Рецензия Я.Д.Серовайского

Средние века, вып. 49. 1986 г. Стр. 291-297.

Всемирно-исторический процесс только в Западной Европе отчетливо обнаруживает смену классического рабовладения феодализмом. Это явление, представляющее особый интерес для общественных наук, все еще недостаточно изучено. Не разработана теоретическая модель данной революции. Не получила она и удовлетворительного исторического освещения. Весь период, в течение которого осуществлялся переход от одной общественной системы к другой, оказался разделенным между двумя направлениями исторических знаний — антиковедением и медиевистикой. В поле зрения представителей каждого из них попадала только одна часть единого процесса — соответственно или падение Западной Римской империи, или генезис феодализма.

Рецензируемая книга, плод творческого содружества известных ученых — профессора Московского университета А. Р. Корсунского и профессора Лейпцигского университета Р. Гюнтера, имеет целью преодолеть эти барьеры и воссоздать цельную картину перехода от рабовладельческой общественно-экономической формации к феодальной. Она охватывает период в четыре столетия, включающий историю Поздней Римской империи и начало средневековья. Это обобщающий труд, основанный на исследованиях самих авторов и существующей литературе вопроса вплоть до ее новейших достижений. Построение авторов, несмотря на то что оно охватывает множество сложных и противоречивых событий, отличается стройностью и продуманностью общей концепции.

Авторы отправляются от следующих теоретических положений, сформулированных в кратком Введении: падение Западной Римской империи являлось политическим выражением длительного социального переворота, ознаменовавшего замену изживших себя исторических формаций феодальным строем. Этот процесс носил революционный характер, но данная революция в отличие от более поздних переворотов была совершена не классом — носителем новых общественных отношений, а в значительной мере внешними силами — союзами варварских племен. Она представляла собой не единовременный акт, а многовековой процесс, в течение которого уходили со сцены классы и социальные группы прежних формаций, а классы новой общественной системы только начинали формироваться. Подобно позднейшим революциям, она вызывалась причинами внутреннего порядка — усугублявшимся несоответствием производительных сил и господствовавших общественных отношений — рабовладения.

Нарастание этих противоречий рассматривается в первой главе — «Кризис античного рабовладельческого общества в Западной Римской империи». Огромное количество приводимого в ней материала свидетельствует о неспособности рабства уже после II в. служить основой для развития производства. Учитывая его невыгодность, земельные магнаты вовлекали в сферу своей эксплуатации различные категории самостоятельно хозяйствующих мелких производителей (свободные крестьяне, колоны разных статусов, рабы на пекулии). Данная форма соединения производителя со средствами производства, хотя и содержала прогрессивные потенции, не изменила рабовладельческую природу империи. Рабство, теряя свое хозяйственное значение, не было полностью вытеснено из производства В сфере услуг и общественной психологии оно продолжало господствовать. Сохранению рабовладения способствовала консервативно-реставрационная политика государства в форме Домината. Действующее законодательство последовательно ухудшало юридический статус производителей крестьянского типа, особенно колонов. Их разоряли многочисленные налоги, при исчислении которых не учитывались хозяйственные возможности плательщиков. «В бич эксплуатируемых классов» превращались реквизиции, конфискации для нужд армии и огромного бюрократического аппарата, требования поставок продуктов и вьючных животных (с. 14). Опустошительные набеги варваров усугубляли бедственное положение крестьян. Они не могли сохранить не только прибавочный продукт — стимул производственной заинтересованности, но даже и минимум жизненных средств: «...колонат, — пишут авторы книги, — попал в сферу воздействия отмирающего рабовладения» (с. 11). В результате сельское хозяйство приходило в упадок и огромные территории превращались в пустоши.

Автор главы Р. Гюнтер показывает, как разрушительные процессы распространялись на все области жизни, вызывая упадок городов, господство натурального хозяйства и дестабилизацию политической организации. Происходили глубокие изменения в области идеологии, которые расшатывали господствовавшие ранее мировоззренческие установки и социальные представления. На волнах этих энтропийных процессов поднималось христианство.

Консервативная и репрессивная политика Домината, точно также как и стремление христианской церкви, ставшей государственной религией, придать империи целостность на духовной основе, не могла предотвратить прогрессирующее разложение системы. Это был всеобщий и необратимый кризис позднеантичного рабовладельческого общества, в частности распространившийся и на отношенпе к природе. Разрушалась агросфера. Наносился большой ущерб демографическим процессам. Кризис привел не к массовой безработице, а к ощутимому недостатку рабочей силы (с. 14). Рабовладельческие отношения в период Поздней империи не только исчерпали свои исторические возможности. Обнаруживая свою антигуманную природу, они обрекали крупнейший очаг мировой цивилизации на регресс и утрату своих достижений.

Противоречия исторического процесса на данной его стадии проявлялись в том, что при столь глубоком социальном кризисе в общественной структуре империи не созрели силы, способные ниспровергнуть изживший себя строй и установить новые отношения. Антиправительственные народные движения (багауды, циркумцеллионы) не прекращались на территории империи. Потрясая аппарат управления и затрагивая основу отношений собственности, «уничтожить рабовладельческое общество и все еще олицетворявшее его государство они не могли» (с. 24). Поэтому решающую роль в разгроме империи сыграли варвары.

В обреченной рабовладельческой структуре обнаруживаются явления, которые при известных условиях могли стать элементами новых общественных отношений. В их числе изменение правовых представлений о земельной собственности (слияние резко различаемых ранее понятий «собственность» и «владение»); исчезновение ответственности господина за сделки его рабов в пределах пекулия; усиление личной зависимости вольноотпущенников от их господ; распространение прекарных сделок, обретавших характер договора; позднеримский колонат; рост патроциния и налогового иммунитета крупных земельных магнатов. Все эти явления представляли лишь строительный материал для будущей феодальной формации. Но до крушения римского государства они оставались конститутивными элементами рабовладельческой системы.

Следующие десять глав книги воссоздают историю сложных взаимоотношений империи с варварским миром, финалом которых явилась ее гибель и возникновение германских королевств. Они вызывают у читателя наглядное представление о внешнеполитическом аспекте кризиса. Внутренние разрушительные процессы непрерывно ослабляли военный потенциал империи. В этих условиях существованию империи в течение нескольких столетий помогали разобщенность противников и умение ее правителей исцользовать одних варваров для борьбы с другими. Но в конечном итоге она обнаружила неспособность выполнять важнейшую функцию государства — обеспечивать безопасность подданных.

Основное содержание указанных глав — выяснение сущности и последствий происходивших событий. При изучении этого вопроса авторы обнаруживают две тенденции, вытекающие из дуализма, характерного для варварского общества с несложившимися классами. Одну из них можно назвать проторабовладельческой. В условиях военно-переселенческих движений рабы были легко транспортируемым имуществом и пользовались большим рыночным спросом. Соответственно в шкале ценностей германцев рабы занимали одно из первых мест. Вторгаясь в римские провинции, германцы захватывали и обращали в рабство их жителей. При поселении в качестве федератов они часто получали рабов у местных собственников.

С этим согласуется подчеркнутое авторами книги известное тождество в трактовке статуса рабов позднеантичным законодательством и варварским правом. В Остготском королевстве этот статус даже относительно ухудшился. Отсюда вытекает вывод, что «в результате германских нападений и вторжений... временно вновь выросло значение рабства, утерявшего в Западной империи всякое хозяйственное и социальное значение» (с. 155). Это и определяло поведение варваров и их вождей на римской территории. Они не могли иметь какой-либо осознанной цели уничтожить рабовладельческое общество, как полагали отдельные историки. Военные вожди и короли относились враждебно к народным движениям и помогали империи их подавлять. Сами они становились обладателями римских рабовладельческих поместий, предписывали возвращать беглых рабов их хозяевам (с. 44, 47, 80, 113, 186-189).¹⁾

Эта же тенденция проявлялась в консервативной, проримской политике представителей варварской знати, достигавших высоких постов на службе империи, а также в стремлении германских королей заимствовать римские политические институты и рассматривать себя в качестве преемников императоров или их уполномоченных (с. 130, 180).

Вместе с тем варварские завоевания влекли за собой ряд последствий, оказывавших деструктивное воздействие на рабовладельческую систему. Они нанесли смертельный удар государственной машине Западной Римской империи, которая пыталась удерживать силами политической власти изжившие себя общественные отношения. Благодаря этому рабовладение как господствующая система всемирно-исторического масштаба перестало существовать. Его остатки функционировали в дальнейшей общественной эволюции лишь как уклад. Варварские вторжения сопровождались разграблением и разрушением латифундий местной аристократии. Производящее население при этом или разбегалось, или захватывалось пришельцами. Отдельные поместья позднее восстанавливались, но значительная их часть оставалась пустовать или заселялась германцами.

Однако только короли и небольшая группа германской знати в качестве собственников захваченных вилл продолжали традиционную форму эксплуатации. Большинство соплеменников образовали новый слой производителей. Завоеванную землю они делили между собой по старогерманским обычаям. Поскольку неосвоенные угодья считались общим достоянием, то доступ туда получали и местные крестьяне (с. 46, 63, 76, 87, 144, 148-149, 175-176). В результате этих изменений сокращалась сфера функционирования рабовладельческих поместий и возникали новые аграрные отношения как особый общинно-хозяйственный уклад. Его значение для дальнейшей социальной эволюции заключалось прежде всего в улучшении хозяйственных возможностей крестьян (галло-римских и германских).

Итак, важнейшим результатом завоеваний варварами территории Западной Римской империи авторы считают низведение рабовладельческой системы до уровня уклада с ограниченной сферой функционирования и появления нового — общинного уклада. Эти события они рассматривают как начало социальной революции, открывшей длительную революционную эпоху, которая через ряд столетий окончится победой феодализма.

В процессе обобщения этих выводов в заключительной главе, написанной А. Р. Корсунским, поставлен вопрос о сущности варварского королевства и его роли в начавшейся революции. Автор отвергает мнение зарубежных историков, которые усматривают в этом политическом образовании «продолжение либо античности, либо общественного строя древних германцев, либо сочетание той и другой общественной системы, но не нечто новое» (с. 201). Он не соглашается также с теми историками-марксистами, которые считают варварское королевство началом раннефеодального периода. Вслед за А. И. Неусыхиным автор расценивает варварское королевство как новое явление, отличающееся особой социально-политической структурой и исторической ролью.

Социальная природа варварского королевства отличалась двойственностью. В нем наряду с германской доклассовой структурой и ее общинно-хозяйственным укладом, носителем которого были свободные общинники, продолжали функционировать позднеантичные виллы с их зависимым населением, причем уцелевшие светские и духовные собственники продолжали хозяйничать в них старыми способами. В общественном управлении сосуществовали органы военной демократии, возглавлявшиеся королем, с сохранившимися институтами римской административной системы. Дальнейшая общественная эволюция, которая должна была вести к развитию феодализма, определялась взаимодействием римской и германской структур.

Однако только одно сочетание этих компонентов в пределах варварского королевства еще не могло служить исходным пунктом для формирования новых общественных отношений. Их взаимодействие вело к феодальному синтезу «лишь в определенных исторических условиях». Одним из таких условий являлись «уровень развития варваров и известная ступень зрелости (и разложения) рабовладельческих отношений у римлян». К числу других условий, благоприятствующих синтезу, авторы относят оптимальные численные пропорции основных этнических групп внутри королевства и продолжительность их «мирного сосуществования и взаимовлияния» (с. 208).

Франкское королевство, распространившее свою власть на всю Галлию, располагало всеми этими факторами. Кроме того, там сложились исключительно благоприятные предпосылки для того, чтобы победители и побежденные образовали единый этнический сплав. Поэтому там во второй половине VI в. начал развиваться феодальный уклад, хотя рядом с ним «еще сохранялись рабовладельческий и общинные уклады хозяйства» (с. 209). Соответственно изменялся социальный характер королевской власти. Она все более выражала интересы формировавшегося класса феодалов. Но в этот период ее государственный аппарат включал еще отдельные институты и учреждения, унаследованные от германской организации управления и позднеримской государственности.

Вестготское королевство в Испании при аналогичных условиях эволюционировало в том же направлении и во второй половине VI в. превратилось в раннефеодальное государство.

Остготское, Бургундское, Тулузское и Вандало-Аланское королевства не имели всех необходимых предпосылок для феодального синтеза. Поэтому в течение короткого периода своего существования они не встали на путь феодализации.

Для германских королевств Британии, где влияние римского рабовладельческого общества было незначительным, раннефеодальный период можно отнести лишь к VII в.

Историческая роль варварского королевства состояла в том, что оно способствовало дальнейшему развертыванию социальной революции, увенчавшейся победой феодализма в Западной Европе. После падения рабовладельческой империи варварские королевства переживали переходный период, который позднее уступил место периоду раннефеодальному.

Книга, содержание которой очень кратко изложено, имеет всесторонний интерес. В сущности, это первое монографическое исследование проблем докапиталистической революции. В качестве такового книга является результатом развития не только конкретно-исторических, но и теоретических знаний. Поэтому ее можно подставить в ряд с фундаментальными исследованиями, посвященными теории общественно-экономических формаций. Тем самым определяется ее исключительная роль в современном идеологическом противоборстве.

Постановка и решение вопроса о революции, обусловившей смену рабовладельческого строя феодальным, углубляют марксистскую трактовку перехода от античности к средним векам. В то же время она обнаруживает научную несостоятельность концепций, сводивших эту проблематику к отношению между континуитетом и дисконтинуитетом. «Революционная эпоха создавала диалектическое единство противоречий, в число которых входят также континуитет п дисконтинуитет» (с. 27). Своим исследованием авторы подтвердили правильность этой теоретической установки.

Книга представляет особый интерес как удачный опыт осуществления интегративного подхода в рамках исторической науки. Ее предмет — пограничная область двух направлений исторических знаний. Используя богатые возможности такого подхода, ое авторы смогли выдвинуть много интересных идей, касающихся проблем генезиса феодализма. В частности, они значительно обогатили существующее в советской науке представление о феодальном синтезе. Более широкое толкование получило у них понятие «элементы феодализма» в недрах рабовладельческой формации. К ним следует относить не только позднеантичный колонат и испомещение рабов на пекулий, но и целый комплекс изменений в системе правовых взглядов, практике межклассовых отношений и эволюции ряда институтов, причем феодальными они являлись в этот период лишь в потенции. Важнейшим вкладом следует считать дальнейшую разработку идеи переходного (протофеодального) периода. В соответствующую модель А. И. Неусыхина авторы включили позднеантичную структуру. Благодаря этому появились новые критерии для различения варварского и раннефеодального обществ. Одним из них является нетождественность позднеантичной виллы, перешедшей в средние века, феодальной вотчине в ее классической форме, которая имела более широкое генетическое основание. В этой связи заострен вопрос о противоречивом положении свободных германцев. В раннефеодальный период из них частично формировался класс зависимых крестьян. Но в варварском обществе они, независимо от материального положения, составляли основу политической структуры. Таким образом, в исследовании процесса генезиса феодализма появляются новые задачи: 1) изучение дальнейшей эволюции позднеантичной виллы (судьбы рабовладельческого уклада в раннефеодальный период); 2) установление взаимозависимой связи между процессом социальной деградации свободного населения и изменениями в области политической структуры варварского общества.

Наряду с этими соображениями, которыми далеко не исчерпывается высокая оценка рецензируемой книги, считаем нужным сделать несколько замечаний полемического характера. Во всем построении, на наш взгляд, все-таки ощущается известный недостаток анализа противоречивых тенденций и кризисных явлений в развитии германских обществ во всей их сложности. Поэтому не вполне раскрыты происходившие там глубинные процессы, которые предопределяли прогрессирующий натиск варварских племен на границы империи. В этой связи следовало бы более глубоко исследовать вопрос о характере влияния рабовладельческого государства на варварскую периферию.

Варварское общество отнюдь не являлось только переходным состоянием, где развивались и взаимодействовали интенции предшествующих формаций. Оно внесло свой «вклад» в процесс феодализации. Именно тогда произошел сдвиг в развитии производительных сил. В системе ценностей германцев земля начала занимать одно из первых мест. И наконец, имущественная дифференциация в их обществе, которая в условиях военно-переселенческого движения не могла принять систематический характер, стала необратимым процессом на занятых ими территориях.

Принцип целостного охвата — основополагающий в рецензируемой книге — оказался бы более эффективным при расширении хронологических рамок исследования еще на полтора столетия. Это позволило бы авторам проследить социальную революцию в ее завершающей стадии и использовать новые материалы для ретроспективной характеристики предшествующего периода. Тем самым они могли бы преодолеть существующий до некоторой степени в их построении разрыв между движением социальной и политической революции.

Для феодальной общественно-экономической формации, если рассматривать ее в широком плане, характерен большой удельный вес вневотчинной эксплуатации. Следовательно, в процессе образования феодального уклада, особенно в регионах, где проявляются наиболее общие закономерности данной системы, нельзя видеть только генезис вотчинных отношений. Материалы истории варварских королевств, в частности Франкского, свидетельствуют и о зарождении налоговой формы эксплуатации, имевшей римское происхождение, которая развивалась в связи с вотчинными повинностями ²⁾.

Достоинство рецензируемой книги — не только в интересных решениях важных исторических проблем и постановке новых вопросов для их изунения. Она показала плодотворный характер представленного в ней исследовательского направления. Поэтому ее вклад в науку и роль в качестве учебного пособия трудно переоцепить.

¹⁾ Особую политику остготского короля Тотилы, привлекавшего на свою сторону угнетенное население Италии, авторы книги вслед за З. В. Удальцовой объясняют не стремлением уничтожить институты рабства и колоната, а угрожающей военной обстановкой.

²⁾ См.: Колесницкий Н. Ф. К вопросу о раннеклассовых общественных структурах. — В кн.: Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968, с. 618-637; Серовайский Я. Д. О путях формирования феодальной собственности на леса и пастбища во Франкском государстве. — СВ. 1969, вып. 32 с. 48-60; 1971, вып. 33, с. 61-80.