Предисловие
|
Вопрос о деятельности и роли масонских организаций в России в преддверии Февральской революции 1917 г., а затем и в советское время, был поднят историками гораздо раньше фактической отмены цензуры. В результате, к настоящему времени мы имеем обширную литературу, посвященную этой теме, авторы которой рассматривают масонство с самых разных и неожиданных точек зрения, связывая его то с антисемитизмом, то с антихристианством, находя в нем происки Запада, сваливая в одну кучу масонство политическое и эзотерическое, рассматривая его одновременно то как безусловные происки зарубежных разведок, то как серьезный стабилизирующий фактор мирового прогресса. Такие попытки разом объять необъятное, а, вернее, совершенно разнородные, и только со стороны представляющиеся сходными явления, приводит не только к совершенной путанице понятий, но, что гораздо хуже, к отсутствию сколько-нибудь достоверного компендиума фактов, позволяющего во всем этом разобраться.
Зачастую речь идет не просто о чудовищной невежественности людей, принимающихся говорить и писать о масонах и масонстве, выдавая собственные представления и оценки за действительность, а о том, что сведения, заимствованные из реальности XVIII века, используются для объяснения сходных, но далеко не тождественных (а иногда ничего общего не имеющих с ними) явлений XX века. Между тем на протяжении всей своей истории масонство, сохраняя термины, символы и отчасти обряды, менялось так же в своей сути, как менялись использующие его общества и народы, как менялись цели и задачи, которые вставали перед членами этих обществ в той или иной стране в зависимости от определенного фазиса ее истории. Более того, рискну утверждать, что в еще большей степени это зависело от людей, которые объединялись в так называемые «ложи», от их культурного уровня, от их внутренних, душевных и духовных устремлений, которыми они окрашивали свои действия, точно так же, как это происходило со всеми другими мистическими орденами и духовными течениями. Иначе говоря — от личности, бегущей от одиночества, собственного бессилия, пустоты жизни или, наоборот, обуреваемой надеждой найти в том или ином обществе приложение своих сил и получить истинные знания об окружающем ее мире. С таких позиций никаких радикальных перемен за прошедшие три столетия, казалось бы, не произошло, подтверждением могут служить как литература, так и изобразительное искусство, однако в данном случае «зеркало» нас обманывает. При всем кажущемся тождестве человек начала даже XX века отличается по своей психофизической структуре и знаниям от человека XVIII века неизмеримо больше, чем последний отстоит, скажем, от человека XIII века. Речь идет не о физическом облике, не о физиологии, а о том базисном представлении о мире и обществе, о взаимодействии космоса и человека, о месте человека в системе научных знаний о природе и обществе, которые находят точки соприкосновения разве только в терминологии, доставшейся нам в наследство от прошедших столетий и которой мы продолжаем пользоваться не столько из-за адекватности содержащихся в ней понятий, сколько для того, чтобы не обрывать тех связующих, хотя и обветшавших нитей, из которых соткано одеяние культуры, которую мы несем на себе. Можно смело утверждать, что после трех (по крайней мере) последних веков, на протяжении которых настойчиво проводилась (и доводилась до nec plus ultra) деперсонализация роли человека в истории, экономике, обществе и даже науке, когда личность подменялась «обществом» и приносилась ему в жертву «во имя высшего всеобщего блага», когда «политика больших цифр» оказалась способной только уничтожать естественное плодородие почвы, разрушать биосферу, стирать с лица земли нации и народы, сейчас наступило время снова вернуться к человеку, как личности, — к отдельному, единичному человеку, чтобы через него понять, что происходит с обществом, историей, природой и человечеством в целом. Во-первых, потому, что Человек за это время разительно изменился, как изменилось его представление о мире. Во-вторых, потому, что этот Человек стал гораздо менее однороден в своих потенциях и в своих устремлениях, чем его предки три столетия назад. Можно называть и другие причины и параметры, по которым требуется сравнительный анализ, но достаточно и этих, чтобы понять, почему даже в такой узко специальной области, как история масонства в России в XX веке (впрочем, так ли уж эта область узка и специальна?), каждый ее исследователь говорит как бы на собственном языке, не воспринимаемом другими его коллегами. Причина же, как мне представляется сейчас, заключена в том, что разговор идет о «ложах», «о всемирном еврейском правительстве», о происках «врагов человечества», о «синагогах антихриста», но не о людях, которые остаются для нас неизвестными как своей жизнью, делами, устремлениями, так даже и своими именами. Напомню, что самые серьезные по охваченному материалу работы о русском масонстве А.И. Серкова1, содержащие отсылки на те или иные архивные документы, во многих случаях не раскрывают имен, отчеств и дат жизни называемых им лиц, оказавшихся за пределами и выпущенного им энциклопедического словаря русских масонов2. Между тем лишь максимально полное раскрытие всех биографических примет человека, включая — по возможности — и его ближайших родственников, его точная «привязка» на тот или иной момент к месту жительства, профессии, службе и т.п., дает возможность исследователю понять причины тех или иных его поступков, увидеть его в среде противников или единомышленников, что в свою очередь позволит сделать уже не умозрительные, а опирающиеся на факты выводы о задачах, которые он решал, и целях, которые преследовал. И здесь следует напомнить чрезвычайно важный для истории масонства факт, который отметил в одной из своих работ А.И.Серков: о неудаче попыток распространения в России XX века регулярного масонства, каким оно было во второй половине XVIII и в первой четверти XIX века. Новое, возрождающееся масонство оказывалось или чисто политической, надпартийной организацией (так называемое «кадетское масонство»), ничего общего не имеющей с какими-либо духовными устремлениями и постижением «таинства натуры», или же эзотерическим масонством, которое с гораздо большим правом следует именовать «школами тайноведения», открытыми как для мужчин, так и для женщин. Эти самодеятельные школы (группы, кружки, общества, ордена, братства) строились на изучении печатной литературы, широко циркулирующей в обществе, и на циклах лекций, которые читал тот или иной наставник, открывший очередное «общество» или «ложу». Не случайно Г.О.Мебес, крупнейший теоретик-эзотерик, на чьей «Энциклопедии оккультизма» выросло уже не одно поколение любопытствующих приобщиться к «древнему и тайному знанию», получив из рук Ч.И. фон Чинского летом 1910 г. диплом на открытие ложи «Св. Аполлония Тианского» — первой мартинистской ложи в России, вскоре не только заявил о своей автономии от французских мартинистов, но и перешел от собственно масонской деятельности к «просветительской», пользуясь, однако, масонской эмблематикой, терминологией и степенями3. Таким образом, обращаясь к материалам «масонских» процессов 20-х гг. XX века, следует помнить, что мы имеем дело всего только с «парамасонскими обществами»4, т.е. с кружками и группами эзотерического направления, использующими масонскую символику и терминологию, почерпнутую из соответствующей массовой литературы. Столь затянувшаяся преамбула поясняет, почему я посчитал необходимым, не занимаясь специально историей масонства в России, опубликовать в этом томе с возможной полнотой материалы следственного дела «ленинградских масонов» 1926 г., более известного как дело «Астромова-Мебеса». Заслуга его обнаружения принадлежит петербургскому историку В.С.Брачеву, который посвятил его материалам несколько статей-публикаций и отдельные главы книг5, однако так и не решился опубликовать его целиком или в его основных документах. Последнее может объясняться двумя причинами: 1) общим негативным отношением Брачева ко всем без исключения неправославным (т.е. внецерковным) объединениям, о которых он пишет со сдержанным возмущением и столь явным порицанием, что последнее порою у него распространяется даже на их исследователей, и 2) скандальной направленностью, которое было придано всему этому делу во время следствия, в результате чего «масонство» было представлено как своего рода прикрытие деяний мелкоуголовного характера. Но нет худа без добра. Пожалуй, именно благодаря подобной скандальной окраске этого дела исследователь имеет перед собой чрезвычайно динамичную картину жизни масонов-эзотериков, не оставляющую никакой возможности ввести в нее ни «мировой сионистский заговор», ни какие-либо претензии петроградских масонов на «мировую власть» или подчинение их хотя бы Grand Orient de France... С другой стороны, последовательность допросов позволила выявить широкую панораму жизни эзотерического Ленинграда/Петрограда первой половины 20-х гг. теперь уже прошлого века, начиная от «регулярных» мартинистских лож Г.О.Мебеса, дипломы на открытие которых были им получены в свое время от Ч.И. фон Чинского и Папюса, «Русского автономного масонства» Б.В.Астромова-Кириченко, и кончая самодеятельными «эзотерическими церквами», мистиками, магнитезерами, гадалками и целителями, без фигур и деятельности которых порою трудно понять события, происходящие в других орденах и на других территориях. Так, только внимательное изучение дела «Астромова-Мебеса» и последующие поиски его главных фигурантов позволили выйти на материалы агентурного дела «Мракобесы» 1940-1941 гг, в котором единым узлом оказались завязаны судьбы Б.В.Астромова, его представителя в Москве С.В.Полисадова, сгинувшего было в 1926 г. не только «без следа», но, что существеннее, без архивно-следственного дела, так и Е.К.Тегера, уже известного по делу московской организации «Эмеш редививус», и В.В.Белюстина, возглавлявшего московских розенкрейцеров-«орионийцев». В свою очередь, этот огромный следственный процесс, растянувшийся почти на целый год и долженствовавший охватить, как гигантский спрут, не только всех мистиков, живых и уже расстрелянных, но и большую часть востоковедов Советского Союза по обвинению в шпионаже, позволил прояснить судьбу затерявшейся ложи «Garmonia», которую некогда возглавил С.В.Полисадов, поскольку ее документы оказались в материалах следствия по делу «Русского национального Союза» 1930 г. И последнее, на что я хотел бы обратить особое внимание читателя, который будет пользоваться этими материалами. Публикуемые здесь документы трех архивно-следственных дел (архивно-следственные дела В.В.Белюстина, Е.К.Тегера, Б.В.Астромова-Кириченко и С.В.Полисадова 1940 г., которые вела одна следственная бригада, я считаю за одно дело) представляют собою три весьма отличные эпохи как в истории страны, так и в методах и целях следствия. Так, ленинградское дело 1926 г. представлено показаниями самих подследственных, которым можно в том или в другом случае не доверять, но на которые можно опираться, потому что они легко проверяются. Точно так же собственно «масонские» показания арестованных по делу «РНС» вызывают безусловное доверие, и, наоборот, мы имеем полное право не доверять показанию М.Г.Попова, который (по-видимому, под прямым нажимом следователя) вдруг начинает говорить о своих попытках вовлечения в контрреволюционную организацию А.Е.Снесарева и И.Х.Озерова. Совершенно иная картина предстает в материалах «Мракобесов». Здесь перед нами тонкая и сложная игра, затеянная исключительно в стенах НКГБ, когда следователи одержимы идеей существования всеохватывающей шпионской организации, а подследственные, подыгрывая им, излагают правдивые факты отношений со своими близкими и далекими знакомыми, которые затем превращаются в «признательные показания шпионов о разведывательной и подрывной деятельности на территории СССР в пользу иностранной державы». По счастью для арестованных примитивное мышление следователей не могло представить себе ни далеко идущие расчеты подследственных, боровшихся за свою жизнь, ни необходимости более тонко обрабатывать полученные тексты показаний. Вот почему хитроумная затея, родившаяся в недрах сыскного ведомства, использовать для создания крупномасштабного шпионского дела собственных секретных сотрудников, какими, за исключением Е.К.Тегера и Б.В.Астромова, оказались остальные подследственные, потерпела фиаско на пороге Военного Трибунала и должна была быть сдана в архив, не получив своего дальнейшего страшного продолжения. Между тем для исследователя эзотерических движений 20-30-х годов этот материал оказывается крайне ценным и легко «дешифруемым» уже потому, что можно не сомневаться в той фактологической основе (люди, имена, связи, встречи), на которых выстроены подробные показания обвиняемых, не пытавшихся изобретать несуществующих персонажей. Таким образом, достаточно изъять внесенную следователями в этот текст «антисоветскую специфику» — «вербовки», «установление связей с закордоном», «сборища» и тому подобные фантазии, чтобы получить доброкачественный, хорошо поддающейся проверке материал о личных связях советских мистиков, их интересах, циркуляции литературы, попытках установить контакты со специалистами-востоковедами и т.д. *** Тексты публикуются в соответствии с принципами, изложенными в 1-м выпуске настоящего издания («Орден российских тамплиеров», т. I. М., 2003): сведения формуляра протокола вынесены в биографическую справку; формы старой орфографии, ошибки и описки исправляются без специальных оговорок; в прямых скобках [...] внесены в текст пропущенные или необходимые по смыслу слова, так же указаны листы и номер архивно-следственного дела. В заключение приношу свою искреннюю благодарность Е.С.Лазареву, как и в предыдущих томах любезно взявшего на себя труд проверки латинских и др.-еврейских лексем, содержащихся в публикуемых документах. А.Л.Никитин 1 Серков А.И. История русского масонства. 1845—1945. СПб., 1997; он же. История русского масонства после Второй мировой войны. СПб, 1999. 2 Серков А.И. Русское масонство. 1731—2000. Энциклопедический словарь. М., РОССПЭН, 2001. 3«Отсутствие соборной посвятительно-символической работы делало Орден Мартинистов лишь формально масонской организацией.<...> Посвящение сводилось лишь к выдаче диплома, не требовало ни изучения ритуалов, ни наличия специального помещения и реквизита, ни многочисленности собрания; обсуждение организационных принципов построения, идейных принципов совместной работы было совершенно не нужно. <...> Весь смысл совместной работы сводился к передаче знаний, однако черпать их можно было из столь распространенной в начале XX в. литературы по «тайным» наукам и самостоятельно» (Серков А.И. История русского масонства. 1845—1945. СПб., 1997, с. 69-70). 4 Там же, с. 82. 5[Брачев В.С.] Ленинградские масоны и ОГПУ (протоколы допросов, вещественные доказательства). // Русское прошлое. Историко-документальный альманах, кн. 1., Л., 1991, с. 252-279; он же. Религиозно-мистические кружки и ордена в России. Первая четверть XX века. СПб., 1997; он же. Красное масонство. // Оккультные силы СССР. СПб., 1998, с. 239-364; он же. Масоны в России. За кулисами видимой власти. 1731—2001. СПб., «Стомма», 2002. |
загрузка...