Глава XIV. «Религия и любовь к знаменам»: сакральные и военно-этические аспекты культа военных знамен

Профессионально-корпоративные аспекты воинской ментальности, пожалуй, наиболее концентрированное выражение нашли в культе военных знамен (signa militaría¹). Это давно и единодушно признается всеми исследователями. Однако сам характер этого культа по-разному трактуется в исследовательской литературе. Так, А. фон Домашевский писал о signa как о настоящих культовых изображениях, подобных богам, и, употребляя понятие Fahnenreligion («религия знамен»), считал культ знамен ядром армейской религии (по меньшей мере, до времени Северов, когда на первое место выдвинулся императорской культ²). Подобным же образом трактовал signa Ш. Ренель, посвятивший культу знамен специальную монографию. С его точки зрения, римские знамена, происходившие от тотемов италийских племен, были подлинными божествами армии. Орлу легиона поклонялись как особой божественной сущности, имевшей свою персональность, историю и волю³. Обожествление знамен, считал Ренель, с самого начала непосредственно смыкается с абстрактной деификацией в виде Гения знамен: Гений воинской части и ее знамена, по существу, выражали одну и ту же религиозную идею, но в разных формах: Гений — в более абстрактной, а знамена — в более материальной, фетишистской форме⁴. Высказанная Домашевским и Ренелем концепция практически утвердилась в литературе первых десятилетий XX в. ⁵ Она присутствует и в исследованиях недавнего времени, в частности в работе Дж. Хельгеланда, который, ссылаясь на Домашевского, характеризует signa militaría как нумены и подчеркивает, что в силу своей сакральной природы они освящали центр лагеря, линию марша и боевые порядки, с полным основанием являясь объектом культа⁶. Аналогичную трактовку культовому почитанию знамен в римской армии дают и другие современные авторы⁷.

Существует и другая точка зрения, сторонники которой видят в signa простые символы единства воинских частей, а не какие-либо божественные сущности. А. Д. Нок, сопоставляя императорский культ с культом знамен, называл военные штандарты простым олицетворением профессиональных и персональных компонентов воинского долга, бренными материальными объектами⁸. Отсутствие посвящений знаменам, сделанных ex voto, по мысли автора, показывает, что никто не думал, будто знамена могут услышать чьи-то молитвы, подобно Юпитеру, Эскулапу, божествам кельтов и германцев или же священным камням семитского мира. В отличие от разного рода гениев и обожествленных абстракций типа Fides, Honos, Mens Bona, знамена не имели культа в собственном смысле. Правда, английский историк оговаривается, что различные imagines в обыденном сознании иногда могли отождествляться с божествами и наделяться чудотворной силой. Сходную позицию занимает X. Анкерсдорфер, считающий, что авторы, разделяющие мнение о божественной природе знамен, с излишней доверчивостью относятся к неоднозначным свидетельствам литературных источников, в то время как эпиграфические данные сравнительно немногочисленны и датированы в основном III в. н. э., когда вообще возрастает число посвящений различным абстракциям и персонификациям⁹. Признавая, впрочем, происхождение signa от очень древнего религиозного корня, Анкерсдорфер замечает, что недостаточная репрезентативность эпиграфического материала, возможно, связана с тем, что почитание знамен могло выражаться в формах, не получивших отражения в надписях, и поэтому, исходя только из последних данных, знамена нельзя признать ни божествами, ни нуменами¹⁰. Таким образом, исследователи, опираясь на одни и те же источники, но используя различную аргументацию, не только по-разному расставляют акценты, но приходят к противоположным заключениям. Поэтому повторное обращение ко всей совокупности данных, отчасти неизвестных более ранним исследователям, представляется вполне оправданным, если не для окончательного решения спорного вопроса, то для уточнения некоторых оценок, в том числе тех, которые относятся к вопросу о роли религиозного фактора в традициях римской армии.

Обратимся сначала к текстам и эпизодам, в которых определенно прослеживается взаимосвязь военно-этических и религиозных представлений, связанных со знаменами. На эту взаимосвязь с достаточной очевидностью указывает упомянутый выше пассаж Сенеки. Рассуждая в одном из писем к Луцилию (XCV. 35) о значении добродетели, философ использует сравнение из военной сферы: «Как первые узы военной службы — это благочестие, и любовь к знаменам, и священный запрет бежать от них (primum militiae vinculum est religio et signorum amor et deserendi nefas), а потом уже легко требовать с приведенных к присяге всего остального и давать им любые поручения, — так и в тех, кого ты хочешь повести к блаженной жизни, нужно заложить первые основания, внушив им добродетель» (пер. С. А. Ошерова). В этом сравнении, при всей его риторичности, без сомнения, выразилось характерное римское понимание военного дела как такой сферы, которая основана на особых обязательствах и ценностях, имеющих сакральную природу. Словам философа о signorum amor созвучно замечание Вегеция (III. 8) о том, что у воинов ничто не окружено большим почитанием, чем святость знамен: nihil venerabilius eorum maiestate militibus.

О том, что такого рода оценки отнюдь не голословны, свидетельствуют многие эпизоды римской военной истории, ясно показывающие, что ни по интенсивности, ни по практической значимости чувство любви римских солдат к своим знаменам не имеет аналогий ни в одной другой армии Древнего мира¹¹. Потерять или покинуть знамена в бою считалось у римлян тяжким воинским преступлением и ни с чем не сравнимым позором¹². Не случайно в боевой практике римлян весьма действенным оказывался характерный, сугубо римский прием¹³, когда знаменосец или военачальник бросал знамя в строй или лагерь врагов либо сам со знаменем в руках устремлялся вперед, вынуждая воинов, чтобы спасти знамя, сражаться с отчаянной самоотверженностью. Флор указывает (I. 11. 2), что его впервые использовал диктатор Постумий в битве у Регилльского озера в 499 г. до н. э. Согласно же Фронтину, который приводит целую сводку подобных случаев (Strat. II. 8. 1-5), это средство применил еще Сервий Туллий, сражаясь под началом царя Тарквиния против сабинян. В сообщениях античных авторов мы находим немало примеров подобной решительности военачальников и героизма воинов, готовых жертвовать жизнью ради спасения своих знамен¹⁴, потеря которых означала поражение как отдельной части, так и армии в целом (ср.: Plut. Brut. 42; Tac. Hist. IV. 18; 34). Бросить в бою знамена считалось признаком высшей паники и страха (Caes. В. civ. III. 69). В рассказах римских историков о военных действиях обращают на себя внимание частые указания на точное число захваченных вражеских значков или потерянных своих. Показательно также то огромное значение, какое придавалось в Риме возвращению потерянных на войне знамен. Об этом как о большой своей заслуге упоминает Август в своих «Деяниях» (RgdA. 29. 2; ср.: Horat. Carm. IV. 15. 4 sqq.; Veil. Pat. II. 91.1; Flor. II. 34. 63; App. Illyr. 28). В 16 г. н. э. по случаю возвращения знамен, захваченных германцами при разгроме легионов Вара, в Риме была освящена специальная арка (Tac. Ann. II. 41; ср.: II. 25). Возвращению знамен посвящались коммеморативные выпуски монет с соответствующими легендами¹⁵.

Как уже отмечалось, aquila и signa легиона, как и его номер, название, особые эмблемы¹⁶, почетные наименования и награды¹⁷, прежде всего выражали индивидуальность данной части и ее подразделений, свидетельствуя об их боевом пути. Без этих атрибутов легион как таковой не мог существовать. Так, например, флотский легион, созданный Нероном из моряков и затем распущенный Гальбой, прежде всего требовал у императора орла и знамен (Suet. Galba. 12. 2; Plut. Galba. 15). Вспомним также, что в конце Республики — начале Принципата демобилизуемые и выводимые в колонии легионы сохраняли свои знамена¹⁸. Утрата легионом знамен, как известно, обычно влекла за собой его расформирование¹⁹. Особое отношение в римской армии к знаменам, вероятно, связано с их важной оперативно-тактической ролью: в качестве незвуковых сигналов (muta signa) (Veget. III. 5) они служили для управления и согласования действий войсковых подразделений в бою и на марше. Умение следовать за знаменами и знать свое место в строю (Liv. XXIII. 35. 6: signa sequi et in acie cognoscere ordines; ср.: XXX. 35. 6) относилось к тем основам военного дела, которым в первую очередь обучали новобранцев, ибо подчинение указаниям знамен и других сигналов было важнейшим условием успеха в бою (Veget. III. 8; Isid. Etym. XVIII. 3. 1 и 5). Особое внимание римских воинов к такого рода сигналам, делавшее войско в бою подобным единому телу, подчеркивал Иосиф Флавий (В. lud. III. 5. 7). Несомненно, по мере усложнения структуры и тактики римской армии этот компонент военной науки приобретал все большее значение²⁰.

По всей видимости, в сознании солдат знамена неразрывно связывались с понятиями воинского долга и дисциплины. Насколько глубокой была эта связь, показывает эпизод, сообщаемый Тацитом (Ann. I. 38). Когда вексилларии взбунтовавшихся германских легионов хотели было расправиться с префектом лагеря Манием Эннием, тот выхватил знамя (в данном случае vexillum, вымпел небольшого подразделения) и понес его по направлению к Рейну, крича, что тот, кто покинет ряды, будет числиться дезертиром; в результате мятежные воины вернулись в лагерь, не осмелившись осуществить свой замысел. В связи с данным эпизодом можно обратить внимание на свидетельство Дионисия Галикарнасского (Ant. Rom. X. 18. 2; ср.: VI. 45. 1; XI. 43. 2) о том, что воины, принося присягу, клялись следовать за военачальником и не покидать знамена ((μ ητ1 άπολβιφαι τά σημβΐα)²¹. Хотя Дионисий пишет о древних временах и не дает аутентичной формулы присяги, его упоминание о знаменах в данном контексте едва ли случайно²². Так же не случайно Ливий (XXVI. 48. 12) вместе со святостью присяги (ρβλιγιο σαχραμβντι) упоминает знамена и орла, а Валерий Максим (VI. 1. 16) в одном ряду называет σιγνα μιλιταρια, σαχραταβ αθυιλαβ ет σέβρα χαστρορυμ δισχιπλινα. Возможно, именно через связь с присягой, которая у римлян всегда была актом религиозного характера, оставление знамен было не только нарушением моральных и правовых предписаний воинского долга, но и преступлением против богов — νβφασ. Вместе с тем и сами знамена, по-видимому, были наделены сакральной сущностью, которая находила свое выражение в их культовом почитании. Суждения, терминология и конкретные контексты ее употребления у античных авторов в целом с достаточной убедительностью указывают на сакральную сущность римских σιγνα μιλιταρια.. Отношение к ним прямо сопоставляется с почитанием божеств. По словам Дионисия Галикарнасского (VI. 54. 2), в римском войске знамена почитаются как священные изображения богов (ώσπβρ Ιδρύματα θβών lepa νομίζονται). Перед знаменами совершались ритуалы, подобные тем, которые имели место при служении богам. Согласно Иосифу Флавию (В. lud. VI. 6. 1), римляне, овладев Иерусалимским храмом, внесли в его главное святилище свои знамена и совершили в их честь жертвоприношение (βθυσάν те αύταΐς), провозгласив затем Тита императором. В военном лагере знамена вместе со статуями императоров в военном облачении (loricati)²³ хранились в особом святилище (aedes)²⁴, где они круглосуточно охранялись специальным караулом в составе от 10 до 16-20 человек; причем это был, как показал, основываясь на анализе папирусных документов, О. Штолль, своего рода почетный караул и несли его солдаты в ранге иммунов и принципалов под началом центуриона (vigilias deduxit Varius (centurio) ad aquilam et signa; excubuerunt ad aquilam et signa)²⁵. В таком святилище преторианского лагеря Каракалла после убийства Геты совершил проскинесис перед знаменами и изображениями (τά σημβΐα και, άγάλματα του στρατοπέδου προσκυνείται — Herod. IV. 4. 5). Известно также, что для усиления правового обязательства клятвы она приносилась перед знаменами²⁶. Такая клятва, должно быть, считалась в высшей степени обязывающей, т. к. ее признавали даже противники римлян, как в случае с Петом, который поклялся перед знаменами (apud signa) в присутствии посланцев парфянского царя (Tac. Ann. XV. 16).

Иногда aquilae et signa фигурируют в качестве объектов поклонения и со стороны иноземных властителей, демонстрирующих этим актом свое подчинение римской власти. В правление Калигулы наместник Сирии Вителлий (отец императора) заставил парфянского царя Артабана воздать почести легионным знаменам: ad veneranda legionum signa pellexit (Suet. Vitel. 2. 4; ср.: Suet. Cal. 14. 3: Artabanus... aquilas et signa Romana Caesarumque imagines adoravit; см. также: Dio Cass. LIX. 27. 3). Когда Тиридат, ранее изъявивший желание отправиться ad signa et effigies principis, чтобы в присутствии легионов венчаться на царство, встретился с Корбулоном для заключения мира, во время их встречи были выстроены легионы с орлами, знаменами и изображениями богов, блиставшими, как в храме (Tac. Ann. XV. 24; 29), а при передаче царю диадемы в Риме император Нерон восседал в консульском кресле на ростральной трибуне inter signa militaría atque vexilla (Suet. Nero. 13. 1). В известной надписи Тиберия Плавция Сильвана, наместника Мезии при Нероне, сообщается, что он привел неведомых и враждебных римскому народу царей на охраняемый им берег, дабы они поклонились римским знаменам (signa Romana adoraturos) (CIL XIV 3688 = ILS, 986). Диксипп, описывая встречу императора Аврелиана с вождями ютунгов, указывает, что для устрашения варваров легионы построились по обе стороны трибунала, на котором стоял император в окружении знамен, орлов и императорских imagines (Dixipp. FHG. Fr. 24)²⁷. Без знамен, естественно, не обходились никакие важные военные и государственные церемонии и ритуалы — триумфы, люстрации, выступления императора перед войском²⁸, а также похороны полководца (см., например: Арр. В. С. I. 106; Tac. Ann. III. 2).

По некоторым свидетельствам, с легионными орлами и знаменами обращались как с настоящими культовыми предметами: в праздничные дни их умащивали и украшали определенным образом (Plin. NH. XIII. 23; Suet. Claud. 13. 2). В Feríale Duranum (P. Dur. 54, II. 8; 14) зафиксирован особый праздник — Rosaliae signorum, отмечавшийся дважды в год и являвшийся, очевидно, военной формой празднества, заимствованного из гражданского календаря²⁹. Вероятно, во время этого праздника знамена доставали из святилища и украшали розами³⁰. Известен также папирусный документ от 81 г. н.э., представляющий собой расчет жалованья двух солдат (Р. Gen. Lat. 1). В нем среди прочих отчислений упомянуты 4 денария ad signa. Не исключено, что эта сумма предназначалась как раз на организацию данного празднества³¹. Как и изображения богов, знамена могли служить защитой для того, чьей жизни угрожала опасность, либо быть адресатом молитвенного обращения. Так, глава делегации, посланной Тиберием к взбунтовавшимся легионам в Германию, Мунаций Планк, когда на него с угрозами напали разъяренные солдаты, искал спасения, обняв знамена и орла в надежде на защиту их святости: signa et aquilam amlexus religione sese tutabatur (Tac. Ann. I. 39. 4). Антоний Прим в критический момент солдатского мятежа обратился с мольбой ad signa et bellorum déos (Tac. Hist. III. 10. 4)³².

В пользу мнения о божественной сущности знамен часто ссылаются и на другой пассаж Тацита (Ann. И. 17. 2), где говорится, что во время похода на херусков Германик обратил внимание на прекрасное предзнаменование в виде восьми орлов и призвал воинов следовать за этими римскими птицами, исконными божествами легионов (propria legionum numina). Анкерсдорфер считает, что упоминание здесь орлов относится не к знаку легиона, а к обычным птицам, появление которых всегда рассматривалось римлянами как знамение³³. Представляется, однако, что в данном случае имеет место контаминация различных значений орла — как знамения, как главного штандарта легиона и как птицы Юпитера. Известно, что последнему орел явился как провозвестник победы над титанами, за что Юпитер и сделал его знаменем легиона (Isid. Etym. XVIII. 3. 2). Иосиф Флавий, упоминая орла среди римских знамен, замечает, что он, как царь птиц и сильнейшая из них, считается у римлян знаком господства и победы над врагом (В. lud. III. 6. 2). Здесь же Иосиф называет римские знамена святынями, та lepa, что в данном контексте, возможно, соответствует употребленному у Тацита понятию numina. Обращает на себя внимание и тот факт, что с signa militaría очень часто связываются различные знамения: когда знамена предвещают неудачу в битве, знаменосцам не удается их вытащить из земли или сдвинуть с места; нередко на знамена опускаются рои пчел; над знаменами кружатся или садятся на них орлы³⁴.

Итак, приведенные свидетельства позволяют заключить, что военные знамена³⁵ были окружены особым почитанием, имеющим все признаки настоящего культа: храмы и жертвоприношения, украшения и клятвы, важную ритуально-церемониальную роль. Не удивительно поэтому, что христианские апологеты, критикуя язычников за поклонение неодушевленным предметам, использовали в качестве наглядного примера культ военных знамен. По словам Тертуллиана, вся армейская религия почитает и обожествляет знамена, знамена использует для клятв³⁶, знаменам поклоняется, предпочитая их всем богам, даже самому Юпитеру³⁷. Эти слова Тертуллиана одни исследователи принимают с почти полным доверием³⁸, другие считают невозможным их буквальное толкование, ссылаясь на склонность Тертуллиана к преувеличениям или на специфический контекст его высказываний и недостаток однозначных подтверждений в эпиграфике³⁹. Действительно, пассажи Тертуллиана не лишены гиперболичности и не содержат прямых указаний на тождественность знамен и богов, но лишь подчеркивают исключительное значение знамен как объекта почитания со стороны воинов. Судя по эпиграфическим материалам, знамена отнюдь не предпочитались всем богам. Однако данные эпиграфики, к рассмотрению которых мы переходим, отчасти все же подтверждают слова христианского автора и в то же время проливают дополнительный свет на культ знамен.

Нужно отметить, что эпиграфически фиксируемые традиции почитания знамен имеют достаточно выраженную региональную специфику, что, впрочем, можно сказать и о других культах. Так, в серии надписей второй половины II в. из Испании⁴⁰ представлены посвящения Юпитеру Наилучшему Величайшему, сделанные (кроме одного случая — CIL II 2183) за здравие императора по поводу дня рождения орла VII легиона Geminae — ob natalem (или ob diem natalem) aquilae (CIL II 2552; 2554 = ILS 9125; 9126; AE. 1967, 229; 230) либо дня рождения знамен вспомогательных когорт — ob natalem signorum (CIL II 2553 = ILS, 9127) или ob natalem aprunculorum, т. е. «кабанчиков», служивших знаком 1-й Галльской когорты (CIL II 2555; 2556 = ILS, 9128; 9129; AE. 1910, 1; 2 = ILS, 9130; 9131). Посвящения сделаны от лица отдельных подразделений (вексилляций легиона или когорт либо самих когорт) под наблюдением офицеров из разных частей и императорских прокураторов из отпущенников.

Группа надписей из Майнца (Могоциакум, Верхняя Германия), датируемых первой третью III в., показывает, что в XXII Первородном легионе день рождения части отмечался иным образом⁴¹. В этих надписях используется формула Honori aquilae legionis (или Honori legionis — CIL XIII 6749). «Чести орла» (либо отдельно, либо вместе с другими божествами⁴²) примипил легиона приносил в день рождения части дар в виде какого-либо изображения (указаны, в частности, Небесная Фортуна и Гений легиона — CIL XIII 6679; 6690). Honos выступает здесь скорее как обожествленное понятие⁴³, а не честь в профанном смысле⁴⁴. По мнению П. Герца, надписи из Майнца, как и аналогичные им по характеру надписи примипилов из других легионов, свидетельствуют о существовании основанной на обычае обязанности первого центуриона ставить алтарь или статую, посвящаемую знаменам или божествам-хранителям, и эта связь примипила и орла легиона доказывает, что в древности религиозные и официально-административные обязанности были неотделимы друг от друга⁴⁵.

К аналогичным выводам приходит на основе надписей, сделанных примипилами I Италийского легиона в Новах, И. Колендо⁴⁶. Среди памятников из Novae наибольший интерес представляет известная надпись, в которой указано, что примипил М. Аврелий Юст 20 сентября 224 г. принес дар «военным богам, Гению, Доблести, Священному орлу и знаменам I Италийского Северианского легиона» (CIL III 6224 = 7591 = ILS, 2295 = АЕ. 1966, 355). Столь представительного сочетания адресатов посвящения нет больше ни в одной надписи. Следует выделить и другой любопытный памятник — две части надписи на базе колонны, открытые в этом же месте в 1976 и 1978 гг. В первой из них указано, что изображение начала Рима (signum originis)⁴⁷ за здравие Септимия Севера и членов его семейства принес в дар орлу М. Аврелий Паулин, примипил I Италийского легиона. В другой части надписи говорится об освящении этого дара «в счастливейшие времена наших господ», 15 мая 208 г.⁴⁸ Дар здесь приносится непосредственно орлу. В посвятительной надписи из Бригециона, сделанной примипилом I Вспомогательного легиона, орел выступает в паре с Гением легиона (АЕ. 1935, 98). Своеобразную почесть оказал легионному орлу примипил III Августова легиона Саттоний Юкунд, который, как мы уже говорили, поставил статую Марсу militiae potenti в честь легиона и первый после восстановления легиона положил свой центурионский жезл около орла (vitem aput aquilam), возможно, следуя существовавшему в данной части обычаю (CIL VIII 2634 = ILS, 2296).

Не меньшим почетом, чем легионные орлы, пользовались знамена вспомогательных когорт. Так, трибун Лициний Валериан почтил Гения и знамена 1-й верной конной тысячной когорты вардуллов, римских граждан (CIL VII 1031 = RIB, 1263 = ILS, 2557). 1-я Элиева когорта даков сделала посвящение Signis et N(umini) Aug(usti) (RIB, 1904). Посвящение, сделанное наместником Нижней Британии (238-241 гг.) Эгнацием Луцилианом под наблюдением трибуна Кассия Сабиниана, адресовано «Гению нашего господина и знамен 1-й когорты вардуллов и Гордианова отряда бременских разведчиков» (numeri exploratorum Bremensium) (CIL VII 1030 = RIB, 1262). Представление о наличии у знамен своего Гения засвидетельствовано только здесь, но в принципе оно вполне вписывается в римское понимание гениев как природных богов «какого-либо места, или вещи, или человека» (Serv. Ad Georg. I. 302). «Гибридная форма» (по выражению Анкерсдорфера) в данной надписи — результат, на наш взгляд, не столько неопределенной природы знамен, сколько близости понятий Гения воинской части и ее знамен⁴⁹ Так же, к примеру, военный лагерь мог иметь и своего гения, и свои numina. Стоит отметить еще одну надпись, вероятно, второй половины II в., в которой сохранились строки, сообщающие, что некий Л. Атилий сделал посвящение Юпитеру Наилучшему Величайшему, Фортуне Возвращающей и знаменам 1-й когорты германцев (АЕ. 1939, 87). Эта надпись и другие названные надписи из Британии и Придунайских провинций показывают, что знамена почитались наравне с нуменами, обожествленными понятиями и богами (причем только римскими)⁵⁰.

Учитывая это и приняв во внимание рассмотренные выше литературные свидетельства, нельзя согласиться с трактовкой signa как простых неодушевленных символов. Скорее всего в представлении воинов знамена были наделены особой божественной сущностью, которая, возможно, понималась как нумен. Культовое поклонение знаменам выражалось как на общегосударственном уровне, так и в своеобразных традициях конкретных частей и подразделений. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы не позволяют сколько-нибудь детально проследить ни различия в культовом почитании отдельных видов знамен, ни эволюцию представлений о знаменах на протяжении императорского периода. Однако единство религии и любви к знаменам, являющееся одной из основ римской воинской этики, не подлежит никакому сомнению. Благочестивая любовь к знаменам определяла идентичность и корпоративное чувство солдата, руководила им в его религиозно-культовых актах, определяла его поведение в бою и в мирное время⁵¹, но при этом вполне сочеталась с таким сугубо прагматическим чувством, как любовь к собственным деньгам, которые хранились apud signa, дабы, как замечает Вегеций (II. 20), воины не помышляли о дезертирстве и храбрее сражались за знамена на поле боя. Сакральные элементы Fahnenreligion сохранились и во времена христианской империи, когда главным штандартом римских войск стал labarum⁵².

¹ Под signa имеются в виду самые разнообразные значки и штандарты: vexillum, cántabra, aquila, dracones и т. д. Для удобства термин signa мы будем переводить словом «знамена». О различных видах знамен, существовавших в римской армии, и их происхождении см.: Domaszewski А., von. Die Fahnen im römischen Heere. Wien, 1885; Renel Ch. Cultes militaires de Rome. Les enseignes. Lyon; P., 1903; Reinach A. J. Signa militaría // DA. Vol. IV. 2. 1910. P. 1307-1325; Kubitschek W. Signa (militaría) // RE. Bd. II. A. 2. 1923. Sp. 2335-2345; Seston W. Feldzeichen // Reallexicon fur Antike und Christenrum. Bd. VII. 1964. Sp. 694-702; Колобов A. В. Штандарты римской армии эпохи принципата // ПИФК. 2001. Вып. 10. С. 38-44.
² Domaszewski A. von. Die Religion des römischen Heeres. Trier, 1895. S. 10 ff.; 19.
³ Renel Ch. Op. cit. P. 197; 281 suiv.
⁴ Ibid. P. 307; 309.
⁵ Reinach A. J. Op. cit. Р. 1324; Cagnat R. L'armée romaine d'Afrique et l'occupation militaire de l'Afrique sous les empereurs. P., 1892. P. 348; Kubitschek W. Op. cit. Sp. 2343. Однако развиваемый Ренелем взгляд на происхождение знамен из племенных тотемов подверг критике Э. Реми, признававший за signa только символическое значение (Remy Е. Les enseignes romaines // Musée Belge. 1905. Vol. 9. P. 305-312).
⁶ Helgeland J. Roman Army Religion // ANRW. Bd. II. 16. 2. 1978. P. 1477; 1498; 1503.
⁷ Seston W. Op. cit. Sp. 700 ff.; Rüpke J. Domi militiaeque: Die religiöse Konstruktion des Krieges in Rom. Stuttgart, 1990. S. 184 ff.; Stoll O. Die Fahnenwache in der römischen Armee // ZPE. 1995. Bd. 108. S. 107-108 (Штолль, правда, употребляет выражение «квазирелигиозное поклонение». Мне осталась недоступной другая его работа, где данный вопрос освещается более подробно: Stoll О. Excubatio ad Signa. Fahnenwache, militärische Symbolik und Kulturgeschichte. St. Katharinen, 1995).
⁸ Nock A. D. The Roman Army and the Roman Religious Year A. D. // Nock A. D. Essays on religion and the ancient world. Oxford, 1972. Vol. II. P. 780-781; idem. The Emperor's divine comes // JRS. 1947. Vol. 37. P. 104.
⁹ Ankersdorfer H. Op. cit. S. 43-44.
¹⁰ Ibid. S. 42.
¹¹ Stoll О. Die Fahnenwache... S. 107. Пожалуй, единственную близкую аналогию можно усмотреть в отношении индийцев к священному изображению божества, использовавшемуся в качестве значка боевого подразделения. Курций Руф (VIII. 14. 11-12) называет это божество Геркулесом и отмечает, что бросить этот знак в бою считалось у индийцев позором и тех, кто не вынесет его из сражения, подвергали казни. Характерна, однако, оговорка историка: «страх, который им внушил этот раньше враждебный бог, перешел в культ и почитание» (religionem venerationemque). Первичным оказывается все-таки страх, а не любовь.
¹² Ovid. Fasti. III. 114: magnum crimen; Caes. В. Gall. IV. 25. 2: tantum dedecus; idem. B. civ. III. 64. 3: rei militaris dedecus; los. B. lud. VI. 4. 1. Ср.: App. В. С. I. 58; Plut. Aem. Paul. 20; Tac. Hist. III. 24. О наказании за потеряю знамен см., в частности: Ex Ruffo leges milit. 25 (Brand С. E. Roman Military Law. Austin; L., 1968. P. 156).
¹³ Res in asperis proeliis saepe tentata («вещь, часто испытанная в жарких сражениях») называет его Ливий (XXXIV. 46. 12).
¹⁴ См., например: Liv. II. 59. 1; IV. 17. 2; XXV. 14. 4 sqq.; XXVI. 5. 15; XXXIV. 46. 12; XLI. 4. 2; Per. 55; Suet. Aug. 10. 4; Cic. Phil. XIV. 27; Tac. Hist. II. 43; III. 17; 22; Plut. Otho. 12; Flor. II. 15. 5; 30. 39; Sil. Ital. Púnica. II. 298 sqq.
¹⁵ BMC I, 332, 410423; 679-681; RIC I2, 41, 58, 60, 80-87,287-289, 304, 305, 314, 315, 508, 521-526. Ср.: Kubitschek W. Op. cit. Sp. 2341; Picard G.-Ch. Les trophées romaines. P., 1957. P 274 — 285; Абрамзон M. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М., 1995. С. 269 сл.
¹⁶ В качестве таких эмблем использовались знаки зодиака, изображения различных животных и т. п. символы. См.: Domaszewski А., von. Die Fahnen... S. 54 — 56; Renel Ch. Op. cit. P. 211 suiv.; 227-233.
¹⁷ Эти почетные наименования и названия легионов и других подразделений указывались на знаменах; на них прикреплялись также награды в виде венков и фалер. См.: Domaszewski А., von. Die Fahnen... S. 51-53; Neumann A. Die Bedeutung der Medaillions de Fahnen des römischen Heeres der früchen Kaiserzeit // Wiener Jahreshefte. 1943. Hf. 35. S. 27-32.
¹⁸ Tac. Aim. XIV. 27; App. B. C. II. 120; Hygin. P. 141 Thulin.
¹⁹ Kubitschek W. Op. cit. Sp. 2341; Watson G. R. The Roman Sodier. N. Y.; Ithaka, 1969. P. 128-129.
²⁰ По мнению Домашевского (Die Fahnen... S. 2 ff.), знамена изначально играли важную роль в управлении подразделениями в бою. Г. Дельбрюк (История военного искусства в рамках политической истории. T. I. СПб., 1994. С. 209-210), напротив, полагал, что при манипулярной тактике, когда фаланга двигалась мощной сомкнутой массой, signa не имели в бою никакого значения ни в качестве средства для выравнивания строя, ни как моральный импульс; лишь введение когортной тактики повысило роль знамен, прежде всего с морально-психологической точки зрения.
²¹ Это выражение можно, видимо, считать перифразой выражения, означающего обязательство отслужить полный срок службы (completa stipendia) (Isid. Etym. IX. 3. 53; ср.: Serv. Ad Aen. II. 157; VII. 614; VIII. 1; Veget. II. 5).
²² Ср.: Brand С. E. Roman Military Law. Austin; L., 1968. P. 92.
²³ Davies R. W. A Note on lorictitis // BJ. 1968. Bd. 168. P. 161-165.
²⁴ См., например: AE. 1962,258: aedem p[rinci]piotum; R Mich. 455 a verso 14: in aedem aqui[lae]. Об устройстве и значении знаменного святилища см.: Domaszewski А., von. Die Fahnen... S. 45 ff.; idem. Die Religion... S. 10 ff.; idem. Abhandlungen zur römischen Religion. Leipzig, 1909. S. 86-89; Reinach A. Op. cit. P. 1309 suiv.; Petrikovits H., von. Die Innenbauten römischer Legionslager wärend der Prinzipatszeit. Opladen, 1975. S. 73 ff.; Rüpke J. Op. cit. S. 175; Turnovsky R Die Innenausstattung der römischen Lagerheiligtümer: Diss. Wien, 1990. Стоит отметить, что именно здесь хранились солдатские сбережения. Это, по-видимому, связано с тем, что кража отсюда рассматривалась как святотатство, sacrilegium (Watson G. R. Op. cit. P. 131; Helgeland J. Op. cit. P. 1498).
²⁵ Stoll O. Die Fahnenwache... Ср.: Cagnat R. Op. cit. P. 480.
²⁶ Domaszewski A., von. Die Religion... S. 8.
²⁷ Ando С. Imperial Ideology and Provincial Loyalty in the Roman Empire. Berkeley; Los Angelos; L., 2000. P. 263.
²⁸ Renel Ch. Op. cit. P. 297-306; Ando С. Op. cit. P. 259-269.
²⁹ HoeyA. S. Rosaliae signorum // HThR. 1937. Vol. 30. P. 15-35; Fink R. О., Ногу A. S., Snyder W. F. The Feríale Duranum //YCS. 1940. Vol. 7. P. 115-120.
³⁰ Richmond I. A. Op. cit. P. 190; Helgeland J. Op. cit. P. 1477.
³¹ Watson G. R. Op. cit. P. 103; 274. Not. 192 (с литературой вопроса).
³² Под военными богами здесь имеются в виду скорее статуи, стоявшие в центре лагеря (Domaszewski А., von. Die Religion... S. 2), а не медальоны с рельефными изображениями Марса, Минервы и Беллоны, как указывает Г. С. Кнабе в комментарии к данному месту (Тацит. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1993. С. 277. Прим. 31).
³³ Ankersdorfer H. Op. cit. S. 32. Anm. 2.
³⁴ Liv. XXII. 3.12; Val. Max. 1.6.11; Flor. II. 32.14; II. 13.45; II. 17.8; Cic. De div. 1.35. 77; Lucan. Phars. VII. 161-164; Suet. Claud. 13.2; Vitel. 9; Plut. Pomp. 48; Brut. 37; App. В. С. IV. 101.
³⁵ Мы не рассматриваем роль в армейской ритуально-культовой практике императорских imagines, которая была во многом аналогична роли signa (ср. замечание Вегеция (II. 6): imagines imperatorum, hoc est divina et praesentia signa («изображения императоров, т. е. божественные и подлинные знамена»)). Отметим только, что на некоторых знаменах указывались имена и крепились изображения императоров (например: los. Ant. XVIII. 3. 1; Suet. Vesp. 6. 3; Dio Cass. LXIII. 25. 1; LXV 10. 3; SHA. Ant. Diad. 3. 1). Само же почитание императорских изображений как культовых предметов, по мнению некоторых исследователей, начинается еще в правление Августа. См.: Alfôldi A. Die Ausgestaltung des monarchischen Zeremoniells am römischen Kaiserhofe // MDAI (R). 1934. Bd. 49. S. 50; 65 ff.; idem. Insignen und Tracht der römischen Kaiser // MDAI (R). 1935. Bd. 50. S. 96 f.; Zwikker W. Bemerkungen zu den römischen Heeresfahnen in der älteren Kaiserzeit // Bericht des römisch-germanischen Kommission. 1937. B. 27. S. 7 ff.; Premerstein A., von. Vom Werden und Wesen des Prinzipats. München, 1937. S. 92, Anm. 4.
³⁶ Ср.: Lucan. Phars. I. 374 sqq.: центурион Цезаря клянется «знаменами десяти счастливых походов».
³⁷ Tert. Apol. 16. 8: religio Romanorum tota castrensis signa veneratur, signa iurat, signa omnibus deis praeponit; Ad nat. 1. 12: signa adorat, signa deierat, signa ipsi Iovi praefert. Так же и Минуций Феликс (Octav. 29.6-7), упрекая язычников в почитании богов, сделанных из дерева, фактически ставит в ряд этих богов и знамена.
³⁸ Домашевский (Die Religion... S. 13, 19) считал, что Тертуллиан прав для ситуации 1-й вв., когда Fahnenrreligion действительно занимала центральное место среди армейских культов. Ср.: Helgeland J. Op. cit. P. 1476-1477.
³⁹ Watson G. R. Op. cit. P. 128; Ankersdorfer H. Op. cit. S. 31-32; 43^4.
⁴⁰ Подробнее об этих надписях см.: Le Roux P. L'armée romaine et l'organisation des provinces Ibériques d'Auguste à l'invasion de 409. P., 1982. P. 240 suiv.; 278.
⁴¹ Подробнее см.: Herz P. Honos aquilae // ZPE. 1975. Bd. 17. S. 181-197.
⁴² В числе этих божеств фигурируют Iuppiter Optimus Maximus Sabasius Conservator (CIL XIII 6708 = ILS, 2294), неизвестный бог Conservator и numina castrorum (CIL XIII 6749), а также Pietas legionis (CIL XIII 6752).
⁴³ Domaszewski A., von. Die Religion... S. 41; Herz P. Op. cit. S. 182; Axtell H. L. The Déification of Abstract Ideas in Roman Literature and Inscriptions. Chicago, 1907. R 21-22.
⁴⁴ Так думает Анкерсдорфер (op. cit. S. 41), признавая деификацию Honos только в надписи: CIL XIII 6752.
⁴⁵ Herz P. Op. cit. S. 190-191.
⁴⁶ Kolendo J. Le rôle du primus pilus dans la vie relegieuse de la légion. En rapport avec quelques inscriptions de Novae //Archeologia. 1980 (1982). T. XXXI. P. 49-60 (особенно P. 56).
⁴⁷ По предположению Колендо (op. cit. P. 53), этим изображением могла быть капитолийская волчица.
⁴⁸ Публикацию данных надписей см.: Mrozewicz L. Une inscription latine en honneur de Septime Sévère et de sa famille, nouvellement découverte à Novae //Archeologia. 1980 ( 1982). T. 31. P. 101-102. См. также: Kolendo J. Op. cit. P. 52-54.
⁴⁹ Renel Ch. Op. cit. P. 309.
⁵⁰ Как покровитель знамен мог, по всей видимости, рассматриваться сам Юпитер. См.: Okamura L. Jupiter, Lord of Cantabra // Klio. 1992. Bd. 74. P. 314-323.
⁵¹ Быть может, именно это чувство побудило ветерана II Вспомогательного легиона на свои деньги отстроить часовню для знамен и священных изображений (tutelam signorum et imaginum sacrarum) (CIL III 3526 = ILS, 2355).
⁵² Stoll O. Die Fahnenwache... S. 118. См.: Egger R. Das Labarum die Kaiesrstandarte der Spätantike. Wien, 1960.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3125

загрузка...

Другие книги по данной тематике

Антонин Бартонек.
Златообильные Микены

Глеб Благовещенский.
Юлий Цезарь

Дж. Пендлбери.
Археология Крита

А. С. Шофман.
История античной Македонии

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

Глава XIV. «Религия и любовь к знаменам»: сакральные и военно-этические аспекты культа военных знамен