Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

А. Ю. Тюрин.   Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае в III—VIII веках

Введение

III—VIII века в истории Китая характеризуются в советской исторической науке главным образом как период раннего феодализма, как период складывания и развития феодальных аграрных отношений (см. [65, с. 326-330, 344-345, 350, 357; 81, с. 130; 83; 85; 86; 89]). Правда, в ходе дискуссий в связи с проблемой «азиатского способа производства» выявилась точка зрения, согласно которой в Китае вообще никогда не возникало феодальной формации и рубеж между древней и средневековой историей Китая не был отмечен переходом от одной формации к другой (см. [41; 55]).

Мы не сочли возможным вступить в дискуссию: как показывают монографии В. Н. Никифорова и Ю. В. Качановского, это требует написания специальных работ (см. [61; 71]). Все же необходимо подчеркнуть, что концепция, трактующая период III—VIII вв. в Китае как стадию раннего феодализма, представляется нам более убедительной, так же как и аргументы, подкрепляющие ее. Согласиться с иной точкой зрения нам не позволяют и результаты нашего собственного исследования.

Избранная тема вызывает необходимость поставить ряд других методологических проблем, и прежде всего связанных с теоретическим определением феодальной земельной собственности, ее политэкономической сущности. Большинство советских историков видят суть феодальной земельной собственности в монопольной собственности класса феодалов на землю как основное средство производства (см. [42, с. 10-12; 56, с. 10; 78, с. 35, 41-42; 88, с. 115; 87, с. 7-10]). Иногда при этом подчеркивается, что феодалы обладали и «неполной» или «частичной» собственностью на самих крестьян (см. [78, с. 44; 57, с. 9]).

Лишь немногие авторы обращают внимание на то, что сам феодально-зависимый крестьянин должен рассматриваться как объект феодальной собственности в не меньшей степени, чем земля, к которой он прикреплен (см. [87, с. 7-10; 62, с. 316-319; 47, с. 88—89, 97, 100-101; 48, с. 44, 48, 51]). Между тем именно в таком смысле этот вопрос ставился в трудах основоположников марксизма. Обратимся к известной характеристике отношений феодальной земельной собственности, которая была дана К. Марксом: «Далее, ясно, что во всех формах, при которых непосредственный работник остается "владельцем" средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования, отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения, следовательно, непосредственный производитель — как несвободный; несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства. Согласно предположению, непосредственный производитель владеет здесь своими собственными средствами производства, предметными условиями труда, необходимыми для осуществления его труда и для производства средств его существования... При таких условиях прибавочный труд для номинального земельного собственника можно выжать из них только внеэкономическим принуждением, какую бы форму ни принимало последнее. Данная форма тем и отличается от рабовладельческого или плантаторского хозяйства, что раб работает при помощи чужих условий производства и не самостоятельно. Итак, необходимы отношения личной зависимости, личная несвобода в какой бы то ни было степени и прикрепление к земле в качестве придатка последней, необходима крепостная зависимость в подлинном смысле этих слов» [1, т. 25, ч. II, с. 353-354]. Высказанную К. Марксом мысль, очевидно, можно понять только таким образом: феодальная земельная собственность — это собственность феодалов не только на землю, но и на непосредственного производителя, т. е. «внеэкономическое принуждение»1.

Ту же мысль можно проследить и в других работах К.Маркса и Ф. Энгельса. Так, в труде «Формы, предшествующие капиталистическому производству» К. Маркс писал, что собственность феодала «включает в условия производства самих работников как крепостных и т. д. Здесь отношение господства как существенное отношение присвоения» [2, с. 491].

Ф. Энгельс также отмечал, что «не освобождение народа от земли, а, напротив, прикрепление его к земле было источником феодальной эксплуатации» [4, с. 349]. По-видимому, эти слова Ф. Энгельса тоже употреблены в том смысле, что земля сама по себе, без прикрепленных к ней крестьян, не может рассматриваться как объект феодальной собственности.

В работах В. И. Ленина содержится следующая характеристика отношений феодальной земельной собственности: «Для такого (барщинного. — А. Т.) хозяйства необходимо, чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности; мало того — чтобы он был прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки. Следовательно, способы получения прибавочного продукта при барщинном и при капиталистическом хозяйствах диаметрально противоположны друг другу: первый основан на наделении производителя землей, второй — на освобождении производителя от земли... условием такой системы хозяйства является личная зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, „внеэкономическое принуждение", как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим... Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина» [5, с. 184-185]. Следовательно, В. И. Ленин видел суть феодальной земельной собственности в собственности феодалов не только на землю, но и на личность прикрепленных к ней крестьян.

Заметим также, что, как свидетельствуют конкретные исторические факты, феодалов никогда не интересовала земля сама по себе — без прикрепленных к ней крестьян (об этом, в частности, см. [91]). И сами феодалы рассматривали в качестве своей собственности не только землю, но и тех, кто «сидел» на ней, обрабатывал ее.

Таким образом, правы, по-видимому, те, кто видит суть феодальной земельной собственности не в так называемой монопольной собственности класса феодалов на землю, а в единстве его собственности как на землю, так и на личность прикрепленных к ней крестьян.

Необходимо обратить внимание еще на одно важное обстоятельство. Словом «собственность» в советской научной литературе, как нам кажется, одновременно обозначаются два различных понятия: политэкономическая категория собственности и юридическая категория собственности. Определение собственности как политэкономической категории К. Маркс и Ф. Энгельс дали в «Немецкой идеологии»: «Собственность есть распоряжение чужой рабочей силой» [3, с. 31]. Иначе говоря, «собственность» в политэкономическом смысле этого слава — производственные отношения людей. Совершенно справедливо в этой связи, на наш взгляд, указывал Б. Ф. Поршнев, что политэкономию интересует именно собственность как экономическое отношение, т. е. отношение между людьми, а не юридическое право собственности, т. е. отношение людей к вещам (см. [78, с. 8]).

Говоря об отношениях феодальной земельной собственности, о том, что земля и прикрепленный к ней непосредственный производитель выступают в них как единый и нерасчленяемый объект собственности, мы, естественно, все время имеем в виду политэкономическую категорию собственности. Если же рассматривать чисто юридическое право собственности, то, вероятно, вполне правомерно говорить о юридических правах на землю, которыми обладали как феодалы, так и непосредственные производители. Очевидно, именно это подразумевал К. Маркс, когда говорил, что крестьяне по отношению к земле «имели такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы» [1, т. 23, с. 730]. Иными словами, даже превращение самого крестьянина в объект феодальной собственности не означало, что он не мог сохранить за собой определенных юридических прав на свой земельный надел.

Наконец, следует остановиться на проблеме, связанной с широко распространенным в странах средневекового Востока явлением, когда феодальная земельная собственность часто выступала в форме государственной. Существует точка зрения, приверженцы которой склонны рассматривать этот факт не как особенность феодальной земельной собственности в странах Востока, а как отличительный признак особой, «азиатской», формы собственности и связанного с ней особого, «азиатского», способа производства (см. [50, с. 30-31, 183; 39, с. 374-377, 379; 73, с. 69, 235]). Однако характер и суть отношений собственности определяется, как известно, отнюдь не их внешней формой — государственной или частной, а внутренним содержанием. К. Маркс подчеркивал, что «только та форма, в которой... прибавочный труд выжимается из непосредственного производителя... отличает экономические формации общества» [1, т. 23, с. 229].

Сторонники указанных взглядов, аргументируя свою позицию, обращаются чаще всего к известному высказыванию К. Маркса о характере земельной собственности в странах Востока: «Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты... Государство здесь — верховный собственник земли. Суверенитет здесь — земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей» [1, т. 25, ч. II, с. 354]. Но приведенное высказывание К. Маркса помещено в разделе, посвященном отработочной ренте, в главе, где исследуются формы феодальной ренты. Следовательно, К. Маркс в данном случае имел в виду отнюдь не особый, «азиатский», а феодальный способ производства в странах Востока.

Процесс складывания феодальных отношений развивался в Китае главным образом в рамках аграрной политики, включавшей целый комплекс мер по регулированию землевладения и землепользования в стране, которая известна в советской исторической науке как «надельная система». Традиционное название этого комплекса — «система равных полей» или «система уравнительного землепользования». Его употребляли и продолжают употреблять в своих работах китайские историки, включая тех, которые осуществляли исследования после образования КНР (см. [105; 116; 138; 139; 140; 149; 151; 152; 154-167; 173]), ученые Японии (см. [125]) и стран Запада (см. [92; 188; 195; 196; 200; 202; 203; 205]), представители русской дореволюционной исторической науки (см. [53]).

«Надельной системой» этот комплекс впервые назвал академик Н. И. Конрад (см. [63; 64]). Название приняли на вооружение советские историки-китаеведы, и оно утвердилось в советской исторической науке (см. [51; 52; 84; 85; 86; 89]).

Надельная система впервые была декларирована специальным эдиктом в 280 г. в Цзинь (Западное Цзинь) при императоре Сыма Яне. После того как империя распалась, а Север и Юг страны надолго оказались разобщенными (с начала IV в. но 589 г.), аграрную политику, основанную на принципах надельной системы, проводили правители государств, созданных завоевателями-кочевниками на Севере Китая. Наиболее полным воплощением этих принципов явился эдикт о надельной системе, изданный в 485 г. в государстве Северное Вэй, которому удалось на небольшой срок объединить под своей властью Север страны. После воссоединения. Севера и Юга при династии Суй (589 г.), а затем Тан (618 г.) надельная система была возведена новыми правителями в ранг общегосударственной политики. Эдикты о надельной системе, изданные императорами династии Тан, представляют собой наиболее детально разработанные нормативные акты этой аграрной системы (подробные сведения об истории становления и развития надельной системы содержатся в единственной, специально посвященной этой теме статье Н. И. Конрада [63]).

Суть главных положений всех эдиктов о надельной системе заключалась в том, что регулирование землевладения и землепользования в стране объявлялось фактически исключительной прерогативой государства, которое «наделяло» землю как непосредственным производителям, так и представителям господствующего класса (подробные сведения о содержании эдиктов можно найти в той же статье Н. И. Конрада). Поэтому наименование аграрного комплекса, принятое в советской историографии, несомненно, гораздо точнее отвечает его содержанию.

Вообще, традиционная трактовка надельной системы как «системы равных полей» или «системы уравнительного землепользования» не только несостоятельна с точки зрения ее сути (поскольку сами эдикты не предусматривали равенства как норм «наделения» землей для непосредственных производителей и представителей господствующего класса, так и фактически наделов самих непосредственных производителей), но и обусловлена, на наш взгляд, в значительной мере неправильной интерпретацией текста северовэйского эдикта 485 г. В записях об издании этого эдикта сказано: «В девятом году [правления Тайхэ — 485 г.] повелели всем людям Поднебесной дать поля» ([8, цз. 110, с. 56], а также [9, цз. 2, с. 126]). Б китайском тексте приведенной записи об издании эдикта («Цзю нянь ся чжао цзюнь цзи тянь ся минь тянь») в «Вэньсянь тункао» вместо «минь» (люди) стоит иероглиф «жэнь» (человек). Как видно, слово «равный» (цзюнь) связано не со словом «поля» (тянь), а со словом «дать» (цзи), и речь соответственно идет не о том, чтобы дать «равные поля», а о том, чтобы всем «в равной мере (т. е. без исключения. — А. Т.) дали поля». Однако некоторые средневековые историографы представили дело таким образом, будто бы издание эдикта преследовало цель «уравнять цоля» (цзюнь тянь) различных хозяйств (см. [7, цз. 33, с. 23а; 9, цз. 2, с. 14а-14б, 19а]), что не соответствует истине.

Ни в одном из последующих эдиктов о надельной системе ни о «равных полях», ни даже о том, чтобы «всем в равной мере дать поля», не говорится. В источниках лишь встречается запись об издании специального указа об «уравнении полей Поднебесной» в империи Суй в 592 г. уже после введения надельной системы [9, цз. 2, с. 186; 17, цз. 24, с. 136; 24, цз. 2, с. 36].

На самом деле и в данном случае речь шла вовсе не об уравнении. В то время в густозаселенных районах страны наблюдался земельный голод и при соблюдении установленных правилами надельной системы норм земельных наделов земли на все хозяйства не хватало. Чтобы исправить такое положение, указ предписывал снизить в этих районах норму надела. Таким образом, и в данном случае под «уравнением полей» имелось в виду стремление обеспечить землей все хозяйства земледельцев, а не забота о предоставлении равных полей.

Очень важно, что далеко не все средневековые авторы трактовали аграрные порядки, декларированные эдиктом 485 г., как «уравнение полей». Называя эти порядки «системой наделения народа полями» (шоу минь тянь), они трактовали их как аграрную политику государственной администрации, имеющую цель поставить под контроль земельный фонд страны. При этом они совершенно справедливо подчеркивали идентичность аграрных порядков, введенных эдиктом 280 г. Сыма Яня в государстве Западное Цзинь и эдиктом 485 г. в государстве Северное Вэй, а также осуществление их в политике «наделения народа полями» в государствах Северное Ци и Северное Чжоу, империях Суй и Тан (см. [9, цз. 2, с. 24а]).

В крупнейшем исследовании по истории формирования феодально-зависимого крестьянства в странах Западной Европы А. И. Неусыхин отмечал: «Возникновение зависимого крестьянства входит составной частью в общий и весьма сложный процесс феодализации» [68, с. 7]. В Китае в рамках надельной системы также развивался процесс формирования феодально-зависимого крестьянства (см. [85, с. 23-24; 86, с. 59; 83, с. 67]).

Цель настоящей работы — исследовать этот процесс на основе изучения материалов по истории надельной системы.

Главными источниками для ее написания послужили императорские эдикты, декларировавшие введение надельной системы, а также хозяйственные документы, обнаруженные научными экспедициями А. Стейна, П. Пеллио и Отани в Дуньхуане и Турфане в 1907-1914 гг. (подробнее о них см. [95]).

Тексты эдиктов были взяты нами из так называемых династийных историй: «Цзинь шу» («Летопись династии Цзинь»), «Вэй шу» («Летопись династии Вэй»), «Бэй ши» («История Северных династий»), «Чжоу шу» («Летопись династии Чжоу»), «Суй шу» («Летопись династии Суй»), «Цзю Тан шу» («Старая летопись династии Тан») и «Синь Тан шу» («Новая летопись династии Тан»), а также из близких к ним по своему характеру исторических трудов энциклопедического профиля, таких, как «Тун дянь» («Свод уложений»), «Вэньсянь тункао» («Сводное исследование письменных памятников»), «Цзычжи тунцзянь» («Всеобъемлющее зерцало, помогающее управлению»), «Цэфу юань гуй» («Большая сокровищница книг»), «Тайпин юйлань» («Сокровищница знаний, составленная в годы правления Тайпинсинго и просмотренная высочайшей особой императора»), «Тан хуэйяо» («Важнейшие сведения о династии Тан») и др. (подробнее о них см. [6, с. 26-28]). Изменения и поправки, внесенные в тексты эдиктов периода Танг содержатся в сборниках законов, уложений этой династии: «(Дай) Тан лю дянь» («Шесть уложений великой династии Тан»), «Тан люй шуи» («Изложение законов династии Тан с комментариями») и «Тан Дай чжаолин цзи» («Собрание высочайших эдиктов императоров великой династии Тан»), а также в аналогичного типа японских источниках «Рёно гигэ» («Императорские эдикты с комментариями») и «Рёно сюгэ» («Собрание императорских эдиктов с комментариями»).

Изучение текстов эдиктов связано со значительными трудностями. Они требуют специального источниковедческого исследования, полностью осуществить которое в рамках настоящей работы не представляется возможным. Достаточно сказать, что известны три почти идентичных текста эдиктов о надельной системе периода Ган, представленные в трех различных источниках, где каждый из них имеет собственную датировку — 624 г., 719 г. и 737 г. (см. [16, цз. 51, с. 2а; 10, цз. 3, с. 10а; 24, цз. 2, с. 4а]). До сих пор не предпринято попыток объяснить причины идентичности всех трех текстов (в том случае, если это действительно три различных эдикта) или, наоборот, наличия разночтений в них (если это три различных варианта одного и того же текста).

На серьезные расхождения, имеющиеся в источниках, указывал еще составитель «Вэньсянь тункао» Ма Дуаньлинь, который при обработке материала для своего труда столкнулся с разночтениями о норме податей в текстах «Синь Тан шу», с одной стороны, и «Тан хуэйяо» и «Тун дянь» — с другой; но сам Ма Дуаньлинь не объясняет, почему он отдал предпочтение двум последним (см. [9, цз. 2, с. 206]). К тому же тексты эдиктов чаще всего лишены внутренней логики, последовательности и связности изложения. Не случайно японский историк Ниида Нобору, пытаясь реконструировать тексты эдиктов о надельной системе периода Тан, сумел лишь представить их в виде фрагментов, объединенных одной тематикой (о наделении землей, о податях и повинностях, о землях господствующего класса и т. д.), не составив нигде сплошного текста эдиктов (см. [12]).

Работа над источниками несколько облегчается частичной публикацией эдиктов в переводах на западные языки. Так, на французском языке изданы переводы Э. Балаша главы «Шихо» («Продовольствие и товары») из «Суй шу» [35] (именно в этой главе динаетийных историй воспроизводятся наиболее полно тексты эдиктов о надельной системе или их фрагменты); на английском — переводы Ян Ляньшэна аналогичной главы «Цзинь шу» [205] и Р. Блу фрагментов глав «Вэй шу» и «Суп Шу» (им осуществлен и неопубликованный перевод на английский всего текста главы «Шихо» из «Суй шу» [36]), переводы Твитчетта положений танских эдиктов, касающихся «наделения» землей и обложения податями, из книги Нииды [200]. Часть текстов эдиктов периодов Западного Цзинь, Северного Вэй и Тан выпущена в свет в переводах на русский язык [6, с. 31-34, 49-50].

Самые разнообразные фактические данные об экономических и социальных отношениях почерпнуты автором в династийных историях и исторических трудах энциклопедического характера.

Мы сочли целесообразным дать в специальном приложении к настоящей работе переводы всех фрагментов эдиктов о надельной системе, которые нам удалось собрать, с необходимыми, на наш взгляд, коррективами в опубликованные версии.

Для исследования данной темы большую ценность представляют документы, найденные экспедициями ученых в Дуньхуане и Турфане. Почти все они, за исключением трех, освещают историю надельной системы в период Тан. Два документа относятся к периоду империи Западная Цзинь, и один — к периоду государства Западное Вэй. Из них особенно важны подворные реестры, в которых зафиксированы возрастной и социальный состав земледельческих хозяйств, виды и размеры наделов (с указанием установленной нормы наделов, площади фактически имеющихся наделов и площади земли, недостающей до нормы), а в ряде случаев и подати, взимавшиеся с таких хозяйств. Среди документов обнаружены также реестры повинностей и арендные договоры. Значительная часть этого материала, уже введенная в научный оборот в различных публикациях, использована в настоящей работе.

При написании работы автор опирался на исследования формирования и развития класса феодально-зависимого крестьянства в различных странах и регионах, осуществленных ведущими советскими историками-медиевистами: А. И. Неусыхиным, С. Д. Сказкиным, М. А. Баргом, Б. Д. Грековым, Л. В. Черепниным (см. [68; 70; 88; 38; 44; 45; 93]).

* * *

Стремление автора обобщить данные, полученные из источников, по проблемному принципу обусловило определенный план изложения материала.

В силу неравноценной обеспеченности материалами источников каждого самостоятельного периода истории надельной системы в изложении проблемы иногда не соблюдается принцип хронологической последовательности. Наиболее детально в источниках представлен период Тан. Поэтому исследование той или иной проблемы часто базируется на анализе данных, относящихся именно к танскому времени, а затем на основе уже полученных результатов делаются выводы или предположения в отношении более ранних этапов развития этой системы.

Поскольку преобладающая часть сведений, извлеченных нами из источников, помещена в систематизированном виде в специальном приложении, в авторском тексте отсылки часто даются непосредственно на переводы в приложении. В этом случае в круглых скобках указываются соответствующий раздел приложения и пункт эдикта или фрагмента из данного источника.

Термины, обозначающие различные социальные категории, виды земельных наделов и т. д., а также анализируемые нами выражения и фразы приведены в работе, как правило, в транскрипции. Их значения и иероглифы даны в соответствующем аннотированном указателе в конце книги.



1 Среди советских историков существуют разногласия по вопросу о сути «внеэкономического принуждения». В свое время многие склонны были, по-видимому, рассматривать «внеэкономическое принуждение» как особую политэкономическую категорию, характеризующую сущность феодальных производственных отношений (подробнее об этом см. [87, с. 5-14]). Высказывая возражения против этого, академик С. Д. Сказкин определял «внеэкономическое принуждение» как «средство получения феодальной ренты», к которому вынужден прибегать господствующий класс из-за неполноты его собственности на личность непосредственного производителя, выражавшееся в том, что зависимый земледелец имел возможность вести самостоятельное хозяйство на обрабатывавшемся им участке земли (см. [87, с. 10; 88, с. 116-117]). Однако, на наш взгляд, скорее всего прав М. В. Колганов, когда он характеризует «внеэкономическое принуждение» как внутреннее свойство феодальной земельной собственности (см. [62, с. 319-320]). Очевидно, это полностью соответствует смыслу процитированного высказывания К. Маркса, где «внеэкономическое принуждение» отождествляется, по сути дела, с отношением личной зависимости.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Майкл Лёве.
Китай династии Хань. Быт, религия, культура

Ричард Теймс.
Япония. История страны.

Дж. Э. Киддер.
Япония до буддизма. Острова, заселенные богами

М. В. Крюков, М. В. Софронов, Н.Н. Чебоксаров.
Древние китайцы: проблемы этногенеза

Под редакцией А. Н. Мещерякова.
Политическая культура древней Японии
e-mail: historylib@yandex.ru