Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

А.И.Мелюкова.   Скифия и фракийский мир

Введение

В течение всей своей многовековой истории скифы, а несколько ранее киммерийцы на западе и северо-западе соседили с фракийцами. Последние занимали огромную территорию от Вардар-Моравского бассейна на западе до Прутско-Днестровского междуречья и западного берега Черного моря на востоке; от Трансильвании и Карпат на севере до Эгейского моря и Малоазийского полуострова на юге. Эта широко распространившаяся этническая общность состояла из трех больших групп; фриго-мизийской, южной и северной, каждая из которых объединяла несколько десятков племен. Всего, по подсчетам В. Томашека, сделанным на основании упоминаний античных письменных источников, известно 86 фракийских племен1. Ближайшими соседями скифов были племена северной группы, жившие к северу от Гема (Балканских гор), среди которых наиболее известны геты, дани, трибаллы, кробизы. К северной яке группе относятся и агафирсы, основные земли которых помещались в Трансильвании, в долине р. Муроша. Из южных фракийцев наиболее значительными были одрисы, создавшие уже в начале V в. до н. э. крупное Одрисское царство на землях от Истра на севере до Эгейского моря и Пропонтиды на юге. В его состав при трех первых царях — Тересе, Ситалке и Севте I были включены многие северо-фракийские племена, в том числе и геты.

Судя по античным письменным источникам, скифам чаще всего приходилось иметь дело с гетами и одрисами, наиболее близкими к ним не только территориально, но и по уровню развития. Процессы разложения первобытно-общинных отношений и создания классов, приведшие к возникновению раннего государства у одрисов (параллельно или с небольшим временным разрывом), происходили в скифском обществе, несмотря на разную хозяйственную основу. Как известно, одрисы, как и остальные фракийские племена, были оседлыми земледельцами и скотоводами, имевшими, правда, развитое коневодство. В Скифском царстве главенствующую роль играли кочевники, оседлые же земледельческие племена занимали подчиненное положение. Тем не менее социально-политическая структура Одрисского царства V в. до н. э., которая предложена в последние годы рядом исследователей2, близко напоминает характеристику, данную А. М. Хазановым Скифскому царству времен царя Атея3. Это не означает, однако, что у каждого из них не было своих особенностей, но оба царства представляли собой раннеклассовые государственные образования, основанные на эксплуатации зависимого населения и завоеваниях, приводивших к установлению даннических отношений. Сближает скифов с одрисами и гетами соседство с античными городами-колониями на берегах Черного моря. Связи с греками у южных фракийцев установились еще в гомеровские времена, но регулярная торговля с эллинами на выгодной для тех и других экономической основе возникает лишь с конца VII в. до н. э. (после основания Истрии, а затем и других колоний) и так же, как в Скифии, достигает расцвета в IV в. до н. э. Считается, что эллинизация фракийского населения, и особенно жителей пропонтнйской зоны, была значительной уже в VI—V вв. до и. э., а к IV в. до н. э. затронула не только верхушку, но и рядовое население, как бы пронизав фракийскую культуру и искусство. Под влиянием греков южные фракийцы уже в конце VI в. до н. э. освоили гончарный круг. Гончарная продукция фракийских мастерских довольно широко расходилась не только по Балкано-Дунайским областям, но достигала Потисья, Прикарпатья и Южной Словакии. Славились фракийцы своими рудниками и металлургическим производством, особенно добычей серебра и изделиями из него. Развитыми были бронзолитейное и железоделательное ремесла.

Сложные и разносторонние взаимоотношения между скифами и соседним фракийским населением не могли не отразиться на разных сторонах жизни и культуры обоих народов. Несмотря на то что фрако-скифские связи уже давно привлекали внимание ученых разных профилей — историков, археологов и лингвистов, в этой проблеме имеется еще очень иного нерешенных вопросов. Поэтому избранная тема продолжает быть весьма актуальной и в наши дни. Для исследования взято рассмотрение связей только с соседним фракийским населением Днестро-Прутского междуречья, Нижнего Дуная, в современной Добрудже, Северной Болгарии и по обоим отрогам Балканских гор. Вопрос об агафирсах и взаимоотношениях их со скифами остался за пределами моего внимания. Что касается Скифии, то в настоящей работе рассматривается преимущественно собственно скифский мир степного Северного Причерноморья н в меньшей степени — население лесостепи со скифообразной культурой.

Истории изучения взаимосвязей киммерийских и скифских племен с фракийцами и отечественной науке посвящен специальный очерк4. В зарубежной научной литературе имеется немало работ, затрагивающих ату тему. Однако большинство из них преследует одну цель — определить роль киммерийцев и скифов в исторических судьбах фракийцев, в развитии их культуры или в отдельных ее проявлениях. Вопросы же, связанные с обратным, фракийским воздействием на население Северного Причерноморья, почти не имеют места в трудах зарубежных исследователей, в том числе румынских и болгарских, особенно важных для нас, так как они касаются непосредственных соседей киммерийцев и скифов. Хотя направление этих исследований расходится с основными задачами настоящей работы, все же следует остановиться на некоторых из них.

В изучении фрако-киммерийской проблемы главное внимание уделяется вопросу о пребывании киммерийцев на фракийских землях поискам следов и последствий этого пребывания. Так, румынские археологи считают бесспорным проникновение киммерийцев на территорию Румынии вплоть до Трансильвании и объясняют этим возникновение первых укрепленных поселений фракийцев в горных районах страны, распространение так называемых фрако-киммерийских изделий из бронзы и даже развитие металлургии железа5. Однако собственно киммерийских памятников в Румынии пока не обнаружено. Констатируемые румынскими археологами тесные связи местных племен эпохи поздней бронзы с населением позднесрубной культуры Северного Причерноморья рассматриваются вне киммерийской проблемы6.

В болгарской литературе по последнего времени в основном рассматривался вопрос о выделении фрако-киммерийских вещей, под которыми чаще всего понимались изделия, близкие к кобанским на Северном Кавказе7. Наиболее полная их сводка была сделана Ат. Милчевым8. Исходя из представлений Л. А. Ельницкого о киммерийской принадлежности северокавказских племен предскифского периода автор пытается доказать, что на территории Болгарии бронзовые изделия, близкие к кобанским, появились благодаря связям фракийцев с северокавказскими киммерийцами. Изготавливались они местными фракийскими мастерами поэтому Ат. Милчев предлагает считать их фрако-киммерийскими. По ошибочному представлению автора, время бытования таких предметов определяется в широких пределах — IX— IV вв. до н. э. Ив. Венедиков справедливо отрицает прямую зависимость этих предметов от киммерийских, но связывает их, а также сходные находки кобанских бронз на Северном Кавказе с Малой Азией и Ираном9. Поскольку в настоящее время принадлежность кобанской культуры в целом и кобанских бронз, в частности историческим киммерийцам убедительно отвергнута советскими исследователями, очевидно, следует считать ошибочным и представление некоторых болгарских археологов о связи их с киммерийцами. Кроме того, к действительно кобанским бронзам могут быть отнесены лишь очень немногие из выделенных болгарскими учеными10.

Не получила отклика в румынской и болгарской литературе постановка проблемы о киммеро-фракийских связях, предложенная Т. Д. Златковской11. Т. Д. Златковская высказала предположение о том, что «киммерийцы представляли собой один из компонентов фракийского этногенеза, оставивший определённый след как в материальной культуре фракийцев, так и в их языке, в частности топонимике и ономастике»12. Не отрицая киммерийских походов в Трою через Балканский полуостров, засвидетельствованных письменными источниками, и тесных контактов киммерийцев с фракийцами-трерами, болгарские исследователи вместе с тем не прослеживают какого-либо киммерийского воздействия на сложение фракийской культуры, в частности комплекса керамики, как это делает Т. Д. Златковская. Выделяется лишь группа фракийских материалов, которая соответствует времени пребывания фракийцев в Малой Азии, в древней Трое13. Болгарские археологи не разделяют и мнение советских исследователей о принадлежности киммерийпам курганных погребений VII в. до н. э., открытых на территории Болгарии у сел Енджа и Белоградец14, близких к тем, которые известны в Северном Причерноморье15. Несмотря на отличия их по обряду и набору вещей от одновременных типичных раннефракийских погребений16, они рассматриваются как местные, фракийские.

В целом же слабая разработка вопросов фрако-киммерийских взаимоотношений как в Болгарии, так и в Румынии, т. е. в зоне непосредственного контакта двух больших этнических общностей, объясняется в первую очередь тем, что в обеих странах до сих пор недостаточно изучены археологические памятники эпохи поздней бронзы и начала раннего железного века. Это создает большие трудности для сопоставления археологических материалов с разных территорий при постановке и решении вопросов о связях.

Значительно определеннее высказывания румынских и болгарских исследователей по поводу фрако-скифских отношений. В румынской литературе долгое время преобладала точка зрения В. Пырвана — М. И. Ростовцева о мощной скифской экспансии в Карпато-Дунайский район и на Балканский полуостров. По В. Пырвану, скифский период в истории гетских племен был периодом упадка гетской культуры. Скифы-завоеватели, по мнению ученого, прервали развитие местных племен и издавна сложившиеся связи их с более высокими цивилизациями запада и юго-запада. Составив господствующую верхушку над местным населением, сами скифы ничего не создали и, будучи оторванными от своих исконных земель, «растворились» в местной среде17. Первым вступил в спор с известным румынским ученым И. Нестор, который пришел к выводу, что скифская экспансия не была разрушительной для гето-дакийского мира, что процесс развития местных племен в связи с походами скифов на запад не нарушился, а местная культура только получила скифскую окраску18. Однако вплоть до середины 50-х годов выступление И. Нестора было одиноким. Критика точки зрения М. И. Ростовцева в советской науке и накопление новых материалов о гето-дакийской культуре на территории Румынии привели к решительному пересмотру господствовавших в румынской науке представлений о скифах-завоевателях. В опубликованной в 1960 г. «Истории Румынии» проводится мысль И. Нестора, согласно которой вторжения скифов носили лишь спорадический характер и не играли значительной роли в истории местного населения. Следы пребывания скифов отмечались в Трансильвании и Добрудже19. Д. Берчу, вполне разделяя эту точку зрения, предпринял попытку оценить роль скифского этнического в культурного элемента в развитии гето-даков. Активную роль скифского фактора исследователь признает только для Трансильвании, населенной агафирсами20. В истро-понтийской зоне, включающей области Нижнего Дуная, южную часть Прутско-Сиретского междуречья и Добруджу, по мнению исследователя, более значительным, чем «скифский фактор», было воздействие южных фракийцев и греческой цивилизации. Однако до конца 60-х годов Д. Берчу все же считал существенным вклад скифов в местную культуру гетов Добруджи с конца VI в. до н. э., объясняя появление в ней ряда скифских культурных элементов связям гетской аристократии со скифами степей Северного Причерноморья21. В настоящее время Д. Берчу придерживается несколько иной точки зре ния. Он полагает, что большинство элементов в фрако-гетской культуре Добруджи, которые он ранее объяснял скифским влиянием, не зависят от скифов, а появились в результате общения гетов с персами — сначала во время скифского похода Дария Гистаспа, а затем в связи с более чем сорокалетним пребыванием персов в Малой Азии по соседству с Фракией22. Так, он объясняет появление мечей-акинаков в Добрудже и Северной Болгарии, но особенно фракийского (по его терминологии «гето-фракийский») звериного стиля. С кратковременными скнфскими военными набегами-рейдами с целью грабежа Д. Берчу склонен связывать находки на территории Добруджи двух бронзовых котлов, один из которых (из Скорцару-Брэила), на трех ножках, скорее всего не скифский, а принадлежит гуннской эпохе23.

Прямые тесные контакты с Южной Фракией, а через нее с персами, а также с греческими колониями Западного Причерноморья были, по мнению исследователя, решающими стимулами в развитии готских племен Добруджи и юго-восточных районов Румынии, определившими переход их к латенской культуре еще в V в. до н. э. Геты, или гето-даки, более северных районов совершили этот переход позднее. Однако исследования последних лет показывают, что и в северных районах связи с античным миром Западного Причерноморья и с фракийцами юга начались уже с V в. до н. э., а в IV—III вв. до н. э. достигли значительного развития, способствуя появлению геко-дакийской культуры и в этом районе, очень близкой к той, которая известна в Добрудже и Северо-Восточной Болгарии24. Сколько-нибудь заметная роль скифов в этом процессе развития культуры не наблюдается25.

Точка зрения Д. Берчу на гето-фракийское искусство подверглась справедливой и обоснованной критике со стороны П. Александреску, показавшего связи ряда мотивов звериного стиля со скифскими и убедительно отрицавшего прямое персидское воздействие26.

Скифское влияние как со стороны степи, так и из лесостепи Северного Причерноморья прослеживается румынскими учеными в Субкарпатской зоне Румынии в VI—IV вв. до н. э. Оно проявляется в распространении здесь оружия скифских типов и некоторых предметов звериного стиля. С лесостепью непосредственно связываются отдельные сосуды Бырсептского могильника. Эти явления объясняются А. Вульпе и С. Моринцем как результаты мирных и военных контактов местного населения со скифами, особенно интенсивных здесь в VI—V вв. до н. э. Немаловажное значение Ал. Вульпе придает и связям с населением Трансильвании и Потисья, воспринявшим многие черты скифской культуры27.

В последнее время Ал. Вульпе предпринимает попытку связать археологические материалы Карпато-Дунайского района с данными о расселении здесь племен, известными из Геродота и некоторых других письменных источников28. Достаточно много места уделяется здесь во-просу об агафирсах. В ответ на выступление И. Ференца, согласно которому агафирсы должны были населять Южное Прикарпатье, Ал. Вульпе на археологических материалах, на мой взгляд, достаточно убедительно доказывает принадлежность населения этого района к гетам. Вместе с тем он допускает возможность существования в конце VI в. до н. э. объединения племен, возглавляемого агафирсами, в которое могли входить и жители Южного Прикарпатья.

Немало места в румынской литературе занимает освещение событий, связанных с Атеем и образованием Малой Скифии на территории Добруджи. Работы базируются на письменных и отчасти нумизматических источниках, в трактовке которых румынские исследователи не единодушны. Спор ведется о личности Атея, глубине проникновения его войск в Добруджу, длительности их пребывания там, территории, над которой властвовал скифский царь. Большинство румынских историков расходится с советскими в оценке деятельности Атея, считая его царем небольшого скифского племенного образования на берегах Дуная29. Лишь Вл. Илиеску близок к той трактовке, которой придерживаются многие советские историки30.

Существенное значение для изучения скифо-фракийских взаимоотношений имеют исследования румынского лингвиста И. Руссу, посвященные уточнению принадлежности к фракийскому языку ряда имен и названий в Скифии и на Боспоре31. Исследователь выделяет около ста фракийских имен, почти каждое из которых по нескольку раз повторяется в боспорских надписях. К сожалению, отсутствие хронологических определений не позволяет установить время появления и наиболее широкого распространения фракийских имен в Северном Причерноморье. В связи с этим неубедительным представляется общий вывод исследователя о большой древности фракийских элементов на Боспоре, сделанный в подтверждение мнения М. И. Ростовцева.

В болгарской научной литературе с течением времени, так же как и в румынской, происходили переоценки и пересмотры решений фрако-скифской проблематики, и прежде всего вопроса о скифском воздействии на исторические процессы и культуру фракийцев. Б. Филов первым из болгарских исследователей выступил с критикой взглядов М. И. Ростовцева и показал своеобразие фракийских курганов группы Дуваилий, а также попытался объяснить сходство в инвентаре со скифскими одинаковыми хозяйственными условиями во Фракии и у скифов Южной России и тем, что в той и другой стране была сильно развита торговля с греками32. Накопление новых материалов, особенно раскопки могильников простых фракийцев на северо-востоке Болгарии, а также ряда богатых курганов, окончательно убедили в ошибочности взглядов М. И. Ростовцева. Вместе с тем в конце 40-х годов Ат. Милчевым предпринимались попытки произвести сопоставление фракийской культуры со скифской и объяснить сходные элементы в них существованием этнического и культурного родства скифов с фракийцами33. Однако для сопоставлений привлекались преимущественно материалы лесостепной полосы Северного Причерноморья, происходящие из памятников VII— V вв. до н. э., как известно, не принадлежавших собственно скифам. Кроме того, сопоставления носили слишком общий характер, при котором исчезли многие частности, свидетельствующие о существенных различиях между этими культурами. Большим недостатком работы было также и то, что автор, не пытаясь выяснить природу сходных явлений, присвоил ряду предметов явно скифского облика из фракийских памятников название «скифо-фракийские», стараясь отразить в этом термине скифо-фракийскую общность.

В одной из своих последних статей А. Милчев, хотя и рассматривает скифов и фракийцев как особые этнические группы, все же настаивает на общности «их материальной культуры, которая якобы «доказывается античными источниками, археологическими, топонимическими и антропологическими данными»34. Эта ссылка на данные разных источников никак не раскрыта, материалы не приведены, а те краткие описания «скифо-фракийских» орудий труда, оружия, конского убора и керамики, которые содержатся в статье, вызывают удивление. Они свидетельствуют о слабом представлении автора о подлинных скифских и даже фракийских вещах и неумении или нежелании определить специфику их в каждой из групп.

Мысль о независимом от скифского параллельном развитии фракийской культуры проводится в работах Д. П. Димитрова35, но особенно настоятельно она отстаивается И. Венедиковым в отношении фракийского искусства36. Кроме того, в одной из недавно вышедших статей он пытается проследить влияние фракийского искусства на скифское. Эта мысль, безусловно, плодотворна, хотя тот пример, который привел исследователь, не представляется мне обоснованным37.

Примечательным в работах болгарских археологов последних лет является стремление выявить своеобразные черты и элементы, отличающие произведения фракийских торевтов от сходных по сюжету и стилю скифских и скифо-античиых произведений из Северного Причерноморья. Особенно плодотворными изысканиями в этом плане являются исследования Л. Огненовой-Мариновой38 и И. Маразова39. Они позволяют более строго и обоснованно выделять среди находок в богатых скифских курганах Северного Причерноморья отдельные предметы, выполненные фракийскими мастерами, а не считать чуть ли не все произведения торевтики фракийскими, как это делает А. П. Манцевич. Кстати, гипотеза А. П. Манцевнча не имеет широкого признания и у болгарских ученых.

Близкая нам тема о фрако-скифских взаимоотношениях разрабатывается и в трудах болгарских историков и лингвистов, но она затрагивается в связи с постановкой различных частных вопросов. Хотя работы болгарских историков, как правило, не расходятся с построениями, сделанными на основании письменных источников советскими историками, они интересны для нас тем, что содержат некоторые дополнительные сведения. Так, например, Хр. Данов очень подробно разбивает скифский поход Дария и его отношение к Фракии, касаясь вместе с тем вопроса о последствиях похода, отразившихся на скифо-фракийских взаимоотношениях40.

Ал. Фол предлагает передатировать, отодвинув к самому концу VI— началу V в. до н. э., договор со скифами при фракийском царе Тересе и скифском — Ариапифе41. Кроме того, он приводит весьма веские аргументы для удревнения скифского похода через Фракию до Херсонеса Фракийского, а также более детально разбирает его причины и последствия42.

Итак, краткий обзор основной литературы, в которой исследователи касаются проблемы фрако-скифских связей, показывает, что в работах по скифской проблематике, с одной стороны, и фракийской — с другой, решения ряда вопросов намечены только в общем плане. В статьях предлагаются различные мнения, часто противоположные, плохо обеспеченные материалом. В отношении оценки роли фракийцев в процессах, происходивших в Северном Причерноморье, довлеют представления, высказанные в обобщающих работах, о древности фракийского населения на юге СССР или на юго-западе СССР. Фракийскими считаются по крайней мере часть киммерийского населения и некоторые племена Скифии, ассимилированные иранцами. Что касается значения фракийских элементов в киммерийской и скифской культурах, то оно бывает либо сильно преувеличенным (работы А. П. Манцевич), либо, наоборот, о нем не говорится совсем или говорится явно недостаточно. Слабо разработанными представляются вопросы, связанные с определением роли фракийских элементов в культуре населения лесостепи, особенно в предскифский период. Нет единства мнений относительно оценки киммерийских и скифских влияний на фракийскую культуру и ее создателей в различных районах огромного фракийского мира.

Слабая разработка проблемы скифо-фракийских взаимоотношений в значительной степени объясняется недостатком источников. В самом деле, накопление материалов по интересующей нас проблеме идет медленно как в нашей стране, так и в Румынии и Болгарии. Особенно большой недостаток ощущается в археологических источниках киммерийского и раннескифского времени. Кроме того, мешает значительное отставание публикаций и недостаточное освещение в них всех добытых при раскопкax материалов. Это трудно преодолеть, особенно при работе над зарубежными публикациями. И все же, мне представляется, что в настоящее время уже имеется тот необходимый минимум источников, который дает право на занятия темой о фрако-скифских взаимоотношениях, хотя, конечно, далеко не все вопросы ее могут быть разработаны и освещены достаточно полно.

Основные задачи работы сводятся к следующему: произвести детальные сопоставления элементов скифской и фракийской культур с тем, чтобы выявить роль фракийского вклада при формировании и в процессе развития скифской культуры. Показать сходные черты в той и другой культурах. Принимая во внимание отсутствие в нашей литературе более или менее подробного обзора фракийских памятников, прежде всего гетских, соседних со Скифией районов, считаю необходимым дать их характеристику. В общей характеристике нуждаются и памятники Днестро-Дунайркого междуречья, территориально примыкающие к гетским, или пограничные с ними, еще мало известные в литературе. Это особенно важно для определения западной границы Скифии и выявления особенностей культуры скифов в пограничном районе.

Поскольку в задачу работы входит вопрос о том, играют ли какую-либо роль фракийские элементы при формировании скифской культуры, то приходится остановиться на предскифском периоде, включающем позднюю бронзу и начало железного века как в степи, так и в лесостепи Северного Причерноморья.

Второй стороной проблемы фрако-скифских взаимоотношений является выяснение скифских элементов и определение их роли в культуре фракийских племен, с которыми скифы соседили и сталкивались на протяжении всей своей истории. Изучение этой стороны проблемы тоже входит в задачу данной работы, хотя и проводится главным образом в сравнительном плане с целью дать оценку скифского вклада у фракийцев по сравнению с фракийским у Скифов.

Что касается источников, то исследование проводилось главным образом на основании опубликованных археологических материалов. Вместе с тем использовались те данные, которые были собраны мною во время командировок в конце 50 — начале 60-х годов в Румынию и Болгарию. Кроме опубликованных сведений из памятников предскифского времени Украины и Молдавии, учтены и неопубликованные материалы, известные мне по отчетам в архивах ИА АН УССР в Киеве и ИИ АН МССР в Кишиневе, а также по музейным коллекциям.

Свидетельства древних авторов специальному рассмотрению в работе не подвергаются, но они, а также трактовка их, данная различными исследователями, сопоставляются с археологическими материалами.



1 Tomaschek W. Die alten Thraken. Sitzungsbericbte der keiserlicben Akademie Wis-senschaften. Wien, 1893.
2 Златковская Т. Д. Возникновение государства у фракийцев. М., 1974 (см. и библиогр.).
3 Казанов А. М. Социальная история скифов. М., 1975.
4 Мелюкова А. И. Итоги и задачи изучения взаимосвязей киммерийских и скифских племен с фракийцами в советской науке.— В кн.: Studia Thracica, I. Фрако-скифские культурные свяэи, София, 1975, с. 54—68.
5 Berciu D. Este si о cale cimmeria in difuziunea metalurgien fierului? — SCIV, 963,t.14, № 2, p. 395-402.
6 Florescu A. Sur les problemes du bronze tardif Carpato-Danubien et nord-ouest Pontique.— Dacia, N. S., 1967, XI, p. 59—94; Morintz S. Anghelescu N. О noua cultura a epocii bronzului in Romania. Cultura de tip Coslogeni.— SCIV, 1970, t. 21, № 3, p. 373—415.
7 Попов P. Культура и живот на предисторическия човек в България, II. Метална епоха. София, 1930, с. 28, 29.
8 Милчев Ат. Трако-киммерийски находки в Българските эеми.— ИАИ, (София), 1953, XIX, с. 359—373.
9 Венедиков И., Герасимов Т. Тракийското иэкуство. София, 1973, с. 27—31.
10 Козенкова В. И. Связи Северного Кавказа с Карпато-Дунайским миром.— В кн.: Скифский мир. Киев, 1975, с. 64.
11 Златковская Т. Д. К вопросу об этногенезе фракийских племен.— СЭ, 1961, № 6, с. 82—94.
12 Там же, с. 92.
13 Димитров Д. П. Троя VII В2 и балканските тракийски и мизийски племена.— Археология БАН, 1968, № 4, с. 3 и сл.; Tonceva G. Sur l'origine des Thraces.— In: Thracia, III. Serdicae, 1974, p. 77—85.
14 Попов P. Могилните гробове при Ендже.— ИАИ, 1939, VI, с. 130 и сл.; Тончева Г. Два надгробных монументальных памятника фракийским вождям.— In: Thracia, I. Serdicae, 1972, с. 101 и сл.
15 Тереножкин А. И. Киммерийцы. Киев, 1977, с. 34, 35, 42, 43.
16 Тончева Г. О фракийцах нынешних Украины, Молдовы, Добруджи и Северо-Восточной Болгарии в X—VI вв. до н. э.— В кн.: Studia Thracica, I, с. 49 и сл.
17 Pãrvan V. Getica. О protoistoria a Daciei. Bucarest, 1926.
18 Nestor I. Der Stand der Vorgeschichtsforschung in Rumanien.— BRGK, Bd. 22. Berlin, 1933.
19 Istoria Rominiei, vol. 1. Bucuresti, 1960, p. 155—160.
20 Berciu D. Le genese de la civilisation Latene ches les geto-daces.— Dacia, N. S. 1957, I, p. 133.
21 Berciu D. О descoperire traco-sciticS din Dobrogea si probletna sciticS la Dunare de Jos.— SCIV, 1959, t 10, JVs 1, p. 7—46. Pippidi D. т., Berciu D. Din istoria Dobrogei, vol. I. Bucurejti, 1965, p. 99, si suiv.
22 Berciu D. Arta traco-getica. Bucuresti, 1970; Idem. Contribution a l'etude de l'а. thraco-gete. Bucuresti, 1974, p. 183,184.
23 К скифским отнесен этот котел и в кн.: Федоров Г. Б., Полевой Л. Л. Ареология Румынии. М.. 1973, с. 117, рис. 2.
24 Teodor S. La commencement de la Тenе dans le Nord-est de la Roumanie.— In: Thracia, III, p. 151—166.
25 Simion G. La culture gelo-dace du Nord de la Dobrondja dans la lumiere des decou-vertes d'Enisala.— In: Thracia, III, p. 291—304.
26 Alexandrescu P. Un arl thraco-gete? — Dacia, N. S., 1974, XVIII, p. 273, et suiv.
27 Моринц С. Новая гальштатская группа в Молдове.— Dacia, N. S., 1957, I, с. 117— 133; Vulpe Al. Necropola hallstattiana de la Ferigile. Bucuresti, 1967, p. 206—208.
28 Vulpe Al. el Popescu E. Contribution a la connaisance de debuts de la culture geto-dacique dans la zone Subcarpatique Vilcea — Arges (La necropole tumulaire de Tigveni).— Dacia, N. S., 1972, XVI, p. 75—111; Vulpe Al. Archaologische Forschungen und historische Betrachtungen über des 7 bis 5 Jh. im Donau-Karpatenraum.— Мʌ, 1970, II, p. 115-212.
29 Nicorescu P. La compagne de Philippo en 339.— Dacia, N. S., II, 1925, p. 22, et suiv; Momigliano A. Delia spedizione scitica di Filippo, alla spedizione scitica di Dario.— In: Athenaeum, Pavia, 1933, XI, p. 336 et suiv; Alexandrescu P. Ateas.— In: Actes du premier Congres international des etudes Balkaniques et Sud-Est Europeennes, II. Sofia. 1969, p. 83.
30 Iliescu Vl. The Scythians in Dibrudja and their Relations with the Native Population.— In: Relations between the Autochthonous Population and the Migratory Populations. Bucuresti, 1975, p. 14, 15.
31 Russu I. L. Elemente traco-getice in Scitia si Bosporul Cimmerien.— SCIV, 1958, an. IX, N 1, p. 318—331.
32 Филов Б. Надгробнить могили при Дуванлий в Пловдиско. София, 1934, с. 233; Он же. Памятници на тракийското изкуство.— ИБАД, 1919, VI, с. 30 и сл.
33 Милчев Ат. Этнические и культурные связи между фракийцами и скифами в VIII—IV вв. до н. э. Автореф. канд. дис. Л., 1949.
34 Милчев Ат. Фрако-скифские отношения и образование одрисской державы.— In: Thracia, II, 1974, с, 58.
35 Димитров Д. П. Материалната культура и изкуството на траките през ранната елинистическа эпоха.— В кн.: Археологически открития в България. София, 1957, с. 64 и сл.
36 Венедиков И. Торевтиката в североизточна Тракия.— ИНМВ, 1968, т. IV (XIX), 1968, с. 8 и сл.; Венедиков И., Герасимов Т. Тракийското изкуство.
37 Венедиков И. Фракийский мотив в искусстве скифов.— В кн.: Studia Thracica, I, с. 10.
38 Ognenova-Marinova L. Les motifs decotatifs des armures en Thrace au iV^e av. n. e.— In: Actes du premier Congres international des etudes Balianicjues et Sud-Est Euro-peennes, II. Sofia, 1969, p. 396—418,- Огненова-Маринова JI. Влияние техники выполнения при оформлении стиля и мотивов в торевтике фракийцев и скифов,— In: Studia Thracia, I, с. 127.
39 Маразое И. О датировке и происхождении полтавского ритона с прбтомой койя ив Эрмитажа.—Археология БАН, 4973, кн. 4, с. 1—11; Он же. Керченский ритов с протокой коня ив Эрмитажа.— В кн.: Studia Thracica, I, с. 214.
40 Данов Хр. М. Древна Тракия. Наследования върху историята на българските земи, северна Добруджа, иэточна и егейска Тракия от края IX до края на III в пр. н. е. София, 1969, с. 326—332.
41 Фол Ал. Политическа история иа траките края на второто хйлядолетие до кра* на пети век преди новата ера. София, 1972, с. 206.
42 Fol AL. Thraco-Scythica: Проблемы письменных источников о V в. до и. э.— В кн. Studia Thracia, I, с. 160.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Тамара Т. Райс.
Скифы. Строители степных пирамид

под ред. А.А. Тишкина.
Древние и средневековые кочевники Центральной Азии

Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский.
От Скифии до Индии

М. И. Артамонов.
Киммерийцы и скифы (от появления на исторической арене до конца IV в. до н. э.)

Тадеуш Сулимирский.
Сарматы. Древний народ юга России
e-mail: historylib@yandex.ru