в) Католицизм и национализм

Доктрина и миссионерская деятельность вселенской церкви должна была бы определить ее вполне последовательную отрицательную позицию по отношению к расизму и национализму, их теоретическим концепциям и практическим последствиям. Однако, несмотря на ярко выраженную претензию католицизма быть духовным вождем «семьи народов» и призывы папства к солидарности наций, ее отношение к названным явлениям не однозначно. Учитывая дифференциацию в лоне самой церкви, различие во взглядах разных ступеней ее иерархии и слоев верующих, а также всевозможные политические ситуации, это отношение характеризуется сложными переходами от осуждения и борьбы с указанными явлениями до оправдания их и союза с ними. Это означает, что имеются как примеры борьбы немецких или итальянских католических священников против расистского и шовинистического режима, участия католиков в рядах Сопротивления, критики расистских и националистических теорий в католических изданиях, конфликтов между Ватиканом и фашистскими правительствами Италии и Германии, так и примеры сотрудничества епископатов с местными фашистскими режимами, терпимости папства в отношении Муссолини и Гитлера, участия ксендзов в националистических бандах, сотрудничества католических и националистических партий. Перечисление примеров такого полярного плана можно было бы продолжить. Но нас здесь интересует главная тенденция отношения католицизма к расизму и национализму, вытекающая из его идеологии и политической ориентации в конкретно-исторической ситуации и связанная с социальной функцией религии.

Как известно, в переходную эпоху от феодализма к капитализму католическая церковь была на крайних консервативных позициях, ориентировалась на феодально-аристократические круги и монархические режимы, была резервом и союзником контрреволюции. Это определяло ее оппозиционное отношение к национальной буржуазии периода ее борьбы с феодализмом. В период понтификата Пия IX (1846—1878) были приложены последние усилия Ватикана сохранить католицизм на феодальных позициях, противостоять наступающей светской цивилизации, сохранить церковный контроль над духовной культурой, выступавшей в национальной форме. В период понтификата Льва XIII (1878—1903) началось приспособление католицизма к капитализму и империализму, примирение средневекового церковного института с буржуазным миром. Ликвидация светской власти папства подорвала универсализм латинизированного христианства и во многом способствовала приспособлению католицизма к идеологии и политике национальной буржуазии. Создание клерикальных партий, христианских профсоюзов, различных рабочих организаций и обществ под эгидой церкви, имевшее в первую очередь социально-классовый смысл (борьба с революционным рабочим движением и социализмом, антимарксизм и антикоммунизм), оформлялось в национальных рамках. Это было новым явлением в христианской церкви, свидетельствовавшим о ее неизбежных связях с националистической идеологией и политикой победившей буржуазии. Клерикальные партии и организации оказались в одной политической системе господствующего класса, восстановленное папское государство Ватикан развило широкие дипломатические связи с буржуазными странами, заключило конкордаты со многими буржуазно-националистическими правительствами. Папство не было беспристрастным к воюющим сторонам в первой и второй мировых войнах. Именно в свете этих фактов можно говорить о подлинном отношении «вселенской церкви» к буржуазной идеологии и политике в национальном вопросе.

Известно, что национализм выражает классовые интересы буржуазии тезисом о нации как высшей форме общественного единства, противопоставляя его классовой структуре данной нации, выдавая классовые устремления буржуазии за общенациональные. Буржуазно-националистический тезис о «классовом мире» внутри нации и клерикальный тезис о «социальном мире», вообще фактически совпадают, хотя они и по-разному обосновываются. Буржуазно-националистическая идея национальной исключительности, национального превосходства, надклассовое, национальной общности является гносеологическим продуктом абсолютизации национальной формы. При этом самому понятию «национальное» придается смысл духовной субстанции. Как уже нами показано ранее, католическая интерпретация понятия нации также идеалистична, хотя в ней и не признается за «национальным» смысла субстанциональности. На общей идеалистической основе как буржуазные националисты, так и католические идеологи приходят к сведению различных атрибутов нации к ее психической структуре и самосознанию. Первые путем абсолютизации национальной формы и мистификации национального духа требуют «классового мира» внутри нации, вторые путем мистификации человеческой природы и абсолютизации (эсхатологической) общности «судьбы» приходят к подобному требованию «мира» между классами вообще. Таким образом, клерикальная проповедь «классового мира» согласуется с буржуазно-националистической теорией «единого потока», с практикой использования буржуазией национализма для создания национального рынка, установления господства над другими нациями, возбуждения национальной розни.

Игнорирование и затушевывание классовой стороны всей проблемы нации (понятия нации, национального движения, взаимоотношений между нациями и т. д.) не позволяет вскрыть действительную социальную сущность национализма. Можно сослаться на многочисленные осуждения национализма в католической социальной философии. В выступлениях пап также имеются упоминания о «фальшивых идеалах» и «разрушительных доктринах» (имеется в виду расизм и нацизм). Но как правило, этим понятиям дается лишь морализующее толкование, в котором отсутствует социально-классовая, политическая оценка данных явлений. Так, германский нацизм в «Социальном катехизисе» Вельти именуется «фальшивым национализмом» и объясняется как «национальное самолюбие», «национальный эгоизм» («nationale Selbstsucht»), «национальное недоброжелательство» («nationale Miβgunst»), «чувство национальной ненависти» («nationale Haβgefūhle»)¹. Здесь речь идет лишь о проявлениях национализма, но не о его сущности. Рассматривая на одном уровне понятия «класс», «раса», «нация», католические идеологи проповедуют миролюбие между ними. В рождественском послании 1947 г. папа Пий XII писал: «Итак, человечество не сможет выбраться из современного кризиса и безнадежности, чтобы пойти по пути более спокойного будущего, если оно не укротит и не одолеет сил раскола и разлада силою искреннего духа братства, который охватил бы одинаковой любовью все классы, расы, нации...»²

Обратимся к разбору отношения папства к национализму, изложенному в книге доктора права К. Алике «Святой престол и национализмы в Европе 1870-1960 гг.», получившей высокую оценку в официальных кругах Франции³. Автор прежде всего отмечает принципиальное с точки зрения богословия и церковной тактики различение сферы духовной (в религиозном смысле) и сферы светской, мирской, преходящей и отсюда отмежевание католицизма (как мира духовного) от национализма (как мира светского). Национализм представляется автору как выражение «стремлений, имеющих целью создать, защитить и укрепить нацию» как явление «политического порядка», которое «по самой своей природе принадлежит к миру преходящему»⁴. Поэтому, как отмечается в книге, связь церкви с национализмом означала бы внесение в религию элемента политики, а в национализм — элемента религии, что католицизмом отвергается, ибо «существование национализма имеет причины, совсем чуждые миру католическому...»⁵

Поскольку в католической социальной философии «национальное» понимается прежде всего как духовное, то это гносеологически предопределяет толкование национализма как выражения неких абстрактных национальных интересов. Не говоря уже о тавтологичности такого подхода к понятию национализма, следует особо подчеркнуть, что в нем совершенно обходятся самые существенные вопросы о том, кто в действительности представляет национальный интерес, кем и чем он определяется, в чем он выражается? Без этих вопросов и ответа на них конкретно-исторический анализ происхождения национализма оказывается невозможным.

Но каков этот «исторический анализ»? Он касается (и то лишь частично) только политической и юридической сторон исторических процессов становления буржуазного общества. Рассматривается лишь надстроечная часть в процессах перехода общества от феодализма к капитализму без учета их глубинных базисных основ. При этом явно выступает характерная для католической философии и социальной доктрины идеализация средневековья. Источником национализма считается французская буржуазная революция конца XVIII в., а его отцом — Наполеон Бонапарт. Философская основа национализма усматривается в Декларации прав человека и гражданина (1789). «Подданный королевства становится гражданином национального государства, ибо он осознает свое существование, свою принадлежность к одному телу: нации, по отношению к которой у него нет обязанности пассивного повиновения, но есть обязанность, определенная правами. Королевство состояло из людей, покорных одной и той же власти; нация состоит из людей, которые, сплоченные одними и теми же интересами, соглашаются подчиниться одной и той же власти. Таким образом, порождая нацию, революция породила национализм»⁶.

Итак, возникновение буржуазной политической организации (государства) и ее юридическое оформление здесь принимается за возникновение нации, а вместе с ней и национализма. Но известно, что политической консолидации буржуазного общества предшествует упрочение экономических связей племен и народностей на основе общественно-территориального разделения труда, ведущего к формированию нации. Разумеется, появление национализма обусловлено формированием капиталистических отношений, развитием буржуазии. Но не сам факт возникновения и существования нации порождает национализм. Он вытекает из общественной роли буржуазии, из положения данной нации в системе межнациональных отношений. Поэтому совершенно неверно отождествлять национальное с националистическим, как это имеет место в католической интерпретации понятия национализма. В период буржуазно-демократических революций буржуазия выступала движущей и руководящей силой прогрессивных социально-политических преобразований общества, борьбы против феодализма и национального гнета. Она поднимала на такую борьбу и народные массы. Ее национализм в значительной степени выражал интересы нации. Философия французских просветителей XVIII в. обосновывала эту идеологию восходящей буржуазии. Декларация независимости США 1776 г. и Декларация прав человека и гражданина 1789 г. не без основания провозгласили нацию единственным сувереном в противоположность произвольному королевскому суверенитету эпохи феодализма. Католицизм же дает этому национализму однозначную негативную оценку, исходя из своих церковных интересов, которым был нанесен невозместимый урон буржуазными революциями, «оставившими в стороне церковь», нарушившими христианский универсализм, лишившими человеческую природу божественного начала.

Марксизм-ленинизм исходя из классовой сущности буржуазных революций вскрывает иллюзию о тождестве интересов буржуазии и национальных интересов всего народа в этих революциях. «То были иллюзии неизбежной, немедленной и полной победы «свободы, равенства и братства», иллюзии насчет не буржуазной, а общечеловеческой республики, республики, водворявшей мир на земле и в человецех благоволение. То были иллюзии насчет отсутствия классовой розни внутри угнетенного монархией и средневековым порядком народа, насчет невозможности методами насилия победить «идею», насчет абсолютной противоположности отжившего феодализма и нового свободного, демократического, республиканского порядка, буржуазность которого не сознавалась вовсе или сознавалась до последней степени смутно»⁷.

В книге К. Алике дается типология национализма в католическом представлении. Различаются четыре типа национализма: 1) национализм освобождения стремящейся к независимости нации; 2) национализм защиты независимой нации; 3) тоталитарный национализм обожествленной нации; 4) католический национализм католической нации (последний под вопросом). На первый взгляд кажется, что в такой типологии национализма заключен весьма рациональный смысл. В ней как будто имеется конкретно-исторический подход к оценке национализма, учет его объективной общественной роли в зависимости от определенного этапа экономического и социально-политического развития нации.

Но все это лишь видимость. Поскольку в католическом анализе данной проблемы нет классового подхода, не вскрываются экономические и социальные корни национализма, то дифференциация национализма здесь осуществляется на уровне обычного в буржуазной идеологии различения по времени возникновения и проявления, а также в соответствии с неодинаковым характером национализма в разных странах. Названные типы национализма различаются по целям, степени и формам проявления некоего абстрактного национального интереса, неуловимость и неопределенность которого признается самими католическими авторами. «Национализм можно определить как политическое понятие, которое прежде всего и больше всякого другого политического и социального понятия учитывает национальный интерес; определение, которое, разумеется, имеет достоинство из-за его широкого приложения, но которое оказывается само по себе лишенным определенности»⁸.

Что касается отношения католической церкви к национализму, разделенному на упомянутые типы, то оно выражается в следующем. По отношению к национализму стремящейся к независимости нации ею подчеркиваются три момента: 1) признание национальных интересов, 2) призывы к их умеренности, 3) требование ограничить их рамками «установленного порядка и законности». Что это все значит, уже было рассмотрено выше. С национализмом, направленным на защиту наличной независимости нации, католицизм считается как с законным фактом, что выражается в конкордатах Ватикана с буржуазно-националистическими правительствами.

Но нас больше всего интересует отношение католицизма к третьему типу национализма — к «тоталитарному национализму обожествленной нации». Именно на примере отношения к национализму, воплощенному в теории и идеологии фашизма, а также реализованному в политике нацистского режима, наглядно проявляется смысл «супернациональной» позиции католицизма.

Известно, что положение католицизма в фашистской Италии, нацистской Германии и в других странах с подобными режимами было весьма сложно и противоречиво. Отношение фашистов к религии и церкви определялось их эклектической и иррационалистической философией, мистифицировавшей общественные явления и отношения, а также политическими интересами. Не отвергая религии как духовного атрибута нации, они порой обращали свой цинизм против нее. Имели место конфликты между нацистскими властями и Ватиканом, местными епископатами и другими звеньями церкви. Массы верующих-католиков подвергались террору, как и протестанты, православные, иудаисты или атеисты и коммунисты. Тысячи священников гибли в концентрационных лагерях. В Германии преследовались католические организации, конфисковывалось церковное имущество. Фашистская «переоценка ценностей», таким образом, коснулась в значительной степени и католицизма, затронув его существенные интересы.

Поскольку исторический и политический аспекты взаимоотношения католицизма (Ватикана) и фашизма (германского и итальянского) уже в значительной мере исследованы как советскими учеными⁹, так и учеными других стран, ссылаясь на их конкретный исторический материал, мы обращаем главное внимание на идеологическую сторону этих взаимоотношений, на их доктринальное и гносеологическое обоснование.

Национализм фашистского толка определяется в рассматриваемой книге так же, как и другие его виды. «Тоталитарные национализмы... появляются как некоего рода крайняя стадия национализма, в котором нация сама по себе или посредством государства или расы становится высшей ценностью и в которой, стало быть, все гражданские, моральные и религиозные ценности располагаются вокруг первой так, чтобы почитать и сохранять ее превосходство»¹⁰. «Тоталитарный национализм» рассматривается с точки зрения градации ценностей. Поскольку в нем моральным и религиозным ценностям отводится подчиненная по отношению к национальным ценностям роль, то он отвергается католицизмом как противоречащий его доктрине. «Нация же не является самодержавно свободной решать свою судьбу... Истинный закон — это закон морали, а не нации»¹¹. Такой абстрактно-аксиологический подход к крайним формам буржуазного национализма имеет принципиальное значение. Он вытекает из существа католической теологизированной социальной доктрины. Его практическим следствием, было то, что противоречия и конфликты между папством, а также епископатами и нацистскими режимами выступали главным образом на религиозной почве; католическая иерархия выступала против расизма и нацизма в основном тогда, когда в фашистской Италии или нацистской Германии затрагивались интересы католической церкви. Не только личными качествами Пия XI или Пия XII объясняется тот факт, что они не подняли голоса протеста против гитлеровского террора, не осудили фашистского варварства и агрессии с точки зрения христианской морали. Дело в политической ориентации церкви в условиях столкновения двух миров и в методологии католической доктрины.

Католические идеологи критиковали тоталитаризм нацистских государств более всего потому, что в нем содержались элементы антиклерикализма. Чрезмерное огосударствление и политизация нации расценивались католицизмом как смещение ценностей от личности к обществу, от морали к политике, что сужало базу клерикализации нации. Фашистская мистификация сущности государства не воспринималась католицизмом.

Особенно нетерпимым было для католицизма применение германскими идеологами расистской теории к рассмотрению религии. Г. Гюнтер, Л. Шеман, В. Хауэр утверждали наличие прямой зависимости религии от расы, считали различные формы религии продуктом и функцией расы, особенно подчеркивали противопоставление религий семитов и индогерманцев, обосновывая особый вид религиозности последних существом их души. Фашисты стремились германизировать христианство, очистив его от иудаизма и включив в него древнегерманский культ, создать немецкую национальную церковь. Эти идеи пропагандировались расистскими идеологами Розенбергом, Фриче, X. Чемберленом, Вольцогеном. Ими провозглашалась идея синтеза языческого культа Водана и Иисуса Христа, христианской «троице» противопоставлялось триединство крови, веры и государства или ярости, воли и посвящения, религии покорности противопоставлялось «христианство действия». «Ты являешься христианином и веришь в триединого бога: отца, сына и святого духа. Но скажи, разве не являются эти трое в твоем немецком сердце теми же самыми, что мои трое: ярость, воля и посвящение»¹² — так взывали фашисты к христианам. «Христианство должно быть углублено расовым моментом, — писал фашистский идеолог О. Бангерт. — Первоначальное христианство ничего не знало о решающем значении крови, оно не предчувствовало, откуда проистекают его религиозные и нравственные силы. А христианство действия, к которому устремлено наше столетие, сознательно проникнуто чистой расой, и оно само себя осознало в качестве высшего религиозного выражения северной сущности»¹³. Главный гитлеровский идеолог Розенберг еще до захвата власти фашистами в Германии подготавливал религиозную основу германизации церкви, оправдания экспансионистской политики, создания культа фюрера, провозглашал идею немецкой церкви «мифом XX века». «Религиозное переживание арийского человека является беспространственным, безвременным, беспричинным, не таким, как пространством и временем обусловленное еврейско-сирийское... Следует ожидать нового религиозного немецкого гения, который создаст религию, церковь немецкого народа... Страстное желание души северной расы под знаком мифа нации воплотиться в форме немецкой церкви является величайшей задачей нашего века»¹⁴. Это была немецко-фашистская концепция «позитивного христианства», основными лозунгами которой были «немецкий бог», «немецкое христианство», «немецкая церковь», «христианство действия».

Именно по этим вопросам католицизм выступал против нацизма, а не по вопросам социальной и идеологической сущности фашизма. Расистская биологизация религии подрывала христианскую догму о божественном откровении, идея немецкой церкви и германизации христианства была направлена против католического универсализма и главенства папы. Руководители католической церкви Германии и Ватикан осуждали партию Гитлера за то, что она проповедовала мировоззрение, основанное на язычестве, расу ставила выше религии, за то, что ее антисемитизм распространялся на иудейское происхождение христианства и Библии. Они выступали не против нацизма, как такового, а против его крайностей относительно религии, ибо «сумасбродство национал-социализма, — писал иезуит И. Нётгес, — или расово-национальных интересов привело национализм к тому, чтобы расово-национальное превратить в масштаб религии, и как Ветхий, так и Новый завет, поскольку на него повлиял и его испортил Ветхий завет, отбросить как несовместимые с этим масштабом»¹⁵.

До захвата власти фашистами в Германии ее католическая церковь была определенно в оппозиции к нацизму. Но основа этой оппозиционности была столь непрочна, что католицизм, его партия центра, подобно тому как и партия «Пополяри» в Италии, по существу способствовали приходу фашизма. В католических кругах Германии существовали даже проекты компромиссного примирения церкви и нацизма.

Конкордаты Пия XI с Муссолини (1929) и с Гитлером (1933) были актами официального взаимопризнания универсального католицизма Ватикана и националистического партикуляризма Италии и Германии. При всех последующих конфликтах между Ватиканом и фашистскими государствами папство старалось не обострять отношений с ними и шло на уступки. Лишь в 1937 г. в энциклике Пия XI «Mit brennender Sorge» последовало официальное осуждение нацистской идеологии и протест против нарушения конкордата в Германии. В энциклике осуждалось обожествление расы, культ фюрера, нападки на христианство и его священные книги — Библию с позиций антисемитизма, выражался протест против преследования католических церковных организаций. Но могло ли это выступление римского первосвященника, бывшего непогрешимым авторитетом для миллионов католиков, иметь действенное общественное значение, если его обоснование было слишком догматизировано и подчинено узким церковным интересам? Обоснование папского протеста против гитлеровского нацизма состояло из ссылок на трансцендентные ценности и осуждения преходящих ценностей, осуждения национальной религии во имя утверждения космополитической. Главным мотивом энциклики было выступление против идеи национальной церкви Германии; в этом заключалась тревога Ватикана по поводу давних сепаратистских тенденций в немецкой церкви и движения за выход ее из-под подчинения римской курии.

В то время как в Ватикане и в руководящих католических кругах Германии «не замечали» античеловеческого существа расизма, нацизма и фашизма, их роковой угрозы человечеству, умалчивали о терроре против евреев и массовых концлагерях, происходила полемика «правоверного католицизма» с «отступниками» нацистами по вопросам достоинства крови и «потусторонних ценностей». Клерикалы акцентировали полную антиномию между католицизмом и нацизмом. «Расистская идея противоречит христианской идее единства человеческого рода, она представляет собой абсолютную цель, которая задевает саму духовную жизнь, и неограниченные средства которой, поставленные ей на службу, не могут более быть принимаемы в силу морального критерия. Эта антиномия является полной»¹⁶.

Однако это догматическая антиномия, антиномия в пределах двух порочных доктрин и общественных систем, каждая из которых основана на мистификации существа человеческой личности, общественных отношений, отношения общества к личности. Ложному самопожертвованию «германской идее» нацистов клерикалы противопоставляли не менее ложную и болезненно-фантастическую эсхатологическую идею. «Католический христианин должен решиться: за Христа или Гитлера!» — взывали церковники до прихода Гитлера к власти. «Он должен принять решение, хочет ли он на своем смертном одре перейти в вечность к ответственности со свастикой в руке или с крестом распятия Христа на губах. Свастика является символом нового язычества. Распятие указывает вверх к царстию Христову, который нас учил, что нет никакого спасения в расе, а только через его смерть на кресте есть искупление. Лишь только под этим знаменем есть победа и благо!»¹⁷

При таком обосновании человеческих ценностей, цели и смысла жизни, при противопоставлении нацизма и католицизма по существу на одной методологической основе верующим людям не так уж трудно было сделать выбор, ибо в клерикальной и нацистской демагогии один логический механизм. Об этом свидетельствовало перемещение голосов на выборах в рейхстаг от католической партии в пользу партии Гитлера. В 1932 г. из 12,8 млн. избирателей-католиков за католическую партию голосовали 5,2 млн. человек, за фашистскую партию — 2 млн.; а в 1933 г. на выборах в рейхстаг, организованных уже гитлеровским правительством, количество голосов католиков за нацистскую партию удвоилось¹⁸.

После 1933 г. руководящие деятели германского католицизма подчеркнуто повторяли, что их протест против нацистов касался только «нового язычества», но не государства и власти, что они выступали лишь против ошибочного обоснования «нового порядка».

Католическая церковь выступала не против нацистского государства, а за свое Место в этом нацистском государстве, и для этого она должна была выполнить свою функцию христианского обоснования этого государства. В данном случае оказался действенным средневековый клерикальный постулат: «Non est potestas nisi a deo, quae autem sunt a deo ordinatae sunt»¹⁹.

Вскоре после установления фашистской диктатуры немецкие католические епископы обратились к Гитлеру с заявлением, что они, «само собой разумеется, отдадут государству и власти то, что по божьей заповеди государству и власти полагается. Это они делали при прежних формах государства и также будут делать при теперешней, и они будут наставлять верующих к послушанию и благоговению»²⁰. А генеральный викарий Берлина Штейнман обосновывал эту функцию церкви тем, что «католическая церковь является продолжением жизни Христа, который нам всегда о том напоминает: будь покорным власти!.. Католическая церковь не отделяет церковь и государство, христианина и гражданина. Государство и церковь принадлежат друг другу. Царство Христа обнимает оба царства, церковь и государство. Оба должны в таком единстве друг с другом идти, чтобы каждый христианин как гражданин и каждый гражданин как христианин были бы приняты в вечное царство»²¹.

Западногерманский исследователь истории отношений католицизма и нацизма К. Зонтеймер подчеркивает, что не столько германский католицизм менял свое отношение к нацизму, сколько руководители последнего изменяли свое отношение к нему, признавая в нем благоприятную почву для мистификации своей политики. В своей первой программной речи канцлер Гитлер заявил о признании фашистским правительством церкви. «Поскольку правительство решило, — говорил он, — провести политическое и моральное оздоровление (Entgiftung) нашей общественной жизни, оно создает и обеспечивает предрасположение для действительной глубокой внутренней религиозности. .. Национальное правительство видит в обеих христианских конфессиях важнейшие факторы сохранения нашей национальности... Борьба против материалистического мировоззрения и за восстановление действительной национальной общины служит настолько же интерес сам немецкой нации, как и нашей христианской веры»²². Многочисленные комментаторы программы НСПГ придавали нацистскому движению религиозный смысл. «Конечно, немецкий народ также найдет со временем форму для своего познания бога, своей божественной жизни, как этого требует его северная кровь; разумеется, это будет сперва совершенное триединство крови, веры и государства»²³, — писал Г. Федер о мировоззренческих основах программы НСПГ. «Соблюдения германско-христианского образа жизни обязательно требует также и НСПГ как действительное национальное движение»²⁴, — подчеркивал А. Розенберг.

Через месяц после принятия Гитлером полномочий канцлера третьего рейха по воле конференции епископов в Фульде ему нанес визит епископ В. Бернинг для выяснения точек зрения сторон. Упрек епископа Гитлеру за то, что он якобы выступает против христианства, последний воспринял с раздражением. В протоколе этой встречи значится ответ Гитлера, что он «самым твердым образом убежден в том, что без христианства не может быть построена ни личная жизнь, ни государство, и особенно немецкое государство вовсе немыслимо без прочной основы христианства. Ни в коем случае нельзя построить государство только на национальном сознании, если при этом будет не хватать сильнейших, а именно, религиозных и нравственных основ»²⁵. Далее Гитлер упрекал церковь в том, что она ослабла в своей борьбе против «враждебных сил», и он «пришел к убеждению, что христианство в последние столетия не представляет больше могущества и решимости преодолеть враждебные силы. Оно ограничилось тем, чтобы опровергать заблуждения научно. Вследствие этого он осознал, что государство должно поддержать церковь в этой борьбе против безбожия. Безбожие и большевизм должны быть сражены только с твердостью и насильно»²⁶. Итак, Гитлер с присущим ему откровенным цинизмом изложил свою и нацистскую точку зрения на религию и церковь. Он не против христианства вообще, а против «слабого христианства»; поэтому он предлагал духовную диктатуру церкви дополнить фашистским террором.

Политический тоталитаризм германских нацистов в какой-то мере перекликался с клерикальным тоталитаризмом католицизма. Это признавали сами клерикалы. Как писал епископ Бургер, «то, что тоталитарность нашей национальной и государственной жизни соединяется с тоталитарностью католической церкви и что конкордат между ними обеими должен быть настоящим началом истинного сотрудничества и внутренней встречи, именно в этом как раз наше государство и является христианским рейхом»²⁷. Поэтому для банального мышления мещанских масс, опьяненных националистической и социальной демагогией фашистов и церкви, переход от иллюзии христианского царства к иллюзии германского царства и наоборот был не столь уж сложным. Мифологизирующая общественную жизнь, и в особенности историю Германии, философия А. Розенберга возбуждала некий «дух» средневековой «Священной Римской империи германской нации». «Идея рейха, мысль о власти, иерархический принцип, новое социальное образование нации в братское единство и, наконец, также идея национальной государственной силы, — они могли быть пригодными для многих католиков как обетование предстоящей реализации действительного третьего рейха, как новое определение христианского царства немцев»²⁸, — писал К. Зонтеймер.

Националистический угар, разжигаемый гитлеровской демагогией, имел благоприятную почву в том узком и банальном мышлении, которое веками формировалось религиозной нетерпимостью. В атмосфере шовинизма католические организации, которых в Германии было более десяти разновидностей, легко превращались в гитлеровские. Особенно это касалось многочисленных молодежных организаций. Молодежь воспитывалась на официальных национал-социалистских и церковных изданиях — «Моя борьба» Гитлера, писаниях Розенберга, программе НСПГ, энциклике Пия XI «Quadragesimo anno». Верующим, которых раньше питали иллюзией просто царствия Христова, теперь навязывали иллюзию «царствия Христова в новой Германии». «Ибо нашей ответственностью перед богом и делом нашего сердца является то, чтобы быть не просто католическим христианином, а католическим немцем»²⁹. Религиозно-конфессиональная нетерпимость дополнялась национально-расовой нетерпимостью. В перерабатываемых уставах католических организаций появились параграфы, свидетельствующие о расовой дискриминации.

Как указывается во введении к сборнику документов об отношениях католицизма и нацизма в Германии³⁰, германский епископат несет ответственность за политическое воспитание немецких католиков со времени «культур-кампфа». Эта ответственность тем более велика, что католическая церковь имеет огромный исторический опыт воздействия на массы и политической борьбы. Такой институт, как католическая церковь, не мог быть просто введен в заблуждение гитлеровской демагогией.

В самом деле, германский католицизм и его политическая партия центра в свое время воспользовались так называемой борьбой Бисмарка за культуру для укрепления своих идеологических и политических позиций в Германии. Как указывал В. И. Ленин, «Бисмарк только укрепил воинствующий клерикализм католиков, только повредил делу действительной культуры, ибо выдвинул на первый план религиозные деления вместо делений политических, отвлек внимание некоторых слоев рабочего класса и демократии от насущных задач классовой и революционной борьбы в сторону самого поверхностного и буржуазно-лживого антиклерикализма»³¹.

В последующем католическая церковь во всех возможных случаях спекулировала ссылками на «культур-кампф», в свою очередь вызывая ложные политические страсти. Гитлеровские акции против католиков изображались церковью как продолжение «культуркампфа» Бисмарка. Такая концепция мешала верующим массам оценить нацизм с точки зрения его социально-политической сущности. «Ясный взгляд на существо национал-социализма был утрачен или эгоистически запутан, поскольку смотрели не на всю политическую область, но только на политику относительно церкви и культуры, а Гитлер именно здесь сделал губительные признания. Чтобы удержать католические институты, думалось, что нужно пойти на далеко идущие уступки. Либо из-за этого, либо из-за опасения только повредить собственному делу, если также еще и другими делами заняться, тогда было потеряно из поля зрения все другое»³² — так характеризует ситуацию в Германии накануне прихода к власти Гитлера Г. Мюллер, издатель документов об отношении католицизма и нацизма (ФРГ).

Таким образом, если политический католицизм, соперничая с фашистской партией, до прихода к власти Гитлера акцентировал доктриальное противопоставление христианства и нацизма, то при фашистской власти он пропагандировал единство христианской идеи и германской идеи. В пастырском послании немецких епископов в 1934 г. подчеркивалось: «Христианство облагородило хорошие естественные предрасположения наших предков, дало посвящение исторической миссии немецкой нации на западе и обосновало ту христианско-германскую культуру, которая остается на все времена величайшей славой немецкой нации. С падением христианства немецкая нация отреклась бы от своего прошлого и похоронила бы свое будущее»³³.

Идейно-политическая ориентация германского католицизма привела к тому, что после установления фашистской диктатуры немецкие епископы сняли противоречия духовно-нравственного характера, в области которой прежде велась наиболее острая полемика с нацизмом. Они стали подчеркивать осознание немецким народом своего «национального духа», его ценности и силы и особенно «духовно-нравственное обновление нации, как противотечение материалистическому духу времени». «Цели правительства рейха, — писал епископ Бургер, — уже давно являются целями нашей католической церкви... поэтому мы принимаем сердечное участие в великом указании нового порядка ценностей в духе христианства»³⁴. И гитлеровцы (Геббельс, Геринг, Розенберг, Ширах) со своей стороны также угодничали перед католицизмом, указывая на то, как много они для него сделали — заключили конкордат с Ватиканом, уничтожили марксизм и т. д. Сам Гитлер хвастался осенью 1933 г.: «Мы также предприняли не меньшую борьбу против разрушения нашей религии... ибо мы были убеждены, что нация нуждается в этой вере. Поэтому мы предприняли борьбу против безбожного движения не парой теоретических разъяснений, — мы его истребили»³⁵.

В начале второй мировой войны, которую развязали гитлеровцы, немецкая церковь уже имела специальный текст «молитвы за нацию и родину», в которой предусматривалось все: благословение богоподобной сильной власти правительства и вымаливание милости фюреру, нации и родине, пожелание богобоязненности, верности и единства народу и моление о защите германских военных сил («в особенности кораблей и самолетов, которые находятся в пути или в воздухе»), взывание к молодежи укрепляться в божественном трепете и т. п. В подготовке войны гитлеровцами участвовало и высшее духовенство. В общем военном плане нападения Германии на Польшу была точно предусмотрена «служба церкви». В секретном циркуляре католического военного епископа (Feldbischof) всего вермахта Рарковского для личного сведения всех архиепископов и епископов Германии от 18 сентября 1939 г. указывалось: «§ 1. Забота о спасении душ в действующей армии уже в мирное время подготовлена и организована в рамках общего мобилизационного плана... § 4. Компетентность военных священников, так же как и сфера их пастырской работы, урегулированы многими служебными предписаниями. В этой связи следует заметить, что в отличие от мировой войны положение и задачи военного священника и его необходимость для воюющей части получили формулировку в письменном служебном указании военной ставки, что позволяет признать, какое приписывается большое значение религии для солдата, который стоит в бою»³⁶.

В оккупированных странах (прежде всего в славянских) гитлеровцы практиковали расовую дискриминацию и шовинизм также и в области религии и культа. Например, распоряжением данцигского епископа был запрещен польский язык в церковной службе. На зданиях костелов в оккупированной Польше появились надписи «Polnische Kirche», а в костелах с немецким служителем — «Fur Polen verboten». Строжайший надзор за выполнением предписаний оккупационных властей о разделении католической церкви по расово-национальному признаку был вменен в обязанность полиции. Все это мотивировалось следующим: «Церковь помимо всех религиозных должна выполнять также и национальную задачу. Ни при каких обстоятельствах не может быть терпимо, чтобы поляки рассматривали церковь в качестве убежища и принимали бы это как право» (из предписания епархиального комиссара Нойштата 11 февраля 1944 г.)³⁷. Так, на расистской почве католики-немцы были противопоставлены католикам-полякам, а церкви была предписана роль проводника националистической и фашистской идеологии и политики.

Итак:

1. Католическая церковь с точки зрения своей доктрины и миссионерской деятельности непоследовательна в осуждении расизма, национализма, шовинизма, всякой дискриминации людей на этнической почве. Конкретно-исторические ситуации дают различные противоречивые варианты отношения католицизма к названным явлениям.

2. Католицизм выступает обычно против национализма периода формирования буржуазных наций, национального возрождения, подрывающих христианскую интеграцию церкви. Завоевание национальной буржуазией власти заставляет космополитическую церковь считаться с этим фактом и приспособиться к нему.

3. Отсутствие классового подхода к национализму и всем его проявлениям, ложная его интерпретация со Стороны католицизма в зависимости от конкретной обстановки может привести к их идейно-политическому союзу. При этом клерикальная концепция «классового мира» дополняется буржуазно-националистической концепцией «единого потока»; создается общий фронт борьбы против материализма, социализма, революционного движения и т. д.

4. Гносеологически, психологически, морально католическая религия (и всякая религия) не была препятствием для переориентации масс немецких католиков (как и протестантов) в сторону нацизма, принятия культа вождя, обожествления христианской нации, фашистского государства.

5.Преодоление антагонизмов на этнической почве, реализация подлинной солидарности между нациями возможны только путем устранения социально-классовых и идеологических причин антагонизмов, на основе пролетарского и социалистического интернационализма; католическая церковь же эту проблему сводит в основном к духовно-моральной сфере, и притом толкует ее на ложной философской основе.

¹ Е. Welty. Herders Sozialkatechismus, Bd. II. Freiburg, 1953, S. 309.
² Цит. там же.
³ Книга вышла в серии «История и социология церкви», изданием которой руководит видный французский католический деятель Г. Ле Бра, и была премирована Парижским факультетом права и министерством национального просвещения Франции. Она представлена читателю как исторический и канонический аспект исследования отношения папства к различным формам национализма.
⁴ Ch. Alix. Le Saint-Siege et les nationalismes en Europe, p. 1.
⁵ Там же, стр. 55.
⁶ Там же, стр. 57.
⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, стр. 38.
⁸ Ch. Alix. Le Saint-Siege et les nationalismes en Europe, p. 50,
⁹ См. соответствующие работы М. В. Андреева, Л. Н. Великовича, Ю. И. Жюгжды, Н. А. Ковальского, И. Р. Лаврецкого, Д. Е. Михневича, М. П. Мчедлова, В. Ю. Нюнки, Н. А. Решетникова, М. М. Шейнмана и др.
¹⁰ Ch. Alix. Le Saint-Siege et les nationalismes en Europe, p. 239.
¹¹ Там же, стр. 64, 247.
¹² Цит. по: J. Nötges. Nationalsozialismus und Katholizismus. Köln, 1931, S. 147.
¹³ Цит. там же, стр. 152.
¹⁴ Цит. там же, стр. 153.
¹⁵ Там же, стр. 145.
¹⁶ Ch. Alix. Le Saint-Siege et les nationalismes en Europe, p. 285.
¹⁷ Цит. по: H. Müler. Katholische Kirche und Nationalsozialismus, S. 44.
¹⁸ См. там же, стр. 9.
¹⁹ «Нет власти кроме как от бога, которые же существуют являются богом учрежденными» (лат.).
²⁰ Цит. по: Н. Müller. Katholische Kirche und Nationalsozialismus, S. 117.
²¹ Цит. там же, стр. 72—73.
²² «Germania», N 239, 21.VIII.1933.
²³ G. Feder. Das Programm der NSDAP und seine weltanschatilichen Grundlagen. Munchen, 1931, S. 49.
²⁴ Цит. по: J. Nötges. Nationalsozialismus und Katholizismus, S. 149.
²⁵ Цит. по: Н. Müller. Katholische Kirche und Nationalsozialismus, S. 120.
²⁶ Цит. там же, стр. 120.
²⁷ Цит. там же, стр. 179.
²⁸ Цит. там же, стр. XXIII—XXIV.
²⁹ Цит. там же, стр. 205.
³⁰ H. Müller. Katholische Kirche und Nationalsozialismus. Einleitung von Kurt Sontheimer.
³¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, стр. 416—417.
³² Н. Müller. Katholische Kirche und Nationalsozialismus, S. 57.
³³ Цит. там же, стр. 173.
³⁴ Цит. по: И. Müller. Katholische Kirche und Nationalsozialismus, S. 173.
³⁵ Цит. там же, стр. 212.
³⁶ Цит. по: Н. Maier. Soziologie der Papste. Berlin, 1965, S. 295, 296.
³⁷ Цит. там же.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3190

загрузка...

Другие книги по данной тематике