2. Партийная политика
|
Победа тори в 1710 г. явилась частично результатом их оппозиции войне, ставшей непопулярной, а также результатом неуверенности в будущем, царившей в политических кругах. В 1701 г. законом о престолонаследии было установлено право наследования престола Ганноверским домом в случае, если бы Анна, которой предстояло унаследовать престол после Вильгельма, умерла бездетной. Таким образом правление Анны являлось как бы междуцарствием. В основном тори готовы были принять ее в качестве законного монарха и спокойно ожидать будущих событий. Но все же почти все политические деятели обеих сторон, хотя они и заявляли о том, что принимают закон о престолонаследии, пытались перестраховать себя путем тайных переговоров со Стюартами. Среди этих политических двурушников были и генерал Марлборо и финансист военной партии Годолфин, занимавшие промежуточную позицию между вигами и тори. Существование этой промежуточной группы и нежелание политиков бесповоротно связать свою судьбу с какой-либо одной стороной создали курьезную ситуацию, когда происходила постоянная массовая перебежка из одной партии в другую, имевшую, как казалось, в тот момент больше шансов на победу.
Таким образом, вопрос о престолонаследии приобрел большую важность не столько в связи с лицами, которых он касался, сколько в связи с тем, что от него зависели судьбы политических партий и, по всей вероятности, жизнь политических деятелей. Болинброк, лидер тори, был шарлатаном, напичканным напыщенными пошлостями, которые он умудрялся выдавать за политическую философию. Когда он увидел, что наследование престола Ганноверской династией погубило бы его партию, он начал готовиться к совершению государственного переворота. Прежде всего умеренные тори были отстранены от руководства партией и заменены якобитами. Затем он начал проводить аналогичные замены среди офицеров армии и флота, среди городских магистратов и среди правительственных чиновников. В самом разгаре чистки государственного аппарата неожиданно умерла Анна (1 августа 1714 г.), и его планы потерпели крах. Но даже если бы обстоятельства ему благоприятствовали, все же вряд ли Болинброк, у которого не было ни достаточной широты кругозора, ни достаточной решимости, смог бы добиться успеха контрреволюции. С 1714 по 1783 г. виги беспрерывно стояли у власти, которая у них даже мало оспаривалась; партия же тори, победившая в конце того столетия, сильно отличалась от партии тори времен царствования Анны как по своей политике, так и по своему социальному составу. В промежуточный период тори-сквайры удалились в свои поместья; там они занимались тем, что ворчали и притесняли мелких арендаторов, пытаясь возместить убытки от налогов на земельную собственность, шедших на поддержку военной политики вигов. Некоторые тори попали в парламент как представители графств, но они так и не сумели создать серьезной оппозиции. У них камнем на шее висело не очень искреннее якобитство, за которое они не хотели бороться и которому не хотели приносить жертвы, но которое помешало им прийти к руководству при ганноверском режиме. Якобитство политически умерло в Англии после 1715 г., но оно долго продолжало мучать совесть тори. В Шотландии якобитство имело более прочную опору, особенно в горной части страны, где оно имело глубокие социальные корни в борьбе родов за сохранение родовой организации и культуры против буржуазной и в известной степени английской культуры равнинной Шотландии. Якобитство продолжало также играть важную роль в связи с феодальной войной между наиболее сильным родом Кемпбелл и теми родами, которые были против его верховенства. Поскольку Кемпбеллы давно уже были ковенантерами и вигами, их противники, естественно, примкнули к якобитам. Остальные шотландцы не являлись подлинными якобитами, но давняя ненависть к Англии и ко всему английскому заставила их забыть о преследованиях Стюартами ковенантеров и придерживаться в основном нейтралитета. Ничто не иллюстрирует антианглийские чувства Шотландии лучше, чем события, приведшие к акту об унии, которой добились виги в 1707 г. в результате своей военной и партийной стратегии. В 1703 г. шотландский парламент издал «Защитительный закон», направленный против наследования престола Ганноверской династией. Таким образом перед вигами встала во время войны перспектива полного разрыва с Шотландией и установления режима, который мог оказаться им резко враждебным. В 1704 г. английский парламент ответил «Законом об иностранцах», запрещающим всякий ввоз из Шотландии, пока в Шотландии не будет признано право Ганноверской династии на престол. Это лишало шотландских скотоводов их главного рынка. На север к границе были двинуты войска, и казалось, что предстоит война. Но продажность шотландских лордов и парламента сделала свое дело — акт об унии был утвержден, несмотря на волнения и подготовку нерегулярных войск. Шотландия добилась права торговли с английскими колониями; в то же время ее неразвитая индустрия пострадала от английской конкуренции. Как уже было сказано, в политическом отношении Шотландия превратилась в «одно обширное гнилое местечко», контролируемое герцогом Аргайль, главой Кемпбеллов. Восстание якобитов при вступлении на трон Георга I в 1715 г. с самого начала было обречено на провал из-за колебаний руководства. В течение последующих лет через горную часть Шотландии были проложены военные дороги, и на протяжении длительного периода мира никакое восстание не было возможно. Но в 1745 г., когда Англия и Франция снова вели войну, «молодой претендент», внук Якова II, прибыл в Шотландию для осуществления диверсии. Однако, хотя с виду в 1745 г. перспективы для Стюартов были гораздо более благоприятными, на самом деле их поддерживали еще слабее, чем в 1715 г., и у них было еще меньше шансов на успех. Армия, состоящая из 5 тыс. горных жителей, прошла на юг вплоть до Дерби, не встретив серьезного сопротивления, вызвала панику в Лондоне и удалилась так же поспешно, как и пришла. Крупные силы регулярных войск, посланные ей вслед, задержали ее и разбили под Каллоденом вблизи Инвернесса. Поражение армии, состоявшей из горных жителей Шотландии, сопровождалось полным разрушением родовой системы. Вожди, принимавшие участие в восстании, были заменены другими, и все они одинаково были превращены в землевладельцев. Родовые мировые суды, родовая одежда и даже волынка (отнесенная к «орудиям войны») были запрещены. Закрепив за собой родовые земли, вожди, превратившиеся в помещиков, начали систематически сгонять с земли арендаторов небольших ферм. В XVIII в. большие пространства земли были превращены в овцеводческие фермы; 40 тыс. горных жителей эмигрировали в Америку; еще большее число их отправилось в Глазго и новые промышленные города. В середине XIX в. начался окончательный упадок, когда овцы и пастухи уступили свое место оленям, для ухода за которыми совершенно не требовалось рабочих рук. Когда огромный приток австралийской шерсти, примерно после 1870 г., сильно снизил цены, леса с оленями стали намного более выгодными, чем овцы, и замена овец оленями пошла значительно более быстрыми темпами. В горной части Шотландии, так же как и в Ирландии, ужасные страдания народных масс были вызваны, главным образом, переходом общества одним скачком от родового строя к буржуазному, на протяжении жизни всего нескольких поколений, тогда как обычно для такого перехода требуется несколько столетий и промежуточной стадией является феодализм. В Англии все характерные черты вигизма воплотились во властной личности Роберта Уолпола. Предприимчивый норфолкский помещик, финансовый гений, знакомый с коммерческой конъюнктурой не хуже любого купца из Сити, коллега и руководитель крупных вигских пэров, сообразительный, хищный и совершенно лишенный каких бы то ни было идеалов, он являлся символом интересов и характера единственного в своем роде союза, который управлял Англией. Политика вигов была достаточно проста. Прежде всего они стремились избежать войн, поскольку войны причиняют ущерб торговле. Затем они пытались, насколько возможно, снизить налоги, которыми облагались купцы и промышленники, и увеличить налоги на товары широкого потребления и на землю. Но так как верхушка партии вигов сама состояла из землевладельцев и считалось небезопасным вызывать активную враждебность сквайров, то земельный налог оставался довольно низкими сельское хозяйство получало поддержку и охрану со стороны правительства. Благодаря тому, что Уолполу удавалось избежать войны, он действительно сумел значительно снизить земельный налог. Все политически активные классы были, таким образом, удовлетворены; массы же, переживавшие период, промежуточный между эпохой стихийных вооруженных восстаний и эпохой организованной политической агитации, не имели действенных способов выразить свое недовольство. Именно во времена Уолпола начала оформляться система управления через кабинет министров. До этого времени парламент довольствовался изданием законов, голосованием за принятие, а иногда против принятия бюджета и предоставлял фактическое руководство делами, исполнительную власть, королю. Теперь же правящая группа буржуазии отобрала у короля фактический контроль над управлением страной и передала его кабинету, который, по существу, обычно является просто комитетом, состоящим из лидеров правящей партии, выражающих интересы этой правящей группы в любое данное время. Кабинет, номинально контролируемый парламентом, в действительности сам контролирует его, если только партия имеет в нем большинство. Позже было установлено, что кабинет должен располагать большинством в палате общин, должен быть объединен коллективной ответственностью, то есть все его члены должны в своих публичных выступлениях придерживаться единой политической линии, и во главе его должен стоять премьер-министр, наделенный правом решающего голоса. Во времена Уолпола ни одно из этих условий еще не являлось обязательным. Тогда еще не было твердо установлено, является ли кабинет ответственным перед парламентом или перед королем (и позже теоретически правительство все еще являлось «правительством его величества»). Кабинет зачастую составлялся из явно враждебных друг другу лиц, публично разрешавших свои споры. Уолпол никогда не получал названия премьер-министра, которое тогда считалось чем-то чуждым английской конституции, хотя в действительности он располагал большей частью полномочий премьера. Тем не менее можно сказать, что именно в это время были сделаны решающие шаги по направлению к непосредственному управлению Англией буржуазией, для которой кабинет оказался таким подходящим орудием. Действия буржуазии облегчались тем, что как Георг I, так и Георг II были мелкими и глуповатыми немецкими князьками, больше интересовавшимися Ганновером, чем Англией. Они были несведущи в английских делах и в английском языке и охотно предоставляли Уолполу и вигам возможность управлять вместо себя, лишь бы те им льстили и уделяли достаточное количество поживы. Вопрос о парламентском большинстве возникал редко, так как обычно каждое правительство могло его себе обеспечить. Открытое правление буржуазии неизбежно привело к установлению системы открыто практикуемых и свободно признаваемых подкупов. Некоторые современные историки возражают против применения в данном случае слова «подкуп», так как голоса в парламенте не покупались за наличные деньги (хотя и это случалось). Вместо этого они обеспечивались путем предоставления синекур, должностей, контрактов, титулов, льгот для семей или друзей членов парламента. В интересах партии вигов широко применялся государственный патронаж. В избирательных округах положение было не лучше. Общее число избирателей в середине XVIII в. равнялось 245 тыс.; из них 160 тыс. в графствах и 85 тыс. в муниципальных городах. Но историк тори Л. Б. Намье заявляет, что «если взять всю Англию в целом, то, вероятно, окажется, что не больше, чем один из каждых двадцати избирателей мог свободно пользоваться своими установленными законом правами на выборах в графствах». Графства, самые крупные и свободные из избирательных округов, «являются чистейшим образцом классового представительства и почти всегда избирают в парламент помещиков, обычно из членов немногих фамилий графства. В муниципальных городах дело обстояло даже еще хуже. Из 204 городов, избиравших членов парламента, только в 22 было свыше 1 тыс. избирателей, в 33 было примерно от 500 до 1 тыс. избирателей, многие из которых славились своей продажностью. В остальных городах избирательным правом пользовались только корпорации, привилегированное меньшинство населения или же владельцы собственности (гнилые местечки); помимо этого были еще местечки уже настолько маленькие, что они полностью контролировались каким-нибудь местным магнатом (карманные местечки). Выборов всячески старались избегать, так как они дорого стоили, и часто при всеобщих выборах только в трех или четырех графствах велась избирательная борьба. Каждый избирательный округ избирал двух депутатов, что облегчало возможность заключения всевозможных сделок между различными заинтересованными сторонами. Если все же проводился подсчет голосов, то тогда голос легко покупали, либо получали путем обмана или запугивания. Построенная на такой основе партийная политика все менее становилась вопросом политики и все более начинала носить характер простого личного стяжательства. Стало считаться вполне нормальным и респектабельным, если джентльмен «зарабатывает себе на хлеб голосованием в палате общин», и главной заботой таких министров, как герцог Ньюкасл, было «обеспечить достаточно большое пастбище для скотины, которую надлежит кормить». В течение свыше пятидесяти лет виги кормились и жирели. В тот период не было ни одной действительно оппозиционной партии; внутри же их собственной партии создавались враждующие клики, постоянно занимавшиеся всякими интригами и махинациями под руководством того или иного благодетеля. Именно в результате такой внутренней склоки кончилась карьера Уолпола в 1742 г. Группы, объединившиеся для того, чтобы его вытеснить, состоявшие из продажных охотников за должностями, были представителями агрессивной, воинственной части буржуазии, в то время как Уолпол представлял ее более консервативную и миролюбивую часть. Последняя видела, что ее богатство невероятно возросло за двадцать пять лет мира. Воинственная же часть буржуазии считала, что ее власть и возможность приобретения даже большего богатства зависят от проведения политики открытой колониальной войны. Эта часть начала кричать о частых спорах, возникающих из-за торговли с испанскими колониями; путем ловкого разжигания жадности и жестокости она добилась требования войны, которому Уолпол, хотя и очень неохотно, уступил в 1739 г. «Война из-за уха Дженкинса»2, превратившаяся вскоре в общеевропейский конфликт из-за австрийского наследства, завершила период Уолпола и положила начало периоду Питта, хотя вершины своей власти Питт достиг только десятью годами позднее. Подобно Уолполу Питт был весьма символической фигурой. Внук одного из крупных набобов, жестокий, наглый, агрессивный империалист 3, он отбросил маску внешней респектабельности вигов и завершил разложение, начавшееся в период длительного мира. В середине XVIII в. Англия оказалась на грани как промышленной революции, так и еще одного тура великих войн. Эти события уничтожили ранее существовавшие партийные разногласия и наметили новые вехи разделения на партии. Но казалось, что на некоторый период времени политические партии вообще как бы исчезли среди огромного количества мелких клик. 2 «Война из-за уха Дженкинса» — англо-испанская война, окончившаяся в 1739 г. Формальным поводом к ней послужили действия испанского капитана, отрезавшего ухо английскому моряку Дженкинсу.— Прим. ред. 3 Слово «империалист» в данном случае и на протяжении всей главы употребляется в значении «захватчик» вообще, и в него не вкладывается тот точный смысл, который придал этому слову Ленин и в котором оно встречается в последних главах этой книги. |
загрузка...