Реклама

А.М. Хазанов.   Очерки военного дела сарматов

Копья

Копья всех четырех сарматских эпох в погребениях встречаются очень редко 1. Всего из сарматских погребений и случайных находок происходят 39 наконечников. Часть их утеряна и тем самым недоступна для исследования, часть найдена в слишком фрагментарном состоянии, чтобы можно было восстановить их форму. Из 39 наконечников 17 относятся к савроматскому времени, 8 — к прохоровскому, 9 — к сусловскому, 2 — к шиповскому, 2 происходят из погребений IV—V вв. н. э., а последний, также, вероятно, поздний, найден случайно.

Если исходить из того, что набор оружия, который встречают в погребениях, полностью соответствует реальному вооружению сарматских воинов, то следует признать, что на протяжении почти тысячи лет копья у сарматов были в употреблении очень мало. Правда, копья были непременным оружием катафрактариев — тяжеловооруженной конницы, но их погребений в Поволжье мы почти не знаем. Поэтому и в данном случае отсутствие копий в погребениях, казалось бы, легко можно объяснить 2. Однако некоторые данные заставляют предполагать, что с вопросом о распространенности копий у сарматов дело обстоит гораздо сложнее.

Прежде всего это сведения письменных источников. Античные авторы неоднократно отмечают наличие копий на вооружении в сарматском войске. Так, Страбон {48, VII, 3, 17], описывая вооружение роксоланов в период их войны с Диофантом, выделяет копье на первое место среди наступательного оружия, перед луком и мечом. Сведения Страбона особенно для нас важны, потому что они касаются легковооруженной сарматской конницы еще до появления катафрактариев.

О копье как непременном оружии язигов упоминает Овидий [30, 135]. О сарматских копьях и пиках сообщает целый ряд римских авторов I в. н. э. [21, XV, 685; 33, II, 130—-134;12, VI, 162].

Тацит [52, VI, 35], описывая битву Фарасмача иберийского и его союзников-сарматов с войсками Орода, сына Артабана III, в 35 г. н. э., отмечает, что «сарматы, оставив луки,, которыми они не могли действовать так далеко, как парфяне, бросались на них с пиками и мечами...». Он же [51, I, 79] упоминает копья роксоланских катафрактариев во время их на-бега на Мезию.

Из более поздних писателей Арриан [7, 44,. I] отмечает копейщиков в составе сарматского войска. Аммиан Марцеллин [3, XVII, 12, 2,. XIX, 11, 10] пишет о длинных сарматских пиках, Клавдий Клавдиан [22, I, 106] — о сарматском копье.

Любопытно, что значительная часть упоминаний о сарматских копьях относится ко времени сусловской культуры. Быть может, это объясняется не только случайностью или повышенным вниманием к племенам, вышедшим на тогдашнюю мировую арену. До сих пор не получил удовлетворительного объяснения факт господства в I в. до н. э.— I в. н. э. короткого меча с кольцевым навершием, который пришел на смену длинному мечу с серповидным навершием.

Трудно поверить, что сарматы в период своей широкой экспансии были вооружены хуже, чем их предшественники. Скорее всего это объясняется тем, что именно в сусловское время в сарматском войске широко распространяются копья ([339]. Прежде всего их должна была взять на вооружение сарматская знать, поставлявшая ударные контингенты войска, что не исключает применения их и рядовыми воинами. Тогда можно понять, почему произошло некоторое укорочение мечей, которые вооруженные копьями всадники теперь пускали в ход главным образом при спешивании, в рукопашном бою.

Широкое и умелое использование копий катафрактариями говорит, что освоение этого оружия и достаточно массовое его распространение потребовали определенного отрезка времени.

Предполагая появление тяжеловооруженной конницы в первые века нашей эры, нужно относить время освоения к предшествующему периоду, т. е. к концу II в. до н. э.—I в. н. э., а может быть даже ко времени развитой прохоровской культуры. Во всяком случае, если в савроматское и прохоровское время у знатных всадников на первом месте среди вооружения стоял длинный меч, то в сусловское время его должно было занять длинное копье.

Возможно, широкому распространению копий у сарматов способствовали установившиеся именно в это время особенно тесные связи с Кубанью. Если не считать копий, которые часто встречаются в кубанских курганах и грунтовых могильниках, остальной комплект и типы вооружения на Кубани и в Поволжье одинаковы.

B таком случае небольшое количество копий, обнаруженных в погребениях сусловского времени, быть может, следует объяснять не столько малым количеством известных нам в Поволжье аристократических захоронений, сколько тем, что сарматы просто не клали копья в погребения. Если это так, то мы имеем здесь дело с особенностью погребального ритуала, отличавшегося от кубанского.

Большая длина всаднического копья—а именно такие копья получили распространение у сарматов — естественно препятствовала помещению его в могилу, а класть сломанное копье или только его наконечник, вероятно, было не в обычае. Любопытно, что могильная яма в кургане № 7/12 у хут. Ляпичева была специально удлинена, чтобы вместить копье с древком, которое достигало длины 2,5 м [74, стр. 186]. Но это исключительный случай.

Можно также допустить, что копья втыкали в насыпь кургана — обычай, до недавнего времени распространенный в казахстанских степях [157, стр. 211].

Что касается сарматов Северного Кавказа, то они могли перенять обычай класть копья в погребения, вероятно в сломанном виде, у местного меотского населения.

Роль и место копья в наступательном оружии сарматов в общем виде представляются следующими. Копья в арсенале савроматскога оружия занимали третье место после лука со стрелами и меча [292, стр. 70]. Однако в отличие от скифов копья у савроматов имели значительно меньшее распространение. Это можно объяснить ранним появлением длинных всаднических мечей, отчасти заменявших копья. Напротив, у меотов копья играли настолько важную роль, что копейщики даже выделялись в особый контингент войска {296, стр. 306].
Подавляющее большинство копий в прохоровских погребениях относится к IV—III вв. до н. э., в то время как в погребениях III—II вв. до н. э. они почти совершенно неизвестны. Однако и в это время они скорее всего были на вооружении отдельных знатных воинов; более того, их значение могло постепенно возрастать 3.

В сусловскую эпоху копья стали постоянным оружием сарматов. Причем немалое влияние в этом оказал Северный Кавказ, прежде всего Прикубанье, где сарматы рано познакомились с меотскими копьями и приняли их на вооружение. B дальнейшем копья становятся основным наступательным оружием катафрактариев.

В нашем распоряжении имеется столь мало наконечников копий, что трудно дать сколько- нибудь полную их типологию и проследить эволюцию. Можно лишь отметить, что в целом они близки к наконечникам копий, в тех или иных вариантах бытовавших на довольно обширных пространствах Восточной Европы и Северного Кавказа, причем с последними обнаруживается особое сходство.

Уже в савроматское время в Поволжье и Приуралье появляются копья, несомненно заимствованные с Кавказа {292, стр. 72]. В то же время отдельные наконечники савроматского и прохоровского времени близки к скифским 4. Наконечники копий сусловского и шиповского времени особенно близки к северокавказским. Поэтому на последних следует остановиться несколько подробнее, имея в виду, что полная типология северокавказских наконечников копий не входит в задачу автора.

В погребениях раннего железного века на Северном Кавказе наконечники копий представлены в большом количестве и различными типами. Наибольшее распространение получили листовидные наконечники (табл. XXIV, 1—7), которые появились на Переднем Востоке еще во второй половине II тысячелетия до н. э. [500, стр. 80].

На Северном Кавказе они известны с эпохи поздней бронзы5 и характеризуются рядом общих черт: перо сравнительно короткое — длина его равна или немного превышает 1/2 общей длины; наибольшая ширина в нижней трети или четверти общей длины; нижняя часть листа обычно имеет овальные очертания, но иногда и более прямые. В таком случае перо резко переходит во втулку; возможно, это делалось под влиянием закавказских копий. По всей длине пера проходит валикообразное продолжение втулки, постепенно сужающееся кверху. Наиболее ранние экземпляры бронзовые, в VIII—VII вв. дон. э. их сменяют железные (табл. XXIV, 2) 6. Различия касаются общих размеров, соотношения общей длины с максимальной шириной пера, очертаний пера. Общая длина наконечников колеблется от 6,5 до 20 см, отдельные экземпляры превышают 30 см.

Северокавказские наконечники копий с листовидным пером входят в группу наконечников, широко распространенных в (Восточной и Центральной Европе и встречающихся в Закавказье [152, стр. 112; 211, стр. 12, 40—42]. А. А. Иессен считает их местными для Северного Кавказа и отмечает, что «картина распространения описываемых относительно коротких наконечников с дельнолитой трубкой заставляет видеть в них широко распространенный тип, более или менее синхронно появившийся во многих районах нашей страны» (152, стр. 113—114].
В савроматских погребениях наконечники подобной формы не встречены, но архаические листовидные наконечники копий, существовавшие в начале железного века, могли быть известны и савроматам.

На Кавказе наконечники копий с листовидным пером бытовали у местного населения и в последующее время, но у них ребро посредине пера уже не переходит во втулку или совсем отсутствует. Часть их довольно близка к ранним.

Таковы, например, наконечники копий, обнаруженные в погребениях IV—III и III—I вв. до н. э. Усть-Лабинского 2-го могильника (табл. XXIV, 3) [67, стр. 182, рис. 12, 1; 12, 2].
Длина их иногда превышает 30 см, втулка достигает 14 см, максимальная ширина пера —5 —6 см. Они насаживались на тонкие древки — диаметр втулок равен всего 2,5 см. Най-дены и более мелкие наконечники. Концы втулок часто имеют валикообразные утолщения, в которые, вероятно, упиралась часть древка.

Наконечники с ребром посредине пера встречаются и в последние века до нашей эры — первые века нашей эры 7. Втулка у них короткая, иногда, как у ранних наконечников с двумя отверстиями в нижней части (Бесленеевка, курган № 26). Перо очень тонкое, довольно широкое, максимальная ширина его — 5 см.

Общая длина таких наконечников не особенно большая, обычно менее 30 см и никогда не достигает 40 см. Все они слишком тонки, чтобы быть эффективными для борьбы с закованным в доспехи противником. Не случайно наконечник из кургана № 26 ст. Бесленеевской уже в древности был изогнут и частично сломан. Подобные копья бытовали в основном в среде местного меотского населения. Среди сарматов они не получили сколько-нибудь широкого распространения. Сравнительно небольшой наконечник копья с узким листовидным пером обнаружен в среднесарматском погребении кургана № CCLIII/2 в окрестностях г. Славянска (табл. XXIV, 8). По форме он неоригинален. Близкие к нему экземпляры известны на Кавказе и особенно в Скифии.

Как уже упоминалось, наконечники копий с листовидным пером, восходящие к архаическим, представлены большим .количеством довольно сильно отличающихся друг от друга типов, из которых нас особенно интересуют два.

Наконечники копий с массивным листовидным пером и короткой втулкой (табл. XXV,) немногочисленны и не дают полного единства в типологическом отношении. Однако всем им присущи некоторые общие черты: очень короткая втулка и длинное массивное и широкое перо с ребром посредине. На Кавказе они представлены наконечником копья из кургана в. с. Алды (общая длина — 50 см, длина втулки — 7 см, наибольшая ширина пера— 9 см; табл. XXV, 1) |[96, стр. 57, рис. 22] и наконечником, происходящим из Ичкерии (юго-восточная часть горной Чечни), из собрания Н. Семенова (общая длина — 28 см, длина втулки — 2,5 см, наибольшая ширина пера — 5 см; табл. XXV, 2) [ГИМ, инв. № 35179]. Очень близок к ним наконечник копья из могильника близ хут. Санькова с короткой втулкой и массивным вытянутым листовидным пером (табл. XXV, 3) [69, стр. 89, рис. 27—1]. Общая длина его равна 40 см, но в отличие от других у него на пере отсутствует ребро.

Подобные наконечники скорее всего происходят от северокавказских наконечников копий с широким листовидным пером, имеющих ребро посредине и максимальное расширение в нижней части. Развитие шло по линии увеличения общих размеров наконечника и длины пера за счет втулки.

В Поволжье такие копья представлены наконечником из кургана № 55/14 Калиновского могильника (табл. XXV, 4) [362, стр. 406, рис. 50, 1], у которого отличается лишь втулка с несмыкающимися краями. Перо по всей длине имеет продольные бороздки. В. П. Шилов справедливо предполагает возможность северокавказского происхождения наконечника [358, стр. 462].

Все наконечники копий этого типа можно датировать в пределах последних веков до нашей эры — первых веков нашей эры. Ко II—I вв. до н. э. относится погребение в кургане у с. Алды 8. Второй половиной I в. до н. э. — 1 в. н. э. датирует Н. В. Анфимов могильник близ хут. Санькова [69, стр. 156]. Позднепрохоровским временем датируется захоронение из Калиновского могильника, судя по наконечникам стрел с трехгранной головкой и длинными черешками. Вполне возможно бытование таких наконечников и в более позднее время.

Такие наконечники насаживались на толстые древки и, несомненно, употреблялись всадниками. Хотя погребения, в которых они были найдены, за исключением Калиновского;- вряд ли принадлежат катафрактариям, такие копья чуть позднее могли применяться и ими.

Сарматы могли познакомиться с ними или даже участвовать в их выработке на Северном Кавказе. Отсюда, вероятно, они распространились в Поволжье. В настоящее время это: представляется наиболее вероятным, несмотря на то, что именно в Поволжье найден рока наиболее ранний наконечник этого типа.

Наконечники копий с коротким массивным листовидным пером и длинной втулкой (табл. XXVI; XXVII, 1—4). Перья таких наконечников имеют максимальное расширение в нижней части. Они массивные, линзовидные в сечении. Острие пера чуть скруглено. Длина пера не особенно большая. Втулки широкие и длинные, составляют около половины или даже более общей длины. На конце втулки имеются валик9 или муфта-кольцо 10. Муфта одного из наконечников копий из ст. (Казанской дополнительно укреплена двумя железными колышками. Назначение муфты могло состоять в том, чтобы препятствовать копью вонзаться слишком глубоко в тело противника, но скорее всего на нее опиралась часть толстого древка, на которую насаживались подобные наконечники. Если это так, то муфты служили тем же целям, что и валики.

По длине такие наконечники варьируют довольно сильно. Наконечник из кургана № 15 ст. Тифлисской (табл. XXVII, 2) имеет общую, длину 18 см при длине втулки 7,5 см; из кургана № 6/5 Калиновского могильника (табл.XXVI, 4) [358, стр. 342, рис. 50, 19] — 26 см при длине втулки 12 см (наибольшая ширина пера — 6,6 см, диаметр втулки — 6 см); из кургана № 17 у ст. Казанской — 44 см, при длине втулки 27 см.

Наиболее крупные из наконечников были рассчитаны на всадников и могли применяться катафрактариями. Курган № 17 у ст. Казанской с ограбленной катакомбой, в которой были найдены остатки панциря, вероятно; следует датировать I—IÍ вв. н. э. [261, стр. 573— 574], а обнаруженные в нем копья должны были быть особенно эффективными при пробивании доспехов, в том числе конских.

Происхождение этих наконечников не вполне ясно. На Кавказе с раннего времени бытовали наконечники со сравнительно небольшим листовидным пером, у которых нижняя часть имела овальные очертания 11. С другой стороны, такие наконечники издавна бытовали у сарматов. Таковы небольшие наконечники IV в. до н. э. из кургана № 11 могильника Кара-Оба [277, стр. 134, рис. 35] и кургана № 58/26 у хут. Попова на Дону (табл. XXVII,3) [153, стр. 74; ГЭ, инв. № К-198] с широкой и массивной втулкой и коротким пером. С ними можно сопоставить наконечник копья из прохоровского кургана № 2 1[229, табл. 20, 25], хотя его перо длиннее.

Возможно, подобные наконечники копий проникли вместе с сарматами на Северный Кавказ, где под влиянием близких к ним кавказских к I—II вв. н. э. выработался тот тип наконечника тяжелого копья, который представлен в ст. Казанской и был, вероятно, общим для сарматов Северного Кавказа и Поволжья, судя по наконечнику копья из кургана № 6/5 Калиновского могильника 12.

Помимо листовидных некоторого внимания для нашей темы заслуживают наконечники копий двух других типов.

Наконечники копий с узким ланцетовидным пером (табл. XXVII, 5—6) на Северном Кавказе особенно хорошо представлены в меотских грунтовых могильниках13 и курганных захоронениях14 IV—I вв. до н. э.

Перо у них узкое и плоское, без срединного ребра. У более ранних экземпляров оно составляет от 72 до 2/3 всей длины наконечника, у более поздних — не менее 2/3 Длина ранних не превышает 25 см, у более поздних она обычно равняется 30—46 см, хотя известны и мелкие экземпляры, которые могли служить в качестве дротиков.

Северокавказские ланцетовидные наконечники копий включаются в группу ланцетовидных, или «остролистных», наконечников, в различных вариантах широко распространенных на юге СССР и за его пределами начиная с V в. до н. э. [211, стр. 40—42; 292, стр. 73].

Узкое перо было очень удобно для пробивания доспеха. На Северном Кавказе, судя по материалам меотских могильников, такие копья были особенно популярны среди пехотинцев, так как давали им возможность бороться с закованными в доспехи всадниками. Они были известны и сарматам 15, но вряд ли играли большую роль в вооружении их войска — в первую очередь конного.

Для первых веков нашей эры такие копья неизвестны, но потребность в них вряд ли могла прекратиться. В раннесредневековых могильниках Черноморского побережья Кавказа имеются наконечники с очень узким пером и двумя выступами при переходе в широкую и массивную втулку [217, стр. 93—94, рис. 23,4]. Подобный наконечник обнаружен в погребении IV—V вв. н. э. в кургане № 28/2 Калиновского могильника (табл. XXVII, 7) [358, стр. 509, рис. 60, 9]. Еще один, найденный случайно, хранится в Саратовском музее (табл. XXVII, 8) (СОМК, инв. № 876]. Таким образом, и этот тип представлен как на Кавказе, так и в Поволжье.
Хотя между этими наконечниками и наконечниками копий с ланцетовидным пером существуют значительный хронологический разрыв и топологические отличия, функциональная близость их несомненна.

Наконечники копий «закавказского» типа имеют довольно узкое перо с прямыши, сходящимися к острию гранями. Перо резко переходит во втулку под тупым или почти прямым углом и имеет, таким образом, вид выгнутого треугольника. В сечении оно уплощенное или линзовидное, ребра не имеет. Длина пера составляет от 1/3 до 2/3 общей длины. В целом преобладают небольшие наконечники, не превышающие 30 см, хотя встречаются и более крупные.

Такие наконечники восходят к закавказским образцам доскифского времени [170, стр. 47— 48, рис. 46, 8, табл. XVI; 220, стр. 192, рис. 6; 196, стр. 231, рис. 9]. На Северном Кавказе они появились еще в бронзовом веке и особенно распространились в раннем железном. Рано проникают они и в восточноевропейские степи. Четыре таких наконечника известны среди скифских древностей Северного Причерноморья [211, стр. 42, табл. 13, 7—9]. Они встречены также у савроматов [292, стр. 71—72] и у носителей прохоровской культуры 16(табл.XXVII, 9). Подобные наконечники копий имелись у сарматов и в более позднее время.
Один из них был найден в язигском погребении в Чонград-Вендельшалом (табл. XXVII, 10), которое хорошо датируется II в. н. э. благодаря монете Антонина Пия [454, стр. 153, табл. XXX, 9].

На Кавказе традиции производства таких наконечников, вероятно, сохранялись без перерыва в течение многих столетий. Не исключено, что к ним генетически восходят наконечники копий, найденные в раннесредневековых могильниках: Ахаччархва [356, стр. 263, рис. 2, 4], Сопино [503, стр. 15, рис. 22], Агой- ском [217, стр. 94, рис. 23, 1—3] и Борисовском [275, стр. 126, табл. I, 26].

Подтоки копий известны лишь в савроматскую эпоху [292, стр. 71]. Встречаются они и в Прикубанье, но тоже только в раннее время 17. В последние века до нашей эры они выходят из употребления, так как для длинных всаднических копий были бесполезны.

Размеры обычных сарматских копий точному определению не поддаются. Лишь по аналогии со скифскими, савроматскими, греческими и персидскими копьями можно предположить, что они вряд ли многим превышали 2 м. Длина копья из блюменфельдского кургана А-12 (была немногим менее 2 м [292, стр. 71], скифских копий— 1,75—2,20 м [211, стр. 43]. Длина копья из среднесарматского погребения, кургана № 7/11 у хут. Ляпичева, как уже упоминалось, предположительно достигала 2,5 м.

Определенное представление о тройном оружии катафрактариев—пиках — мы получаем по фрескам пантикапейских склепов I—II ,вв. н. э. [258, стр. 234-, табл. LXXVIII, 1; LXXIX, LXXXVIII, LXIV, 1]. Сопоставление высоты всадника и длины копья говорит, что размеры последних достигали нескольких метров. Так, в склепе 1873 г. тика с огромным наконечником, которую держит .всадник, имеет в длину 1,05 м, в то время как высота фигуры самого всадника достигает лишь 0,45 м. Пика на стеле Трифона не только занимает всю длину рельефа, но теряется за верхним углом рамки [258, стр. 330—331, табл. LXXXIV, 3; -106, стр. 56].

Владение таким оружием требовало определенных навыков. Ha боспорских росписях видно, что всадники держат пики обеими руками: левая, вытянутая, поддерживает древко, согнутая в локте правая направляет удар. Но этого было недостаточно. Лошади катафрактариев стремян не имели, поэтому при сильном ударе всадник мог оказаться выброшенным из седла. Чтобы этого не случилось, торс всадников был повернут левым плечом вперед, а ноги согнуты в коленях [85, стр. 97].

Гелиодор [14, IX, 15] оставил интереснейшее описание того, как воины управлялись с подобной пикой: «Острие копья сильно выдается вперед, само копье ремнем прикреплено к шее коня; нижний его конец при помощи петли держится на крупе копья, в схватках копье не поддается, но, помогая руке всадника, всего лишь направляющей удар, само напрягается и твердо упирается, нанося сильное ранение, и в своем стремительном натиске колет кого ни попало, одним ударом часто пронзая двоих».

Последствия таких ударов, очевидно, были достаточно знакомы жителям Боспора, если они отмечали их в своих эпитафиях. В одной из них говорится про покойника, который «лежит в земле боспорекой, сраженный копьем» [425, II, 298], в другой сообщается про умершего, «наткнувшегося на страшное варварское копье» [175, стр. 52].

Пики были на вооружении не только у сарматских катафрактариев, но и у иранских катафрактариев и клибанариев. Эти пики изображены на многочисленных рельефах, фресках и граффити 18. Интересна деталь рельефа из Фирузабада, на которой изображен сын Артангара I—Шапур. Огромная пика пробила доспехи и глубоко вонзилась в тело противника, выбив его из седла.

На большинстве иранских изображений всадники держат пики так же, как на боспораких: вытянутая левая рука поддерживает древко, а правая направляет удар.

Представление о размерах иранских пик дают фрески Дура-Эвропоса, изображающие всадников, преследующих врагов (табл. XVI,4) , причем высота всадников равняется 29 см, длина копья — 42 см.

Такие пики были для своего времени чрезвычайно эффективным оружием. Не случайно римляне в III в. и. э. окончательно забрасывают свой национальный pilum и берут на вооружение кавалерии пики [382, стр. 471 и сл.; 363, стр. 209]. В качестве примера можно сослаться на ala Ulpia contariorum civium Romanorum—римское конное формирование, которое уже во II в. н. э. сражалось с квадами длинными пиками [9, 35, 2].

Время появления длинного и тяжелого копья, которое всадник держал обеими руками и использовал только как ударное оружие, нельзя считать окончательно установленным. Ясно только, что оно должно было появиться раньше, чем сами катафрактарии с их набором вооружения и тактическими приемами. Скифские всадники, равно как и греческие, использовали копья в конном бою и как ударное и как метательное оружие. Поэтому их копья были сравнительно легкими и короткими, и держали они их одной правой рукой [85, стр. 96]. У сарматов же, судя по массивным тяжелым наконечникам, известным с савроматского времени, рано появляются копья, предназначенные исключительно для нанесения сильного удара с коня [292, стр. 74]. Длина таких копий, согласно последним данным Астраханской экспедиции, достигала 3, 4 м [359, стр. 87; 508, -стр. 57]. Их должны были держать обеими руками.

О том, что такой прием появился задолго до того, как эволюция военного искусства вызвала к жизни катафрактариев, свидетельствуют и рельефы на хорезмийских сосудах IV— III вв. до н. э. [326, табл. 82, 1; 328, рис. 72]. Посадка всадника и манера держать копье на них совершенно такие же, как у катафрактариев боспорских склепов. В среднеазиатских и казахстанских погребениях последних веков до нашей эры — первых веков нашей эры наконечники копий неизвестны. Однако хорезмийские изображения говорят о том, что, как и у сарматов, это грозное оружие будущих катафрактариев появляется значительно раньше, чем о нем упоминают греческие и римские писатели.



1Савроматские наконечники копий собраны К. Ф. Смирновым. Сводку наконечников копий остальных эпох см. в прил. 6.
2Такого мнения, например, придерживается К. Ф. Смирнов [295, стр. 321].
3На увеличение удельного веса ,копий в конце прохоровской культуры косвенно указывает тот факт, что в это время длинные мечи встречаются уже реже, чем в ее начале (подробнее об этом см. гл. VI).
4Например, наконечник из кургана у с. Кочкарь с лавролистным пером и постепенно сужающимся к острию валиком, составляющим продолжение втулки [229, стр. 35, рис. 20, 24].
5Первая сводка их сделана А. А. Иессеном [152, стр. 111—114]. К пей можно прибавить наконечники из могильника у с. Николевского и еще несколько, найденных в различных местностях Северного Кавказа [70, стр. 116—117].
6Например, наконечники из могильника у с. Николаевского [70, стр. 117], с горы Бештау [151, стр. 124—125, рис. 14], из могильника Ясеновая поляна [127, стр. 1412—143, табл. 1, 4].
7Ст. Ладожская .(табл.· XXIV, 6) [66, стр. 156, рис. 59]; ст. Бесленеевская, курганы № 21 и 26 (табл. XXIV, рис. 4—б) [ГЭ, -инв. № 2232/129 я 2232/163]; могильник Ясеновая поляна, погребения № 16 -и 17 (табл. XXIV, 7) [127, стр. -145—146, табл. IX, 3, 4]; Таркинский могильник, погребение № 24 [290: стр. 236, 259].
8Встретившиеся « этом погребении железные трех-лопастные втульчатые наконечники стрел исчезают на Северном Кавказе во II в. до н. э., но лережиточно могут встречаться и в начале I в. до и. э.
9Ст. Тифлисская, курган № 3 [ГЭ, инв. № 2238/9] (табл. XXVII, 1), курган № 15 [ГИМ, инв. № 48478] (табл. XXVII, 2).
10Ст. Казанская, курган № 17 [ГИМ, инв. № 42380/82] (табл. XXVI, 1—2).
11См., например, наконечники из кургана № 1 ст. Крымской [ОАК за 1895 г., рис. 41; 152, рис. 49, 2]; из комплекса № 15 Верхней Рутхи [168, табл. VI, 4]; из Лугового могильника [168, табл. XIII], из погребения 26 Усть-Лабинского могильника № 2 (раскопки 1938 г.) [67, рис. 12, 5].
12Возможно, к этому же типу близок плохо сохранившийся наконечник копья из кургана № 7/12 у хут. Ляпичева [ГЭ, инв. № 7113/1110] (табл. XXVII, 4).
13Могильники: Пашковютий [296, стр. 306, рис. 5, 2— 5; 9—13; 8, 8, 10, 2]; Усть-Лабинский № 2 [67, стр. 182, рис. 4, 12]; у хут. Зеленского [502, стр. 5].
14Ст. Воронежская, курган № 16 [ГИМ, инв. .№ 48478]; Лысая гора, курган № 1 [ГЭ, инв. №2248/17].
15Ак-Булак [292, стр. 73, рис. 41, 18].
16Старица, курган № 4, кенотаф 1 [615, стр. 40].
17См., например, курган № 16 ст. Воронежской [ГИМ, инв. № 48478].
18См., например, рельефы из Никш-и-Рустама и Фирузабада [407, рис. ,156, 163, 166, 219, 220], граффити из Дура [396, II, табл. XLII, 1; табл. XX, 3; 407, рис. 63], фрески из Дура [396, IV, табл. XVII, XVIII; 407, рис. 223].
загрузка...
Другие книги по данной тематике

А.М. Хазанов.
Очерки военного дела сарматов

Э. Д. Филлипс.
Монголы. Основатели империи Великих ханов
e-mail: historylib@yandex.ru