VI. Город как центр общественой культурной и религиозной жизни

Паннония вошла в систему Римской империи в тот период, когда социальная и культурная романизация западных провинций начинала принимать широкий характер. Значение городов в этом отношении было особенно большим. Воздействие рабовладельческого хозяйства и товарно-денежных отношений, влияние римских институтов в общественной, культурной и религиозной жизни оказывались в Паннонии тем более эффективными, что здесь до римского завоевания формы общественного строя были более примитивными и потому могли оказывать слабое противодействие романизации.

Гражданская община в Паннонии возникает вначале на основе италийской колонизации и по образцу римских колоний. Но в дальнейшем урбанизация провинции происходит главным образом на основе римского муниципия. Это способствовало известной унификации социальной структуры провинциальных городов, единообразию их общественной жизни и участию в ней одних и тех же социальных слоев. С этой точки зрения представляется возможным говорить о некоей модели римского города в провинции. Эта модель неизбежно окажется схематичной. Мы должны будем обобщить соответствующие данные из различных городов, если хотим представить провинциальный город времени Империи как центр общественной, культурной и религиозной жизни, а также некоторые тенденции в развитии этой жизни.

Римский провинциальный город (и в этом отношении были сходны почти все западные области Империи) внутренней организацией, общественной и религиозной жизнью, внешним устройством старался походить на Рим. Город возглавлял совет декурионов — из лиц, уже отправлявших городские магистратуры. Это позднейшие куриалы, состоявшее из 100 человек, уподоблялось римскому сенату. Городские магистраты, избравшиеся решением декурионов, были ответственны за финансовые и юридические дела города, за его имущество и за общее направление религиозной деятельности в тех многообразных формах, в которых она выражалась. Два дуумвира в муниципии вместе с двумя эдилами образовывали коллегию четырех мужей. В колониях дуумвиры с пятилетней властью (quinquennales) заведовали финансовыми делами города: сдачей в аренду общественных городских земель, взиманием налогов, распределением общественных повинностей. Обязанности дуумиров с судейской властью (duumviri iure dicundo) соответствовали обязанностям и правам двух консулов в Риме. Эдилы заботились о состоянии жилищ, дорог, бань. Они следили также за правильностью мер и весов на рынке, за бесперебойным снабжением города хлебом. Квестор определял величину налогов и размер состояний граждан при проведении цензов. Общая сумма налогов с провинции устанавливалась финансовым прокуратором. Коллегия из шести мужей (seviri), назначавшихся решением декурионов, отвечала за проведение общественных игр. и религиозных праздников. Коллегия августалов ведала отправлением императорского культа и несла некоторые другие обязанности согласно решению совета декурионов. Перед императором провинцию представлял наместник консульского ранга. Как лицо, назначенное императором, он обладал неограниченной властью — в его руках находилась высшая военная и гражданская власть во всей провинции.

Будучи автономным в решении вопросов внутреннего самоуправления, провинциальный город находился под контролем императорской власти в лице финансового прокуратора и наместника провинции, хотя существовавший институт патронов и кураторов городов¹ давал городам возможность защищать свои интересы перед вышестоящими инстанциями вплоть до императора. Мы не находим в надписях никаких упоминаний о народном собрании. Фактически во главе города стояла корпорация богатых граждан, проводившая решения от имени совета декурионов. Сама общественная жизнь города, развивавшегося в системе Римской империи, в условиях императорского режима принимала соответствующие формы и содержание.

Свидетельства, на основании которых мы будем пытаться обрисовать общественно-политическую, культурную и религиозную жизнь города, представляют собой тексты надписей, сообщающие о городских магистратах и культовых должностях граждан, об их участии в коллегиях, о дарениях в пользу городов. Мы располагаем только одной группой памятников — с упоминанием магистратов городов, жрецов и лиц, стоявших у руководства коллегиями, но лишены той части свидетельств, которая могла бы быть отнесена к простым гражданам и горожанам. Поэтому мы можем составить более или менее определенное представление лишь об одной стороне процесса — в каких формах выражалась общественная, культурная и религиозная жизнь римского города. Но мы не можем с уверенностью судить о том, насколько эффективно официальная идеология Империи воспринималась городским плебсом и сельским населением хоры городов. В Паннонии, где помимо имущественных различий существовали правовые градации населения (cives Romani, cives Latini, peregrini, dedititii, servi), воздействие города и его влияние не могли находить одинакового отклика во всех этих слоях. В то же время само развитие паннонских городов происходило за счет включения в среду гражданства сельского населения, а позднее и поселяемых в пределах провинции варварских народов, что в свою очередь пе могло не оказывать обратного воздействия на муниципальную жизнь в Паннонии.

Преимущественно италийская колонизация юго-западных и южных городов имела своим следствием, что общественная муниципальная, культовая деятельность здесь оказалась в руках переселенцев из Италии, в числе которых, как мы уже видели, были во множестве ветераны и италийские отпущенники. Из этих городов происходят первые свидетельства о севирах и августалах. Образование коллегии севиров и августалов восходит ко времени Августа. В 12 г. до н. э. была учреждена коллегия августалов, в обязанности которой вменялось, вначале только в городах Италии, но затем и в провинциях, почитание гения Августа и отправление его культа, который был передан в ведение отпущенников². Как отмечалось уже в литературе, Август имел в виду не столько обязанности отпущенников в отношении императорского культа, сколько главным образом их участие в общественной жизни городов, так как, не имея доступа к городским магистратурам, отпущенники не несли в пользу города никаких финансовых и иных материальных затрат³.

Обязанности севиров и августалов были различны. Само достоинство севира было выше, так как эта должность носила полумуниципальный характер — помимо императорского культа севиры были ответственны за проведение общественных игр и наблюдали за воспитанием молодежи. Достоинство августала носило только культовый характер, однако августалы стремились придать своим обязанностям значение городских магистратур и старались курировать деятельность общественных учреждений и ремесленных коллегий.

Занятие должностей севира и августала было доступно только богатым лицам, так как вступление в должность проводилось по рекомендации декурионов, требовало уплаты в казну города денежной суммы и ее несение было сопряжено с большими расходами. Иногда эта должность предоставлялась бесплатно. В качестве вознаграждения за производившиеся августалами и севирами на свои средства постройки, бесплатные раздачи, жертвоприношения, устройство игр они по решению декурионов удостаивались почестей: тоги с пурпурной каймой, венка, ликторов и флейтистов при шествиях и церемониях, специального кресла в амфитеатре, внешних знаков достоинства декуриона, эдила, дуумвира и могли быть избраны в сословие декурионов⁴. Августалы, выходившие из среды богатых торговцев и ростовщиков, заняли в городах положение второго после декурионов сословия; они именуют себя ordo augustalium (CIL, 111, 1425).

Первые севиры и августалы, что отмечал уже Г. Альфельди, были отпущенники из Италии, которые отправляли эти обязанности и в италийских городах в I в., что свидетельствует об их богатстве. Так, Тит Веллий Онесим, севир и августал в Эмоне, был августалом и в Аквилее⁵. Луций Апулей Брасида, августал в муниципии Карнунт, был севиром и августалом в Пизавре в Италии⁶; отпущенники из Аквилеи Тит Цезерний Януарий и Луций Цезерний Примитив были севирами в Эмоне⁷; Квинт Клавдий Лукан и Квинт Клавдий Секунд были одновременно августалами в Саварии и в Аугусте Треверов⁸; Гай Тиций Агафоп был во II в. августалом в Сискии и в Сармизегетузе, в Дакии⁹. Только одного из известных в этих городах севиров и августалов, Квинта Муллия Марцелла, севира в Саварии, можно считать свободнорожденным италиком (CIL, III, 4194). Материальное благополучие и общественное положение этих августалов и севиров основывалось на их торговле с Италией¹⁰.

В городах на лимесе корпорации севиров и августалов появляются после того, как эти города получили при Адриане статус муниципиев. К этому времени развилось местное ремесленное производство и торговля. Экономические связи с Италией ослабевают и, напротив, возрастают связи с германскими и галльскими провинциями, с восточными провинциями и с соседними провинциями на Дунае. В городах Паннонии появляются отпущенники местных уроженцев и восточного происхождения. Большинство свидетельств о севирах и августалах из городов на границе происходит от времени после Маркоманнских войн, когда в этнической и социальной структуре городов произошли большие перемены. Переселенцы с Востока преобладают среди августалов в городах на лимесе и заметны в западных и южных городах провинции. Их характерные cognomina — Эвтих, Гелиодор, Аникет, Гермес, Каллиморф, Платан, Фплоквирин, Коринф, Антиохиан, Нарцисс — указывают на несомненное происхождение из отпущенников¹¹. Среди августалов и севиров были, однако, и уроженцы западных провинций (CIL, Ill, 3335) и самой Паннонии (CIL, III, 4323). Уроженцем Паннонии и, возможно, кельтом мы можем считать Квинта Ульпия Феликса, августала в Бригеционе в 217 г.¹² От него дошло несколько надписей, сообщающих о построенных на его средства зданиях. В одной из них указывается, что этот августал отремонтировал на свои средства храм Аполлона Грана с колоннами и портиками; в этой надписи оп назван как cultor loci, т. е. помимо должности августала исполнял какую-то другую культовую должность, вероятно, связанную с почитанием священной рощи или места. Из другой надписи становится известным, что он построил в Бригеционе портик от вторых ворот до фонтана «Здоровья» и распорядился подарить его коллегии центонариев для устройства пиров. Он построил на свои средства в 220 г. также само здание для собраний коллегии пожарных, префектом и «отцом» которой он был¹³.

Августалами могли быть и рабы: в колонии Карнунте — августал Эвдем и в муниципии Бригеционе августал Кузус, сын Каллистиона, как считает Г. Альфельди, раб¹⁴, хотя это мог быть и грек с перегринским правом: при его имени стоит патронимикон, отсутствующий обычно при именах рабов. Этот Кузус был женат на римской гражданке Аврелии Клавдилле (CIL, III, 4330).

В городах Паннонии августалы и севиры осуществляли на свои средства большие строительные работы и производили дарения. Уже упоминавшиеся Клавдии — Лукан и Секунд, августалы в Саварии, подарили изображение Гения-покровителя колонии вместе с храмом (CIL, III, 4153). Луций Апулей Брасида, августал в Карнунте, построил на свои деньги места для августалов в амфитеатре Карнунта. Будучи августалом в Пизавре, он был удостоен здесь инсигний декуриона, за что роздал каждому из граждан по 50 сестерциев, хлеб и вино (A. Dobo, 461). В Аквинке члены коллегии августалов построили на свои средства храм для отправления императорского кулыа при префекте коллегии Гае Юлии Кресценте (CIL, III, 3487), посвятив его божественной сущности августа и гению императора Антонина Пия. Гай Корнелий Коринф, августал в Аквинке, за почесть августала «дважды наилучшим образом отремонтировал храм для отправления императорского культа» (CIL, III, 3579); Секст Вибий Гермес, августал в Петовионе, принес в III в. в дар храму Митры серебряное изображение бога¹⁵, Луций Септимий Валерий и Луций Септимий Валериап, севиры, отец и сын, на свои средства отремонтировали храм Митры в Карнунте, посвятив его «здоровью наших августов» (Септимия Севера и Каракаллы)¹⁶.

Августалы стремились и к общественной деятельности, и мы находим их префектами и патронами ремесленных коллегий. Уже упоминавшийся Квинт Ульпий Феликс был префектом и «отцом» коллегии центонариев в Бригеционе; августал Руф (от его имени сохранилось только cognomen) был в этом городе патроном коллегии мастеровых¹⁷; Марк Муций Фронгин и Луций Валерий Кирилл, августалы в Карнунте, были кураторами терм (CIL, III, 4447).

Общественная и религиозная деятельное августалов и их состояния открывали сыновьям богатых отпущенников доступ в сословие декурионов (CIL, III, 3456, 3498, 15186). Включение сыновей отпущенников в курию пополняло ее состоятельными гражданами, которые могли взять на себя несение обременительных городских магистратур и иных обязанностей, связанных с материальными затратами в пользу городов. Одновременно это способствовало самоутверждению отпущенников и их социальному возвышению, возможности для чего в провинциальных городах были гораздо большими, чем в городах Италии. В переселении отпущенников из Италии в провинции огромное значение наряду с экономическими причинами имел морально-политический фактор. В провинциях среди подавляющего большинства перегринского населения отпущенники должны были чувствовать себя настоящими римлянами. Их основным занятием была торговая и ремесленная деятельность. Но тот факт, что сыновья и внуки августалов становились декурионами, указывает на то, что отпущенники приобретали в провинции земли.

Свидетельства об августалах конца II — первой половины III в. показывают, что это была своего рода корпорация членов одних и тех же богатых семей отпущенников или отпущеннического происхождения, как Тиции из Италии, обосновавшиеся в провинции уже в I в. Гай Тиций Агафоп был августалом в Сискии во II в. и Гай Тиций Платан — в Аквинке. Некие Тиции в Сискии построили нэ свои средства рынок и портик¹⁸. Луций Тиций Прокул посвятил в 124 г. статую Адриану (CIL, III, 3968а = ITS, 559). В III в. Марк Тиций Гелиодор был августалом в Карнунте (CIL, III, 11139) и Тиций Домнпн — августалом в Бригеционе (CIL, III, 11045). Если Гелиодор был уроженцем Сирии и прибыл в провинцию после Маркоманнских войн, то Тиций Домнин был скорее всего потомком италийских Тициев: его сыновья — Урсиииан и Пассер, торговец, убитый варварами,— носили кельтские и иллирийские cognomina¹⁹. Другими подобными семьями были Антонии и Вибии. Антоний Филоквирий был августалом в колонии Аквинке (CIL, III, 3402); Тит Антоний Фортупат — августалом в Бригеционе²⁰.

Известен Секст Вибий Гермес, августал в Петовионе (HS, 312). Эти семьи находились в семейных связях, за которыми, вероятно, стояли деловые отношения. Антоний Филоквирий был женат на некой Вибии Серапии (CIL, III, 3402). Вибий Кресцент (отпущенник, судя по его cognomen) был жрецом культа Юпитера Гелиополитана в Карнунте. Вместе со своим коллегой Гереннием Нигринианом и уже называвшимся августалом Марком Тицием Гелиодором он посвятил алтарь Юпитеру Гелиополитану и Венере Побеждающей (CIL, III, 11139). Некий Вибий Луций был декурионом в collegium victorianorum в Аквинке. Двойное nomen Гая Тиция Антония Пекулиариса, которого мы уже упоминали, свидетельствует, вероятно, о родственных связях Тициев и Антониев. Мы уже знаем, что он был декурионом в Аквинке и в Сингидуне в Мезпи, жрецом алтаря Августа в Нижней Паннонии и построил на свои деньги нимфей для украшения форума (CIL, III, 10495, 10496).

Ко времени Августа восходит образование и другой коллегии, связанной с установлением императорской власти — collegium iuvenum (iuventutis). Согласно наиболее принятому мнению это была полувоенная, полурелигиозная организация, созданная Августом из молодежи знатных римских родов с намерением воспитать в соответствующем направлении молодое поколение. Юноши, члены этой коллегии, учились верховой езде и обращению с оружием, травле зверей и фехтованию²¹. Свое искусство они показывали перед старшими на триумфальной площади или в амфитеатре. Коллегия была и погребальной и заботилась о погребении своих умерших сочленов. Жреческие обязанности в ней выполняли sacerdotes и flamines; коллегия имела и свое имущество²². В ней существовало почетное членство. В дунайских областях эта коллегия объединяла молодежь не только свободнорожденную, но и отпущеннического происхождения²³.

В Паннонии коллегия юношей известна в Петовионе, Карнунте и Бригеционе. В Петовионе квесторы коллегии — Геллий Марцеллин, Публий Антоний Терций и Элий Валерий — поставили алтарь за здоровье всей коллегии, ее префектов — Ульпия Марцеллина и Элия Марцеллина и «отцов» коллегии — Максима и Урса (CIL, III, 4045 = HS, 341). Из Петовиона происходит также посвящение Диане и Нимфам, поставленное коллегией по обету (HS, 460). В Карнунте коллегия юношей имела своим покровителем Юпитера Долихепа, божество восточного происхождения, почитавшееся преимущественно военными. Эта коллегия построила на свои средства стену и ворота (очевидно, храма Юпитера Долихена) и посвятила это сооружение на благо императора Адриана (CIL, III, 11135). В Бригеционе коллегия юношества упомянута в дарственной надписи. Элий Мартин, магистр коллегии, подарил коллегии патую Геракла за то, что удостоился почести магистра (CIL, III, 4272). У руководства коллегии и, очевидно, среди ее членов находились местные уроженцы — римские граждане с именами Ульпиеи и Элиев.

В Паннонии существовала также Великая коллегия императорских Ларов и изображений. Древний италийский культ Ларов перекрестков был объединен с культом императорских Ларов. Члены этой коллегии заботились о почитании императорских Ларов и сохранении в надлежащем порядке изображений императора и членов его семьи. Эта коллегия упомянута в надписи из Петовиона. Гай Валерий Теттий Фуск, декурион, квестор, эдил, префект коллегии ремесленников, дуумвир с судейской властью, авгур, построил на свои средства отдельные места для погребения членов коллегии за предоставленную ему должность трибуна (CIL, III, 4038), которая указывает на полувоенный характер организации этой коллегии.

Эти коллегии, учрежденные уже Августом, свидетельствуют, что все обязанности, связанные с императорским культом, и сама деятельность августалов находились в прямом ведении муниципальных властей. Восхваление правящей династии, отправление определенных культовых обязанностей, вытекавших из обожествления здравствующего и умершего императора, празднование памятных дат составляли главное содержание деятельности этих коллегий. Городские власти старались держать в поле зрения и молодежь. С согласия господина членами коллегий могли быть и рабы. Должности севиров и августалов могли нести не только граждане городов, но и поселенцы. Мы уже видели, что севиры и августалы первых паннонских колоний исполняли свои обязанности и в других городах.

Очевидно, коллегии, связанные с почитанием императора, возникали и по инициативе отдельных граждан. В Паннонии в III в. существовала collegium victorianorum, насколько нам известно, не упоминаемая в надписях Италии. Эта коллегия существовала и в Дакии. Ее члены были обязаны почитать богиню Победы и торжественно прославлять военные победы императоров. По-видимому, от них требовалось и выражение уверенности в этих победах. В надписи из Дакии сообщается, что некий Марк Кокцей Луций, получивший римское гражданство от Нервы, подарил коллегии лапидарий и посвятил его Victoriae Augustae et genio collegii eius (CIL, III, 1365). Collegium victorianorum известна в Аквинке. Коллегиаты назывались vicloriani. Очевидно, существовала регистрация членов коллегии — коллегия подразделялась на декурии (в надписи названо шесть декурий). Она имела свое знамя и отдельное место для собраний и трапез. Упоминающая коллегию надпись начинается с посвящения постройки трапезной за здоровье и благополучие императора Александра Севера. Это здание коллегия построила на сборы своих членов, в особенности Гая Юлия Паката, магистра коллегии. Кураторами строительства были Луций Домиций Домициан, декурион четвертой декурии и в четвертый раз магистр коллегии; Тиберий Азинний Фелициан, декурион второй декурии и магистр; Аврелий Нигрин, декурион пятой декурии; Тит Септимий Инген, декурион шестой декурии, и декурион Вибий Луций; куратором кассы коллегии был Гай Юлий Пакат; патроном — Гней М. Масвет. Надпись поставлена в 223 г.²⁴ Состав коллегия остается неизвестным. Судя по cognomina некоторых декурионов — Фелициан, Инген, среди ее членов Оыли и отпущенники.

Относительно деятельности коллегии почитателей императорских побед можно думать, что на Дунае она не ограничивалась формальным выражением верноподданнических чувств провинциалов, но носила широкий общественный характер, так как для дунайских провинций победы, одерживаемые над соседними племенами, были действительно большими и значительными событиями. Их спокойствие зависело от силы римского оружия и политики императора. В пограничных провинциях с императором мог ассоциироваться мир и благоденствие. Благополучие города, действительно, нередко оказывалось связанным с победами императора. Частные лица и городские магистраты ставят алтари за здоровье, победу и благополучное возвращение императоров из военных походов. В 164 г. в Аквинке некто Тит Элий Цельз, его сын и жена поставили алтарь Юпитеру pro sainte et reditu et Victoria imperatorum duorum — Марка Аврелия и его соправителя Луция Вера (CIL, III, 3432). Во время Маркоманнских войн декурионы Аквинка Тит Элий Валентпп и Публий Элий Дубитат ставят алтарь за благополучие Марка Аврелия и общины эрависков²⁵. В 172 г. дуумвиры Аквинка Тит Флавий Макр и Публий Элий Яну арий посвящают алтарь за благополучие Марка Аврелия, Коммода et ordinis Aquinci (CIL, III, 3347). Декурионы колонии Бассианы, Аврелии — Бит и Сур, посвящают алтарь Юпитеру pro salute et reditu Каракаллы Юлии Домны (из Парфянского похода) (CIL, III, 10197). Pro salute et victoria dominorum nostrorum et senatus et populi Romani восстановил храм в Бригеционе некий бенефициарий (его имя не сохранилось)²⁶. Алтари за здоровье и победы Северов особенно многочисленны. Большинство их было поставлено военными лицами, но также и городами (CIL, III, 3387, 3421, 10263, 13404; 3998 = IIS, 583). Городская община Аквинка ставит алтари за здоровье Септимия Севера и Каракаллы (CIL, III, 3518, 3519). В правлении Филиппа Араба, когда дунайские провинции испытали первое вторжение готов, декурион Аквинка Марк Аврелий (его cognomen не сохранилось) и авгур Тит Флавий Тициан посвящают алтарь Юпитеру Тевтану pro salute adque incolumitate imperatoris totiusque domus divinae eius et civitatis Eraviscorum (CIL, III, 10418). Из Аквинка известен алтарь III в., поставленный отпущенником Гермией Либеру и Л ибере pro salute augusti et securitalis imperii (CIL, III, 10433). Алтарь II в. из Бригециона был поставлен Юпитеру и Юноне pro salute imperii (CIL, III, 11994).

Императорские победы популяризировались всеми доступными средствами. Так, керамические мастерские Паката в Аквинке, деятельность которых приходится на 60-е годы II в., выпускали терракотовые рельефные формы для выпечки хлеба, предназначавшегося для жертвоприношений и праздничных раздач народу. Сохранилось несколько типов таких моделей, в том числе с изображением Марка Аврелия как триумфатора. На терракотовом диске диаметром немногим более 20 см изображен император на колеснице, въезжающей в триумфальную арку; его копье занесено над поверженным варваром; Победа увенчивает императора венком; внизу и наверху — вражеское оружие. Сохранившаяся частично другая форма представляет Марка Аврелия на коне. Такие сюжеты встречаются на монетах. Перенесение их на изделия пекарей преследовало определенную идеологическую цель. Такие хлебы выдавались по случаю праздников и в зрительных залах, как считает Я. Силади, когда нужно было пресечь слухи, что на границы провинции напали германцы или сарматы²⁷.

С почитанием императора были связаны и погребальные коллегии, которые принимали свои названия из широкой сферы императорского культа. Эти коллегии были образованы по типу коллегий «маленьких людей» и представляли одновременно вспомоществовательные объединения. Наименование членов таких коллегий cultores, как отмечал Моммзен, указывало на то, что эти объединения были обязаны почитать определенное божество, которое они избирали себе в качестве защитника и покровителя, но культ которого не был конечной целью их объединения²⁸. В Аквинке известна одна из таких коллегий — collegium cultorum salutis augustae, упомянутая в эпитафиях II в. Луций Вепинтания, гражданин муниципия Аквинка, секретарь городской курии, кельт но происхождению, был членом этой коллегии. Надгробие ему поставила коллегия, но какую-то сумму добавили его соотечественники — cives Agrippinenses trausalpini²⁹. Второе свидетельство об этой коллегии происходит из Интерцизы. Эта надпись представляет надгробие ветерана II легиона Марка Герешшя Пудента, поставленное коллегией. Вступив в коллегию в Аквинке, где стоял легион, в котором он служил, Геренний Пудент поселился после отставки в канабе Интерцизы, где умер и куда, согласно уставу коллегии, было доставлено его надгробие (Intercisa, I, 25). Будучи погребальной, эта коллегия в своей деятельности была обязана также отправлять некоторые церемонии, вытекавшие из акта обожествления императора. Коллегиаты избрали в качестве предмета своей заботы и почитания здоровье и благополучие императора.

Из всех этих свидетельств становится очевидным, что в Панонни прославление императора выражалось в самых различных формах. Объяснение этому лежит, очевидно, не только в том, что это была пограничная область Империи, где находилось большое количество войск и императорских служащих, но и в том, что в провинции постоянно возникали слои населения, обязанные своим возвышением римской власти.

Если мы обратимся к сведениям о других коллегиях с общественным и культовым содержанием их деятельности, то мы увидим, что и муниципальные, и жреческие должности нередко занимали представители одних и тех же богатых семейств, продвигавшиеся от одной магистратуры к другой, более высокой. В надписях нередко упоминаются лица omnibus honoribus functi, определявшие направление общественной жизни города. К числу таких лиц принадлежали городские магистраты и верховные жрецы провинции с именами Валериев. Г. Альфельди, собравший надписи о Валериях, отмечал, что это была семья италийского происхождения, занявшая в І—II вв. в Петовионе высокое общественное положение³⁰. Экономическое благосостояние Валериев основывалось на торговле и землевладении. Марк Валерий Максимиан младший, как отметил Г. Альфельди, первый сенатор паннонского происхождения во II в., к которому мы еще вернемся, был сыном Марка Валерия Максимиана старшего, квинквеннала в Петовионе и верховного жреца в Верхней Паннонии. Валерии Максимиан младший был в 20 лет всадником и стал понтификом колонии Петовиона (CIL, III, 4600 = A. Dobô, 465). Его блестящая военная карьера проходила в правление Марка Аврелия и в начальные годы правления Коммода; он был введен в сенат Марком Аврелием и происходил в третьем или четвертом поколении из семьи Марка Валерия Вера, декуриона колонии Петовиона в правление Траяна (GIL, III, 4069 = HS, 389, 288)³¹. Гай Валерий Скрибониан, сын Марка, прошедший все городские магистратуры в Петовионе и занимавший высшую жреческую должность в колонии, римский всадник, был декурионом в первой половине II в. В III в. семья Валериев пришла в упадок и породнилась с Теттиями и Тибериниями³². Мы уже называли Гая Валерия Теттия Фуска, декуриона колонии, префекта ремесленной коллегии, трибуна Великой коллегии императорских Ларов и изображений (CIL, III, 4038 = HS, 287). Известен также Публий Валерий Тибериний Марциап в Петовионе (CIL, III, 4030) и Гай Тибериний Фавентин, декурион Петовиона и префект ремесленной коллегии в Петовионе³³.

Валерии известны в качестве городских магистратов и влиятельных лиц в общественной и муниципальной жизни Саварии и Сискии. Луций Валерий Цензорин, ветеран I легиона, которого мы уже называли, был декурионом в Саварии в начале II в.³⁴ В надписях конца II — первой половины III в. из Саварии известен Луций Валерий Вер, декурион и верховный жрец Верхней Паннонии. Вместе с римским всадником Титом Кнорием Сабинианом он восстановил на свои средства сгоревшую крипту Митры³⁵. Этот же Луций Валерий Вер, римский всадник, был декуриопом и в Петовионе и префектом ремесленной коллегии (HS, 288). Валерий Урс был жрецом культа Немезиды и исполнял в Саварии все городские магистратуры³⁶. Луций Валерий Валериан, верховный жрец в Верхней Паннонии, был также фламином культа божественного Клавдия; он был и декурионом в Сискии³⁷.

Сходного характера и данные о других семьях. Гай Д[...] Викторин, декурион Сискии, римский всадник, был верховным жрецом в Нижней Паннонии; его сын стал также декурионом и римским всадником; они поставили алтарь Юпитеру Нундинарию за здоровье императора Гордиана III³⁸. Уже называвшиеся Марк Аврелий Эпиктетиан, декуриоп в колонии Аквинке, и Гай Тиций Антоний Пекулиарис, декурион в Аквинке и в Сингидуне, были верховными жрецами в Нижней Паннонии. Тит Элий Верин прошел все городские магистратуры в Аквинке и стал верховным жрецом богини Ромы (CIL, III, 3368).

В руках декурионов находилось почетное и действительное руководство ремесленными коллегиями, так что и деятельность профессиональных коллегий оказывалась под контролем городских властей. Одновременно это свидетельствует о влиятельности муниципальной аристократии в городской жизни во II—III вв. и прочности ее экономического положения, основывавшегося прежде всего на земле.

Наибольшее число свидетельств о таких коллегиях происходит из Аквинка. Самой многочисленной в Аквинке была коллегия fabrum et centonariorum. Как известно, под fabri понимались ремесленники различпых специальностей: кузнецы, строительные рабочие, плотники, столяры, ювелиры и др. Centonarii объединяли сукновалов и торговцев одеждой, ткачей и портных. Но так как для тушения пожаров применялись толстые суконные одеяла cento, пропитанные уксусом, под centonarii понимались и пожарные. Эта коллегия имела полувоенный характер и на нее возлагались некоторые полицейские обязанности. Коллегия имела свое знамя, знаменосцев и инструкторов, проводивших обучение ее членов. Инструктор коллегии Публий Элий Респектиан был отпущенником ветерана³⁹. В Аквинке коллегия имела шесть подразделений. Один из шести знаменосцев коллегии, Элий Анниан, поставил алтарь за свое благополучие и благополучие коллегии пожарных⁴⁰. Относительно этой коллегии для III в. известно, что она ходила на парад под своими знаменами. Вел коллегию Клавдий Помпей Фауст, префект и патрон коллегии, декурион колонии Аквинка⁴¹. В 228 г. Гай Юлий Виаторин, декурион колонии Аквинка, подарил коллегии пожарных орган за должность префекта в этой коллегии. Гай Юлий Север за должность магистра в коллегии fabrum построил в 201 г. на свои деньги фонтан, вода которого текла из уст Силена (CIL, III, 3580). Коллегия плотников известна в Петовионе (HS, 364); коллегия судовладельцев — в Эмоне (CIL, III, 10738, 10858) и в Аквинке (CIL, III, 10430). В Бригеционе была коллегия мастеровых. Эта коллегия была одновременно погребальной; она поставила посвящение Сильвану Deo Silvano Sancto, датируемое концом II — началом III в.⁴² В списке коллегии названы 18 ее членов, патрон, магистр, квесторы, кассир и декурион, стоявший во главе одной из декурий. Большинство коллегиатов носят имена Элиев, Аврелиев и Септимиев, cognomina которых — Секундин, Секундиан, Фирм, Феликс, Виталис — были широко распространены среди местного населения Паннонии. Патроном коллегии был августал. Упоминаемая в надписи culina collegii свидетельствует, что речь идет о каком-то пиршестве коллегиатов, по случаю которого и было сделано посвящение «святому богу Сильвану». Коллегия центонариев известна в Сискии (CIL, III, 10836 = HS, 528). Гай Ингенуй Руфиниан, декурион Сискии при Северах, был префектом коллегии центонариев⁴³. Уже называвшийся Гай Валерий Теттий Фуск, декурион и префект Великой коллегии императорских Ларов и изображений, был префектом коллегии fabrum в Петовионе⁴⁴. Гай Тибериний Фавептин, декурион Петовиопа, был также префектом коллегии fabrum⁴⁵. Декурион Сирмия Тит Флавий Север Гоген был префектом этой же коллегии⁴⁶. Гай Бассидий Секунд, исполнявший в Эмоне все городские магистратуры, был патроном коллегии деревообделочников и префектом и патроном коллегии центонариев (CIL, III, 10738 = HS, 127). Гай Марций Марциан, декурион Виндобоны, был префектом коллегии fabrum⁴⁷. Гай Юлий Максим был декурионом Саварии и префектом коллегии fabrum et centonariorum; он поставил алтарь Меркурию и Домашнему Сильвану за свое здоровье и здоровье близких⁴⁸.

Городские магистраты и богатые граждане сооружали на свои средства общественные постройки и занимались благотворительной деятельностью. Подобные свидетельства происходят преимущественно из городов на лимесе от времени после Маркоманнских войн. Надписи сообщают о восстановительных работах, проводившихся в городах частными лицами после опустошительных событий этих войн. Они указывают одновременно на наличие в руках отдельных граждан больших состояний и очевидное обеднение городской казны и плебейских слоев населения. Некие Лампонии — Север и Кандидиан — построили в Карнунте в 209 г. храм Юпитера Долихена⁴⁹. Тит Флавий Виатор построил в Карнунте хранилище (conditorium) (CIL, III, 14080). Дуумвиры и квинквеналы Аквинка Аврелии — Флор и Меркатор — восстановили в 214 г. храм Немезиды (CIL, III, 10439). Севиры Карнунта Септимии — Валерий и Валериан — отремонтировали храм Митры (CIL, III, 4539). Тит Флавий Проб, декурион Карнунта, за почесть авгура для своего сына декуриона и римского всадника подарил в 178 г. алтарь Фортуны⁵⁰. Декурион Карнунта Гай Домиций Смарагд, о котором уже упоминалось, выстроил на свои деньги каменный амфитеатр в канабе. Тиберий Юлий Квинтилиан, декурион Скарбанции, во время исполнения должности авгура привел в прежний вид какой-то храм, посвятив это Сильвану Аугусту⁵¹. Гай Эмилий Гомуллин, декурион Мурсы, за почесть фламината построил 50 лавок с двойными портиками для торговли⁵². Магистры и писцы коллегии «Гения провинции Верхней Паннонии» принесли в дар коллегии в 228 г. изображение Победы⁵³.

Некоторое участие в общественной и религиозной жизни городов и в городском самоуправлении принимали и паннонцы, которых мы видели с именами Флавиев, Ульпиев, Элиев, Аврелиев и Септимиев. Мы не можем поэтому полностью согласиться с замечанием А. Мочи, который считал, что из общественной жизни городов местные уроженцы были отстранены выходцами с Востока⁵⁴.
Город сохраняет свое значение в III в. и как центр культурной и религиозной жизни. Из городов происходит подавляющее большинство свидетельств о римских культах и религиозных верованиях. Огромное большинство, если не половину, таких свидетельств составляют алтари и посвящения Юпитеру, верховному божеству римского государства. Значение религии как одного из важнейших идеологических факторов в укреплении опоры императорской власти общеизвестно. Приверженность к старым традиционным богам, хранителям римского государства, и к восточным солярным культам II—III вв., дававшим новое обоснование божественности императорской власти, несомненно были свидетельством известного единства гражданской общины и благонамеренности отдельного гражданина. Так, в период гонения на христиан при Диоклетиане жрецы провинции Нижней Паннонии исполнили обет Юпитеру Долихену в свидетельство своей лояльности императору и непричастности к христианству (CIL, III, 3343)⁵⁵. Однако было бы односторонним рассматривать религиозную жизнь города только как отражение определенной моральной и политической обстановки в Империи. Религия была одновременно и выражением внутренней, духовной жизни гражданина, посредством которой осуществлялась его связь со всей гражданской общиной, членом которой он себя осознавал.

Из паннонских городов происходит множество посвящений Юпитеру от гражданских лиц с императорскими именами. Cognomina этих лиц, характерные для местного населения Паннонии — Кварт, Эмернт, Авпт, Местрин, Север, Целерин, Виндициан, Нигрин, Децим, Вегабий, Валент, Максим, Фортис⁵⁶,— свидетельствуют о широком распространении культа Юпитера в среде романизированного населения провинции. Во многих случаях посвящения Юпитеру были поставлены паннонцами перегринского статуса с такими именами, как Катул и Катулин, Бассиан, Фирмин, Сатурнина, Суриан, Сильваи⁵⁷. Некторые из посвящений принадлежат, очевидно, рабам (CIL, III, 3450, 10202, 10763, 11128).

Нашли широкое признание и такие римские боги, которые оказались созвучными прежним представлениям кельтских и иллирийских племен⁵⁸. Наибольшее число приверженцев имел Сильван. Древнеиталийский бог лесов, покровитель охоты и хранитель домашнего очага, научивший людей возделывать землю и ставший стражем межи, в надписях из Паннонии выступает как Лесной Сильван и особенно часто как Домашний Сильван. Он именуется Deus (CIL, III, 4163, 10453, 15192 3), Deus Sanctus Silvanus Domesticus (CIL, III, 4433); Silvanus Augustus⁵⁹. Его спутницы Сильваны, к которым обращаются преимущественно женщины, также называются Augustae (CIL, III, 3393; HS, 467, 468). В отличие от Италии, где посвящения Сильвану исходили преимущественно от низших слоев населения — отпущенников и рабов⁶⁰, в дунайских провинциях алтари Сильвану поставлены свободнорожденными, часто людьми высокого общественного и служебного положения
(CIL, 3492, 10204).

Распространение культа Домашнего Сильвана, хранителя дома и усадьбы, было связано с развитием индивидуального землевладения⁶¹. С территории Карнунта происходит множество безымянных алтарей, поставленных Домашнему Сильвану, которые, вероятно, стояли на полях или в самих домах⁶². Алтари Домашнему Сильвану известны из Аквинка (CIL, III, 3491), Бригециона (CIL, III, 10999), Саварии (CIL, III, 4164—4166), Скарбанции (CIL, III, 13428), Петовиона (CIL, III, 14358 4d) и во множестве из Сискии⁶³. В долине р. Колапис у современного Горицко (в Югославии), где было найдено семь алтарей Сильвану, существовало святилище Сильвана (возможно, эти алтари были спрятаны приверженцами языческих культов уже в христианское время)⁶⁴. Святилище Сильвана было и в Петовионе (HS, 337). Подавляющее большинство посвящений Сильвану происходит из городов на лимесе и принадлежит времени после Маркоманнских войн⁶⁵. Посвящения Домашнему Сильвану известны от ветеранов (CIL, III, 3393, 4441, 11002).

Характер изображений Сильвана из Паннонии указывает на то, что здесь Сильван стал признанным земледельческим божеством. Из Аквинка известно несколько вотивных изображений Сильвана и его небольшая статуя (59 см высоты). На статуе Сильван представлен бородатым, в крестьянской одежде — в тунике, подпоясапной на бедрах, с длинными рукавами. В правой руке он держит кривой садовый нож, в левой — цветущее растение. Голова его непокрыта, волосы падают на плечи. На рельефных вотивах Сильван изображен в таком же платье с капюшоном на голове, у его ног собака; в правой руке он держит мотыгу (или серп), в левой руке — палку⁶⁶.

Широкое распространение в Паннонии почитания Сильвана свидетельствует о существовании в селах и сельских местностях крестьян, достаточно романизированных, чтобы ставить алтари этому римскому божеству, испытавшему влияние местных верований кельто-иллирийских племен. Мы уже упоминали о том, что на крупных римских виллах Паннонии было налажено производство свинцовых вотивов Сильвана и Сильван, Фортуны и Изиды, рассчитанное, очевидно, на спрос этих вотивов среди сельского населения провинции.

В распространении культа Сильвана в Паннонии, большинство памятников которого принадлежит концу II — первой половине III в., нашло, очевидно, отражение и то значение, которое начинало приобретать местное сельское население городских территорий как в жизни городов, так особенно в римских войсках. После эдикта Каракаллы, когда extra et intra muros все были римскими гражданами, городские общины, несомненно, должны были пополняться за счет этих новых граждан. Свидетельства надписей о них далеко не достаточны, что объясняется общим состоянием данных и их ограниченностью, начиная со второй половины III в.

Все возрастающее значение сельского населения в жизни провинции и всей Империи не могло не оказывать определенного влияния на характер религиозной жизни городов. Это становится особенно очевидным начиная с правления Северов. Этот процесс был замечен в свое время А. Домашевским, который писал, что с Септимия Севера начинается ренационализация Империи и в соединении с Юпитером выступает почитание местных божеств⁶⁷. Наряду с почитанием римских богов, пользовавшихся покровительством и поддержкой императоров, на чем мы остановимся несколько ниже, получает распространение почитание гениев и безымянных богов — dii minores, dii conservatrices, dii reduces patrii, dii ceteres. Эти dii minores — боги сельского населения, которое оказалось преобладающим в легионах и во множестве — в городах. К ним взывают о защите и отдельного человека, и больших коллективов людей — всей провинции, города, отдельного места, легиона, центурии. Большинство соответствующих посвящений поставлено военными⁶⁸. В то время как вера в главные божества прежних кельто-иллирийских племен могла быть к III в. уже утеряна и сами их названия могли быть забыты, менее значительные безымянные боги, хранители родных сел легионеров и новых римских граждан, покровители рощ и полей, представлялись им в условиях войн второй половины II в. и общего внешнеполитического кризиса Империи в III в. близкими заступниками и защитниками.

К богам кельтских и иллирийских племен Паннонии обращаются и высшие римские офицеры, и даже императоры, о чем писал уже Г. Альфельди⁶⁹. Септимий Север запросил об исходе своей борьбы с Клодием Альбином паннонских авгуров, которые предсказали ему победу (SHA, vita Sev., 10, 7; Clod. Alb., 9, 2). Этими авгурами были жрецы кельтских богов племени эрависков. К богиням-матерям паннонских и далматских племен воззвал накануне сражения войск Септимия Севера с Клодием Альбином в Галлии военный трибун легиона I Minervia Тиберий Клавдий Помпейян, сын известного Тиберия Клавдия Помпейяна, зятя Марка Аврелия. Этот высший офицер римской армии исполнил по обету посвящение Aufanis Matronis et Matribus Pannoniorum et Delmatarum (CIL, XIII, 1766 = Dessau, 4794; A. Dobô, 473). Сфера действия племенных богинь-матерей паннонцев выступает в этом посвящении значительной и влиятельной, если накануне решающей битвы дунайского войска с легионами Галлии и Британии к ним обратился высший римский офицер. Aufaniae Matronae были богинями-защитницами легиона I Minervia.

Из некоторых данных известно о почитании во II—III вв. и других племенных богов Паннонии. Седат, главное божество бревков, именуется в надписях как Sedatus Augustus. Некий Публий Паконий посвящает Седату храм и алтарь в Невиодуне (CIL, III, 3922) ; Публий Элий Кресцент, магистр коллегии центонариев в Аквинке, ставит посвящение Седату в 210 г. (CIL, III, 10335). Посвящение Седату известно от первой когорты бревков, стоявшей в Реции⁷⁰. В данных, относящихся к рабам из Паннонии, мы уже встречали немногие свидетельства о почитании иллирийских божеств Видаза и Таны.

По-видимому, к этому же кругу верований должен быть отнесен и культ Дунайского всадника, который получил широкое признание в Паннонии, Дакии и в Верхней Мезии. Относительно происхождения этого культа и его сущности существует несколько мнений, которых мы не будем касаться, так как это было уже сделано E. М. Штаерман⁷¹. В основе этого культа лежали древние представления кельто-иллирийского населения дунайских провинций, которые усложнились в римский период и оказались созвучными религиозным настроениям и социальной психологии дунайского войска во II—III вв. Это было синкретическое божество, изображавшееся в виде всадника вместе с какой-то богиней, часто со змеей, отливавшееся на свинцовых пластинках в виде амулетов; все амулеты анэпиграфны. Поскольку свинцу в древности приписывались магические свойства, таблички Дунайского всадника должны были охранять от зол и несчастий. Заслуживает внимания то обстоятельство, что памятники Дунайского всадника появляются с середины II в., т. е. именно с того времени, когда вначале с территорий колоний, а затем и из сельских поселений начинается комплектование легионов. Популярность этого божества в дунайских легионах указывает на его местное и, может быть, даже панлонское происхождение. Как уже упоминалось, в мастерской виллы в Тац-Февеньпусте отливались свинцовые вотивы-амулеты Дунайского всадника. Рурализация Империи в III—IV вв., о которой неоднократно пишут в литературе, находит, таким образом, свое отражение и в религии, когда рядом с пантеоном традиционных римских богов появляются боги не городских коллективов, покровители племенных и сельских общин и сел.

Религиозная жизнь римского города в III в. представляется 1 е только многообразной, но даже в некоторых моментах противоречивой. С одной стороны, возрождение местных верований, которые были связаны преимущественно с сельскими слоями населения, указывает как бы на желание отрешиться от поддерживаемых императорским правительством богов. С другой стороны, не только общественно-политическая, но и религиозная жизнь оказывается под контролем императорской власти, что отчетливо проступает в религиозной политике Северов. В правление Северов особое признание получает культ Геракла и Либера, которые были объявлены Септимием Севером божественными покровителями династии. Уже в правление Коммода Геракл был связан с гением Рима и императора⁷². Во время столетних игр, данных Севером в 204 г. в Риме, впервые в традиционный carmen были включены имена Вакха-Либера и Геракла. В Риме были построены специальные храмы этих богов и отбит выпуск монет с их изображениями⁷³. Из Паннонии посвящения Гераклу в III в. известны не только от легионеров и ветеранов, но и от гражданских лиц⁷⁴. Посвящения Гераклу поставлены лицами с именами Элиев (CIL, Ill, 4007, 15140), Ульпиев (CIL, III, 3304, 10938) и Аврелиев (CIL, III, 15150) и лицами, носившими одно имя (CIL, III, 3651г 14355 18). Обращение к Herculi Augusto, встречаемое главным образом в посвящениях легионеров и наместников провинций, указывает на то, что Геракл при Северах стал одним из главных богов, в культе которого Северы искали программу и морально-политическую опору своего правления. Подвиги Геракла оказывались созвучными доблести и храбрости иллирийского войска, которое провозгласило Септимия Севера римским императором. На Дунае появился Иллирийский Геракл, почитаемый легионами Паннонии. Трибун II легиона Гаи Оппий Ингенуй поставил в правление Александра Севера посвящение Herculi Illyrico⁷⁵. Гай Юлий Канин, префект того же легиона, посвятил в 233 г. алтарь Гераклу Аугусту за здоровье и возвращение Александра Севера и Юлии Маммеи (CIL, III, 3427). Вместе с Юпитером Геракл был покровителем Диоклетиана и его соправителей (CIL, III, 3231, 4413). Аврелий Фирмпн, префект II легиона посвятил алтарь Гераклу августов — Диоклетиана и Максимиана (CIL, III, 10406). В правление Диоклетиана поддержкой правительства пользовался и Митра, который был наиболее стойким соперником христианства и имел своих приверженцев еще в IV в. В 307 г. Диоклетиан и Галерий восстановили храм Митры в Карнунте (CIL, III, 4413).

В городах Паннонии Митра нашел широкий социальный круг почитателей: легионеры, ветераны, городские магистраты, севиры и августалы, романизированные паннонцы, отпущенники и рабы. В Аквинке существовало по крайней мере пять митреумов; два митреума было в канабе⁷⁶. К Митре обращались местные уроженцы. Так, Публии Элии — Прокул, Непот и Фирмин — поставили алтарь Митре за свое здоровье и здоровье своих близких (CIL, III, 3933 = HS, 485; CIL, III, 10818). Из Петовиона, где было обнаружено два митреума, известно посвящение непобедимому богу Солнцу Митре от Аврелиев — Валентина и Валента (CIL, III,
1518410а = HS, 303). Уже называвшиеся севиры в колонии Карнунте Луции Септимии — Валерий и Валериан — восстановили храм Митры, посвятив это деяние здоровью Септимия Севера (CIL, III, 4539, 4540). В Аквинке в правление Каракаллы легионеры II легиона Аврелии, братья Фронтон и Фронтониан, отремонтировали храм Митры (CIL, III, 3383, 3384). Посвящение Митре от ветеранов II легиона известно от 240 г. (CIL, III, 3474).

В сравнении с популярностью в провинции Митры другие восточные боги далеко не так были признаны здесь, хотя в литературе нередко указывается, что на Дунае они были особенно почитаемы. Можно, по-видимому, говорить о сравнительно большом распространении в Паннонии синкретического культа широко известного на Дунае Юпитера Долихена, главного божества г. Долиха в Коммагене⁷⁷. Подавляющее большинство посвящений Юпитеру Долихену в Паннонии было поставлено легионерами и бенефициариями и происходит из городов на лимесе⁷⁸. Почитатели Юпитера Долпхена имели свой храм и жрецов (CIL, III, 3343, 11132). Наилучшее открытое на территории Аквинка здание отождествляется с храмом Юпитера Долихена⁷⁹. Среди военных и колонистов, прибывших с Востока, получил признание, но гораздо меньшее, и Юпитер Гелиополитан, божество сирийского города Гелиополя. Посвящения этому богу происходят от легионеров и ветеранов из Карнунта, Аквинка и Сискии⁸⁰. Лишь в единственной надписи к Юпитеру Гелиополитану обратилось гражданское лицо — Марк Тиций Гелиодор, уроженец Востока, августал в Карнунте (CIL, III, 11139). Легионеры I легиона в Бригеционе построили вскладчину (aere conlato) в 249 г. храм Deo Soli Alagabali (CIL, III, 4300). Эти синкретические боги и солярные культы вряд ли нашли почитателей в среде местного сельского населения провинции.

Римский город был также центром культуры. Небольшая группа надписей свидетельствует, что существовали коллегии, объединявшие лиц свободных профессий — художников, актеров, поэтов, преподавателей. От этих коллегий не осталось таких значительных памятников, какие известны от других. Членами их были, очевидно, преимущественно отпущенники и лица отпущеннического происхождения. В надписи из Аквинка назван Тит Флавий Секунд, суфлер (monitor), поставивший алтарь Genio collegio scaenicorum (CIL, III, 3423); в надписи из Сискии — magister mimariorum, Лебурна, раб или отпущенник (CIL, III, 3989 = HS, 370). В раннехристианской надписи из Саварии IV в. упомянуты два странствующих художника — Лаунион и Секундин⁸¹, судя по их именам — отпущенники или лица, не имевшие римского гражданства. Эпитафию им поставили лица, называющие себя их коллегами, а умерших — братьями. Речь идет или о членах христианской общины или о каком-то объединении художников. Известные из Паннонпп врачи Гай Помпей Карп, уроженец Антиохии в Сирии⁸², и Гай Юлий Филетион, уроженец Африки⁸³, были отпущеннического происхождения. Две надписи, упоминающие лиц судебных профессий, принадлежат свободным: abvocatus Аврелий Клавдиан, уроженец Паннонии, и pragmaticus Аврелий Эвфимиан, грек⁸⁴. Из Невиодуна известен praeceptor graecus Гай Марций Цейлер (GIL, III, 10805), из Аквинка — поэт Луп, имя которого становится известным из прекрасной эпитафии первой половины III в.

Эта эпитафия была начертана на каменном саркофаге, принадлежавшем Квинту Элию Аполлонию, воину Новой сирийской когорты, размещенной на лимесе Нижней Паннонии в правление Александра Севера. Элия Марция, мать, и Элия Аполлония, сестра, заказали местному поэту стихи, которые и были высечены па саркофаге. Эпитафия написана гекзаметром, но 1—3 строки даны прозой; 4—13 строки образуют акростих — Lupus fecit. Пониманию текста эпитафии и ее переводу было посвящено несколько исследований⁸⁵. В ней отразились эпикурейские мотивы, и ее сочинитель обнаруживает хорошее знание латинской поэзии. Эпитафия заслуживает того, чтобы быть приведенной полностью. «Быстропроходящая, ненадежная, ускользающая, хрупкая, хорошая или плохая, полная иллюзий жизнь дана человеку. У тебя нет безопасного предела очерченного мелом круга, и ты висишь среди превратностей судьбы на тонкой нити. Ты должен жить, помня о смерти, пока дают тебе время Парки. Земледелец ли ты, горожанин, воин или моряк, люби цветы Венеры, бери плоды Цереры и щедрые дары Вакха и тучные дары Минервы. Старайся ты о чистой жизни, будь справедливейшим, безмятежным, как боги, мальчик ли ты, юноша, муж или старик — и таков ты будешь все равно в могиле и будешь забыт в стремлениях живущих на земле».

О поэте Лупе из Паннонии нет никаких сведений и его личность вряд ли может быть установлена. Я. Реваи, исходя из того, что Сирийская когорта была сформирована из уроженцев Сирии, допускал возможность того, что поэт был сирийцем и даже родственником умершего. Однако лица с cognomina Lupus в надписях из Паннонии довольно многочисленны; среди них находятся и паннонцы⁸⁶. Относительно самого Лупа не исключено отпущенническое происхождение. Так, известен некий Публий Элий Луп, сын отпущенника Публия Элия Фуска, уроженца Паннонии (CIL, III, 4537а — b). Cognomen Луп носил Понтий Луп, августал в колонии Сискии и писец в муниципии Фаустиниане (CIL, III, 3974). Аврелием Лупом назывался сын ветерана и его жены и одновременно отпущенницы (CIL, III, 4369). Таким образом, для поэта Луна мы имеем некоторые основания предполагать его рабское происхождение.

Эпитафия, оставленная Лупом, единственная из Паннонии, хотя имеются и другие менее поэтические, сочиненные людьми, причастными к поэзии. Из Аквинка происходит еще одна стихотворная эпитафия первой половины III в., также написанная на каменном саркофаге (CIL, III, 10501). Она написана гекзаметром, но ее содержание гораздо ироще, а поэтические приемы и образы беднее. «В этом каменном гробе покоится моя жена блогочестивая, дорогая Сабина. Совершенная в искусствах, только она одна превосходила в них мужа. Голос ее был нежен, пальцы легко перебирали струны Но внезапно похищенная смертью, она теперь молчит. Прожила она трижды по десять лет и дважды по семь дней. Увы, меньше пяти, но больше трех месяцев она болела. Ее облик сохраняется в памяти народа: она приятно играла на органе. Кто бы ты ни был, будь счастлив, читая это. Да сохранят тебя боги, и ты воскликни благоговейным голосом: «Элия Сабина, я приветствую тебя!» Тит Элий Юст, удостоенный отличий органист II легиона Помощник, озаботился изготовить это жене». Элия Сабина, носившая одинаковое со своим мужем имя, была его отпущенницей. Для этой артистки рабское происхождение несомненно. Муж выучил ее игре на органе, в чем она достигла большего искусства, так что даже выступала перед публикой.

Эпитафии с попытками метрических текстов можно встретить и в других надгробиях военных и членов их семей. Их содержание обычно сводится к выражению скорби об умерших⁸⁷. Эпитафии написаны по-латыни и являются свидетельством широкого распространения в провинции латинского языка. В этом отношении показательно и сообщение биографа императора Аврелиана: когда перед Аврелианом предстал Аполлоний Тианский, он заговорил с ним по-латыни, чтобы его мог понять уроженец Паннонии (SHA, vita Аиге., 24, 3).

Образование, во всяком случае начальное, находилось в руках домашних педагогов-рабов. В одной надписи из Аквинка сообщается, что ученик получил образование дома, in familia⁸⁸. Из Аквинка происходит также небольшая статуэтка из агата (5,7 см), изображающая раба-педагога⁸⁹. Были и школы высшего образования. Из Могенцианы был послан на учебу в Аквинк Луций Септимий Фуск, сын декуриона, но умер здесь 18 лет, не закончив образования (CIL, III, 15166). В высших школах были преподаватели греческого языка. Мы уже называли одного из них, Гая Марция Цейлера. Греческий язык употреблялся в провинции, хотя не был столь широко распространен, как латинский.

Приведенные свидетельства показывают, что свободные искусства в Паннонии были частично представлены рабской интеллигенцией. Эта рабская интеллигенция ни по своему материальному положению, ни по своим взглядам не была близка рядовым рабам. Она была многочисленна в Италии в последние века Римский республики и внесла огромный вклад в создание римской культуры⁹⁰. При Империи и в самом Риме, и в провинциях создается интеллигенция из свободнорожденных римлян и романизированных провинциалов. Паннония не составляла исключения. И здесь, на окраине римского мира, шел тот же процесс культурной и социальной романизации, сопровождавшийся созданием собственной интеллигенции. По мере того как романизация охватывала все более широкие слои населения, к занятиям свободными искусствами должны были обращаться и романизированные паннонцы.

Итак, мы могли заметить, что в отличие от Италии, где уже в I—II вв. наблюдается известный застой городской жизни и политическая пассивность граждан⁹¹, паннонские города испытывают подъем в своей экономической и общественной жизни, который вызывался прогрессировавшей вплоть до времени Северов урбанизацией провинции и распространением рабовладельческого способа производства. Для недавних римских граждан, нередко из бывших отпущенников, отправление городских магистратур, исполнение жреческих обязанностей, занятие должностей префектов и магистров, кураторов и патронов, «отцов и матерей» в коллегиях было высокой обязанностью. Эти Ульпии, Элии, Аврелии и Септимии, получившие доступ к муниципальным и общественным должностям, происходили из состоятельных слоев городского населения. Они принимают на себя материальные затраты в руководстве коллегиями, направляя общественную жизнь города. Но уже в силу того факта, что в условиях императорского режима всякая деятельность общественного характера оказывалась связанной с утверждением и прославлением правящей династии, эта деятельность нередко приобретала демагогический характер. За пышными и цветистыми эпитетами и императорскими nomina, которые прибавляют к названиям городов императоры⁹², проглядывает некоторая скованность инициативы граждан и известное равнодушие к общественной деятельности. Характер общественной жизни паннонского города еще раз убеждает нас в том, что мы отнюдь не имеем дело с самостоятельным и свободным полисом. И хотя в первой половине III в. город представляет еще достаточно единый и цельный организм, обнаруживающаяся сословно-социальная корпоративность его структуры самоустранение из общественной и религиозной жизни части граждан, указывают на определенные признаки кризиса городского строя. Как известно, этот кризис сопровождался утратой связей между отдельным гражданином и общиной в целом, утерей интереса со стороны плебейских слоев к общественным делам города, появлением объединений, основывавшихся на почве личного общения граждан. Первая половина III в. вовсе не представляется периодом кризиса городского строя в провинции, хотя некоторые симптомы его заметны в появлении в городах в III в. объединений, неизвестных ранее. Из Сискии происходит посвящение III в., поставленное Юпитеру и Юноне pro salute sua et collatorum (CIL, III, 15181). Из этой единственной надписи, к тому же фрагментарной, не становится ясным, чго за объединение представляли собой collatores. Известное из Дигест collatio bonorum (Dig. XXXVII, 6) означает объединение имущества нескольких лиц с целью последующего равного разделения его между всеми. Возможно, в данной надписи речь идет о каком-то вспомоществовательном объединении, очевидно, бедных граждан.

Симптомы кризиса городского строя возможно усматривать также в появлении отдельных коллегий ветеранов, которые впервые упоминаются в паннонских надписях в первой половине III в. От этого времени они известны в Африке и на Рейне, хотя в некоторых городах Италии эти коллегии существовали уже в правление Марка Аврелия⁹³.

Относительно ветеранских коллегий считают, что они возникли в связи с заботой ветеранов о погребении и с целью общения на основе прежних связей в легионе⁹⁴. Следует, однако, подчеркнуть, что это явление одновременно указывает на слабые связи ветеранов с городом в III в.⁹⁵ В коллегиях ветеранов отразились те изменения, которые произошли к этому времени в их положении в городских общинах, когда вместо прежних гражданских связей, покоившихся на совместном владении землей на территории города и праве гражданства в нем, на общности традиций, появились связи более частного характера, возникшие в течение службы. Ветераны в III в. могли и не быть гражданами тех городов, где они жили. Это предусматривали юристы, специально оговорив, что ветераны-поселенцы в городах пользуются теми же почестями и привилегиями, что и граждане городов (Dig., XLIX, 18, 2).

Сама политика правительства в III в., освобождавшая ветеранов от некоторых налогов и повинностей в пользу города, но способствовала укреплению их связей с городами. Коллегии ветеранов основывались на сословно-корпоративном признаке — на принадлежности ветеранов к одному сословию — бывших военных, связанных с императором. Коллегии именуются collegium veteranorum augusti (CIL, XIX, 409), collegius veteranorum augustorum (CIL, V, 2475), и сами ветераны называют себя veterani augusti (CIL, III, 1435927), в чем отразилось сознававшееся правительством и самими ветеранами их значение как оплота императорской власти. Из Аквинка известен алтарь III в., поставленный et fidei veteranorum (CIL, III, 14342). В Паннонии свидетельства о коллегиях ветеранов происходят из Карнунта. За благополучие императора Максимина Фракийца и его сына и в честь коллегии ветеранов поставил алтарь Юпитеру магистр коллегии ветеран из стражи арсенала XIV легиона Луций Кассий Флорентин (CIL, III, 11189). Из другой надписи следует, что магистры коллегии Юлий Валент и Флавий Адаукт построили на свои средства какое-то сооружение (CIL, 111,4496 11097).

Общественная жизнь римского города в Паннонии в I—III вв.г которую мы пытались проследить в главных аспектах и направлениях, была возможна при наличии значительного слоя средних муниципальных землевладельцев. Этот слой продолжал составлять основную массу землевладельческого населения городов во II—III вв. На него опиралось императорское правительство в своей политике по отношению к городам. И сам этот слой, из которого-выходили декурионы и августалы, был заинтересован в поддержке императоров. Проведенная Северами урбанизация Паннонии показывает в этом смысле значение городов как социальной опоры императорского режима. Муниципальная аристократия, в руках которой сосредоточивались городские магистратуры и жреческие должности, была в городах проводником и политической программы императоров. Господствующее положение аристократических семей в городах позволяло им путем благотворительной деятельности и определенной социальной демагогии сохранять в известной степени внутреннее равновесие в городах, хотя отчетливо-вырисовывающаяся имущественная и социальная дифференциация позволяет предполагать существование глубоких социальных противоречий. Обеднение значительной части городского населения и в то же время укрепление экономического положения городской знати и ее ведущей роли в муниципальной жизни приводили в конечном итоге к разложению муниципальной организации. В сфере общественной жизни города можно увидеть отход части граждан от деятельности общественного характера и официальной идеологии Римской империи и обращение к местным верованиям, а затем и к христианству сначала наиболее бесправной части городского населения, а затем и его состоятельных слоев.

Вопрос о распространении христианства в провинции и его значении в сохранении античных традиций и последующей передаче этих традиций варварским народам требует отдельного исследования и выходит за хронологические рамки нашей работы. Исходя из сохранившихся свидетельств можно, однако, заметить, что развитие римского города в IV—V вв. было тесно связано с христианством. Прежние общественные связи и отношения, которые мы наблюдали в коллегиях, пропадают и на их месте возникают новые отношения на основе отрицания этих старых связей, основывавшихся на вере в языческих богов, на отправлении императорского культа. В период тетрархии императорская власть еще оказывает определенное давление на религиозную жизнь города. Мы уже упоминали о том, что в правление Диоклетиана и Максимиана, в период первого серьезного гонения на христиан, жрецы всей Нижней Паннонии ставят алтарь Юпитеру Долихену pro salute dominorum nostrorum⁹⁶. Это — последпее подобного характера свидетельство из провинции. Уже со второй половины III в. отсутствуют данные о деятельности августалов, что в литературе объясняется событиями кризиса III в., вызвавшего объединение городских общин и падение общего уровня городской жизни, или возрастающим влиянием христианства, несовместимого с обожествлением умершего и здравствующего императора⁹⁷.

Очевидно, имели значение оба эти момента. Постепенно христианство становится такой же формой общественной связи в гражданском коллективе, как и прежние языческие боги и коллегии. На основе общности новой религии сохранялись гражданские общины в западных и южных городах и возникали новые гражданские коллективы. Уже говорилось о том, что в позднеимператорских виллах и в состоявших из вилл укрепленных поселениях единственным зданием общественного назначения была в IV в. раннехристианская базилика⁹⁸. Основание этих поселений датируют временем Константина I; наиболее значительные из них входили в зону внутренних крепостей провинций⁹⁹.

Южные и западные города упоминаются в источниках IV в. как центры епископских кафедр. Надписи второй половины III в. и IV в. отсюда также единичны. Их отсутствие — следствие кризиса муниципальной организации, военных опустошений в провинции, перемен в составе ее населения и влияния христианства. Вследствие частых войн в III—IV вв. происходит отток населения из городов на лимесе во внутренние районы и южные города провинции, как позднее, в IV—V вв., произойдет переселение из южных городов Паннонии в города Северной Италии и Далмации, где надписи V—IV вв. отмечают присутствие паннонских беженцев в Салоне¹⁰⁰. Из Сирмия, Саварии, Сискии, Соппан, Петовиона происходят первые раннехристианские надписи. Они принадлежат еще старому населению провинции. Христианские надписи немногочисленны и немногословны. Обычно это эпитафии, содержащие имя умершего, христограмму или подобную надпись (на саркофаге из Сискии)—Severilla, famula Christi (HS, 581 — CIL, III, 3936). Пропадает обычай указывать nomina и называют только cognomina, наиболее частые из них — Фиденций, Аманций, Гауденций, Кресценций¹⁰¹. Очевидно, nomen как признак римского гражданства теряет в это время свое значение, как, вероятно, само право гражданства. Уже известный нам Гауденций из Саварии, ветеран, управлявший императорскими лесами, его жена Кресценция и дочь Аси алия были христианами; при их именах отсутствуют nomina. В надгробиях умершие христиане называются fratres¹⁰² — свидетельство общения и связей, возникавших на основе единства веры.

Главным признаком города становится наличие в нем епископской кафедры. Христианство распространяется в провинции из южных городов¹⁰³. Так, раскопки Сопиан, расцвет которых приходится на III—IV вв., обнаружили под современным кафедральным собором г. Печа раннехристианскую кладбищенскую церковь с прекрасной росписью и некрополь IV в. с простыми захоронениями в гробах из керамических плит. Сопианы были центром христианства в VII—IX вв.¹⁰⁴ В распространении новой религии огромную роль на всем Среднем Дунае играла Аквилея, откуда посылались с миссионерской целью епископы в паннонские города и к селившимся на ее землях варварским народам¹⁰⁵.

Гибели муниципальной организации в Паннонии способствовало также поселение в провинции варварских народов из числа побежденных или принимаемых на службу Империи племен. Этому новому населению — сарматским и германским поселенцам — принадлежат христианские памятники в городах на лимесе. Археологические находки IV в. из Аквинка представлены грубыми глиняными сосудами германцев, цикадообразными фибулами сарматов, глиняными очагами, предметами вооружения германцев и сарматов; христианские надгробия содержат ошибки в латинском тексте¹⁰⁶.

Первая христианская часовня в Аквинке датируется концом IV в., временем Валентиниана I. На территории Аквинка была обнаружена также кладбищенская христианская часовня в форме трилистника (cella trichora), датируемая временем после 360 года, т. е. последними годами римской власти в провинции. Кроме этой часовни в Аквинке были открыты две христианские церкви. Одна из них — большая, двойная — была построена при Валентиниане, когда христианская религия была уже давно уравнена в правах. На основании существования в Аквинке этой двойной церкви было высказано предположение, что в конце IV в. здесь находилась епископская кафедра. Эта двойная церковь — самое большое культовое здание того периода. Одна церковь представляла молитвенный дом для собирающихся принять крещение; другая — была местом собраний для уже принявших таинство. Вся церковь была окружена оградой; сзади церкви прослеживаются остатки жилых помещений клира¹⁰⁷. Считают, что одновременно с сооружением церкви были замурованы входы в амфитеатре канабы.

Города на лимесе продолжали жить как поселения в сокращенных, однако, размерах, как средоточие ремесленного производства, обслуживавшего потребности войск, как местонахождение военного командования — дука. В IV в. паннонские города были сплошь заселены состоявшими на римской службе варварами. Варварские народности определяют себя на римской службе как принадлежащие прежде всего к этнической группе. Они называют себя в III в. cives Cotini пли, как франкский воин в надписи IV в. из Аквинка,— Francus ego civis Romanus miles (CIL, III, 3576), в то время как получившие во II в. от Адриана римское гражданство карны назвали себя Aelii Cami cives Romani (GIL, III, 3915). Размещение в пределах провинции варварских племен увеличивало сельское население и возрождало в известной степени те племенные общины, которые римляне некогда застали в Паннонии. Судьба римского города в Паннонии всегда зависела от варварской периферии, что станет более очевидным при обращении к внешнеполитической истории провинции.

¹ Такие кураторы известны в III в (CIL, III, 3485, 4557).
² A. Neumann. Augustales.— RE, col. 2352, 2354; G. Alföldi. Augustalen und Sevirkörperschaften in Pannonien (далее — Augustalen).— Acta Ant., VI, 1958, 3—4, S. 434—437.
³ J. Marquardt. Römische Staatsverwaltung, I. Darmstadt, 1957, S. 205—206.
⁴ A. Neumann. Augustales, col. 2352; 2353—2354; G. Alföldi. Augustalen, S. 436.
⁵ GIL, III, 3836; G. Alföldi. Augustalen, S. 438—439.
⁶ A. Dobö, 461; G. Alföldi. Augustalen, S. 438.
⁷ CIL, III, 3983; 10771 = HS, 178; G. Alföldi. Augustalen, S. 439.
⁸ CIL, III, 4153; G. Alföldi. Augustalen, S. 438.
⁹ A. Dobô, 447; G. Alföldi. Augustalen, S. 438.
¹⁰ G. Alföldi. Augustalen, S. 443—444.
¹¹ CIL, III, 3291, 3402, 3533, 3579, 3961, 3973, 4196, 4281, 4470, 11139; G. Alföldi. Augustalen, S. 445—447; 449—453.
¹² Г. Альфельди склонен считать Квинта Ульпия Феликса уроженцем восточных провинций (G. Alfoldi. Augustalen, S. 452).
¹³ GIL, III, 10972; L. Barkôczi. Brigetio, 226, 227, 232.
¹⁴ G. Alföldi. Augustalen, S. 445; 452.
¹⁵ HS, 312; L. Barkôczi. Population, 38/61.
¹⁶ CIL, III, 4539, 4540.
¹⁷ Ап. Ёр., 1944, 119; L. Barkôczi. Brigetio, N 177.
¹⁸ CIL, III, 3968a, 6476; HS, 559, 561; A. Môcsy. Bevölkerung, 57/17, 57/18.
¹⁹ A. Holder. Op. cit., II, col. 951.
²⁰ L. Barkôczi. Brigetio, N 92; idem. Population, 91/97.
²¹ В коллегии юношей Рима происходили конные трояпские игры — lll sus Troiae, на которых присутствовал сам Август, и если оставался доволен, то одаривал оружием отличившегося. Описание этих игр сохранилось у Вергилия (Aen., V, 553—603).
²² CIL, III, 5678; U. Jaczynowska. Collegia iuvenum. Torun, 1964, sir. 172.
²³ Из столицы Норика — Вируна известен рельеф, представляющий шествие коллегии юношей по городу. Двое юношей скачут на лошадях: первый держит в правой руке знамя типа vexillum, в левой — поводья лошади; второй скачет за ним и держит в руке овальный щит (видны передние ноги и голова третьей лошади). Юноши одеты в короткие туники с длинными рукавами и в узкие прилегающие штаны; их волосы коротко подстрижены и гладко причесаны вниз на лоб. Сзади видна арка или въезд в амфитеатр. На основании фрагмента посвящения Фортуне Аугусте, содержавшего список членов коллегии, Р. Эггер установил, что в Вируне коллегия юношей объединяла около 120 человек и имела среди своих членов лиц отпущеннического происхождения (R. Egger. Eine Darstellung des lusus iuvenalis.— «Römische Antike und Frühes Christentum», I. Klagenfurt, 1962, S. 24—25).
²⁴ Bp. Rég., VIII, 166, 4; L. Barkôczi. Population, 105/191; J. Szilâgyi. Aquincum, S. 45—46.
²⁵ Arch. Ërt, 78, 1951, 107; An. Ëp., 1953, 14.
²⁶ L. Barkôczi. Brigetio, № 228.
²⁷ В. Kuzsinszky. Aquincum, S. 134—136; J. Szilâgyi. Aquincum, S. 85, Taf. XIII, XV.
²⁸ Th. Mommsen. De collegiis et sodaliciis Romanorum. Kiehl, 1843, p. 97.
²⁹ Cives Agrippinenses transalpini — граждане колонии Агриппины (cовр. Кельн) торговцы керамическими и стеклянными изделиями жили в канабе Аквинка (R. Egger. Bemerkungen, S. 137—139).
³⁰ G. Alföldi. Die Valerii in Poetovio.— AV, 1964—1965, XV—XVI, S. 137—144.
³¹ G. Alföldi. Die Valorrii in Poetovio, S. 140.
³² Ibid., S. 143—144.
³³ CIL, III, 4111; L. Barkôczi. Population, 38/57.
³⁴ CIL, III, 4191; Steindenkmäler von Savaria, S. 115, N 156.
³⁵ CIL, III, 4183 = Dessau, 7117; Steindenkmäler von Savaria, S. 84, N 7; L. Barkôczi. Population, 58/4.
³⁶ CIL, III, 10911; Steindenkmäler von Savaria, S. 89, N 37.
³⁷ Steindenkmäler von Savaria, S. 89, N 38.
³⁸ CIL, III, 3936 = 10820; HS, 500; L. Barkôczi. Population, 25/1.
³⁹ Bp. Rég., XIV, 561; L. Barkôczi. Population, 105/110.
⁴⁰ Bp. Rég., XII, 101.
⁴¹ CIL, III, 3438, 10475; L. Barkôczi. Population, 105/155, 105/157.
⁴² I. Paulovics. Funde und Forschungen in Brigetio (Szöny). LA, II, S. 134— 137; L, Barkôczi. Brigetio, N 177; P. Oliva. Pannonia and the Onset of Crisis..., p. 328—329.
⁴³ CIL, III, 10836 = HS, 528; L. Barkôczi. Population, 29/38.
⁴⁴ CIL, III, 4038 = HS, 287; L. Barkôczi. Population, 38/57.
⁴⁵ CIL, III, 4111; L. Barkôczi. Population 38/57.
⁴⁶ CIL, III, 3685 = 10249; A. Môcsy. Bevölkerung, 224/1.
⁴⁷ CIL, III, 4557; L. Barkôczi. Population, 77/23.
⁴⁸ Steindenkmäler von Savaria, S. 87, N 26; S. 88. N 30; L. Barkôczi. Population, 57/3.
⁴⁹ RLIÖ, XVI, col. 117, N 49; L. Barkôczi. Population, 78/78.
⁵⁰ CIL, III, 4495; L. Barkôczi. Population, 78/79.
⁵¹ CIL, III, 4243; L. Barkôczi. Population, 61/6.
⁵² CIL, III, 3268; A. Môcsy. Bevölkerung, 217/5.
⁵³ CIL, III, 4168; L. Barkôczi. Population, 58/15.
⁵⁴ A. Môcsy. Pannonia, col. 603.
⁵⁵ P. Эггер считает, однако, что речь идет не о всех жрецах провинции Нижней Паннонии, но только о жрецах самого культа Юпитера Долихена и относит алтарь к началу III в. (R. Egger. Pannonica.— «Omagiu lui Constantin Daicoviciu». Bucureçti, 1960, S. 167—169).
⁵⁶ CIL, III, 3439, 3440, 4128, 4292, 4404, 4409; 10833 = HS, 502; 10840, 10903, 11120, 13418, 143414.
⁵⁷ CIL, III, 10889; HS, 156, 275, 276; Bp. Rég., XII, 93, 23.
⁵⁸ A. Môcsy. Pannonia, col. 740—741.
⁵⁹ CIL, III, 3923 = 10801, 3961, 4242; 10800 = HS, 245; 10975, 11159—11166, 143558.
⁶⁰ E. М. Штаерман. Кризис..., стр. 245; она же. Мораль и религия угнетенных классов Римской империи. М., 1961, стр. 114—122.
⁶¹ E. М. Штаерман. Мораль и религия..., стр. 156, 238—240; она же. Кризис..., стр. 245.
⁶² CIL, III, 4427—4432; 11161—11169; 13468—13473.
⁶³ CIL, III, 3956, 3957, 3962, 10843, 14043, 15181; HS, 486, 545, 546.
⁶⁴ HS S. 230—233' N 507 514.
⁶⁵ CIL, III, 3276, 3292, 3496, 4434—4438, 4440, 4440a, 10457, 11001—11003,11149, 11151, 11172, 11175, 13448, 13474, 1435930; Bp. Reg., XII, 1942, S. 126, 46; , L. Barkôczi. Population, 77/18, 78/39, 78/41, 78/58, 78/97, 78/101, 78/117, 78/129, 78/134, 78/135, 78/153, 78/167, 78/192, 78/195, 91/69, 91/1, 92/2, 105/148, 105/280, 106/6.
⁶⁶ В. Kuzsinszky. Aquincum, S. 94—95, 97, N 25, 26, 28, 29.
⁶⁷ A. V. Domaszewski. Die Beneficiarierposten, S. 207.
⁶⁸ CIL, III, 3231, 3417—3419, 3460, 3472, 3473, 3943, 3952, 4289, 4558, 10306, 10396, 10-424, 10425, 10443, 11115, 11116, 11295, 13343, 15156; HS, 242, 538.
⁶⁹ G. Alfôldi. Pannoniciani augures, S. 160—164.
⁷⁰ CIL, III, 5918 = Dessau 4686 = A. Dobo, 321.
⁷¹ E. М. Штаерман. Мораль и религия..., стр. 247—279.
⁷² E. М. Штаерман. Кризис..., стр. 327—329; она же. Отражение классовых противоречий в III в. н. э. в культе Геракла.— ВДИ, 1948, № 2, стр. 69.
⁷³ E. М. Штаерман. Кризис,.., стр. 333—334, 361; A. Bruhl. Liber pater, origine et expansion du culte dionysiaque à Rome et dans le monde romain. Pans, 1953, p. 164—167; 186—193.
⁷⁴ CIL, III, 3305, 3426, 3427, 3651, 4007, 4402, 10786, 10890, 10938, 13391,14355t8, 143562, 15140, 15150; HS, 458. L. Barkôczi, Population, 3/13; 22/1; 52/1; 68/1; 78/159; 96/1; 98/8.
⁷⁵ Bud. Rég., XIII, 350, 352.
⁷⁶ J. Szilâgyi. Aquincum, S. 89, 112.
⁷⁷ CIL, III, 4539, 4540.
⁷⁸ P. Merlat. Repértoire des inscriptions et monuments figurées du culte de Juppiter Dolichenus. Rennes, 1951. 11129, 11134; L. Barkôczi. Population, 30/2, 30/3, 38/11, 78/8, 78/15, 91/17, 91/18.
⁷⁹ CIL, III, 3252, 3253, 3316, 3317; 3998 = HS, 583, 3999 = HS, 584;
⁸⁰ J. Szilâgyi. Aquincum, S. 35.
⁸¹ CIL, III, 3462 = 13336, 3955, 10796, 11137, 11138; L. Barkôczi. Population, 3/14, 29/9, 78/10, 78/11, 105/135.
⁸² CIL, III, 4222; Steindenkmäler von Savaria, S. 117, N 164; L. Barkôczi. Population, 58/22.
⁸³ B. Kuzsinszky. Aquincum, 66, 282; L. Barkôczi. Population, 105/190.
⁸⁴ CIL, III, 3583; L. Barkôczi. Population, 105/189.
⁸⁵ CIL, III, 10531, 15158; L. Barkôczi. Population, 105/188; 105/208. 1972, стр. 352—358.
⁸⁶ L. Nagy. A szir es kisâzsisi vonatkozâsu emlékek a Duna kôzépfolyâsa mentében.— Arch. Ért., 52, 1939, s. 119—122; J. Revay. Lupus, il poeta di Aquincum.— Arch. Ért. IV, 1—2, 1943, p. 147—148; R. Egger. Epikureische Nachklänge aus Aquincum.— «Römische Antike und Frühes Christentum», II. Klagenfurt, 1963, S. 153—158; Ю. K. Колосовская. Латинские стихотворпые эпитафии из Паннонии.—«Античность и современность». М.,
⁸⁷ CIL, III, 3534, 3974, 4124, 4396, 11236, 15184.
⁸⁸ CIL, III, 3241, 3351, 4487, 11229.
⁸⁹ J. Szilâgyi. Aquincum, S. 70.
⁹⁰ Ibid., Taf. LXII.
⁹¹ E. М. Штаерман. Расцвет рабовладельческих отношений в римской республике. М., 1964, стр. 131—135; Й. Фогт. Свободные искусства и несвободные люди в древнем Риме.— ВДИ, 1967, № 2, стр. 98—103.
⁹² E. М. Штаерман. Мораль и религия..., стр. 53—54.
⁹³ Colonia splendidissima Aquincum; ordo splendidissimus Ratiariae; ordo amplissimus coloniae Singiduni; ordo splendidissimus municipii Tropeum Traiani и др. (CIL, III, 1641, 1660, 5185, 5187, 5188, 7482, 10481).
⁹⁴ A. Neumann. Veterani.— RE. Hbd. IX, 1962, col. 1597; A. Müller. Veteranenvereine in der römischen Kaiserzeit.— NJKADL, 29, 1912, S. 270—272.
⁹⁵ A. Muller. Op. cit., p. 272; R. Gagnat. L’armée romaine d’Afrique et l’occupation militaire de l’Afrique sous les empereurs. Pans, 1892, p. 466; E. Kornemann. Collegium.— RE, IV, col. 391, 399; W. Liebenam Zur Geschichte und Organisation des römischen Vereinswesen. Leipzig, 1890, S. 298.
⁹⁶ Ю. К. Колосовская. К вопросу о социальной структуре римского общества I—III вв. (collegia veteranorum).— ВДИ, 1969, № 4, стр. 122—12896 CIL, III, 3343.
⁹⁷ G. Alföldi. Augustalen, S. 457.
⁹⁸ E. B. Thomas. Römische'Villen, S. 60—66, 388, 396.
⁹⁹ K. Sâgi. La colonie Romaine de Fenekpuszta et la zone intérieure des fortresses.—Acta Arch., I, 1951, p. 87; A. Sz. Burger. The Late Roman Cemetery at Sagvar.—Acta Arch., XVIII, 1—4, 1966, p. 154—156.
¹⁰⁰ A. Môcsy. Zur Bevölkerung in der Spätantike.— G. Alfoldi. Bevölkerung und Gesellschaft der römischen Provinz Dalmatien. Budapest, 1965, S. 223— 224.
¹⁰¹ CIL, III, 3982; 3987; 3990, 4219; 151812; A. Dobô, 457, 572.
¹⁰² CIL, III, 4098 = HS, 443; CIL, III, 4222 = Steindenkmäler von Savaria, S. 117, N 164.
¹⁰³ В Сирмии во время гонений Дпоклотиапа в 303 г. погиб христианский мученик Деметрий, которому обязана своим названием современная Сремска Митровица (в Югославии), и епископ Квирин в Саварии, на месте гибели которого в IV в. была построена базилика (A. Graf. Op. cit., S. 72).
¹⁰⁴ F. Fulep. Neue Ausgrabungen in der Cella Trichora von Pécs (Fünfkirchen).— Acta Arch., XI, 1959, S. 400—416.
¹⁰⁵ R. Egger. Amantius, Bischof von lovia.— «Römische Antike und Frühes Christentum», I. Klagenfurt, 1962, S. 57—67.
¹⁰⁶ CIL, III, 3551, 13382; Szilâgyi. Aquincum, S. ИЗ.
¹⁰⁷ Szilâgyi. Aquincum, S. 90, 113—114.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3294

загрузка...

Другие книги по данной тематике

Юлий Цезарь.
Записки о галльской войне

Фюстель де Куланж.
Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима

Р. В. Гордезиани.
Проблемы гомеровского эпоса

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

VI. Город как центр общественой культурной и религиозной жизни