I
|
Нельсон родился 8 июля 1908 г. в местечке Бар-Харбор, на побережье Атлантики, в штате Мен. «Нет лучше воздуха, чем воздух Мена», — говорила госпожа Рокфеллер. Действительно, Бар-Харбор принадлежал к числу лучших курортов. Фешенебельная вилла из 20—30 комнат и десятки слуг делали комфорт регулярно посещавшей эти места знати. Но летом 1908 г. Бар-Харбор приобрел для Рокфеллеров значение и еще в одном отношении — своей изолированностью. По всей стране была в разгаре антитрестовская кампания. На рабочих собраниях, в печати и с трибуны конгресса раздавались грозные обличения в адрес тех, кто угрожал подчинить нацию своей неумолимой власти. Главным объектом этих обличений был дед Нельсона. В такой тревожной обстановке Бар- Харбор представлял надежное убежище. Сюда, как отмечает один из биографов Нельсона, «почти не проникло брожение». Здесь поселился цвет высшего общества, разбогатевшие артисты, писатели и миллионеры. Соседями Рокфеллеров были Джон Пирпонт Морган, затем — Форды и другие представители элиты. Впоследствии родители Нельсона решили совершенно отделиться и выстроили себе виллу на некотором расстоянии от Бар-Харбора. Вокруг был разбит парк, а новое имение получило название Сил-Харбор. Здесь Рокфеллеры проводили летние месяцы.
Зимой семья возвращалась в Нью-Йорк, занимая апартаменты на 54-й улице или в Покантико-Хиллз. Начальное образование Нельсон получил в нью-йоркской привилегированной школе. «Посещение школы, — пишет его биограф Д. Десмонд, — не было сплошным удовольствием. Уже вскоре после того, как он поступил в школу Линкольна, стало очевидно, что Нельсон не способен к наукам». Особые трудности вызывало чтение. Он никак не мог научиться читать, и эта трудность не потеряла для него значения до сих пор. Ему приходится читать доклады и собственные выступления, отчеты и письма. Что же касается беллетристики, то ею он отнюдь не увлекается. По словам Десмонда, чтение гак и осталось для Нельсона «медленным и мучительным процессом». Впрочем, учеба лишь отчасти заполняла его время. 20-е годы были периодом, который произвел переворот в области нравов и морали Америки, положив начало явлениям, ставшим характерной чертой американского образа жизни. «Произошла неслыханная революция против существовавшего уклада американской жизни, — писал Ф. П. Аллен, — революция, к которой Ленин никак не мог иметь какого-либо отношения. Ударные отряды мятежников состояли не из чужестранных агитаторов, а из сыновей и дочерей зажиточных американских семейств». Постепенно «революция нравов» захватила широкие слои населения, но тон задавала «золотая молодежь», дочери и сынки из богатых семей. Весь привычный кодекс чести для женщины был пересмотрен, условности опрокинуты и оковы пуританизма сброшены. Стали носить более открытую одежду. Появилась мода на губную помаду и короткую стрижку. Американская статистика сразу подсчитала, что метраж ткани на женское платье сократился вдвое. А косметическая промышленность ежегодно вырабатывала и продавала в расчете на каждую взрослую женщину более фунта пудры, восьми коробок румян и такое количество помады, что проданных за один год карандашей, если их построить в один ряд, хватило бы, чтобы пересечь территорию США с востока на запад. Различные комитеты по соблюдению благопристойности клеймили позором косметику и прически, придумывали фасон «нравственного платья», а законодательные собрания с присущей американцам деловитостью обсуждали в дюймах допустимые пределы длины юбок и вырезов на шее. В Огайо предлагали ограничить декольте двумя дюймами, в Виргинии — тремя. В штате Юта был внесен законопроект, карающий штрафом и тюремным заключением тех, кто носит юбки выше трех дюймов от лодыжек. В Огайо предлагалось запретить продажу «всякого платья, которое чрезмерно выставляет или подчеркивает линии женского тела». Ревнители благочестия с ужасом взирали на увлечение фокстротом — этим «непристойным танцем», «нечистым, оскверняющим, развращающим, уничтожающим достоинство, разрушающим духовное начало и возбуждающим плотские чувства». Отцы и дети разделились на два лагеря по вопросу о папиросах, спиртных напитках, ночных катаниях в автомобилях и посещениях ночных клубов. Этот раскол не миновал и семью Рокфеллеров. Не кто иной, как Нельсон, бросил вызов старым порядкам. Именно он, по словам Десмонда, окунулся в беспутную жизнь, посвятив себя танцам, любви и быстрой езде на автомобилях. В 18 лет Нельсон поступил в Дартмутский колледж в штате Нью-Гемпшир и на четыре года покинул родительский кров. Расставание с домом не принесло жестоких страданий. Он почувствовал себя на воле и не испытывал каких-либо неудобств. Первым его действием был визит президенту колледжа. «Я уже здесь», — объявил Нельсон. Впоследствии с такой же бесцеремонностью он вторгался в покои президентов США и других высокопоставленных лиц. Президент Дартмута сам считал за честь поддерживать отношения с Рокфеллером. Его отцу он лично периодически сообщал об успеваемости сына, а последний стал частым гостем в его доме. Дартмут избавил Нельсона от мелочной опеки. Получаемых из дома денег хватало лишь на первое время. По словам Пайла, Нельсон всегда испытывал затруднения в деньгах. Но Рокфеллеру никто никогда не жалел дать в долг, ибо долг переводился на родителей, а они, естественно, всякий раз его аккуратно погашали. Вначале Нельсону отказали в покупке автомобиля. Но многие знатные дартмутцы имели свои машины, и Рокфеллеру было неудобно отставать. Поэтому в один прекрасный день и он стал обладателем первоклассного спортивного авто. Черный с красными полосами роскошный «бьюик» заполнил основное содержание жизни Нельсона, а в письмах домой появились упоминания о «персиках», с которыми он делил свои автомобильные прогулки и досуг. В Дартмуте юный Рокфеллер по-прежнему не переутомлял себя. Он развлекался, играл в футбол и в минимальных дозах принимал науки. Собственно от него многого и не требовали. «Не забывай пить молоко и спи столько, сколько можешь», — писали ему из дома. К тому же вся обстановка привилегированного заведения отнюдь не располагала к усердию. «Это была маленькая школа с большой футбольной командой, — пишет Десмонд, — а ее интеллектуальные претензии находились на самом скромном уровне». В отличие от школы Линкольна здесь никаких экспериментов не ставили и в составе учащихся не было представителей низших классов. Выходцам из богатых семей в Дартмуте стремились придать некоторую полировку перед тем, как они окунутся в деловую карьеру. Никаких других целей не существовало. Политические науки считались уделом специалистов й зубрил. А Нельсон не принадлежал ни к тем, ни к другим. За спиной Нельсона всегда стояло богатство, обеспечивавшее его жизненный путь. При этом условии такие категории, как интеллект и образованность, казались в его глазах никчемной безделицей. Правда, Нельсон сумел стать членом аристократического клуба «Фай Бета Кана», требующего от его участников успехов в учебе. Но на уровне требований Дартмута это не было такой уж сложной задачей. Единственная наука, которую Нельсон твердо усвоил в колледже, была ненависть к коммунизму. Этому его обучил на уроках политэкономии С. Мей, впоследствии перешедший в «Фонд Рокфеллера» и ставший главным советником семейства по СССР. Занимаясь у Мея, Нельсон написал реферат, в котором защищал методы, применявшиеся его дедом при создании треста «Стандард ойл». В 22 года Нельсон получил диплом об окончании высшего образования, но мало чем изменился. Его по-прежнему считали «повесой», хотя через неделю после Дартмута он и связал себя узами брака, женившись на дочери крупного филадельфийского дельца Мэри Тодхантер Кларк. Целый год молодая чета путешествовала вокруг света. Их снабдили рекомендательными письмами к королям, президентам и премьер-министрам разных стран. О них заботились представители «Стандард ойл» и других связанных с Рокфеллерами фирм, а во время визитов к государственным деятелям их сопровождали официальные дипломатические представители США. Вернувшись из свадебного путешествия, Нельсон начал стажировку в конторе «Стандард ойл», а затем перешел в правление «Чейз нейшенл бэнк». Вместе с У. Олдричем, его дядей и президентом банка, Нельсон объездил территорию США, посетил Лондон и Париж, знакомясь с работой отделений банка. Наконец, он получил первое самостоятельное назначение — оно было связано с постройкой будущего Рокфеллеровского центра. |
загрузка...