Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

А.Л.Никитин.   Эзотерическое масонство в советской России. Документы 1923-1941 гг.

ПРИЛОЖЕНИЕ 4

ЗАПИСКИ Б.В.АСТРОМОВА-КИРИЧЕНКО

Публикуемые ниже записки Б.В.Астромова-Кириченко, именуемые в материалах следственного дела 1940 г. «Дневником», на самом деле таковым не являются. В подлиннике они представлены карандашными записями Астромова на страницах ученической тетради грузинского производства самого конца 30-х гг., которые предваряет дата — зодиакальный знак «Весы» (т.е. сентябрь-октябрь), 1924 г., и место записи (или действия?) — Ленинград. Текст дается по машинописной копии, находящейся в архивно-следственном деле Н-15197, хранящемся в ЦА ФСБ РФ.


Сентябрь-октябрь 1924 г. Ленинград.

Несколько раз получил от Джеллы в письме из Турина вырезки из газет, карикатуры на итальянское масонство. Некоторые были остроумны. Муссолини, став у власти, принялся уничтожать ложи «Гранд Ориент д'Итали», даже архивы сжигал. Спасли их от окончательного разгрома американцы-туристы, пригрозившие через посла, что Америка не даст ему займа.

Узнав о преследовании масонов, я стал размышлять, не отразится ли это рикошетом как-нибудь и на нас: обычно действия наших антиподов вызывали соответствующие мероприятия и у нас. (После убийства в Варшаве Войкова, у нас появился «войковский набор» — поляков и т.д.). На всякий случай необходимо принять меры, и вот в 1925 г. «Великая ложа Астрея» объявила «Гранд силанум», т.е о прекращении всех работ и о закрытии лож РАМ (Русского Автономного Масонства).

До сих пор наши отношения с властью были довольно дружественными. Петрогубчека, призвав наших руководителей и побеседовав с ними, выяснило, что наша организация стояла и стоит в стороне от политики и занимается философскими вопросами человеческого самоусовершенствования и перевоспитания, а потому категорически запрещает своим членам ввязываться в какие-либо контрреволюционные выступления и группировки. Следователь, докладчик ВЛАДИМИРОВ, еще до революции был знаком с деятельностью Российского Автономного Масонства, поэтому расспросив нас и заслушав доклад ВЛАДИМИРОВА, председатель Петрогубчека КОМАРОВ махнул добродушно рукой: «Раз вы не против нас, то живите мирно, принося в своем маленьком масштабе известную пользу человечеству». Нам даже удалось достать за его подписью и подписью начальника СОЧ ОЗОЛИНА охранную грамоту на помещение нашей «Великой ложи Астреи» и «Великой ложи Аполлония Тианского» ордена мартинистов, освобождающую нас от очередных обысков. Копия охранной грамоты «Великой ложи Астреи» на Михайловской площади хранилась у нашего председателя домкома ЛАРИОНОВА, где был дан телефон уполномоченного ЧК по борьбе с левыми партиями, к которому и надлежало обращаться.

Перестройка ЧК в ОГПУ не вызвала оживления наших отношений, наоборот, они прекратились как-то сами собой. Нас никуда не вызывали. Новые, пришедшие на смену люди (КОМАРОВ ушел секретарем Леноблисполкома, ОЗОЛИН — облсуда и т.д.), не выражали желания познакомиться персонально с нами.

В таком неопределенном положении нас застал 1924-25 год. Весной 1925 г. я получил из Москвы от штульбрудера (председательствующий мастер ложи «Гармония») АБЕЛЬСАРА письмо, где он пишет, что его вызывали «в высокий дом под часами» и интересовались его деятельностью. Кроме того, ему сказали, что когда я буду в Москве, они не прочь пригласить меня «на чашку чая» и побеседовать. В этом я видел скрытое приглашение, а потому собрав кое-какой фактический и идеологический материал, весной поехал в Москву.

Зная историю масонства и помня, каким гонениям оно подвергалось при Екатерине II и Николае I, мы приняли некоторые меры предосторожности, чтобы на всякий случай сохранить кадры не тронутыми.



Убеждения своих членов в закономерности революции, которая является лишь ускоренным этапом эволюции (П.Кропоткин). Революция будет существовать до тех пор, пока она не будет изжита всеми клеточками социального организма. А, следовательно, бесцельна злоба, бесцельно сопротивление отдельных индивидуумов революции. Этим мировоззрением выбивалось оружие у контрреволюции.
Конечно, к этой схемке был приложен доклад с историческими и другими ссылками. Приняли нас член Коллегии ОГПУ АГРАНОВ и начальник СОЧ ГЕНКИН (потом АБЕЛЬСАР меня уверял, что ГЕНКИН страшно похож на брата ШЕНДИК, бывшего студента СПб. университета в 1906-07 гг.).

Свидание было довольно коротким. Они куда-то спешили. Взяли материалы, обещали просмотреть их и просили дней через 7-10 созвониться о следующем свидании. На восьмой день А[БЕЛЬСАР] созвонился, и нас просили придти в конце присутственного дня на следующий день. Собрание было в том же составе, если не считать присутствия секретаря начальника СОЧ АШУКИНА и глухонемого, который острыми глазами следил за движением наших губ.

«Ознакомившись с Вашим докладом и приложенной диаграммой, мы увидели, что путь РАМ эволюционный, а потому мы не можем шагать вместе». «Мы и не осмеливались мечтать, — скромно заметил я, — чтобы шагать вместе с такой мощной организацией, как РКП(б), у нас для этого не хватило бы пороху, да и тактика и темпы наши различны. То, что вы хотите уложить в отрезок времени одного десятилетия, мы растягиваем на столетие. Мы просто прекратили действовать, т.е. каждое ваше дерзание — вода на мельницу бесклассового общества, к чему мы всегда стремились». «Что ж, — засмеялся АШУКИН, — грязную работу нам, а результат делить пополам?» «Результаты с вами будет делить все человечество» — сказал АБЕЛЬСАР. — «И я думаю, вы не прочь от этого», — добавил улыбаясь я. Так мы очень любезно и вежливо расстались, не договорившись ни до чего. «Почему бы вам официально не зарегистрироваться и не открыть ложи?» — спросил прощаясь ГЕНКИН. «Это значит, превратиться в клуб, в политиканствующее французско- итальянское масонство, или чтобы сказали: это филиал ГПУ. К нам никто и не пойдет», — ответил я.

В этот период мне предложили сделаться консультантом по масонству и оккультизму и связали известными обязательствами. Я согласился, т.к. сказал, что не имею права не помочь своими знаниями там, где неправильное освещение и недостаток эрудиции могут принести большое зло. Потом, встречаясь с ОШУРКОВЫМ, он мне говорил: «Какие у вас философические головы: я читаю просветительную тетрадь и череп раскалывается, не могу понять ваших темных символов. А интересно!» — «А какая у Вас тетрадь?» — «АБЕЛЬСАР дал мне мастерской степени». — «Ишь, чего захотел: сразу понять мастерскую степень! Ни одну науку нельзя изучать с середины. Надо сначала пройти степень ученика, подмастерья, а уж тогда браться за мастерскую... Только умерши и воскреснув в новой жизни можно понять символику мастерского градуса. Ведь есть неполноценные масоны, которые всю жизнь остаются в третьей степени... »

Уговорившись с АБЕЛЬСАРОМ о разных технических вопросах, я после месячного пребывания в Москве возвратился в Ленинград. Утром, выйдя из подъезда, я с малым несессером в руках, сел в трамвай, чтобы ехать на площадь Лассаля, где я большей частью проживал. В полупустой вагон вошли два гражданина и один из них тихонько предложил мне выйти с ним на улицу. Выйдя из трамвая, мы подошли к легковой машине и мне вежливо было предложено войти в нее. Я понял, что попал в положение попугая, которого кошка вытащила за хвост, чтобы скушать, и вместе с ним я повторял про себя: ехать, так ехать!

Мне сейчас же был предъявлен ордер ленинградского ОГПУ на право моего ареста. Значит, все в порядке. Устраиваясь поудобнее на мягких подушках лимузина, я с беспокойством думал, что у меня в кармане пиджака лежит паспорт, прописанный на лассалевской квартире, а в несессере — паспорт с Московской улицы. Надо не допустить обыска! Тут у меня вдруг сверкнул блестящая мысль — козырнуть своим консультантством. Я упокоился. Очевидно, это инициатива Ленинграда, потому что какой смысл было Москве заключать со мной договор, чтобы сейчас же его аннулировать. Но значит Ленинград следил за мной и в Москве, если он знал заранее время моего возвращения — номер поезда и т.д. Пока я раздумывал, авто привез меня на Шпалерку в ДПЗ. Гулко захлопнулись за мной тяжелые ворота. Невольно мурашки поползли по спине: надолго ли? Через двор ввели в канцелярию и в кабинет начальника Домзака. Еще было около восьми часов, день выходной и начальника еще не было. Через несколько времени вошел и любезно представился начальник СОЧ ВОЛЖИН — стройный брюнет с орденом Красного Знамени в петлице. Он уже открыл традиционную папку протоколов, чтобы снять с меня допрос, когда я попросил разрешения сказать ему несколько слов. «Я удивлен своему аресту. Я только (невольно вспомнилась эпиграмма Карла РАДЕКА на ОГПУ: если читать ее слева направо, то получается О Г-осподи П-омоги У-бежать, а справа налево У-бежишь П-ой- мают Г-олову О-торвут. Предсказание не очень приятно, лучше не бежать) недели две как подписал обязательство быть консультантом ОГПУ по вопросам масонства и оккультизма. При отъезде мне ГЕНКИН — Вы знаете, начальник СОЧ? — поручил войти в контакт с председателем ленинградского отдела (латвийская фамилия, я ее забыл) и его помощником РАЙСКИМ...» По мере того, как я говорил, у ВОЛЖИНА широко раскрывались глаза и появилось в лице недовольство. «Что, упустил птичку?» — думал я про себя и громко: «Вы можете справиться по телефону».

ВОЛЖИН, явно недовольный, куда девалась его любезность, попросил меня перейти в один из следовательских кабинетов, т.к. провод с Москвой был в кабинете начальника. День был выходной, звонить пришлось очень долго. Я успел даже вздремнуть на одном из диванов, когда явился КОРУС, уполномоченный, арестовавший меня, и с любезной улыбкой заявил, что Москва приказала освободить меня. «Вам повезло, — полушутя сказал он мне, выходя за ворота на Шпалерную, — иначе бы Вы были пристегнуты к процессу лицеистов». «Но я никогда не был лицеистом!» «Но очень многих из них знаете. Курсовой порученец Пажеского корпуса, волынец А.А.ЛИМОТ-ИВАНОВ1 тоже не был в Лицее, что не мешает ему фигурировать в этом процессе».

Я ног под собой не чувствовал, когда выбирался из ДПЗ. Настроение было настолько приподнятое, что несмотря на два часа дня, мне не хотелось есть, а не ел я со вчерашнего дня.

На площади Лассаля мой поздний приезд никого не удивил, т.к. я приучил никогда не удивляться моим действиям.

Дня через два позвонил по автомату в ГПУ и, назвав себя, спросил, когда и где я могу видеть начальника Ленотдела. Приятный женский голос мне ответил, что товарищ Н. будет ждать меня завтра после четырех часов на квартире на улице Красных Зорь.

Проведя в свой кабинет и усадив в удобное мягкое кресло, хозяин сел против меня и добродушно улыбаясь, затянулся папироской. Предлагал мне, но я не курю папирос. «Я очень рад, что интеллигенция идет к нам», — начал он осторожно разговор. — «Это одно. Но я пришел к вам еще с другой целью — с целью показать вам, что в нашей организации нет ничего контрреволюционного». — «Каким образом?» — «Ведь Вы будете больше верить своему агенту, беспристрастно рассказывающему, что у нас делается, чем мне?» — задал я вопрос. «Верно». — «Ну, вот, я и предлагаю Вам отобрать наиболее проверенных и интеллектуально подходящих лиц, и я их направлю в две ленинградские и одну московскую (ложи), где хотя работы сейчас приостановлены, но занятия с учениками ведутся. Никто, кроме меня, не будет знать, что [они] командированы Вами». — «И они должны будут проходить все искусы? — с комическим ужасом воскликнул хозяин. — И испытания огнем, водой, землей и воздухом?»

«Теперь это делается большей частью символически, — успокоил я. — Но, например, президент США Рузвельт, когда посвящался в Париже, должен был километров десять проплыть по сточной канализации, пока его не встретили и не отмыли. Период ученичества бывает во всяком ремесле. Но сразу нельзя сделаться генералом...» А про себя я думал: на 2-м конгрессе Коминтерна 1920 г. почти половина французских делегатов были членами масонских лож. Знакомясь с масонской наукой, с масонской философией, можно, оставаясь стопроцентным коммунистом, сделаться масоном. «Да, но уж очень длинный путь...» «Мы все его прошли. Фестина ленте — спеши медленно, — говаривали римские юристы, заставляя своих учеников вызубривать наизусть целые тома уголовного и гражданского кодекса», — добавил я в виде уточнения.

В такой мирной беседе мы провели больше часа. Вижу, мой собеседник утомлен и, наверное, не обедал, поэтому я поспешил с ним проститься.

На прощание он просил меня через несколько дней зайти к его помощнику РАЙСКОМУ и предупредил, что там я должен искать РИХТЕРМАНА, дал номер квартиры на Надеждинской улице — это мне было удобнее, т.к. находилось около меня. РАЙСКИЙ оказался полной противоположностью своему шефу. Насколько тот был спокоен, настолько этот был весь в движении. Сказывалась южная кровь. Он с интересом расспрашивал меня о масонской идеологии, об отношении масонства к семитам.

«Антисемитизм, — сказал я, — есть проверка данной организации на контрреволюционность. Как можно говорить об антисемитизме масонства, если членами его могут быть евреи?» И я ему назвал двух из наших членов. Попутно он пожелал иметь списки наших членов. История повторяется. Екатерина II тоже потребовала списки масонов от гроссмейстера графа Мусин-Пушкина (Брюс). Я, конечно, обещал. И подобно Мусин-Пушкину, чтобы сохранить кадры в случае возможного преследования, я не всех членов перечислил.

Екатерина II, посадив главу московских масонов Н.И.Новикова в Шлиссельбург и наведя в Москве «тишь да гладь» с помощью московского генерал-губернатора Прозоровского, принялась за петербургских «вольтерьянцев» (как она злобно и иронически называла масонов за их свободолюбие). Мусин-Пушкин-Брюс был сослан в дальнюю глухую деревню, работы в мастерских ложах прекратились и члены их разбрелись по своим углам, каждый в отдельности штудируя, кто Якова Беме, кто Мартинеца де Паскуалиса, кто Клода Сен-Мартена.

Почти тоже самое происходило и у нас. Благодаря гранд силанум ложи были закрыты на неопределенное время, а вне их могли быть только свидания учителя-мастера с отдельными учениками. «Ученики» из ГПУ поступали туго, очевидно трудно было подобрать подходящий элемент для философски-умозрительных занятий. За лето 1925 г. у меня было три ученика оттуда, да столько же я рекомендовал АБЕЛЬСААРУ.

«У вас всю политику направляет Коминтерн», — упрекнул как-то нашего полпреда Л.Б.Красина французский премьер-министр Аристид БРИАН. «Нет, у нас есть ВКП(б), а вот у вас всякое решение, прежде чем быть принятым составом министров, обсуждается сюр ле консьегль Гранд Ориент де Франс», — парировал КРАСИН.

Примечание: Масонство Франции, Италии, Латинских республик — политиканствующее; масонство Германии, Англии и России — философски-умозрительное. В 1914 г. крах коснулся и «Зеленого Интернационала» (масонства потому, что если бы масонский конвент в Лондоне в июне 1914 г. не постановил сражаться с Германией, война не была бы объявлена. См. мемуары генерала Людендорфа).

[ЦА ФСБ РФ, Н-15197, т. 2, л. 261-271, машинопись]




1 Судя по всему, это лицо фигурирует в «Обвинительном заключении по делу № 885 о к/р деятельности надзорсостава и медперсонала Пункта Анзер и к[омандиров]ки Голгофа Лагерей Особого Назначения ОГПУ на Соловецких островах, г. Кемь, 9 июня 1930 г.»: «Были случаи умерщвления больных путем вспрыскивания морфия для овладения деньгами. Это был случай умерщвления Иванова-Лиманта, вспрыскивание морфия производил лекпом Кишицкий» (Два документа Комиссии А.М.Шанина на Соловках. Публикация И.И.Чухина. // Звенья. Исторический альманах, вып. 1. М., 1991, с. 371).
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Дэвид Кортен.
Когда корпорации правят миром

Джон Аллен.
Opus Dei

Дуглас Смит.
Работа над диким камнем: Масонский орден и русское общество в XVIII веке.
e-mail: historylib@yandex.ru