То, что когда-то было коммерческой тайной для современников, сегодня остается в значительной степени тайной для историков. Не выяснены масштабы иностранного предпринимательства, не выявлены результаты финансово-производственной деятельности многих иностранных предприятий, их удельный вес в отдельных районах, не определена доля иностранного участия в российских акционерных обществах. Неслучайны поэтому и расхождения, подчас весьма серьезные, между данными различных исследователей о размерах иностранных капиталовложений в народное хозяйство России. Как бы там ни было, эти данные вполне позволяют представить хотя бы общую картину. Образование собственных компаний было не единственной и не главной формой иммиграции иностранного капитала. На нее до революции приходилось лишь чуть более 40 % общего размера иностранных инвестиций, остальной же капитал был вложен в акции российских обществ. Общая сумма иностранных капиталовложений в промышленность страны (без инвестиций в кредитные учреждения, коммунальное хозяйство и торговлю) оценивалась с различными вариациями приблизительно в 1300 млн руб., что составляло в среднем 1/3 их общего объема. В России иностранный капитал без различия национальностей устремился прежде всего в тяжелую индустрию. На горную, горнозаводскую и металлообрабатывающую отрасли приходилось более 70 % всех иностранных капиталовложений в промышленность. Кроме того, Германия вложила крупные средства в электротехническую и химическую промышленность. Наибольшая часть английских производственных инвестиций также приходилась на горнопромышленные предприятия, в первую очередь, нефтедобывающие. Значительный объем, а также целеустремленность иностранного капитала позволили ему завоевать важные позиции в производстве средств производства в России. Огромной была роль иностранного капитала в создании базовой по тем временам металлургической промышленности в России. На иностранные средства создается крупнейший металлургический комплекс страны – южнорусский, на который в 1913 г. приходилось 67 % выплавленного в России чугуна и 60 % стали. Несмотря на то, что правительство предоставило российским предпринимателям необходимые льготы, все их попытки создания здесь центра железоделательной промышленности окончились неудачей. Без помощи иностранного капитала криворожским рудам еще долго пришлось бы мирно покоиться под черноземными полями Приднепровского края. Точно так же в металлургическом деле Донецкого бассейна пионером явился англичанин Юз. На юге России не было почти ни одного предприятия, в котором бы не участвовал иностранный капитал. Из существовавших там 18 акционерных обществ акции 16 котировались на иностранных биржах. Таким образом, можно говорить о южнорусских предприятиях как о предприятиях с почти исключительным или преобладающим участием иностранного капитала. В Южную Россию целыми массами переселялись иностранные капиталы, инженеры и рабочие, а в современную эпоху «горячки» (1898 г.) туда перевозятся из Америки целые заводы. Играя первостепенную роль в выплавке стали и чугуна, южнорусский комплекс, вместе с тем, включал в себя только 22 металлургических завода, тогда как всего в России в то время их насчитывалось 167. Южнорусские заводы выплавляли чугуна в среднем в 14 раз больше, чем уральские, при этом производительность труда на первых была в 5 раз выше. Еще большую роль иностранный капитал играл в самых передовых по тем временам отраслях промышленности – энергетической, электротехнической, химической. Более того, инициатива создания их в России и подавляющая часть вложенного в них капитала принадлежали другим странам, прежде всего Германии. Германские капиталы называют «фактическими хозяевами» российской энергетической промышленности. Старейшим предприятием и одновременно первой в России иностранной компанией, действовавшей в этой области, было германское «Общество электрического освещения 1886 г.». В 1914 г. основной капитал этого общества и трех его дочерних компаний был равен 76,25 млн руб., или примерно 3/4 всего основного капитала, вложенного в России в эту отрасль. Значительная часть оставшихся средств также была германского происхождения. На эти огромные по тем временам средства было создано энергетическое хозяйство России, в котором особое место принадлежало германским обществам. В России действовали семь филиалов крупнейших электротехнических фирм Германии, в том числе «Всеобщей компании электричества», «Сименса и Гальске», «Шукерта». Прямая связь с центром германской электротехнической промышленности позволила ее представителям в России действовать согласованно и широко. В кратчайшие сроки в России было создано производство широкой номенклатуры электротехнических изделий – от проволоки до генераторов. Российские филиалы германских компаний не испытывали никакой нужды в капитале, который им беспрепятственно предоставлялся из «метрополии» ввиду высокой рентабельности помещения в этой отрасли промышленности России. В результате общий размер основного капитала семи филиалов возрос с 10,70 млн руб. в 1901 г. и 22,11 млн руб. в 1911 г. до 43,05 млн руб. в 1913 г… Можно сказать, что в электротехническую промышленность России вкладывалось столько германского капитала, сколько она могла «переварить» с учетом экономической реальности внутреннего рынка. В нефтяной промышленности также происходил стремительный рост производства. Не ошибемся, если предположим, что за этим ростом стоит и большая работа иностранного капитала. Следы его деятельности и сейчас видим в архитектуре центра старого Баку, этого самого неазиатского города бывшей азиатской России. Расцвет нефтедобычи в Бакинской губернии был связан с переходом от старой технологии отрытия колодцев к новой – бурению. Первоначальная попытка бурения на нефть в Баку была предпринята русскими промышленниками, однако она не увенчалась успехом. Первый удачный опыт закладки буровых скважин в России принадлежал «Сименсу и Гальске». Получив в 1866 г. нефтяную концессию, фирма через два года заложила три скважины. Поскольку успех был огромным, фирма к 1870 г. пробурила уже 7 скважин, в 1872-м -29, в 1877-м – 238 и в 1881 г. – 270 скважин. Известие о бакинском нефтяном «Эльдорадо» вызвало мощный приток иностранного капитала в российскую нефтяную промышленность. Общий размер основного капитала нефтяных обществ в Баку в 1915 г. составил 487,4 млн руб., из них 130 млн руб. контролировалось «Товариществом братьев Нобель». Другим крупнейшим обществом было «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное и торговое товарищество» Ротшильдов. Едва ли не единственным представителем российского нефтебизнеса им подстать была компания Манташева, однако насколько «чистым» было ее происхождение, сказать трудно. В 1890 г. на последние три общества пришлось 80 % экспорта бакинской нефти. Весьма условно эту цифру можно взять и за показатель их участия во всей нефтедобыче в Баку. Рассмотрим теперь хлопчатобумажную промышленность. И в этой, казалось бы, вполне национальной отрасли нашего капитализма пионерами и «насадителями» явились те же иностранцы. Наиболее известным из них был немец Л. Кноп, контора которого занималась строительством «под ключ» текстильных фабрик, включая оснащение их английским оборудованием. Почти все хлопчатобумажные фабрики центрального промышленного района России были выстроены конторой Кнопа, владелец которой скоро сделался важнейшим акционером целого ряда фабрик. В то время даже существовала поговорка: «Нет церкви без попа, нет фабрики без Кнопа». Имел Кноп и свои собственные фабрики, в том числе, самую высокооснащенную и крупнейшую в России Кренгольмскую мануфактуру, которую называли «уголком Англии на русской почве». Иностранный капитал стоял у истоков и такой отрасли, как сельскохозяйственное машиностроение. Первыми тремя предприятиями этого профиля были «громадный» завод по производству сельскохозяйственной техники, построенный американцами в Люберцах, а также два предприятия, сооруженные в Харькове и Бердянске. Особо можно отметить значение иностранных инвестиций для Сибири (прежде всего Восточной) и Дальнего Востока.[102] В Сибирь заграничный капитал направлялся преимущественно для разработки залежей полезных ископаемых, в особенности золота. Рост золотодобычи представлял для правительства особый интерес с точки зрения накопления валюты и поддержания золотого обеспечения рубля, так как промышленный бум в стране потребовал резкого увеличения денежной массы. В связи с этим в 1898 г. был принят закон о беспошлинном ввозе в Россию в течение 10 лет машин и оборудования для золотопромышленности. Переход иностранного капитала в «российское подданство» объяснялся, очевидно, тем, что правительство запрещало его деятельность в наиболее богатых и перспективных районах Сибири – на юге Забайкалья, в Иркутской и Енисейской губерниях, Алтайском округе. Общая же тенденция к вытеснению иностранного предпринимательства из горной промышленности Сибири была его «платой» за то, что оно не привносило почти ничего нового, прогрессивного в техническое оснащение и организацию горного дела Сибири и потому не стало незаменимым. На Дальний Восток иностранный капитал пришел во второй половине 70-х годов. При отсутствии в регионе развитого внутреннего рынка (железнодорожного сообщения с другими районами страны тогда еще не существовало) внешняя торговля стала главным стимулом развития промыслов и промышленности. Ведущее место в ней занял иностранный капитал. В 1882 г. на всем Дальнем Востоке соотношение иностранного и русского торгового капитала было 65:35. Иностранное предпринимательство привнесло более высокую культуру организации торговли, способствовало развитию внутреннего рынка. По мере того как отечественный дальневосточный капитал накапливал силы, его иностранный конкурент стал сдавать позиции и к 1890 г. дал только 42 % торгового оборота в натуральном выражении и 39 % – в стоимостном, а в 1892 г. – 25 и 28 % соответственно. Таким образом, и в данном случае сработала привычная схема: инициировав дело, иностранный капитал «переуступил» его набравшим силу российским промышленникам и торговцам. Приведенные факты и данные позволяют дать общую оценку такому явлению, как иностранный капитал в России и отметить некоторые его особенности. Обобщив данный материал, можно сделать вывод, что иностранный капитал выступил в качестве «локомотива» промышленного развития, не только организуя новые производства, но и ставя уже известные на новый уровень. Следует согласиться и с тем, что для такой большой державы, как Россия, импорт капитала не порождает проблемы национальной зависимости. Но не стоит идеализировать значение иностранных капиталов, которые отнюдь не преследовали благотворительные цели.[103] Уже с начала 80-х годов XIX в. платежи по размещенным за границей государственным и гарантированным правительством займам стали превышать поступления из-за границы по новым таким займам. Сумма платежей, выплаченных иностранным владельцам российских публичных фондов за 1881–1913 гг., составляла свыше 5 млрд руб., что более чем в полтора раза превысило прирост внешнего публичного долга России за это время. Иначе говоря, иностранные займы, обеспечившие создание костяка железнодорожной сети в России, превратились в инструмент, при помощи которого стали выкачиваться из страны созданные в ней накопления. Недостаточность внутренних накоплений, обусловливавшая обращение царского правительства к зарубежным денежным рынкам, порождалась главным образом тем, что большая их часть отвлекалась посредством налогов и при помощи системы государственного кредита от производительного использования в народном хозяйстве в интересах продления существования реакционного политического режима и экономических привилегий помещиков. К 1914 г. на так называемые «общие нужды» государства, а также на казенный ипотечный кредит, преследовавший целью поддержание помещичьего землевладения, оказалось истрачено около 6 млрд руб., т. е. в полтора раза больше, чем было получено из-за границы на железнодорожное строительство. Однако задача сохранения изживших себя порядков, требовавшая от царизма огромных непроизводительных затрат, побуждала его идти и на производительные расходы: строительство железных дорог, поощрение некоторых отраслей промышленности и др. Возможность получать за границей средства для их покрытия позволяла царизму использовать ресурсы внутреннего накопления на непроизводительные цели. В начале XX в. международный капитал открыто протянул руку помощи царскому самодержавию, ссудив ему деньги на ведение войны с Японией и подавление первой российской революции. Еще более откровенный характер имели иностранные займы, предоставленные царскому, а затем и Временному правительствам в годы первой мировой войны. В поиске средств для развития страны царское правительство пошло по наиболее легкому пути – привлечения иностранных займов и предоставления концессий. Иностранные компании, имевшие ограничения на ввоз товаров в Россию, пользовались достаточно большой свободой по размещению инвестиций внутри страны. При этом иностранные компании часто злоупотребляли этой свободой, нещадно эксплуатируя природные ресурсы России, не стимулировали, а нередко тормозили развитие отдельных отраслей, которые могли обеспечить экономическую независимость страны. Экономическая политика того времени подвергалась достаточно жесткой критике, в частности, одна из ведущих экономических газет «Биржевые ведомости» в конце 1900 г. писала: «Экономическая политика нынешнего правительства ведет к нашествию иностранных капиталов, которые скупят Россию на корню». Отвечая на критику, тогдашний министр финансов России Сергей Витте писал: «Подобные опасения высказывались у нас еще со времен Петра Великого, но государи русские с ними некогда не считались, и история вполне оправдала их прозорливость… Привлечением иностранного капитала создали свое промышленное могущество все передовые ныне страны – Англия, Германия, Соединенные Штаты Америки…». «Полярность» точек зрения на данную проблему сохранялась многие годы. Советские историки и литераторы небезуспешно внедряли в массовое сознание в соответствии со сталинским тезисом о полуколониальной зависимости России образ империалистического хищника, явившегося в нашу страну из-за рубежа лишь для того, чтобы грабить и закабалять. Один историк даже распространение сифилиса среди жителей Чукотки отнес за счет экспансии американского «капитала». Разумеется, среди иностранных дельцов были и авантюристы, и просто недобросовестные люди. Но не они в конечном счете определяли лицо иностранного предпринимательства в России, иначе оно не оставило бы после себя никаких следов, а ведь их множество. Старожилы Донецка до сих пор называют свой город Юзовкой по имени английского предпринимателя Джона Юза, основавшего здесь в 1869 г. первый в Донбассе металлургический завод. Во многих семьях и сейчас исправно трудятся машинки, сделанные в начале XX в. на Подольском заводе фирмы «Зингер». Да и сам этот завод служит своеобразным памятником иностранному предпринимательству в России. Многие ныне действующие заводы и фабрики нашей страны, в том числе, такие известные московские предприятия, как заводы «Серп и молот» и «Красный пролетарий», фабрики «Красный Октябрь» и «Красная Роза» были основаны иностранными предпринимателями. Несомненно, что опыт использования иностранного капитала в XIX – начале XX в. может быть востребован и через столетия. |
загрузка...