Вступительная статья
|
Книга А. Л. Мортона «История Англии» принадлежит перу современного английского прогрессивного историка. 1-е издание книги появилось в мае 1938 г., потом книга выходила без изменений в 1945 и 1946 гг. (2-е издание). В 1948 г. вышло 3-е, переработанное издание, в которое автор внес ряд дополнений и изменений.
Книга подвергалась неоднократным обсуждениям крупных английских историков-марксистов. Переработка книги в 1948 г. была прямым результатом тех дискуссий, которые имели место в связи с выходом первых изданий. Книга А. Л. Мортона представляет собой, несомненно, значительное явление в историографии современной Англии. Старым буржуазно-либеральным общим работам — «Истории английского народа» Грина, «Истории Англии» Тревельяна и др.— противопоставлена новая «История Англии», написанная автором, пользующимся марксистско-ленинской методологией исторического исследования. Применение нового, революционного метода исторического исследования дало английскому историку Мортону несомненное преимущество перед его буржуазными предшественниками и современниками, ставящими себе в заслугу свое полное невежество в области марксистско-ленинской теории. Общей чертой, характерной для современных английских буржуазных историков всех направлений, является полная беспомощность в определении тенденций исторического развития Англии. Эта беспомощность сказывается в отрицании всякой закономерности исторического процесса (т. е. в отрицании самой истории как науки), в стремлении превратить историю просто в нагромождение массы разрозненных, произвольно отобранных фактов, имеющих целью идеологическое воздействие на читателя в желательном для автора направлении. Эти черты видны особенно ярко у наиболее известного современного буржуазного историка Англии — Дж. М. Тревельяна. Его «Социальная история Англии», вышедшая в свет в 1944 г., содержит громадное количество занимательных фактов из самых различных областей: здесь и краткие исторические сведения об Англии, и история быта, и история литературы и искусства и т. д. Но у Тревельяна мы не найдем социальной истории, анализа отношений между различными классами английского общества на всем протяжении истории Англии. Нет у него и связи между массой приведенных фактов; рассматриваемый материал превращен в бесформенную груду ничем не связанных между собой чисто внешних событий. Метод автора сводится к отрицанию исторического анализа. Описание в розовом свете разнообразных сторон исторического прошлого английского общества у Тревельяна не имеет ничего общего с подлинно научными задачами истории — раскрытием закономерностей исторического процесса, раскрытием основных движущих сил исторического развития. Однако подобное коллекционирование исторических фактов имеет для буржуазной историографии вполне определенный политический смысл. За этим, как правило, скрывается прямая апология прошлого господствующих классов, имеющая целью оправдать их господство в настоящем. Тревельян ставит перед собой задачу изобразить в розовом свете кровавое прошлое английского дворянства и буржуазии, прикрыть гнуснейшие преступления правящих классов Англии, оправдать британский колониальный империализм. Окруженная громкой рекламой книга Тревельяна являет собою яркий образец буржуазной, прикрытой авторитетом науки грубейшей фальсификации истории, имеющей целью внушить читателю преклонение перед господствующим классом, перед господством капитала, перед существующим строем. Отсюда восторженные похвалы буржуазной прессы этому упадочному произведению одного из крупнейших представителей английской буржуазной историографии. Книга Тревельяна может служить иллюстрацией глубокого падения буржуазной исторической науки. В противоположность «Социальной истории Англии» Тревельяна, «История Англии» Мортона раскрывает прежде всего основные движущие силы исторического развития Англии, вскрывает внутренние закономерности истории английского народа. Общей основой, определяющей разнообразные исторические факты, различные стороны жизни английского общества на разных исторических этапах, является состояние производительных сил в Англии. Благодаря применению автором этого важнейшего положения марксизма-ленинизма история Англии раскрывается как закономерный процесс внутреннего развития; все многообразные внешние факты английской истории вытекают из этого основного процесса. Мортон показывает, как изменения в экономике приводят к новым явлениям в социальных и политических отношениях английского общества. На первый план в истории Англии выступает роль трудящихся масс, история самих производителей материальных благ, классовая борьба, непрерывно в различных формах ведущаяся между эксплоатируемыми и эксплоататорами, составляющая главное содержание исторического процесса в классовых обществах. Положения марксистско-ленинской методологии исторического исследования определяют и отбор фактического материала, включенного автором в свой труд. Здесь уже нет речи о произволе в отборе фактов; для каждой эпохи автор стремится отобрать существенные, наиболее важные факты. В результате Мортону удается показать строгие исторические закономерности за внешним кажущимся хаосом бесчисленных исторических событий. Именно поэтому работа Мортона весьма ценна по своему фактическому материалу. Автор, крупный знаток современной специальной литературы по истории Англии, использовал фактический материал самых последних специальных работ английских исследователей, но метод исторического материализма позволил ему глубже овладеть этим материалом, сделать из него самостоятельные новые выводы на основе революционной теории марксизма-ленинизма. Если в книге Мортона нет прямой полемики с английскими буржуазными историками, а местами автор даже цитирует современных английских либеральных историков (Тревельяна и др.), фактически своим изложением, всей конструкцией своей книги, своими выводами, широко использованными цитатами из Маркса, Энгельса и Ленина автор, конечно, полемизирует, борется с обычными буржуазными концепциями, разоблачая тем самым фальсификацию буржуазных ученых, представляющих исторический процесс как в кривом зеркале. В своей книге автор показал, что народ — английский рабочий класс, английское крестьянство — является настоящим творцом английской истории. Книга написана для народа. Ее язык прост и доступен. Книга написана живо и страстно, она читается с интересом. Научные методологические принципы марксизма-ленинизма дают автору возможность по-новому подойти к отдельным частным вопросам английской истории, противопоставить подлинную историческую действительность фальсификации буржуазных историков. Это, например, можно сказать об освещении крестьянских движений в средние века: очень четко и правильно, с привлечением большого конкретного материала охарактеризованы восстание Уота Тайлера 1381 г., борьба крестьян против грабежа общинных земель господствующими классами в XVI в. Трактовка Мортоном английской буржуазной революции представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с буржуазной историографией. Буржуазные специалисты по английской революции (Гардинер, Тревельян, Дэвис и др.) пытались доказать, что длительная гражданская война велась исключительно из-за религиозных разногласий между пуританами и сторонниками англиканской церкви, что революция в Англии была «пуританской», религиозной, возвышающейся над «низменными земными интересами». Этой идеалистической концепции Мортон противопоставляет концепцию политической борьбы буржуазии за собственные интересы; в определенный исторический период эта борьба имела большое прогрессивное значение, но она неизбежно была ограничена рамками буржуазных задач. Автор вскрывает в главе X («Англия вигов») узкоклассовый характер так называемой «сквайрархии» (т. е. господства на местах и в центральном правительственном аппарате землевладельцев-помещиков), перед которой так благоговеют английские буржуазные историки, к какому бы направлению они ни принадлежали. Мортон показывает олигархический, антинародный характер партии вигов, выставлявших себя борцами за свободу и высокие идеалы, а на деле превративших парламент в центр коррупции; Мортон дает правильную оценку исторического значения восстания американских колоний Англии как буржуазной революции, нанесшей удар «по всей продажной олигархической системе управления XVIII в.» (стр. 267). Мортон приводит большой, частично совершенно новый материал о промышленном перевороте в Англии (глава XI). Он дает яркий очерк аграрного переворота, завершившегося в Англии в XVIII в., затем подробно характеризует технический переворот в каменноугольной, железной, текстильной промышленности, в транспорте и т. д. При этом промышленный переворот дан не как период чисто технического прогресса, а как новый этап в развитии производительных сил, повлекший за собой переворот в социальных отношениях. С промышленным переворотом тесно связано появление на исторической сцене промышленного пролетариата в современном смысле слова. Говоря об англо-французских отношениях в период 1789—1815 гг., автор показывает реакционную позицию английского правительства Питта Младшего и др., возглавлявших контрреволюционную интервенцию во Франции. Агрессия английского правительства была направлена особенно против якобинцев. Отношения между Англией и Францией оставались враждебными вплоть до реставрации Бурбонов. «Другие державы иногда переходили от одной воюющей стороны к другой, вступали в войну или выходили из войны. Но Англия, за исключением только одного краткого периода времени после Амьенского мира в 1802 г., беспрерывно находилась в состоянии войны с Францией, до самого взятия Парижа в 1814 г.» (стр. 294). Хорошо показано революционное движение в самой Англии, вспыхнувшее в связи с французской буржуазной революцией, в частности деятельность Корреспондентского общества, а также ирландское восстание 1799 г. Подробно освещен кризис после французских войн и затем экономический подъем Англии в 20-е и 30-е годы (глава XII). Очень интересны страницы, содержащие новый, малоизвестный материал о движении сельскохозяйственных рабочих в период 1810—1831 гг. Автор отмечает, что восстание батраков в 1831 г. как бы заключало собой целый ряд движений в деревне, начиная с 1381 г. В очерке о фабричном законодательстве автор широко использовал VIII главу I тома «Капитала» Карла Маркса. Работы Маркса использованы также и в характеристике известного билля о реформе 1832 г. Мортон характеризует билль как показатель борьбы класса промышленной буржуазии против землевладельцев и отмечает, что буржуазия добилась в дальнейшем победы в политической области именно вследствие промышленной революции. Узко классовый буржуазный характер избирательной реформы привел к дальнейшему подъему рабочего движения, вылившегося в массовое чартистское движение. Совершенно новое освещение, по сравнению с обычной трактовкой английскими историками, дано внешней политике Англии 30—50-х годов XIX в. Этот период освещается в соответствии со статьями Маркса, относящимися к данному периоду. Крымскую войну автор характеризует как первую войну «в серии европейских войн, явившихся естественным результатом поражения революции 1848 г.» (стр. 344). В характеристике эпохи империализма Мортон полностью стоит на позициях ленинизма, приводит пять основных признаков империализма, указанных В. И. Лениным, и под этим углом зрения рассматривает отдельные факты истории Англии данного периода. Автор подробно останавливается на истории рабочего движения в Англии, начиная с профессионального движения второго и третьего десятилетий XIX в. («революционный тредюнионизм»), включая чартизм (он дан особенно обстоятельно и красочно) и кончая профессиональным движением 60—70-х годов и социалистическим движением 80-х и 90-х годов. Весьма ценным при этом является показ автором большой роли Маркса и Энгельса в английском рабочем движении, как в 40-е и 50-е годы в связи с чартизмом, таю и позднее, в связи с I Интернационалом и первыми национальными организациями английских социалистов. Автором использованы статьи Энгельса, печатавшиеся в начале 80-х годов в английской рабочей газете «Labour Standard». Большое внимание автор уделил массовому движению как в самой Англии (движение неквалифицированных рабочих), так и в Ирландии (фенианизм и ирландское крестьянское движение). Остро и вполне правильно определяет Мортон роль парламентарной лейбористской партии в период подъема классовой борьбы в 1906—1914 гг. «Лейбористская партия довольствовалась ролью простого радикального придатка к либералам. Она разрешала себе осторожно критиковать детали, но никогда не осмеливалась выступать с самостоятельной политикой или мечтать о каких-либо действиях, которые могли угрожать существованию (либерального — А. С.) правительства» (стр. 421). Лакейскую натуру лейбористских парламентских лидеров Мортон раскрывает язвительным замечанием о единственном случае, когда лейбористские парламентарии действительно рассердились на правительство,— это было тогда, когда Эдуард VII не пригласил лидеров лейбористской партии на официальный прием в Букингемском дворце (стр. 421). Характеризуя социальную сущность «ллойд-джорджизма», Мортон, в соответствии с определением В. И. Ленина, рассматривает социальную демагогию Ллойд-Джорджа как попытку подкупить рабочий класс, связывает демагогию Ллойд-Джорджа с громадным ростом военных ассигнований в бюджете 1911—1912гг. и ростом налогового обложения (стр. 421). В этих вопросах Мортон решительно выступает против традиционного изображения политики Ллойд-Джорджа английской буржуазной историографией. Марксистско-ленинская методология исторического исследования дала возможность автору уже в 1937 г. закончить свою популярную работу по истории Англии предупреждением о надвигающейся угрозе второй мировой войны и призывом к борьбе за судьбу народа и за судьбу всего мира. Однако книга А. Л. Мортона не лишена серьезных недостатков. Основной недостаток состоит в том, что автор еще не в полной мере использует новое, революционное орудие исторического исследования — марксистско-ленинскую методологию; в некоторых вопросах он стоит еще на буржуазных позициях или недостаточно решительно порывает с лженаучными либеральными и лейбористскими взглядами. В качестве такого примера из области исторических концепций общего характера необходимо указать на зависимость автора от буржуазной историографии в таких принципиально важных вопросах, как периодизация истории. В своей книге он придерживается старой буржуазной периодизации, считая концом средневековья последние годы XV в., связывая конец средневековья с периодом великих географических открытий. Но хотя великие географические открытия и способствовали крушению феодализма, сами по себе они не могли ликвидировать его господства. Только в результате победы буржуазной революции в Англии в середине XVII в., первой революции общеевропейского масштаба, был положен конец безраздельному господству класса феодалов (Нидерландская революция, происшедшая во второй половине XVI в., была слишком незначительной по масштабу, чтобы оказать решающее влияние на соотношение сил загнивающего феодализма и идущего ему на смену капитализма). Лишь с середины XVII в., когда в стране классического развития капитализма был свергнут феодальный строй, начинается эпоха господства нового типа производственных отношений — отношений капиталистических. Только этот революционный переход от феодализма к капитализму в Англии положил конец средневековью и ознаменовал начало новой истории. Вторым недостатком работы А. Л. Мортона является известный уклон в экономизм. Мортон раскрывает процесс экономического развития, смены одних хозяйственных форм другими, но в ряде случаев недостаточно показывает роль классовой борьбы, в процессе которой происходит развитие производительных сил; не всегда в достаточной мере подчеркивается им борьба прогрессивных классов за новое, за свержение отживающих социальных порядков, за утверждение нового социального строя, а также и борьба отживающих классов, как борьба против нового, за сохранение старого социального строя, сковывающего развитие производительных сил. Иногда создается впечатление, что смена социально-экономических форм происходит самотеком, как экономическая неизбежность. Особенно заметен этот уклон в экономический материализм в главе V («Конец средневековья»), где говорится о превращении феодального английского общества в буржуазное: «...XV в. нес с собой одновременно и хаос и расцвет, обусловленные одной и той же причиной» (стр. 120); с накоплением капитала «исчезновение фермерского хозяйства стало неизбежным». Здесь вместо показа борьбы, в процессе которой насильственно производились (а не просто «происходили») резкие перемены в положении крестьянства, автор проявляет своего рода исторический фатализм. Нужно сказать, что самый материал, приводимый Мортоном, противоречит этой неправильной мысли. Мортон дает иллюстрации политики господствующих классов, ставящих своей целью дальнейшее закабаление народа. Так, например, в тексте говорится о законе 1429 г., ограничивающем избирательные права фригольдеров имущественным цензом в размере 40 шиллингов дохода; авторы закона открыто заявляют о своих целях — отстранить от участия в выборах в парламент «неимущих», «людей небольшого достатка». Далее приводится закон 1445 г., согласно которому в парламент могут быть избраны исключительно люди благородного происхождения. Но, приводя эти данные, автор не квалифицирует их как сознательную политику господствующих классов, как составную часть той классовой борьбы, которая составляла основное содержание исторического процесса. Вследствие этого автор оказывается не в состоянии вскрыть значение такого решающего факта, как наличие политического господства класса эксплоататоров и полное устранение от политической жизни класса эксплоатируемого. Этот факт, как известно, имел громадное значение для исхода классовых столкновений, а в конечном счете — и для экономического развития. Это преувеличение «автоматизма» экономических процессов приводит автора к противоречию с исторической действительностью, к противоречию со своим собственным материалом. В главе VI («Новая монархия и буржуазия»), говоря об аграрной революции XVI в., Мортон выдвигает следующее положение: «Характер социального законодательства конца XVI в. указывает на то... что период первоначального накопления капитала, насильственного и беззаконного захвата земли закончился. Буржуазия теперь добилась твердой базы, достаточного количества капитала для того, чтобы обеспечить себе беспрерывное и автоматическое накопление богатства при помощи узаконенной и мирной эксплоатации образовавшегося класса неимущих» (стр. 146). Антиисторизм этого утверждения, его несоответствие всему дальнейшему материалу автора поражают читателя. Как можно говорить о «мирной эксплоатации», когда в дальнейшем речь идет о революции XVII в., о непрерывной борьбе английского народа против эксплоататоров? Как можно говорить о прекращении «насильственных, незаконных захватов», когда огораживания, т. е. грабеж крестьян, продолжались? Наконец, можно ли говорить о какой-то «законности», когда в дальнейших главах речь идет об ограблении Индии, об ограблении огромной колониальной империи? Подобное мнение автора свидетельствует о прямой недооценке эксплоататорской природы класса буржуазии. Именно эта ошибочная оценка автором классовой природы буржуазии приводит его здесь к разительному противоречию со всем конкретным историческим материалом, излагаемым им же самим в своей книге. Говоря о монархии Тюдоров, Мортон не дает четкого определения ее классового характера. Он говорит о том, что буржуазия являлась опорой или союзником Тюдоров, но забывает, что господствующим классом при абсолютной монархии попрежнему является класс феодалов. Здесь Мортон оказывается на позициях буржуазной историографии. Для буржуазных историков, строящих свою классификацию сменяющихся форм человеческого общества на основе лишь внешних форм политической власти, феодализм кончается с момента ликвидации феодальной раздробленности общества. Для буржуазных историков централизованные абсолютные монархии XVI—XVIII вв. представляют особую, новую форму общества. В научной марксистско-ленинской историографии классификация общественных формаций основывается не на различии политических форм, а на различии способа производства. Основу общества в эпоху абсолютных монархий попрежнему составляют крепостнические феодальные формы эксплоатации крестьянства; попрежнему деревня господствует над городом, в деревне получают свое развитие даже новые зарождающиеся формы капиталистического производства (мануфактура). Самое развитие нарождающегося класса буржуазии и укрепление централизованного государства происходят за счет крепостного крестьянства. Товарищ Сталин в беседе с немецким писателем Э. Людвигом раскрыл социальную природу абсолютизма на примере русского государства этого периода: «Петр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры»1. Крепостной труд крестьян как характерная черта производственных отношений и господства феодалов служит для историка-марксиста несомненным доказательством, что общество периода абсолютных монархий являлось обществом феодальным. Такая точка зрения подтверждается высказываниями Маркса по этому вопросу: «Соответствующим политическим выражением старого общества была корона божией милостью, опекающая бюрократия, самостоятельная армия. Соответствующей социальной основой этой старой политической власти было привилегированное дворянское землевладение с его крепостными или полукрепостными крестьянами, мелкая промышленность, патриархальная или организованная на цеховых началах, обособленные друг от друга сословия, противоположность города и деревни, и — главное — господство деревни над городом... Корона была представительницей именно феодально-аристократического общества...»2. Маркс подчеркивает здесь феодальный характер монархии, самой королевской власти в противоположность господствующему в среде буржуазных историков взгляду на монархию, как на новый, уже не феодальный этап развития общества. Излагая события английской буржуазной революции XVII в., Мортон характеризует индепендентов как «наиболее демократическую и революционную часть движения» (стр. 200), левеллеров же, боровшихся за углубление революции, выдвинувших ряд гораздо более демократических проектов государственного устройства Англии, изображает доктринерами, сектантами, приносившими лишь вред революции; «левеллеры вследствие своих принципов должны были отстаивать программу, для проведения которой в жизнь у них не было средств» (стр. 211). Мортон заявляет, что движение левеллеров было движением «обреченного класса... независимых фермеров, которые... на протяжении двух последующих столетий были... раздавлены ростом капиталистического сельского хозяйства» (стр. 214). Отсюда он делает вывод о том, что политика левеллеров неизбежно должна была привести к реставрации, так как она, якобы, изолировала... революционную мелкую буржуазию (стр. 211). Наконец, Мортон замечает: «Они (левеллеры), подобно якобинцам, завели революцию слишком далеко...» (стр. 214). Автор фактически осуждает плебейскую расправу над врагами народа. Требование всеобщего избирательного права (да и то неполного — с исключением слуг, наемных рабочих), выдвинутое левеллерами, по словам Мортона, является чрезмерным, заводящим революцию «слишком далеко». В этом вопросе Мортон оказался в плену у самых реакционных историков, злейших врагов всех революционных народных движений. Своим утверждением, будто якобинцы в 1793 г. «завели революцию слишком далеко», Мортон повторяет ходячее мнение реакционных историков, которые стремились опорочить всякое смелое революционное действие, оклеветать якобинцев и свалить на них вину за реакцию, наступившую после гибели якобинцев в результате контрреволюционного переворота, совершенного партией реакционной буржуазии. В. И. Ленин ярко охарактеризовал историческое значение якобинцев: «историческое величие настоящих якобинцев, якобинцев 1793 года, состояло в том, что они были «якобинцы с народом», с революционным большинством народа, с революционными передовыми классами своего времени»3. Мортон оказывается под влиянием реакционной историографии и тогда, когда он идеализирует Кромвеля. Так, он заявляет, что обреченность движения левеллеров, отсутствие социальной базы у этого движения «является историческим оправданием..» консерватизма Кромвеля» (стр. 214). Мортон противопоставляет якобы нереальной программе левеллеров «государственную мудрость» Кромвеля, о котором он с похвалой говорит: для Кромвеля «отвлеченные принципы всегда играли менее существенную роль, чем практическая необходимость поддержания власти» (стр.211). Эти выражения Мортона сводятся по существу к прямому восхвалению «сильной власти», удушающей народное революционное движение. Автор упускает из вида, что только борьба народных масс заставила буржуазию и верхушку армии провозгласить республику, совершив революционную расправу над королем. На этот факт неоднократно указывали классики марксизма-ленинизма. «Исключительно благодаря вмешательству...йоменри и плебейского элемента городов, борьба была доведена до последнего решительного конца, и Карл I угодил на эшафот»4,— говорит Ф. Энгельс об английской революции, «...именно союз городского «плебса»... с демократическим крестьянством придавал размах и силу английской революции XVII, французской XVIII века»5, отмечает В. И. Ленин. Оказавшись в данном случае в плену реакционных взглядов, господствующих в среде английских буржуазных историков, Мортон преуменьшает значение движения крестьянской бедноты, так называемых диггеров («копателей»), отождествляет их с левеллерами, хотя принужден признать «немаловажное значение» их воззрений (диггеры выдвигали требование частичной ликвидации частной собственности на землю); он ничего не говорит о страхе, охватившем собственническую Англию, когда революция стала расширяться, о тревоге за судьбу частной собственности, толкнувшей буржуазию на путь соглашения с феодальной реакцией. Мортон обходит полным молчанием одну из главных причин крушения английской республики — порабощение и ограбление ирландского народа английской армией и республиканским правительством в 50-е годы XVII в. Он подробно и ярко описывает зверское истребление ирландцев, раскрывает хищничество господствующих классов Англии в завоеванной Ирландии, но ничего не говорит о социальных и политических последствиях этого для самого английского народа. Следствием порабощения Ирландии явилась потеря английским народом собственной свободы, поворот в развитии английской буржуазной революции, крушение республики. Перед походом в Ирландию демократические элементы были вычищены из армии и потеряли влияние; восторжествовали элементы захватнические, националистические, ищущие добычи и обогащения за счет побежденных. Захват земель в Ирландии привел к феодальному перерождению верхушки парламентской армии, ускорив процесс обогащения буржуазии. Теперь английская буржуазия с особенной настойчивостью ставила вопрос о подавлении революции, о создании диктатуры. Республика, установленная под напором народных масс, была ликвидирована, ей на смену пришел протекторат — самодержавие главы армии, завоевавшей Ирландию, — Кромвеля, Социальная метаморфоза Кромвеля характерна для всей верхушки армии: из английского землевладельца средней руки он превратился в богатейшего лендлорда. В Англии на первый план выступили крупные землевладельцы, новая земельная аристократия, лендлорды, применявшие колониально-крепостнические формы эксплоатации ограбленных, лишенных всех прав ирландцев. Ирландия стала цитаделью английского лендлордизма и реакции, были созданы предпосылки для реставрации и победы в Англии феодально-плутократического строя. Лишенные средств существования в своей стране, находящиеся на краю голодной смерти, ирландцы массами эмигрируют в Англию, берутся здесь за любую работу на любых, самых тяжких условиях, что способствует ухудшению общих условий найма рабочей силы в Англии. Эти тяжелые последствия порабощения Ирландии для английского народа не ограничиваются только XVII веком; они сказываются вплоть до наших дней. Об этом глубоком и длительном влиянии колониального порабощения Ирландии на исторические судьбы английского народа говорят Маркс, Энгельс, Ленин. «Английская республика при Кромвеле в сущности разбилась об Ирландию»,— пишет Маркс в письме к Кугельману6. «Ирландия является цитаделью английской земельной аристократии. Эксплуатация этой страны служит не только главным источником ее материальных богатств. Она составляет ее величайшую моральную силу. Английская аристократия фактически воплощает господство Англии над Ирландией. Ирландия является поэтому важнейшим средством, с помощью которого английская аристократия сохраняет свое господство в самой Англии»7, — пишет Маркс в другом месте. «Мне кажется несомненным, что дела в Англии приняли бы другой оборот, если бы не было необходимости военного господства и создания новой аристократии в Ирландии»8,— пишет Энгельс. «Несчастье для народа, если он поработил другой народ». Не освободиться рабочему классу Англии, пока не освободится Ирландия от английского гнета»* — пишет В. И. Ленин9. И далее: «Свободу этой нации связывало и уродовало то, что она угнетала другую нацию»10. Вместо освещения совершенно естественно возникающего вопроса о том, какие же слои английского общества извлекли выгоду из разорения Ирландии (само разорение Мортон изображает весьма, ярко), кто и как обогатился за счет злодейств, совершенных в завоеванной стране, Мортон в главе X («Англия вигов») проводит апологетическое, извращающее историческую действительность объяснение страданий народных масс Ирландии и Шотландии, представляя эти страдания результатом перехода общества «одним скачком от родового строя к буржуазному», минуя феодализм (стр. 253). Это объяснение явно заимствовано у буржуазных фальсификаторов истории, которые, вопреки очевидности, хотят представить разорение страны, подрыв ее производительных сил, упадок сельского хозяйства, вымирание населения как прогресс (!), как скачок от первобытной племенной экономики к капитализму. В действительности же этот «прогресс» выразился в том, что ирландцы были превращены в бесправных рабов английских лендлордов, началась безудержная, ничем не ограниченная эксплоатация ирландцев и шотландцев ради обогащения кучки английских лендлордов. Данные, приводимые в главе XIV книги (стр. 380), цифры, иллюстрирующие ограбление Ирландии, почерпнутые из официального отчета «Ирландской комиссии по проведению закона о бедных» 1835 г., ярко опровергают высказанное автором утверждение. Из общей стоимости сельскохозяйственной продукции Ирландии — 36 млн. ф. ст.— арендная плата (т. е. доход лендлордов) составляет 10 млн. ф. ст., налоги, десятина, барыши посредников и купцов — 20 млн. ф. ст., а непосредственным производителям остается лишь 6 млн. ф. ст.! Говоря о страшном голоде, постигшем Ирландию в 1847 г., сам же Мортон отмечает, что в этом году погибло 1,5 млн. людей, но не от голода, люди эти «были убиты арендной платой и барышами» английских господ (стр. 380); в этом году в Англию было вывезено из Ирландии на 17 млн. ф. ст. пищевых продуктов. Вопросам колониальным, помимо страниц, посвященных Ирландии, автор отводит специальную главу (глава XV «Колониальная экспансия»), в которой приводится большой фактический и цифровой материал о преступлениях английских колонизаторов: о безудержном грабеже Индии, Египта, о принудительном труде, о рабстве в африканских колониях Англии. Основным недостатком работы Мортона в области колониального вопроса является отрыв колониальной истории от внутренней истории Англии. Здесь автор «Истории Англии» следует традиционной схеме английских буржуазных историков: отдельно излагаются события, происходящие на Британских островах, отдельно говорится о событиях в колониях, как о событиях внешних, стоящих в стороне от основного хода английской истории. На самом деле внутреннюю и внешнюю политику правящих классов Англии направляла, начиная с XVII в., одна и та же сила — погоня за колониальной добычей; грабеж колоний создавал богатства буржуазии, определял политическое влияние отдельных групп правящего класса, борьба партий также в значительной мере определялась колониальными интересами. Автор совершенно недостаточно вскрывает преступные грязные источники обогащения современных хозяев империалистической Англии, ее господствующих классов. Не раскрыты грабительские «подвиги» «героев» Ост-Индской компании, не раскрыта роль позорного промысла — работорговли, которая на протяжении 200 лет служила источником обогащения английской аристократии. В этом отношении даже некоторые буржуазные историки, как, например, американский историк Э. Вильяме в своей работе, вышедшей в 1945 г., «Капитализм и рабство» (русский перевод вышел в 1950 г.), дают более яркий материал, разоблачающий грязные источники богатства английской буржуазии. Грабеж колоний определял темпы и масштабы индустриализации страны и чрезвычайно сильно отразился на характере и истории рабочего движения в Англии. «Необходимо отметить, что в Англии тенденция империализма раскалывать рабочих и усиливать оппортунизм среди них, порождать временное загнивание рабочего движения, сказалась гораздо раньше, чем конец XIX и начало XX века. Ибо две крупные отличительные черты империализма имели место в Англии с половины XIX века: громадные колониальные владения и монопольное положение на всемирном рынке. Маркс и Энгельс систематически, в течение ряда десятилетий, прослеживали эту связь оппортунизма в рабочем движении с империалистическими особенностями английского капитализма»11. Вот этой-то непосредственной связи внутренних исторических процессов в Англии с колониальной историей, с историей Британской империи, о которой говорит В. И. Ленин, и не прослеживает Мортон. Мортон не использовал высказывания В. И. Ленина в «Детской болезни «левизны» в коммунизме», которое дает ключ к правильному освещению процессов, происходящих в английском рабочем движении: «Расхождение «вождей» и «масс» особенно резко сказалось в конце империалистической войны и после нее во всех странах. Основную причину этого явления разъясняли много раз Маркс и Энгельс в 1852—1892 годах на примере Англии. Монопольное положение Англии выделяло «рабочую аристократию», полумещанскую, оппортунистическую, из «массы». Вожди этой рабочей аристократии переходили на сторону буржуазии, были — прямо или косвенно — на содержании у нее. Маркс завоевал себе почетную ненависть этой сволочи за то, что открыто клеймил их предателями»12. Этого процесса в английском рабочем движении Мортон не освещает. Он не вскрывает на конкретных исторических фактах сущность тредюнионизма, на которую многократно указывали В. И. Ленин и И. В. Сталин. «Тредюнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса»13,— писал В. И. Ленин в «Что делать?», так как тредюнионизм отвлекает рабочий класс от общеполитической борьбы, ограничивает его борьбу экономической борьбой с хозяевами в рамках капитализма, исходит из условий существования капиталистических отношений и тем самым обрекает на вечное наемное рабство. Борьба рабочего класса направляется по линии сохранения капиталистических отношений; тредюнионизм стихийно стремится «под крылышко буржуазии»14. Мортон не раскрывает на конкретных исторических фактах классовый смысл оппортунистической политики лейбористов, получившей определение в следующих словах В. И. Ленина: «Практически доказано, что деятели внутри рабочего движения, принадлежащие к оппортунистическому направлению,— лучшие защитники буржуазии, чем сами буржуа. Без их руководства рабочими буржуазия не смогла бы держаться»15. Мортон не дает характеристики Великой Октябрьской социалистической революции как события, открывшего новую эру в истории человечества. Автор ограничивается лишь указанием на непосредственное влияние Великой Октябрьской социалистической революции на революционное движение в странах Запада. Говоря о первой мировой империалистической войне, Мортон вслед за буржуазными западными историками совершенно неправильно изображает роль русского фронта. Автор недооценивает значение русского наступления в Восточной Пруссии в 1914 г., которое заставило немецкое командование снять с Западного фронта два армейских корпуса и одну кавалерийскую дивизию (кроме того один корпус, направлявшийся на Западный фронт, был направлен на восток). В результате оттяжки крупных немецких сил на Восточный фронт был сорван пресловутый «план Шлиффена», немцы не смогли нанести молниеносного удара по Парижу, были остановлены на Марне, и весь фронт союзников был спасен от разгрома. Вслед за Восточно-Прусской операцией на русском фронте было осуществлено Галицийское наступление — главнейшая операция в кампании 1914 г., как по количеству участвовавших войск (100 дивизий), так и по достигнутым русскими армиями успехам. Вся Галиция была очищена от австро-венгерских войск, и русские армии достигли Карпат, угрожая прорывом в Моравию, Силезию, Венгрию. В кампании 1915 г., когда война приняла явно затяжной характер, германское командование поставило себе целью нанести решительный удар на Восточном фронте, вывести Россию из строя и таким образом ликвидировать войну на два фронта. Русские армии в 1915 г. приняли на себя главный удар германо-австрийских войск и дали союзникам целый год передышки для собирания сил. Стратегические планы немецкого командования были сорваны русской армией, немцы были вынуждены вести войну на два фронта. В 1916 г. на Восточном фронте было осуществлено большое наступление русских войск на Луцком направлении. В результате этой операции австро-германская армия потеряла около 2 млн. человек, громадное количество орудий и военных материалов; русские овладели территорией в 25 тыс. кв. км. Для спасения положения германскому командованию пришлось в самый острый момент Верденской операции снять с Западного фронта 11 дивизий; австрийцы сняли с итальянского фронта 6 дивизий. Натиск на Верден был ослаблен, что привело к провалу немецких планов; итальянская армия была спасена. Об этих общеизвестных фактах Мортон не говорит, уделяя все внимание операциям союзников. Таковы главнейшие недостатки книги Мортона. Проистекают они, как уже сказано выше, из недостаточно полного овладения автором новой, революционной марксистско-ленинской методологией исторического исследования. В ряде специальных вопросов автор все еще остается на старых позициях, привычных для традиционной буржуазной английской историографии. Тем не менее, работа Мортона представляет собой серьезную попытку дать марксистский анализ истории Англии, попытку, во многих отношениях удачную и представляющую несомненный интерес для советского читателя. А. Самойлов 1 И. В. Сталин, Беседа с немецким писателем Э. Людвигом (Ленин и Сталин, Сборник произведений к изучению истории ВКП(б), т. III, 1937, стр. 523). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. VII, стр.262-263. 3 В. И. Ленин, Соч., т. 24, изд. 4, стр. 495. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. II, стр. 297. 5 В. И. Ленин, Соч., т. 17, изд. 4, стр. 373. 6 К. Маркс и Ф. Энгельсу Избранные письма, Огиз, 1940, стр. 229, 7 Там же, стр. 234—235. 8 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 240—241. 9 В. И. Ленин, Соч., изд. 4, т. 20, стр. 410. 10 Там же, т. 21, стр. 374. 11 В. И. Ленин, Соч., т. 22, изд. 4, стр. 270. 12 В. И, Ленин, Соч., т. 25, изд. 3, стр. 188. 13 В. И. Ленин, Соч., т. 5, изд. 4, стр. 396. 14 В. И. Ленин, Там же, стр. 356. 15 В. И. Ленин, Соч., т. 25, изд. 3, стр. 343—344. |
загрузка...