Мытарства

   Вторично мы были вынуждены форсировать Северский Донец 9 июля, на этот раз в ходе крупного наступления, неподалеку от Славянска. Были ли в самом деле вынуждены? Да – в высшей степени стратегически, без каких-либо боев, к которым мы тщательно готовились.

   Когда командир нашего 4-го дивизиона хотел провести рекогносцировку огневой позиции, одна местная старушка попыталась помешать ему проехать на вездеходе через ее огород, стращая грядущей опасностью. Командир батальона, естественно, предостережению не внял и проехался по заботливо возделанным ею грядкам. Вскоре он наступил на мину и умер от осколочных ранений. Его спутники тоже кто были убиты, кто ранены. Они оказались единственными жертвами, которые мы понесли в ходе переправы.

   Капитально построенные и оборудованные позиции русских на той стороне реки мы нашли пустыми. Лишь два дня спустя мы вошли в соприкосновение с противником, наступая ему на пятки, при этом огневой контакт едва ли был возможен.

   Преследование врага всегда создает трудности как для преследуемого, так и для преследователя. Основная из них – постоянная смена боя и марша – magnis itineribus^[9], как в свое время выразился Юлий Цезарь. При этом спать приходилось урывками.

   Наша группа армий «А» состояла из 17-й армии и 1-й танковой армии. В 17-ю армию входили XXXXIV армейский корпус (97-я и 101-я легкопехотные (егерские) дивизии) и XXXXIX горнострелковый корпус (1-я и 2-я горнострелковые дивизии). Рядом с этими корпусами, которые должны были принять участие в сражениях на Кавказе, действовала 1-я танковая армия, которая должна была наступать на Майкоп.

   Впереди действовали танковые соединения, наносившие удары по врагу, подавлявшие его сопротивление, проламывавшие его оборону и достигавшие поставленных на данный день целей. При этом у них в тылу оставались вполне боеспособные многочисленные русские части и масса отбившихся от своих подразделений солдат противника. Ими занимались горные и егерские дивизии, которые – так сказать, в виде второй волны – обливаясь потом и с высунутыми языками пешим ходом следовали за танками – от Северского Донца до Кавказа, – пройдя путь в 800 километров.

   Само собой разумеется, что, сохраняя подобный темп продвижения вперед, мы не могли очистить от врага всю занимаемую нами территорию. Большая часть русских проскальзывала между нашими частями по лесам и полям подсолнечника, в которых могли незаметно скрыться целые вражеские полки, чтобы потом наносить удары в спину – по нашим пехотным штабам и проходящим колоннам. Уже по этой причине всем штабам было рекомендовано постоянно держаться ближе к маршевым ротам.

   Во время переходов после залитых солнцем, хорошо проходимых пространств мы оказывались на участках, где увязали в песке, или в перелесках у рек, или под проливными дождями в грязи по колено, причем двигались иногда и в сумерках. Наши измученные лошади вскоре уже были не в состоянии тянуть наши орудия и повозки с боеприпасами. Несколько лучше была ситуация с 1-й батареей благодаря выдающимся способностям обер-вахмистра, который, будучи в гражданской жизни товароведом, оказался знатоком лошадей и великолепным организатором. Мне было совершенно ясно, что я не смогу долго поддерживать темп движения своего дивизиона. Но 1-я батарея могла эту боеспособность сохранять. Поэтому она всегда была обеспечена хорошими лошадьми, тягачами и достаточным количеством боеприпасов. Ситуация с двумя другими батареями была тяжелее. Тем более приятно было узнать, что при каждом сколько-нибудь серьезном огневом контакте с врагом они своевременно занимали свои позиции.