МЕБЕС Григорий Оттонович (1868 - 1934)
|
Мебес Григорий Оттонович, род. в 1868 г. в Лифляндии, дворянин; в 1891 г. закончил математический ф-т Петербургского ун-та; с 1892 по 1896 г. в Урюпинском реальном училище; в 1896-1897 гг. — Новгородская гимназия; 1897-1901 гг. — в Министерстве финансов; 1901-1903 гг. — Вологодское реальное училище; 1903-1904 гг. Череповецкое реальное училище; 1904-1905 гг. Царскосельское реальное училище; 1906-1911 гг. Пажеский корпус — всюду преподавателем математики. 1911-1915 гг. перерыв. 1915 — 1917 гг. — Николаевский кадетский корпус, затем перерыв до осени 1919 г.; в 1919 г. — преподаватель Березайского сельскохозяйственного училища; осенью 1920 г. ушел; затем перерыв и с осени 1921 г. по апрель 1926 г. преподаватель математики в 11-й совтрудшколе. Семейное положение, согласно показанию Г.О.Мебеса: «по паспорту женат, фактически с женой не живу с 1904-05 г.» Домашний адрес — 5-я Советская ул. д. 3/13, кв. 5. 16.04.26 г. по этому адресу был проведен обыск, при котором присутствовали жильцы — Мебес Григорий Оттонович, Нестерова Мария Альфредовна, Колокольцева Мария Александровна и Фрейтаг Вера Николаевна.
При обыске изъято: 1) 69 экземпляров разных книг, футляр с 3 документами, 15 тетрадей с рукописями, пантакли и переписка оккультного характера — принадлежат гр. Мебесу; 2) 182 разные книги принадлежит гр-ке Нестеровой и ее же разная переписка по оккультизму, каббале и теософии; 3) 23 разных книги и переписка принадлежат гр-ке Колокольцевой; 3 предмета ей же принадлежащие — курильница, нож и звонарь; 4) 96 разных книг и переписка по оккультизму, принадлежащие гр-ке Фрейтаг, и листовки о православной вере; 5) 111 экз. книг, принадлежащих всем перечисленным. Опечатано ничего не было, но сдано под расписку гр-ну Мебесу молельня с алтарем, двумя халатами, двумя шапочками, двумя пентаграммами (одна принадлежит гр. Мебесу, другая — гр. Нестеровой). Расписка: «Находящиеся предметы и относящиеся к молельне в моей квартире, а также мне принадлежащую пентаграмму из сплава в виде пятиконечной звезды с крестом внутри и рубином сверху, обязуюсь сохранить, не передавая их кому другому во владение, и обязуюсь по первому требованию предъявить все это органам Советской власти. Квартирохозяин квартиры 5 дома 3/3 по 5-й Советской улице Г.Мебес 17.4.26 г.» [л. 408-409 об]. Со всех присутствующих взяты подписки о невыезде. 28.04.26 г. Г.О.Мебес был допрошен. Постановлением ОСО КОГПУ от 18.06.26 г. Мебес был приговорен к заключению в концлагерь (Соловки) сроком на три года «для содержания на уголовном режиме», куда и был отправлен с первым этапом вместе с Б.В.Астромовым-Кириченко, В.Ф.Гредингером, С.Д.Ларионовым и А.В.Клименко [л. 752]. Постановлением КОГПУ от 23.12.27 г. по амнистии срок наказания был сокращен на 1/4. Согласно Постановлению ОСО КОГПУ от 24.08.28 г. о высылке по окончании срока Г.О.Мебеса на Урал, 31.08.28 г. он был отправлен в Свердловск на три года, после чего, согласно протоколу ОСО ОГПУ от 13.04.32 г. получил «минус 12», в число которых вошла и Уральская область, и на последующие три года, по-видимому, был отправлен в Усть-Сысольск, где и умер в 1934 г. (по показаниям Б.В.Астромова-Кириченко в 1940 г.). Следует заметить, что эти данные пока документально не подтверждены. Показания МЕБЕСА Г.О. 28.04.26 г. Эзотеризмом интересовался с давних пор, могу сказать — с молодости. В 1910 г., имея уже вполне сложившееся эзотерическое миросозерцание, знакомлюсь с фон ЧИНСКИМ, тогдашним делегатом Ордена мартинистов Парижского послушания; через два месяца посвящаюсь им в «неведомого начальника» (полное мартинистское посвящение); в конце 1910 (или в начале 1911) года, несмотря на снабжение меня Парижской Высшей Герметической Школой почетным дипломом на степень доктора герметизма и очень почетное и доверчивое обращение со мною фон ЧИНСКОГО, я неофициально ухожу из Ордена, недовольный поверхностным отношением к науке и преданию большинства членов Ордена, его печати, а также периодической печати дружественного с ним парижского каббалистического Ордена Креста+Розы. В 1911-12 г. работаю самостоятельно, прочитываю несколько публичных лекций; в 1912-13 г. читаю лекции у себя на дому. В этот период времени собственно и возникает у меня Автономный Разряд мартинизма «русского послушания» (термин «русский» после Октябрьской революции заменен термином «восточный»; и тот и другой термин фактически означали «независящий от Парижа»). Это не мешает мне в 1912 г. исполнить по просьбе ЧИНСКОГО два-три поручения по части справочной и по посвящению отдельных лиц. В конце 1912 или в начале 1913 г. я официально сообщаю ПАПЮСУ, что я категорически утверждаю не только фактическую, но и формальную свою автономию, и прошу провозгласить это печатно, что и выполняется журналом «Initiation», правда, в очень мягкой и почтительной ко мне форме, но все же категорично. Работу в автономном своем мартинизме веду по своему плану, но по большей части через АНТОШЕВСКОГО (с младшими подходящими); характер работы и ее интенсивность испытывали периодами небольшие изменения в зависимости от способностей подходивших. АНТОШЕВСКИЙ умирает летом 1917 г. В 1918-19 гг. Автономный мартинизм имеет учеников, но успехами и этикой его я не доволен. Тогда я учреждаю новый разряд — мартинезистический, строгого послушания, O[rdo] M[artinesisti] S[trictae] O[boedientiae] Or[ientalis]. Термин «послушание» здесь является переводом латинского oboedientia, а не observantia. В этот разряд немедленно устремляются серьезные ученики, разряд мартинистический быстро теряет младших и средних учеников, сводясь к музею воспоминаний в лице трех старых моих учеников, прошедших полный курс мартинистического разряда, занимающихся дальше по моим указаниям, но не имеющих времени посвящать себя младшим подходящим. Главою мартинезистического разряда являюсь я, но активная работа поручена М.А.НЕСТЕРОВОЙ. Я считаю себя ответственным за Школу перед внешним миром; М.А.НЕСТЕРОВА ответственна передо мной. Мартинезизм работал до настоящего времени. Его программы (в литературной форме) заключены были неявно в четырех тетрадях: ассоциата, инициата, кандидата на неведомого начальника и полноправного, преемственно посвященного Неведомого начальника. Вследствие серьезности программной работы понадобилось создать нечто вроде преддверия к Школе в виде групп элементарного обучения. Такими группами были: 1) «Stella Nordica»: мужская группа, долженствовавшая в основу элементарных подходов (этических и историко-философских) взять символизм легенды Хирама. Лицо, которому группа была поручена, не сумело ни укомплектовать группу, ни толково распорядиться упрощением упомянутого символизма и применением его толкования к условиям времени. Группа объявлена была закрытой, а лицо, ею управлявшее, совершенно отрезалось от Учителей в силу неприемлемости для последних его этики и его принципиальных подходов к делу. Я даже неправильно употребил термин «управлявшее»: следовало сказать «с порученной задачей не справившееся». 2) «Agni»: мужская группа, оказавшаяся «мертворожденной», ибо при обсуждении ее построения не удалось установить ни подходящей легенды, ни подходящих символически форм внешнего распорядка. Обсуждение этих вопросов привело к решению отказаться от проектирования мужских групп с особым типом программного символизма, и мужчин подводить к группе «Прометея», создав в ней для этого мужскую подгруппу, никакой особой легенды, кроме общегрупповой, не разрабатывающую. 3) Группа «Прометея». А) Женская подгруппа: имеет три ступеньки, программных тетрадей нет. Степень успешности занятий отдельных лиц определяет благословение на зеленую, желтую, красную ленточки. Ритуал благословения носит огнепоклоннический характер, т.к. программная легенда повествует о похищении Прометеем у богов огня, как символа милосердия, изучения предания и этического обновления. В) Мужская подгруппа: три ступеньки, тетрадей нет, ленточек нет, легенда та же, но ритуал благословения упрощен до крайности. Обоими подгруппами руководит М.А.НЕСТЕРОВА. Помогают ей ученицы из старших, конечно, только по женской подгруппе. На вопрос о том, сколько лет требуется для прохождения всей подготовки (от подхода к младшим группам до степени полноправного «неведомого начальника»), могу указать среднее число в четыре-пять лет и максимальное — восемь-десять лет. Вся работа по Школе велась мною и М.А.НЕСТЕРОВОЙ только в Ленинграде; иногородних делегатов не имелось и самый институт делегирования признается мною неортодоксальным и нецелесообразным, ибо его отрицательные стороны мне исторически известны, хотя бы на примере парижского мартинизма. Лично я работаю программно только с полноправными «неведомыми начальниками», расширяя их философское миросозерцание и критико-исторические подходы к преданиям, к этиологии религиозных верований. В общем плане работы своей идейно преследую нижеперечисленные цели: мне желательно заставить ученика при постепенности самоанализа пересмотреть все свои знания, все свои верования, все свои привычки, все свои этико-эстетические подходы к жизни. Для облегчения этой работы я с ним рассматриваю сложный философский, научный, жизненный и тому подобный материал в очень широких пределах — от грубейших суеверий почти дикого человека до тончайших идеологических потуг человека высококультурного. Таким планом работы думаю развить в человеке, во-первых, сознательность, во-вторых, бодрое, мужественное отношение к жизни и спокойное довольство своим положением, как бы скромно оно ни было. Никаких догматических тезисов не навязываю, но как Учитель ставлю обязательство работать по моему плану и вести себя согласно тому, что я считаю обязательным минимумом порядочности и серьезности. На вопрос о том, как я отношусь к дивинации, отвечаю, что считаю уместным для работающих у меня проверять в жизни данные френологического, физиогномического характера, также данные теории психологических «планетных» типов, и так называемых «аналогично-групповых планетных влияний». Что касается астрологии, то она, по-моему, интересна только с точки зрения ознакомления с ее терминологией, проникшей далеко за пределы учения о дивинации, а отчасти и с точки зрения истории религий. Лично я к астрологии отношусь ультраскептически, но годичный гороскоп для северного полушария составляю, признавая за ним педагогическое значение в смысле указания на опасность тех или других человеческих слабостей: люди всегда лучше запомнят указания на определенные слабости, чем на слабости вообще, хотя бы те определенные слабости и были выбраны случайно. На вопрос о том, какое я себе отвожу место, как оккультисту, и знаю ли я себе равного по эрудиции в этой области в пределах территории СССР, вынужден ответить, что самого себя судить не могу, а стараюсь только применить честно те скромные познания, которыми обладаю. По поводу того, что в 1911-12 гг. ГАЛЬЯР де БАККАРА слушал мои лекции, могу сказать только, что я знал его лишь в лицо. Относительно тогдашней его репутации я слышал только, что его считают мальчишкой, способным на «нескромные» поступки, причем один из поступков даже приводился. О ЛЮБАРСКОМ скажу только, что он заведомо лечил магнетизмом и внушением за деньги. Для меня такой поступок представляется аморальным: гадать за деньги — стыдно, лечить за деньги нельзя. Учить за деньги можно только при условии не назначать вперед гонорара, а довольствоваться тем, что подарят по собственному желанию. Раскрывать псевдонимы и называть своих учеников я не могу — не позволяет совесть. «Подготовительная группа» или, вернее, частные беседы некоторых, достаточно подвинувшихся учеников с посторонними Школе лицами, интересующимися эзотеризмом, велись с целью осторожно определить, не окажется ли кто пригодным для группы «Прометея». Эти группы не представляли собою постоянного (непрерывного) явления. Беседы возникали у какого-нибудь лица, потом прекращались, если оно разочаровывалось в собеседниках. Не могу точно указать число лиц, ведших такие беседы; их было не более пяти. Ответственность за характер их работы беру я. Назвать их не позволяет совесть. На вопрос о политической благонадежности этих собеседований могу ответить, что сам я на этих беседах не присутствовал, но что я морально уверен в лояльности лиц, руководивших беседами: эта уверенность моя простирается не только на то, что беседы не могли принять направления, противного соввласти, но и на то, что лица ведущие (собственно, ведшие) беседы, остановили бы всякую попытку в отдельной фразе, неприличном выражении обнаружить склонность к фразерскому политиканству. СЕМИГАНОВСКИЙ действительно два раза на моих глазах и под моим контролем руководил опытами по отгадыванию мыслей или образа, на которых сосредотачивалась группа учеников. У нас, одновременно с ним, было два его бывших ученика, назвать их по фамилиям мне не позволяет деликатность, но я считаю себя морально вправе сказать, что один из них был исключен за болтовню, а другой, способный, за морфиноманию. Сам СЕМИГАНОВСКИЙ был исключен из мартинизма за болтовню, присвоение себе неприсущего ему авторитета и распространение ложных слухов о моем, якобы, отъезде в Вологду с оставлением его заместителем. Слухи эти дошли до меня. К СЕМИГАНОВСКОМУ охотно вызвалась пойти одна дама из учениц М.А.НЕСТЕРОВОЙ с моего согласия, и обнаружила справедливость нареканий на СЕМИГАНОВСКОГО. Конечно, это шпионаж, но СЕМИГАНОВСКИЙ мог бы принести много вреда. В таких случаях бывали доносы, но всегда от лиц, негодовавших на злоупотребления доверием учителей и неуважения к преданию. Молчаливость, скрытие имен и псевдонимов, тетрадей и тому подобного считаются мною необходимыми спутниками школьной работы: болтовня (даже только о характере собственных занятий) отвлекает от сосредоточения и превращает ученика сначала в клубиста, а потом даже в сплетника. Ученик, не окончивший полного курса занятий, все же мог вынести из школы: 1) добавочные сведения по истории культуры, 2) некоторое восполнение среднего образования, 3) общую дисциплинированность, 4) известную дозу скромности и приветливости. Лекции, читавшиеся в Школе, обнимали собой: символизм мажорных арканов Тарота, учение о планетных типах, ознакомление с элементами каббалы и средневековой философии вообще, ознакомление с историей увлечения магией и психологическими основаниями этого увлечения, расценку значения шести ортодоксальных систем индийской философии и буддизма, очерки по истории философии вообще, расценку отдельных литературных произведений, как памятников культуры, очерки по истории религий. Никакие религиозные догматы не навязывались; допустим и атеизм при условии его аналитической расценки. Алтарь в молельне Учителей существует: 1) для напоминания себе о том, что человек слаб и даже в своем уважении к чистому знанию нуждается в обстановке, напоминающей ему о принятых на себя добровольно обязательствах служить науке и быть этичным; 2) для того, чтобы ученики видели, что Учитель не превозносит себя над людьми и самому себе напоминает эзотерическими символами, что он когда-то был скромным студентом для себя, и утверждающим, что он все свои символы носит в себе. Исповедь от учеников требуется в пределах преподаваемого: сознаться, что знаешь, чего не знаешь; что понял, чего не понял. Вмешательство Учителя в личную жизнь имело место лишь по двум вопросам: 1) явное недобросовестное отношение ученика к принятой им на себя внешней экзотерической работе у Республики или у частного лица или учреждения, как, например, принятие на себя места, для которого не подготовлен, или совместительства, явно имеющее целью зашибание деньги, а не полезную работу; 2) непорядочность в житейских отношениях, например, путаные романы АСТРОМОВА. Роман ЛЕОНТОВСКОЙ с женатым человеком (хотя бы и уверявшим, что он de facto свободен) возбуждал крайнее неудовольствие М.А.НЕСТЕРОВОЙ, которая делала предупреждение ЛЕОНТОВСКОЙ до фактического начала романа; по наступлении же беременности ЛЕОНТОВСКОЙ М.А.НЕСТЕРОВА сосредотачивала ее внимание на значении материнства и резких упреков ей не делала. Когда по первому или второму пунктам поведение ученика считалось уклоняющимся от нормы порядочности, ученику предлагалось или исправить свое поведение в определенный срок, или оставить Школу. Денежные сборы различного назначения производились по инициативе кого-либо из учеников, вполне добровольно. Допускаю, что иногда кто-нибудь давал из самолюбия, чтобы не отстать от присутствовавших. Сборов под моральным гнетом не допускаю, М.А.НЕСТЕРОВА на это не способна. Посылка ученика к ученику за деньгами и продуктами от имени Учителей, без того, чтобы сам ученик на это предварительно напросился, конечно, была бы насильственной методой. Так послать допустимо только, если есть больной и ему нужно лекарство, но тогда учительство не при чем. Могу допустить только, что М.А.НЕСТЕРОВА на вопрос о моем здоровье могла когда-нибудь ответить, что я страдаю от отсутствия чего-либо; такая откровенность представляется мне возможной в момент какого-либо сильного беспокойства за мое физическое благосостояние в смысле учета здоровья или сил. Учета помощи деньгами и продуктами не было. М.А.НЕСТЕРОВА и я старались не знать, кто сколько когда дает. Я отлично знаю, что были (и теперь налицо имеются) такие, которые по бедности совсем ничего не давали. По вопросу о том, сколько учеников прошло через мои руки, отвечаю, что до 1917 г. учет учеников велся не мною, а АНТОШЕВСКИМ. В период с 1919 г. моему и М.А.НЕСТЕРОВОЙ влиянию, прямому и косвенному, подвергались в Школе не более сорока человек. В это число, конечно, не входят беседовавшие вне Школы с моими учениками; число таковых даже приблизительно не могу учесть. Многие называют себя моими учениками, не видев меня даже в лицо, а только прочитав «Энциклопедию». Киев обращался ко мне за справками по оккультным вопросам в 1923-24 гг. письмами, на которые, в случае уплоченного ответа, анонимно и не моим почерком давался стереотипный ответ: «Г.О.М. не открывал справочного бюро по вопросам эзотеризма. Просит письмами не беспокоить». В 1925 г. таких писем было только одно или два. Слепое подчинение моих учеников своему Учителю и хорошая дисциплина в Школе, по-моему, объясняется определенностью моей репутации и стараниями моими занять учеников серьезным делом. Г. Мебес Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов [АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 503-512] |
загрузка...