Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Валентин Седов.   Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование

Расселение среднеевропейского населения

До середины I тыс. н. э. северные земли зоны лесов Восточной Европы от побережья Финского и Рижского заливов на западе до Северного и Среднего Урала на востоке заселяли различные племена финской языковой группы (рис. 15). Их облик в раннем железном веке характеризуют культуры сетчатой керамики Прибалтийско-Ильменского региона, дьяковской и городецкой культур в Волго-Окском бассейне и ананьинско-пьяноборской в Прикамье. Значительную роль в экономике этих племен играли присваивающие формы хозяйственной деятельности. Юго- западными соседями финноязычных племен были балты, заселявшие области от юго-восточных берегов Балтики до верхнего течения Оки. Они представлены культурами западнобалтских курганов, штрихованной керамики, днепро-двинской, верхнеокской, киевской и мощинской. Культурное развитие племен финского и балтского этносов протекало относительно спокойно, в замедленном темпе. Плоды римской цивилизации не достигали этих территорий. Воздействию провинциальноримских культур, сформировавшихся по соседству с Римской империей, подвергались лишь западнобалтские земли. В лесных областях Восточно-Европейской равнины влияние провинциальноримской культуры не ощущалось вовсе.
Совершенно иным был в первой половине I тыс. н. э. культурный облик населения среднеевропейских земель и Северного Причерноморья. Здесь при активном влиянии римской цивилизации складываются и бурно развиваются пшеворская и черняховская культуры. Они существеннейшим образом отличались от синхронных культур финских и балтских племен лесной полосы Восточной Европы. Это ярко и отчетливо проявляется в металлургии и кузнечном деле, в гончарном производстве, ювелирных ремеслах, строительном деле, вооружении и в бытовых вещевых коллекциях. Носителями этих провинциальноримских культур был освоен и глубоко вошел в жизнь целый комплекс предметов, с которыми не были знакомы обитатели лесной зоны Восточно-Европейской равнины.

Ситуация коренным образом меняется в период великого переселения народов. В конце IV—V в. в лесных землях Восточной Европы на широкой территории появляется в довольно большом количестве целый ряд изделий провинциальноримского происхождения. Интересно, что к этому времени и черняховская и пшеворская культуры прекращают свое развитие в результате гуннских погромов и вынужденных переселений их носителей. Активно функционировавшие в провинциальноримских ареалах многочисленные ремесленные мастерские, обеспечивавшие своей продукцией потребности населения пшеворской и черняховской культур, полностью прекращают свою деятельность. Поэтому появление предметов провинциальноримских типов в лесной зоне Восточной Европы никак нельзя объяснять торговыми или культурными контактами с пшеворским или черняховским ареалами.
К настоящему времени в лесной полосе Восточно-Европейской равнины известно свыше ста памятников середины I тыс. н. э. с находками различных вещей среднеевропейских провинциальноримских типов. Речь идет о предметах, в римское время широко бытовавших в Центральной Европе (ареалы пшеворской и вельбарской культур) и не характерных для черняховских древностей Северного Причерноморья. На широкое распространение в период великого переселения народов в лесной зоне Восточной Европы провинциальноримских вещей до сих пор исследователи не обращали должного внимания, поэтому эта тема нуждается в обстоятельном рассмотрении.
Население лесной части Восточно-Европейской равнины до IV в. вовсе не знало конского снаряжения. В самом конце IV или в V в. здесь появляются шпоры и удила. Это прежде всего железные шпоры небольших размеров с острыми коническими шипами, утолщенными или выпукло-плоскими дужками и отогнутыми наружу крючками на концах (рис. 16: 4, 5). Они встречены (рис. 17) в самых верхних горизонтах напластований городищ культур штрихованной керамики и днепро-двинской (Девички, Дедиловичи, Лабенщина)1, но более многочисленны на поселениях тушемлинской культуры, сформировавшейся в период великого переселения народов (Аношки, Близнаки, Вежки, Воронча, Городище, Демидовка, Некасецк, Неквасино, Никодимово, Тайманово, Церковище, Черкасово, Шугайлово, Щатково)2. Одна шпора обнаружена в составе инвентаря погребения длинного кургана V в., раскопанного у д. Дорохи в верховьях р. Ловати. Глиняные урны, встреченные в этом кургане, принадлежат тушемлинской культуре3.


Этнокультурная ситуация в Средней и Восточной Европе в римское время и распространение среднеевропейских провинциальноримских вещей в период Великого переселения народов в лесной полосе Восточно-Европейской равнины
Рис. 15. Этнокультурная ситуация в Средней и Восточной Европе в римское время и распространение среднеевропейских провинциальноримских вещей в период Великого переселения народов в лесной полосе Восточно-Европейской равнины.

а — ареал пшеворской культуры; б — вельбарской культуры; в — черняховской культуры; г — западнобалтская область, затронутая провинциальноримским влиянием; д — северная граница Римской империи; е — ареал балтских племен; ж — финно-угорских племен; з — памятники с находками вещей среднеевропейских провинциальноримских типов


На городище Лабенщина шпора найдена в напластованиях IV— VI вв.4 Этим же временем датируется и находка на селище Щатково на р. Березине Днепровской5. На поселении у д. Городище в Минской обл. обнаружены три шпоры — все в ранних отложениях тушемлинской культуры (одна найдена в жилище), которые исследователь памятника А. Г. Митрофанов весьма приблизительно датировал VI—VII вв.6; ныне по уточненным данным они должны быть отнесены к концу IV—VI в.

Предметы среднеевропейского провинциальноримского происхождения из ареала тушемлинской культуры
Предметы среднеевропейского провинциальноримского происхождения из ареала тушемлинской культуры

Распространение находок шпор и удил
Распространение находок шпор и удил

Надежную датировку подобных шпор дают материалы Литвы, поскольку они встречены здесь в закрытых комплексах. Так, в могильнике Плинкайгалис в погребениях найдены четыре шпоры (в могиле 79 две шпоры лежали около головы умершего, в могиле 29 — в области бедренных костей). Эти захоронения по сопровождающим вещам датируются концом IV—V в.7 Одна шпора с отогнутыми наружу крючкообразными концами происходит из жемайтского могильника в Пагрибисе. Она встречена в захоронении ранней фазы функционирования некрополя — V в.8 Аналогичные шпоры обнаружены еще в могильнике V—VI вв. Саугиняй9. На городище Сокишкяй шпора относится к конечному этапу жизни поселения, который определяется IV в.10 На горе Гедемина в Вильнюсе подобная находка обнаружена в слоях, датируемых в целом V—VIII вв.11 Так же широко, в пределах середины — третьей четверти I тыс. н. э., датируется шпора того же типа в Кентескалнсе на берегу Даугавы в Латвии12.

Наиболее западными находками являются две бронзовые шпоры из могильников Ментке и Тумяны в Олштынском регионе, которые датируются временем около 600 г.13, и железная шпора из поселения Волаевице в окрестностях Грубешува в Польше. Для хронологического определения последней в раскопочных материалах данных нет. Исследовательница поселения А. Узаровичова отметила, что аналогичные шпоры есть и в провинциальноримских древностях и в раннесредневековых памятниках, и склонна датировать находку VI в.14
Рассматриваемый тип шпор с шипом и отогнутыми наружу крючками был описан еще в 20-х годах XX в. М. Яном15. Позднее им посвятил одну из своих статей польский археолог Я. Жак16, восточноевропейские находки таких шпор рассматривались В. Б. Перхавко17. На основании комплекса материалов, которыми располагает ныне археология, можно утверждать, что шпоры с отогнутыми наружу крючками впервые появились в среднеевропейских землях в III в. н. э. (старейшая находка сделана на Готланде и определяется II в. н. э.). В III—IV вв. такие шпоры получили некоторое распространение в Висло-Мазурском регионе, Силезии и в междуречье Эльбы и Рейна. Две подобные находки римского времени происходят с территории Литвы и Латвии18, еще две найдены в Украине19. Шпора рассматриваемого облика встречена еще в могильнике вельбарской культуры Борнице в Северо-Восточной Польше и отнесена К. Годловским к фазе D римского времени20.
В лесные области Восточной Европы шпоры с отогнутыми наружу крючками в период великого переселения народов, по всей вероятности, были привнесены из Висло-Мазурского региона. Их проникновение может быть обусловлено только миграцией населения из среднеевропейских земель, среди которого были конные воины. Населению, не знакомому со снаряжением всадника, шпоры были не нужны. Бытовали они в лесной полосе Восточно-Европейской равнины лишь непродолжительное время.

Второй тип шпор — с острым коническим шипом и пуговицеобразными утолщениями на концах — представлен в памятниках рассматриваемого времени лесной полосы Восточной Европы единичными экземплярами. Две находки происходят из длинных курганов у деревень Слобода-Глушица и Цурковка в Смоленском Поднепровье21. Они обнаружены не в погребениях, а в насыпях курганов, которые были сооружены из культурных напластований, взятых с расположенных здесь же поселений тушемлинской культуры. Очевидно, при возведении курганов в VIII—IX вв. вместе со слоем в их насыпи попали и фрагменты тушемлинской керамики, и шпоры.
В Смоленском Поднепровье шпоры с пуговицевидными концами, как полагает Е. А. Шмидт, могли использоваться не позднее V в., поскольку на сравнительно хорошо изученных городищах-убежищах с вещами VI—VII вв. они уже не встречаются22.
Еще одна шпора такого типа найдена при раскопках поселения Тайманово. Ее датировка затруднительна, но связь с напластованиями тушемлинской культуры весьма вероятна.
Шпоры с коническим шипом и пуговицевидными завершениями на концах в Средней Европе появились еще в латенское время. Тогда они изготавливались преимущественно из бронзы. В римский период получили широкое распространение железные шпоры того же облика. Весьма широко они представлены, в частности, в могильниках и на поселениях пшеворской культуры, а также в синхронных древностях Польского Поморья, в том числе и в вельбарских древностях. Из этого ареала шпоры проникли в земли западных балтов, в том числе известны и в погребениях ятвяжских каменных курганов Сувалщины.
Для черняховской культуры шпоры вообще не характерны, но они весьма широко представлены в пшеворских памятниках Верхнего Поднестровья и верховьев Западного Буга23. Встречены подобные шпоры и в вельбарских памятниках Украины, в том числе одна найдена в «княжеском» захоронении возле с. Рудка на Волыни24. По-видимому, в процессе миграций пшеворского и вельбарского населения единичные экземпляры шпор с коническим шипом и полусферическими шишечками на концах были занесены в ареалы черняховской и киевской культур. Такие находки зафиксированы в черняховских памятниках Будешты, Черепин, Белая Церковь, Гавриловка и Переяславль-Хмельницкий, а также на поселениях Новые Безрадичи и Глеваха, причисляемых к киевской культуре25.

Одновременно со шпорами в ряде мест лесной полосы ВосточноЕвропейской равнины появляются и удила (рис. 16: 7; 17), также не известные здесь ранее. Двучленные удила с подвижными кольцами на концах или без них найдены на селищах тушемлинской культуры Демидовка, Еловцы, Заборье, Кисели и Петрополье, а также в насыпи упомянутого выше длинного кургана около Слободы-Глушицы, сооруженного из слоя тушемлинского селища26. Аналогичные удила с подвижными кольцами или без них встречены и на поселениях позднедьяковской культуры — Щербинском, Дьяковском, Троицком и Кузнечики27. При раскопках Троицкого городища удила найдены во рву, в его заполнении, относящемся к последнему периоду жизни поселения, то есть к середине I тыс. н. э. К этому типу удил принадлежат и находки на поселениях третьей четверти I тыс. н. э. Курово-2 и Бережок в Удомельском поозерье28, а также в погребении длинного кургана в Жеребятино на Псковщине29.
На городище Лабенщина в Северной Белоруссии и на поселениях Бережок и Юрьевская Горка в Удомельском поозерье найдены трехчастные удила30. Трехчленные удила со штырем и с кольцевыми псалиями, оформленные в стиле Сёсдал (рис. 18: 6), из кургана 45 могильника в Доложском31 полностью аналогичны находкам в памятниках провинциальноримских культур второй четверти I тыс. н. э. Средней Европы.

Предметы среднеевропейского провинциальноримского происхожения из памятников северной части Восточно-Европейской равнины
Предметы среднеевропейского провинциальноримского происхожения из памятников северной части Восточно-Европейской равнины

Можно с уверенностью говорить, что удила привнесены были в лесные области Восточно-Европейской равнины переселенцами из Средней Европы. Удила тех же типов в большом количестве известны среди древностей пшеворской и вельбарской культур. Обычны они и для каменных курганов ятвягов, выявлены в небольшом количестве и среди поздне-римских древностей Восточной Пруссии и Литвы. Провинциальноримское начало их не подлежит сомнению32. Начиная с V в. подобные железные удила распространяются не только в лесной зоне Восточно-Европейской равнины, но и на территории Литвы и Латвии33. Исходным ареалом их были, безусловно, среднеевропейские земли.
Для Севернопричерноморского провинциальноримского ареала удила совсем не характерны. На территории черняховской культуры сделаны лишь единичные находки удил и только на памятниках, содержащих яркие пшеворско-вельбарские элементы. Известно, что в Среднем Поднепровье удила получают бытование поздно, в VIII—IX вв., когда по соседству сформировалась салтово-маяцкая культура.
Без сомнения, с провинциальноримскими древностями Средней Европы связано появление в период великого переселения народов в ряде мест лесной полосы Восточно-Европейской равнины железных бритв (рис. 19). Они найдены на городищах Барсуки, Бураково, Демидовка, Лабенщина, Самсонцы и Холмец в напластованиях конца IV — начала V в. Серединой I тыс. н. э. датируются бритвы, обнаруженные на городищах Банцеровщина и Староселье, а также на открытых поселениях Жабино, Заозерье, Тайманово, Узмень34. Бритвы имеют изогнутые или прямые клинки, заточку с выпуклых сторон и прямые черенки. У большинства находок лезвие отграничено от черенка; только бритва из городища Барсуки не имела ограничения. Бритвы такого же типа найдены еще на поселении Кентескалнс и в могильнике Плавниекалнс в Латвии35, а также в эстских каменных могильниках Прооза и Ябара36. Они датируются тоже серединой I тыс. н. э. К VI в. бритвы в лесной зоне Восточной Европы выходят из употребления.
Известно, что подобные железные бритвы появились в Средней Европе в раннем римском периоде и весьма широко представлены в древностях позднеримского времени ряда археологических культур, в том числе многократно встречены в могильниках и на поселениях пшеворской культуры37. Среди населения черняховской культуры бритвы не получили распространения. Единичные находки, обнаруженные в ее ареале, очевидно, были привнесены, в процессах инфильтрации отдельных групп вельбарского и пшеворского населения. Таковой, по всей вероятности, является бритва, найденная на поселении Роище киевской культуры. Р. В. Терпиловский сопоставляет ее с бритвами добродзеньской группы пшеворской культуры второй половины IV — первой половины V в.38 Единичные экземпляры бритв в позднеримское время поступали также из Среднеевропейского региона в Юго-Восточную Прибалтику.

Распространение находок бритв, пинцетов и некоторых украшений среднеевропейского происхождения
Рис. 19. Распространение находок бритв, пинцетов и некоторых украшений среднеевропейского происхождения

а — памятники с находками бритв; б — с находками пинцетов; в — с украшениями типа Сёсдал; г — с находками бус пшеворского типа.

1 — Капседе и Рудайчяй; 2 — Паланга; 3 — Кашучяй; 4 — Вилька Кампо; 5 — Пагрибис; 6 — Саугиняй; 7 — Оси; 8 — Плавниекалнс; 9 — Кентескалнс; 10 — Ябара; 11 — Рыуге; 12 — Рысна-Сааре; 13 — Суури-Рысна; 14 — Линдора; 15 — Горско; 16 — Восгеляй; 17 — Таурапилс; 18 — Сокишкяй; 19 — Неверишке; 20 — Вильнюс; 21 — Понизье; 22 — Микольцы; 23 — Засвирь; 24 — Багочяй; 25 — Орловичи; 26 — Банцеровщина; 27 — Лабенщина; 28 — Слободка; 29 — Тайманово; 30 — Барсуки; 31 — Жабино; 32 — Бураково; 33 — Лужесно; 34 — Узмень; 35 — Самсонцы; 36 — Заозерье; 37 — Староселье; 38 — Кисели; 39 — Акатово; 40 — Вежки; 41 — Демидовка; 42 — Слобода-Глушица; 43 — Холмец; 44 — Варшавский шлюз; 45 — Любахин; 46 — Крюково; 47 — Бережок; 48 — Юрьевская Горка; 49 — Сарское; 50 — Трусово; 51 — Троицкое; 52 — Щербинка; 53 — Борки


В период великого переселения народов распространяются в лесной полосе Восточной Европы также железные пластинчатые кресала (рис. 20). Верхние концы их оттянуты и завернуты в кольцеобразные петли, служившее для подвешивания к поясу (рис. 16: 3). В римское время подобные кресала получили широкое бытование в ареале пшеворской и других среднеевропейских культур. Представляется бесспорным, что в лесные земли Восточно-Европейской равнины они проникли именно из Среднеевропейского региона. На территории черняховской культуры такие кресала не имели распространения. Единичные находки их в Севернопричерноморском регионе (встречены в черняховских могильниках Тыргшор и Магошани на территории Румынии, на поселении Великая Снетинка, а также на одном из селищ киевской культуры в Глевахе39), очевидно, обусловлены проникновением сюда небольших групп населения пшеворской и вельбарской культур.
Из Среднеевропейского ареала в римское время в небольшом количестве кресала рассматриваемого типа поступали также к племенам Балтийского региона, в частности в земли ятвягов, летто-литовских племен, а также в Финляндию40.
В середине I тыс. н. э. в лесной полосе Восточной Европы пластинчатые кресала с кольцеобразно загнутым концом распространились довольно широко. Так, в Западнодвинском и Верхнеднепровском регионах они встречены на поселениях тушемлинской культуры — Вежки, Демидовка, Заозерье, Слобода-Глушица, Тайманово41. В восточном направлении их ареал распространяется на западную часть междуречья Волги и Оки. Находки кресал зафиксированы на верхневолжских, москворецких и мощинских поселениях — Троицком, Щербинском, Дьяковском, Кузнечиках, Николо-Рожок на оз. Селигер, Отмичи, Дулевском, Луковне, Березняковском, Сарском, Мощинском, а также в кургане Шаньково мощинской культуры и в погребении V—VI вв. Кочкинского могильника42. Два кресала рассматриваемого облика встречены изолированно от их основного ареала: одно — в погребении Кузьминского могильника в Рязанском Поочье, другое — в захоронении V—VI вв. Младшего Ахмыловского могильника43.
Несколько аналогичных кресал найдено на поселениях середины и третьей четверти I тыс. н. э. в Удомельском поозерье — Бережке, Юрьевской Горке, Троице44. На территории Латвии такие находки обнаружены на поселениях Кентескалнс и Кивты45. В Литве они встречены на поселении V—VI вв. Гринюнай и в погребениях 232 и 234 могильника Плинкайгалис V—VI в.46

Как и некоторые другие предметы провинциальноримского происхождения, пластинчатые кресала в лесной полосе Восточно-Европейской равнины в целом бытовали непродолжительное время. Так, в западной части Волго-Окского междуречья, по наблюдениям И. Г. Розенфельдт, они исчезают к VIII в., в Верхнеднепровско-Двинском регионе, по-видимому, на столетие раньше. В Скандинавии наиболее поздняя находка такого кресала относится к VII в.47 Только у части финноязычного населения, в тех регионах, где оно соприкасалось со славянским, а также в земле куршей пластинчатые кресала в несколько видоизмененном облике доживают до X—XI вв.48
Одной из распространенных находок римского времени в Средней Европе были пинцеты. Они широко представлены в провинциальноримских древностях, в частности обычны на поселениях и в могильниках пшеворской культуры. Немало их встречено и в памятниках вельбарской культуры.

Распространение В-образных рифленых пряжек и пластинчатых кресал
Рис. 20. Распространение В-образных рифленых пряжек и пластинчатых кресал

а — памятники с находками В-образных рифленых пряжек; б — с находками

пластинчатых кресал 1 — Кентескалнс; 2 — Памусис; 3 — Плинкайгалис; 4 — Таурапилс; 5 — Рекучяй; 6 — Парасчяй; 7 — Межонис; 8 — Черная Лужа; 9 — Желядь; 10 — Понизье; 11 — Пильвины; 12 — Засвирь; 13 — Наравяй-Григишкес; 14 — Папишкес; 15 — Вилкаутинис; 16 — Багочяй; 17 — Цигельня; 18 — Пабарай; 19 — Забелишкес; 20 — Воронча; 21 — Рысна-Сааре; 22 — Линдора; 23 — Кивты; 24 — Полибино; 25 — Жабино; 26 — Слобода; 27 — Лемница; 28 — Тайманово; 29 — Вежки; 30 — Заозерье; 31 — Демидовка; 32 — Слобода-Глушица; 33 — Николо-Рожок; 34 — Усть-Белая; 35 — Курово-2; 36 — Бережок; 37 — Троица; 38 — Юрьевская Горка; 39 — Млевский Бор; 40 — Дулевское; 41 — Отмичи; 42 — Орлов Городок; 43 — Березняки; 44 — Пеньково; 45 — Попадьинское; 46 — Усть-Черная; 47 — Сарское; 48 — Кикино; 49 — Дьяково; 50 — Троицкое; 51 — Шаньково; 52 — Мощины; 53 — Огубское; 54 — Луковня;
55 — Кузнечики; 56 — Щербинка; 57 — Шурово; 58 — Кузьминское


Изготавливались пинцеты из бронзы или железа. Размеры их — 5—7,5 см. Некоторые из пинцетов орнаментировались. Назначение их было различным. Одни представляли собой туалетные щипчики, другие — медицинские инструменты, третьи — орудия мастеров-ювелиров49.
В позднеримское время из Средней Европы пинцеты в небольшом количестве поступали в соседние земли, в частности в западнобалтские земли и даже в Финляндию50. Один пинцет найден на верхнеднестровском поселении черняховской культуры в Теремцах51.
В лесной полосе Восточной Европы пинцеты провинциальноримских типов распространяются только в период великого переселения народов (рис. 16: 1, 2; 19). Они встречены вместе с другими предметами среднеевропейского происхождения на поселениях Западнодвинского и Верхнеднепровского регионов — Вежки, Демидовка, Засвирь, Кисели, Лужесно, Микольцы, Понизье52; в западной части Волго-Окского междуречья на поселениях Крюково, Сарское, Троицкое, Трусово, Щербинское53; на селище Жабино в верховьях Ловати54; в памятниках Удомельского поозерья — Бережок, Юрьевская Горка55. Условия находки пинцета в Орловичах в Верхнем Понеманье остаются неясными56. Наиболее восточной находкой является пинцет, обнаруженный на территории Борковского могильника в Рязанском Поочье57.
Несколько пинцетов происходят из погребений длинных курганов. Так, из захоронения одного из курганов в Линдоре (юго-восточная окраина Эстонии) происходят туалетные щипчики с широкими лопастями, орнаментированными гравировкой58. Пинцеты найдены также в длинных курганах могильников Рысна-Сааре I и II, Сууре-Рысна на западном побережье Псковского озера59 и на поселении Рыуге в Юго-Восточной Эстонии60. Скорее всего, из ареала псковских длинных курганов пинцеты попали в каменные могильники «В» и «Е» в Ябора на северо-востоке Эстонии. Оградка VII первого могильника, в которой найден один из пинцетов, перестала использоваться в начале VI в., тогда же перестал функционировать и могильник «Е»61. Таким образом, дата яборских пинцетов определяется V в. или самым началом VI в.

Этим временем датируются и пинцеты, происходящие из погребений псковской группы длинных курганов. Так, курган 1 могильника Варшавский шлюз-I на р. Чагоде, в котором был найден бронзовый пинцет, по другим вещевым находкам датирован V — началом VI в. Из очага, исследованного на расположенном рядом поселении Варшавский шлюз-III, получена радиоуглеродная дата 1600+80 лет назад62.
Большинство пинцетов, найденных в лесной зоне Русской равнины, точно датировать затруднительно. Находки на поселениях тушемлинской культуры определяются в пределах ее функционирования — конец IV—VII в. Можно предполагать, что пинцеты относятся преимущественно к начальному периоду жизни на тушемлинских поселениях. На
Троицком городище пинцет обнаружен в верхних горизонтах засыпи рва, то есть относится к самому последнему периоду функционирования поселения. А жизнь на нем прекратилась в IV—V вв. Впрочем, пинцеты как ювелирные инструменты использовались и позднее. По-видимому, к таковым принадлежит пинцет, встреченный в одном из курганов Акатовского могильника на Смоленщине63.
К середине I тыс. н. э. принадлежит и большинство бронзовых и железных пинцетов в Юго-Восточной Прибалтике64. За пределами лесной зоны Восточной Европы пинцеты описываемого облика найдены в слоях VI—VII вв. городищ Шелиги близ Вислы в Плоцком воеводстве Польши и Зимно на Волыни65.
Безусловно среднеевропейское происхождение имеют в лесной полосе Восточной Европы В-образные рифленые пряжки (рис. 18: 3, 5). Это достаточно определенно показал Й. Вернер при анализе одной из таких находок, происходящей из длинного кургана могильника Полибино, расположенного в верховьях Ловати66.
Рифленые пряжки с В-образно изогнутой рамкой появляются и получают широкое распространение в среднеевропейских землях между 350 и 450 годами. В конце IV и особенно в первой половине V в. в Средней Европе обильно представлены те типы В-образных рифленых пряжек, к которым принадлежат находки их в лесной зоне Русской равнины67. Бытовали они в целом до рубежа VI и VII вв., когда исчезает мода на рифление и выходит из употребления В-образная форма пряжек.

Одним из регионов концентрации В-образных рифленых пряжек является Среднее Понеманье. Далее в восточном и северо-восточном направлениях наблюдается разброс их на широких пространствах западной части лесной полосы Русской равнины (рис. 20). В Средненеманском регионе эти пряжки датируются обычно в целом V—VII вв.68, хотя время некоторых из них может быть определено V в. (например, пряжки из могильника Таурапилс).
В лесной полосе Русской равнины кроме названной полибинской находки, достаточно определенно датируемой первой половиной V в.69, В-образные рифленые пряжки обнаружены в погребениях длинных курганов псковской группы в Линдоре и Рысна-Сааре на юго-западном побережье Псковского озера70, в Усть-Белой IV на р. Кабоже71 и в Млевском Бору в окрестностях Вышнего Волочка72.
В могильнике Усть-Белая IV В-образная рифленая пряжка была обнаружена среди большого количества кальцинированных костей, помещенных в грунтовой яме кургана 6. По особенностям оформления пряжки она должна быть отнесена к V в. И. А. Бажан и С. Ю. Карго-польцев ограничили время бытования таких пряжек в культуре псковских длинных курганов первой — третьей четвертями этого столетия73. Радиокарбонная дата захоронения в кургане 6 — 1460+30 лет назад.
Кроме того, В-образные рифленые пряжки встречены на поселениях Курово-2 в Удомельском поозерье, Вежки в Верхнем Поднепровье и Слободка на Березине Днепровской74.
Среднеевропейское начало имеют и некоторые другие вещи, найденные на памятниках периода великого переселения народов в лесной полосе Восточной Европы. Так, в курганных могильниках Рысна Сааре II и Любахин-1 (бассейн верхнего течения Чагодощи), а также в Горско (восточное побережье Чудского озера) встречены подвески-лунницы или пельтовидные привески (рис. 18: 1, 2), выполненные в стиле Сёсдал75, которые по центрально- и северноевропейским аналогиям датируются концом IV — первой половиной V в.76 Привески из Рысна-Сааре изготовлены из тонкой серебряной пластины и на лицевой поверхности украшены штампованным узором из насечек.
Очевидно, с той же волной поступления вещей из среднеевропейского провинциальноримского ареала связаны и находки, обнаруженные в кургане 45 могильника Доложское. О трехчленных удилах с псалиями, оформленными в стиле Сёсдал, выше уже говорилось. В том же погребальном комплексе находился умбон щита типа Либенау — с конической вершиной и штырем (рис. 18: 8)77. Такие умбоны характерны для позднеримского варварского вооружения и к середине V в. выходят из употребления. В этой связи доложские находки следует датировать концом IV — первой половиной V в.78
Провинциальноримскими по происхождению являются также железные втульчатые наконечники копий с пером пламеобразных очертаний. В раннем железном веке такие наконечники в лесной зоне Восточной Европы, в том числе в Юго-Восточной Прибалтике, не были известны. Но в материалах Скандинавии и провинциальноримских культур Эльбо-Висленского региона римского времени копья с профилированным пером содержатся в немалом количестве. Здесь они появляются уже в эпоху латена. В пшеворских памятниках такие копья немногочисленны, но встречены во всех регионах ареала этой культуры79. В черняховских древностях их нет вовсе.

В период великого переселения народов втульчатые наконечники копий пламеобразной формы (рис. 16: 6) появляются в Юго-Восточной Прибалтике и в бассейне верхнего течения Днепра (рис. 21), где они найдены на городищах Демидовка и Никодимово80. В Литве одним из наиболее ранних копий с профилированным пером является находка в погребении 122 могильника Вершвай, которое датируется первой половиной V в. К этому столетию принадлежит и наконечник из погребения 35 могильника Рякяте. Как показал В. Казакявичюс, в VI в. эти копья распространяются в Юго-Восточной Прибалтике широко, бытуют и в VII в.81
Весьма вероятно, что провинциальноримское начало имеют и железные втульчатые наконечники копий с плоским и достаточно широким пером листовидной формы. В единичных экземплярах они встречены на памятниках тушемлинской культуры и довольно широко представлены в древностях V—VIII вв. Литвы и Латвии82. В римское время подобные наконечники копий были распространены в пшеворских и германских могильниках Средней Европы83.
К предметам провинциальноримского происхождения относятся еще двушипные втульчатые наконечники копий или дротиков. В первой половине I тыс. н. э. они были широко распространены в пшеворском ареале84. Тогда же эти копья проникают в земли западных балтов, но в древностях черняховской культуры они не известны.
В период великого переселения народов двушипные втульчатые копья появляются в летто-литовских землях и в лесной полосе Восточно-Европейской равнины. На территории Литвы наиболее ранние находки их обнаружены в кургане 4 могильника Антасаре-Лаукяй, датируемом IV—V вв., и в могильнике V—VII вв. Няравяй-Лаукяй. На рубеже IV и V вв. появляются подобные наконечники и в Латвии (Гайлиши, Русиши-Дебеши и Кенте). В летто-литовских землях они бытовали и в последующих столетиях. Согласно изысканиям В. Казакявичюса, эти копья явно не местного происхождения. В отличие от средне- и западноевропейских территорий, где рассматриваемые копья были частью вооружения воинов, в Юго-Восточной Прибалтике они не имели большого значения и были преимущественно промысловым оружием86.

Двушипные втульчатые наконечники копий найдены в ряде памятников Северной Белоруссии — в кургане восточнолитовского типа могильника Черная Лужа86 и на городищах у пос. Городище в Барановичском районе, Августово, Банцеровщина и Малышки87. Аналогичные находки обнаружены на городище Демидовка88 и в одном из курганов V—VI вв. Сууре-Рысна89. В восточном направлении втульчатые двушипные копья распространяются до Волго-Окского региона. Они встречены на москворецких городищах Барвиха, Боршева и Троицкое, на верхневолжском поселении Отмичи, а также в среднеокских могильниках Борковском и Кошебеевском. Согласно И. Г. Розенфельдт, в Волго-Окском регионе копья рассматриваемого вида появились в VI в.90 Здесь они бытовали и в последующие столетия, в то время как в западных землях лесной полосы Восточно-Европейской равнины вышли из употребления и появились вновь уже в древнерусское время. Интересно, что в IX— XI вв. ареал двушипных втульчатых копий ограничивался севернорусскими землями91.
На западный уровень связей указывают также находки боевых топоров (рис. 18: 7: 21) на поселении Демидовка на Смоленщине и в кургане 2 могильника Чагода в бассейне Чагодощи92. Такие топоры характерны для вооружения позднеримского времени «среднеевропейских варваров» и были распространены до начала VI в.93

Центральноевропейское происхождение имеют и некоторые бусы. Трех- и двучастные пронизки из стекла темно-фиолетового цвета найдены на двух поселениях Верхнего Понеманья — Городище и Избище94. В Средней Европе, в том числе и в пшеворских древностях, такие бусы составляют тип 95с, они имели весьма широкое распространение во второй четверти I тыс. н. э.
В связи с рассматриваемым вопросом несомненный интерес представляет комплекс находок, обнаруженных в Слободке Борисовского района Минской обл., недавно описанный А. А. Егорейченко95. В него входят стеклянные или янтарные бусы бочонковидной формы с поперечно сжатыми сторонами и железный ключ, типичные для пшеворской и вельбарской культур, двучастная В-образная пряжка и оковка пояса с кольцевидной головкой. В трех случаях бусы были надеты на железные и бронзовые кольца. Такой способ ношения бус в конце римского времени и в начале великого переселения народов был весьма характерен для населения пшеворской и соседних культур территории Польши. Достаточно очевидно, что рассматриваемый комплекс находок не является результатом торговых операций. Он мог быть занесен в верховья Березины только какой-то группой переселенцев из Среднеевропейского провинциальноримского ареала.
Все описанные вещевые находки провинциальноримских типов, широко распространенные в позднеримское время в Средней Европе, а в период великого переселения народов занесенные в лесные области Восточно-Европейской равнины, являются ярким, достаточно определенным показателем миграции более или менее значительных групп среднеевропейского населения. Объяснить этот мощный прилив изделий позднеримских типов в лесные земли Восточной Европы какими-либо иными мотивами (торговыми операциями или культурными контактами) никак невозможно. Начало миграционного потока населения из Средней Европы надежно определяется концом IV в. или рубежом IV— V вв.

Распространение предметов вооружения среднеевропейских типов
Рис. 21. Распространение предметов вооружения среднеевропейских типов
а — памятники с находками умбонов; б — с наконечниками копий пламевидных очертаний; в — с двухшипными втульчатыми наконечниками копий; г — с одно-лезвийными мечами; д — с боевыми топорами; е — с боевыми ножами. 1 — Мазкатужи; 2 — Русиши-Дебеши; 3 — Кокомуйжа; 4 — Гайлиши; 5 — Заставчяй; 6 — Какучяй; 7 — Аукшткемяй; 8 — Рякяте; 9 — Шернай; 10 — Каштауналяй; 11 — Паланга; 12 — Юргайчяй; 13 — Рубокай; 14 — Пагри-бис; 15 — Яунейкяй; 16 — Кентескалнс; 17 — Локстене; 18 — Мельдеришки; 19 — Молкенай-Лаукупенай; 20 — Плинкайгалис; 21 — Великушкес; 22 — Акве-ришке; 23 — Вершвай; 24 — Дягсне-Лаботишкес; 25 — Богутишкес; 26 — Анта-саре; 27 — Няравай-Григишкес; 28 — Лаукяй; 29 — Черная Лужа; 30 — Куни-гишкяй-Паевонис; 31 — Рудамина; 32 — Крикштонис; 33 — Городище; 34 — Малышки; 35 — Августово; 36 — Сууре-Рысна-2; 37 — Доложское; 38 — Турово; 39 — Чагода-1; 40 — Куреваниха; 41 — Юрьевская Горка; 42 — Отмичи; 43 — Попадьинские; 44 — Демидовка; 45 — Троицкое; 46 — Барвиха; 47 — Боршева; 48 — Кузьминское; 49 — Борки; 50 — Шатрищи; 51 — Курманский; 52 — Безводное


Рассмотренные среднеевропейские вещи не отражают общего культурного облика населения, осевшего в середине I тыс. н. э. в лесной полосе Восточной Европы. Обстоятельная характеристика их была необходима, чтобы определить направления миграционных процессов. Нужно было показать, что переселенцы в будущие севернорусские земли шли из Среднеевропейского региона, а не с юга, из Северного Причерноморья.
Свидетельствами появления в середине I тыс. н. э. в лесной зоне Восточно-Европейской равнины нового населения являются и некоторые иные материалы, в том числе такие, которые говорят о земледельческом характере экономики переселенцев. Последние явно были не конные воины, как это может показаться на первый взгляд из сделанного обзора среднеевропейских находок (они дают возможность говорить только о направлениях миграции среднеевропейского населения), а земледельцы.
Вместе со шпорами, пинцетами и другими вещами среднеевропейских типов начиная с середины I тыс. н. э. в севернорусских землях получают распространение железные серпы до этого не известных здесь типов, каменные жернова для ручных мельниц, а также культура ржи и овса (рис. 22).

Новыми были железные симметричные серпы, отнесенные Ю. А. Красновым к типу VI/2. Угол наклона между осью черешка и осью начальной части клинка у них равен или меньше 90 градусов, то есть черешок лежит на линии основания орудия или отогнут вверх. Время бытования таких серпов определяется серединой и второй половиной I тыс. н. э.96 Они встречены на поселениях: Бородинское (2 экземпляра), Дьяковское (2), Зайцево (1), Леснично (1), Михайловское (4), Отмичи (2), Пекуново (1), Соколовская Гора (1), Старше-Каширское (1), Троицкое (17), Успенское (1), Щербинское (4) и Псковское (1). Большинство этих памятников называлось выше в связи с находками на них вещей среднеевропейских типов. Существенно то, что Ю. А. Краснов отмечает чрезвычайную близость этих серпов к древнерусским жатвенным орудиям «московского типа». В этой связи допустимо предположение, что серпы типа VI/2 стали их прототипами.
Несколько иную классификацию серпов Восточной Европы предложил Р. С. Минасян97. Из его работы достаточно определенно выявляется, что середина I тыс. н. э. была периодом серьезной трансформации развития этих сельскохозяйственных орудий. Некоторые типы серпов (например, вариант Б группы 1), широко бытовавшие в культурах раннего железного века Верхнего Поднепровья, Подвинья, Верхневолжья и Подмосковья, в это время выходят из употребления (в отдельных местах доживают до рубежа VI—VII вв.), зато появляются серпы не известных здесь ранее типов. Так, новыми являются серпы вариантов В и Г группы 1, распространившиеся в IV—V вв., очевидно, с появлением новых групп населения.
Серпы варианта В соответствуют типу VI/2, выделенному Ю. А. Красновым. Орудия варианта Г имеют клинок, непосредственно переходящий в черешок, ось которого или совпадает с осью задней части клинка, или находится к ней под небольшим углом. Такие серпы найдены на белорусских памятниках Гузки и Засвирь, на смоленском городище Церковище, а также в Литве, где они датируются V—VIII вв.

При описании верхненеманских древностей А. М. Медведев выделяет два подтипа железных серпов начала средневековья98. К первому принадлежат серпы, ось черешка которых является осью тыльной части клинка. На конце их черешков имеется шип. Такие находки происходят из поселений Аношки, Городище, Кашеличи и Неменчине. Датируются они IV—V вв., а аналогии находятся в древностях пшеворской культуры второй четверти I тыс. н. э. Серпы второго подтипа (с асимметричным лезвием) датируются третьей четвертью I тыс. н. э. Они встречены на верхненеманских поселениях Городище и Некасецк, а также известны из коллекций Троицкого городища в верховьях р. Москвы и Попадьинского селища на Волге.
Появление каменных жерновов в северно-русских землях отражает несомненный прогресс в развитии земледелия. Они найдены на упомянутых выше поселениях тушемлинской культуры Городище, Дедиловичи, Городок и Тушемля. Балтское население этого региона до эпохи великого переселения народов пользовалось каменными зернотерками. Жернова ручных мельниц хорошо известны по раскопкам памятников провинциальноримских культур, в том числе пшеворской и черняховской. С прекращением функционирования их жернова выходят из употребления в провинциальноримских ареалах, но появляются на севернорусской территории.
Зерновые материалы V—IX вв. в рассматриваемых территориях лесной зоны Восточной Европы представлены пшеницей, ячменем, просом, овсом и рожью. Последние две культуры не были известны здесь в раннем железном веке и появились не ранее середины I тыс. н. э. Зерна ржи и овса обнаружены при раскопках десяти поселений V—IX вв., в том числе рожь зафиксирована на памятниках тушемлинской культуры Близнаки, Демидовка и Никодимово, на поселении культуры псковских длинных курганов V—VIII вв. Юрьевская Горка, в слое VII в. Поповского городища на Унже, на поселении культуры новгородских сопок Бережок и в слое VIII—IX вв. в Старой Ладоге99. Примерно серединой I тыс. н. э. датируется появление ржи и в Юго-Восточной Прибалтике.

Распространение серпов новых типов, жерновов и зерен ржи в период великого переселения народов в начале средневековья
Рис. 22. Распространение серпов новых типов, жерновов и зерен ржи в период великого переселения народов в начале средневековья.

а — памятники с находками зерен ржи (V—VIII вв.); б — с находками жерновов; в — с находками серпов с отогнутым кверху концом; г — с отогнутым от лезвия
уступом; д — с находками серпов типа VI/2; е — с находками серпов типа 1В. 1 — Кентескалнс; 2 — Даугмале; 3 — Тервете; 4 — Рудишкяй; 5 — Яунекяй; 6 — Линксменай; 7 — Мельдиняй; 8 — Рагиненай; 9 — Саугиняй; 10 — Габриелишкес; 11 — Пашушвис; 12 — Пакритизис; 13 — Неменчине; 14 — Аукштадварис; 15 — Вилконис; 16 — Забелишкес; 17 — Геранены; 18 — Кашеличи; 19 — Гузки; 20 — Засвирь; 21 — Некасецк; 22 — Городище; 23 — Аношки; 24 — Дедиловичи; 25 — Псков; 26 — Близнаки; 27 — Демидовка; 28 — Никодимово; 29 — Тушемля; 30 — Церковище; 31 — Городок; 32 — Юрьевская Горка; 33 — Бережок; 34 — Отмичи; 35 — Леснично; 36 — Пекуново; 37 — Попадьинское; 38 — Михайловское; 39 — Троицкое; 40 — Бородинское; 41 — Успенское; 42 — Дьяково; 43 — Щербинка; 44 — Соколовая Гора; 45 — Старшее Каширское; 46 — Зайцево



Наиболее ранними находками ее являются зерновые материалы из двух памятников Латвии — Даугмале (V в.) и Кентескалнс (конец V — VIII в.) и из Габриелишкес в Литве (IV в.). Исследовавший эти остатки культурных растений А. П. Расиньш утверждал, что озимая рожь вместе со своим типичным засорителем (костер ржаной) была завезена, по всей вероятности, с соседних территорий100. Большое скопление зерен ржи найдено в хозяйственной яме IX в. на городище Свила-1 в Витебской обл. Сопровождающие сорняки дали основание утверждать, что на Витебщине в это время озимая рожь выращивалась как самостоятельная культура101.
Выше отмечалось, что рожь была распространенной сельскохозяйственной культурой провинциальноримского ареала. Нужно полагать, что в лесные области Восточно-Европейской равнины рожь, как и овес, была занесена переселенцами из Висло-Одерских земель.
О миграции в севернорусские земли в середине I тыс. н. э. большой массы населения говорят и трансформации, которые коренным образом изменили местное культурное развитие. Только наплывом нового населения можно объяснить полное прекращение функционирования здесь в это время культур раннего железного века. Начиная с V в. на всей территории распространения вещевых находок среднеевропейских провинциальноримских типов формируются новые культуры, прямо не связанные с предшествующими (рис. 23).
Определить, из каких конкретных регионов провинциальноримского ареала шла миграция населения в лесные земли Восточной Европы, пока не представляется возможным. Не исключено, что миграционный процесс не был одноактным. В нем, по-видимому, участвовали более или менее крупные группы населения из разных регионов пшеворской и, отчасти, вельбарской культур. Картография ряда находок провинциально-римских типов, в частности В-образных рифленых пряжек, позволяет предполагать, что передвижения среднеевропейского населения шли широкой полосой вдоль гряды, оставленной валдайским оледенением, через Мазурское поозерье, средний Неман, бассейн Нериса-Вилии и далее в северо-восточном и восточном направлениях. Непроходимые лесные массивы Среднего Побужья и Верхнего Понеманья, остатком которых ныне является Беловежская пуща, обходились переселенцами.

Археологические культуры римского времени и расселение среднеевропейского населения
Рис. 23.Археологические культуры римского времени и расселение среднеевропейского населения.

а — памятники с находками среднеевропейских провинциальноримских типов; б — ареал провинциальноримских культур в Средней Европе; в — черняховской культуры; г — западных балтов; д — культуры штрихованной керамики; е — днепро-двинской культуры; ж — мощинской культуры; з — москворецких городищ; и — киевской культуры; к — ареалы культур финно-угорских племен (1 — культура эсто-ливских каменных могильников; 2 — финских каменных могильников; 3 — лууконсаари; 4 — позднекаргопольская; 5 — ильменская; 6 — дьяковская (по К. А. Смирнову); 7 — городецкая; 8 — азелинская)



Подобный маршрут миграции славян в севернорусские земли (из Повисленья через среднее течение Немана и бассейн Нериса-Вилии) независимо от данных археологии был реконструирован на основе топонимических материалов (названия со славянскими основами ves, potok, korc, rucej, gar, dor, derevnija) Ю. Удольфом102.
Можно говорить и о причинах перемещения крупных масс населения из среднеевропейских земель в лесные области Восточной Европы. Как отмечалось выше, провинциальноримские культуры Средней Европы в конце IV — начале V в. прекратили свое функционирование. При этом наиболее активные слои населения (воины и ремесленники) покинули места жительства. Ремесленные центры, обеспечивавшие своей продукцией среднеевропейских земледельцев, которые составляли основную массу носителей пшеворской и соседних культур, перестали функционировать. Племена Висло-Одерского региона, занимавшиеся сельским хозяйством, стали испытывать недостаток в орудиях земледельческого труда и предметах быта.
Ситуация усугублялась значительным ухудшением климата. Первые четыре столетия нашей эры в Средней Европе были весьма благоприятными в климатическом отношении для жизни и активного развития сельскохозяйственной деятельности, которая была основой экономики как славянского, так и германского населения провинциальноримских культур. Археология свидетельствует о расцвете в это время ремесленного производства. Усовершенствуются орудия земледелия, предметы вооружения, в быт входит целый ряд новых изделий.

Развитие экономической жизни и благоприятные климатические условия вели к существенным демографическим сдвигам. Материалы археологии свидетельствуют о значительном увеличении числа поселений и росте численности населения. Допустимо предположение о некоторой, а в отдельных местностях и о значительной перенаселенности земель бассейнов Вислы, Одера и Эльбы.
С конца IV в. в Европе наступает резкое похолодание, особенно холодным было V столетие. Это был период максимального похолодания не только для I тыс. н. э., в это время наблюдаются наиболее низкие температуры за последние 2000 лет. Резко повышается увлажненность почвы, что обусловлено как увеличением выпадения осадков, так и трансгрессией Балтийского моря. Заметно повышается уровень рек и озер, поднимаются грунтовые воды, активно разрастаются болота. Многие поселения римского времени в конце IV в. н. э. оказались затопленными или подтопленными, а значительные участки пашен — непригодными для сельскохозяйственной деятельности. Поймы рек, прежде дававшие обильные урожаи, покрываются водой или аллювиальными отложениями и исключаются из хозяйственного землепользования.
Известно, что необычайно сильные наводнения в Ютландии и смежных районах Германии заставили тевтонов целиком переселиться на другую территорию. В связи с повышением уровней рек и озер и переувлажненностью земли в V в., как показывают исследования археологов, жителями были оставлены многие поселения Северной Германии, которые успешно функционировали в римское время.

Среднее Повисленье, весьма плотно заселенное земледельцами в римское время и отличающееся низменным рельефом, должно было пострадать от наводнений и переувлажненности не в меньшей степени. И действительно, все фиксируемые археологией поселения римского времени к началу V в. были покинуты103. В этой связи можно полагать, что в лесные земли Восточно-Европейской равнины прежде всего переселилось население из Среднего Повисленья, что не исключает участия в миграции и жителей других регионов Средней Европы.
Предметы провинциальноримского происхождения, обнаруженные в лесных землях Восточно-Европейской равнины, не являются этническими индикаторами. Население пшеворской, как и вельбарской, культур было разноплеменным. На территории пшеворской культуры мною выделен Висленский регион, в составе населения которого доминировал славянский этнос104. Славянское население было значительным и в средне-висленской части ареала вельбарской культуры. Как известно, в процессе передвижения готов к Черному морю носители пшеворских древностей на этой территории не покинули мест своего обитания и влились в среду населения вельбарской культуры105.
В этой связи допустимо предположение о доминировании в составе среднеевропейского населения, осевшего в севернорусских землях, славянского этнического компонента. В пользу этого со всей определенностью говорит вся последующая история населения лесной полосы Восточно-Европейской равнины — имевшие здесь место этногенетические процессы завершились становлением восточнославянского языка.



1Очерки по археологии Белоруссии. Ч. 1. Мн., 1970. С. 196. Рис. 71: 23.
2Поболь Л. Д. Поселение железного века около д. Щатково Бобруйского района // Белорусские древности. Мн., 1967. С. 226. Рис. 23: 9; Митрофанов А. Г. Селище VI—VII вв. близ дер. Городище // Древности Белоруссии. Мн., 1969. С. 253. Рис. 4: 6; Его же. Железный век Средней Белоруссии. Мн., 1978. С. 108. Рис. 52: 19; 54: 6; 58: 27—29; Шмидт Е. А. О культуре городищ-убежищ левобережной Смоленщины // Древние славяне и их соседи. М., 1970. С. 68. Рис. 3: 26.
3Штыхаў Г. В. Крывiчы. Па матэрыялах раскопак курганаў ў Паўночнай Беларусi Мiнск, 1992. С. 29. Мал. 17: 6.
4Очерки по археологии Белоруссии... С. 196. Рис. 71: 23.
5Поболь Л. Д. Поселение железного века... С. 239.
6Митрофанов А. Г. Железный век... С. 108. Рис. 52: 19; 58: 27—29.
7Kazakevičius V. Plinkaigalio kapinynas // Lietuvos archeologija. № 10. Vilnius, 1993. P. 80. 136: 1 pav.
8Vaitkunskiené L. Pargibio kapinynas // Lietuvos archeologija. № 13. Vilnius, 1995. P. 135. 198: 1 pav.
9Merkevičius A. Sauginiq plokštinis kapinynas // Lietuvos archeologija. № 3. Vilnius, 1984. P. 58—59. 21: 2 pav.
10Grigalavičiené E. Sokiskiq piliakalnis // Lietuvos archeologija. № 5. Vilnius, 1986. P. 123. 26: 5 pav.
11Holubovičiai E. ir V. Gedemino Kalno Vilniuje 1940 metq kasinejimu pranešimas. Kaunas, 1941. P. 6. 2: 6 pav.
12Stubavs A. Kentes pilskalns up apmetne. Riga, 1976. 577—578 lpp. Tabl. XI: 11.
13Gaerte W. Urgeschichte Ostpreussens. Königsberg, 1929. S. 296. Abb. 243d; Petersen E. Der ostelbische Raum als germanisches Kraftfeld im Lichte der Bodenkunde des 6—9. Jahrhunderts. Leipzig, 1939. S. 187. Abb. 169g.
14Usarowiczowa A. Wyniki badaň sondažowych na osadzie wczesnošredniowiecznej w Wo lajowicach, pow. Hrubieszów // Wiadomošci archeologiczne. T. XX. Warszawa, 1964. S. 412. Ryc. 10a.
Еще одна шпора с крючкообразно загнутыми концами обнаружена на поселении Ревне в верховьях р. Прут (Михайлина Л. П. Населення Верхнього Попруття VIII—X ст. Чернiвцi, 1997. С. 93. Рис. 47: 3). Такая же находка происходит из поселения киевской культуры Александровка на Черниговщине.
15Jahn M. Der Reitersporn seine Entstehung und früheste Entwicklung. Leipzig, 1921. S. 68—70.
16Žak J. Ostrogi z zaczepami hachykowato otgietymi na zewnątrz // Przegląd archeologiczny. T. XI. Poznań, 1959. S. 88—105.
17Перхавко В. Б. Появление и распространение шпор на территории Восточной Европы // СА. 1978. № 3. С. 132—133.
18Moora H. Die Eisenzeit in Lettland bis etwa 500. n. Chr. Bd. I. Dorpat, 1929. S. 127. Tabl. XXXII: 6; Bd. II. Tartu, 1938. S. 526—537.
19Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. Киев, 1990. Рис. 34: 11.
20Godłowski K. Chronologia okresu póżnorzymskiego i wczesnego okresu wędrówek ludów w Polsce polnocno-wschodniej // Rocznik bialostocki. T. XII. Warszawa, 1974. S. 45—46. Tabl. IV: 16.
21Седов В. В. Длинные курганы кривичей // САИ. Вып. Е1—8. М., 1974. С. 33. Табл. 28: 1, 2.
22Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников тушемлинских племен Поднепровья // Истарычна-археалапчны зборнш. Вш. 6. Минск, 1992. С. 110—111.
23Козак Д. Н. Пшеворська культура у Верхньому ПодшстровЧ i Захщному Побужжь Кшв, 1984. С. 27—28. Рис. 15: 6, 7, 12, 15; 36: 21.
24Тиханова М. А. О локальных вариантах черняховской культуры // СА. 1957. № 4. С. 191. Рис. 17: 4.
25Баран В. Д. Черняхiвська культура: За матерiалами Верхнього Дшстра i Захщного Бугу. Кшв, 1981. С. 214; Славяне Юго-Восточной Европы... С. 172; Терпиловский Р. В., Абашина Н. С. Памятники киевской культуры. Киев, 1992. С. 22.
26Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников... С. 113
27Смирнов К. А. Дьяковская культура (материальная культура городищ междуречья Оки и Волги) // Дьяковская культура. М., 1974. С. 62.
28Исланова И. В. Удомельсков Поозерье в эпоху железа и раннего средневековья. М., 1997. С. 12, 83. Рис. 19: 20; 140: 14.
29Седов В. В. Длинные курганы... С. 33. Табл. 28: 3, 4.
30Исланова И. В. Удомельсков Поозерье... С. 67, 83. Рис. 79: 8, 9; 140: 13.
31Спицын А. А. Курганы Санкт-Петербургской губернии в раскопках Л. К. Ивановского // МАР. 1896. № 20. С. 5. Табл. XVIII: 7.
32Okulicz J. Pradzieje ziem pruskich od pózniego paleolitu do VII w. n. e. Wroclaw; Warszawa; Kraków; Gdańsk, 1973. S. 385—388, 405; Michelbertas M. Senasis geleźies amźius Lietuvoje. I—IV amźius. Vilnius, 1986. P. 177—178.
33Kulikauskas P., Kulikauskiené R., Tautavićius A. Lietuvos archeologijos bruožai. Vilnius, 1961. P. 298. 204 pav.; Latvijas PSR arheologija. Riga, 1974. 155 lpp. Tabl. 37: 1.
34Митрофанов А. Г. Железный век... Рис. 20: 24; Очерки по археологии Белоруссии... С. 196. Рис. 71: 20; Шадыро В. И. Ранний железный век Северной Белоруссии. Мн., 1985. Рис. 40: 8, 9; Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников... С. 85. Табл. 29: 7—12; Короткевич В. С. Верхнее Подвинье в раннем железном веке // Памятники железного века и средневековья на верхней Волге и Верхнем Подвинье. Калинин, 1989. С. 12. Рис. 1: 23.
35Latvijas PSR arheologija. Riga, 1974. 154 lpp. 37: 33 tab.
36Шмидехельм М. X. Археологические памятники периода разложения родового строя на северо-востоке Эстонии. Таллин, 1955. Рис. 26: 7.
37Kostrzewski J. Die ostgermanische Kultur der Spatlatenzeit. Leipzig, 1919. S. 149.
38Терпиловский P. В. Ранние славяне Подесенья III—V вв. Киев, 1984. С. 28. Табл. 16: 2.
39Славяне Юго-Восточной Европы... С. 166.
40Gaerte W. Urgeschichte Ostpreussens... S. 196. Abb. 146a: 6; Antoniewicz J. Badania kurganów z okresu rzymskiego dokonane w 1957 roku w miejscowosci Szwajcaria pow. Suwalki // Wiadomoćci archeologiczny. T. XXVII—1. 1961. S. Ryc. 66; Kaczyński M. Materialy z cmentarzyska kurhanowego badanego w 1934 w miejscowosci Miezany, pow. Swieciany, na Wilenszczyznie // Wiadomoćci archeologiczny. T. XXIX—2. 1963. S. 133—134.
41Шмидт Е. А. Длинные курганы у д. Слобода-Глушица // Третьяков П. Н., Шмидт Е. А. Древние городища Смоленщины. М.; Л., 1963. С. 180. Рис. 59: 2; Его же. Некоторые результаты изучения археологических памятников третьей четверти I тысячелетия н. э. в Смоленском Поднепровье // Древности Белоруссии. Мн., 1966. С. 193—204. Рис. 2: 13; Его же. О культуре городищ-убежищ левобережной Смоленщины // Древние славяне и их соседи. М., 1970. Рис. 3: 4; Сизов В. И. Дьяково городище близ Москвы // Труды IX Археологического съезда. Т. II. М., 1897. С. 256—267. Табл. XXVIIb: 13; Спицын А. А. Городища дьякова типа // ЗОРСА. Т. V. Вып. 1. 1903. Рис. 129: 11; Булычев Н. И. Журнал раскопок по части водораздела верхних притоков Волги и Днепра. М., 1899. С. 6. Табл. II: 8; Третьяков П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья в I тысячелетии н. э. // МИА. 1941. № 5. С. 135. Рис. 71: 3; Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья // МИА. 1961. № 94. С. 87. Рис. 33: 1, 2; Смирнов К. А. Дьяковская культура... С. 60—61. Табл. VIII: 2, 3; Дубынин А. Ф. Щербинское городище // Дьяковская культура. М., 1974. С. 230. Табл. VIII: 24; Его же. Троицкое городище // Древние поселения в Подмосковье. М., 1970. С. 31. Табл. 14: 2; Его же. Городище Кузнечики в Подмосковье // СА. 1979. № 1. Рис. 7: 19, 22; Розенфельдт И. Г. Керамика дьяковской культуры // Дьяковская культура... С. 104, 107, 108. Рис. 5: 22; Ее же. Древности западной части Волго-Окского междуречья. М., 1982. С. 144—145; Успенская А. В. Городища XI—XIII вв. на юге Новгородской земли // Экспедиции Государственного исторического музея. М., 1969. С. 207. Рис. 2: 4; Вишневский В. И. Раскопки Кикинского городища // КСИА. Вып. 197. 1990. С. 90. Рис. 4: 8; Леонтьев А. Е. Археология мери: К предыстории Северо-Восточной Руси. М., 1996. С. 142. Рис. 34: 6; 59: 6—8.
43Розенфельдт И. Г. Древности западной части... С. 145.
44Исланова И. В. Удомельское поозерье... С. 19. Рис. 77: 20; 92: 4—7; 140: 17; 142: 3.
45Stubavs A. Kentes pilskalns... Tabl. XI: 20. Шноре Э. Д., Цимермане И. Поселение и могильник Кивты // Pronksiajast varase feodalismini. Uurimusi Baltimaade ja naaberalade arheoloogiast. Tallinn, 1966. C. 178. Рис. 10: 1.
46Kazakevičius V. Plinkaigalio kapinynas... P. 71—72. Pav. 57: 2; 127; Tautavičius A. Vidurinis geležies amažius Lietuvoje (V—IX a.). Vilnius, 1996. P. 121. Pav. 37: 1.
47Salo U. Fire striking implement of iron and Finnish myths relating to the birth of Fire // Suomen Muinaismuistoyhdistys. Helsinki, 1990. S. 54.
48Голубева Л. А. К истории пластинчатых огнив Восточной Европы // Новое в советской археологии. М., 1965. С 254—269; Кочкуркина С. И. Памятники Юго-Восточного Приладожья и Прионежья. Петрозаводск, 1989. С. 268.
49Карнупс А. М. К вопросу о народномедицинских инструментах эпохи металлов на территории Латвийской ССР // Из истории медицины. Т. 10. Рига, 1975. С. 44.
50Gaerte W. Urgeschichte Ostpreussens... Abb. 104: c; 146A: a; 191: k; Moora H. Die Eisenzeit in Lettland... T. I. Tabl. XXX: 15; T. II. S. 479—480; Kivikoski E. Die Eisenzeit in Finnlands. Bildwerk und Text. Helsinki, 1973. Abb. 363, 364; Michelbertas M. Senasis gelezies amzius... P. 167.
51Славяне Юго-Восточной Европы... С. 170. Рис. 33: 11.
52Шмидт Е. А. О культуре городищ-убежищ... С. 68. Рис. 3: 10; Штыхау Г.В. Крввiчы... С. 33. Мал. 20: 4; Зееруго Я. Г. Верхнее Понеманье в IX— XIII вв. Мн., 1989. С. 50—54, 56. Рис. 25: 12, 15; 26: 3, 4.
53Дубынин А. Ф. Щербинское городище... С. 239. Табл. XIII: 23; Его же. Троицкое городище... С. 32. Табл. 19: 12; Леонтьее А. Е. Археология мери... Рис. 34: 5;
54Станкевич Я. В. К истории населения Верхнего Подвинья в I и начале II тысячелетия н. э. // МИА. 1960. № 76. С. 113. Рис. 77: 5.
55Исланова И. В. Удомельское поозерье... С. 49—50. Рис. 77: 17; 138: 16.
56Поболь Л. Д. Древности Белоруссии в музеях Польши. Мн., 1979. С. 136— 137. Рис. 87: 7.
57Розенфельдт И. Г. Древности западной части... С. 145.
58Моора X. А. Археологические работы в Эстоской ССР в 1951 и 1954 гг. // КСИИМК. Вып. 55. 1954. С. 59. Рис. 15: 1.
59Аун М. Археологические памятники второй половины I-го тысячелетия н. э. на юго-востоке Эстонии. Таллинн, 1992. С. 59, 125. Рис. 50: 6, 7. Табл. XXV: 3, 5.
60Jaanits L., Laul S., Lõugas V, Tonisson E. Eesti esiajalugu. Tallinn, 1982. Joon 169: 10.
61Шмидехельм М. X. Археологические памятники периода разложения родового строя... С. 83. Рис. 19: 14; 23: 25.
62Башенькин А. Н. Культурно-исторические процессы в Молого-Шекснинском междуречье в конце I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. // Проблемы истории Северо-Запада Руси. (Славяно-русские древности. Вып. 3). СПб., 1995. С. 25, 27. Рис. 8: 17.
63Шмидт Е. А. Археологические памятники второй половины I тысячелетия н. э. на территории Смоленской области // Материалы по изучению Смоленской области. Вып. V. Смоленск, 1963. Рис. 7: 26.
64Moora H. Die Eisenzeit in Lettland... T. I. S. 147—148. Tabl. XXX: 15; Latvijas PSR arheologija... 154 lpp. 37: 45 att; Stubavs A. Kentes pilskalns... Tabl. X: 5; Tautavičius A. Vidurinis geležies amžius... P. 274—275. Pav. 133.
65Szymański W. Szeligi pod Płockiem na początku wczesnego średniowiecza. Zespól osadniczy z VI—VII w. Wroclaw, 1967. S. 256—257. Ryc. 11: 11; Аулiх В. В. Зимнiвське городище — слов'янська пам'ятка VI—VII ст. н. е. в Захiднiй Волынi Киiв, 1972. С. 71—72. Табл. XII: 15.
66Werner J. Bemerkungen zum nordwestlichen Siedlungsgebiet der Slawen im 4—6. Jahrhundert // Beiträge zur Ur- und Fruhgeschichte. Bd. I. Berlin, 1981. S. 700.
67Бажан И. А., Каргопольцев С. Ю. Xронология «В»-образных рифленых пряжек в Европе (к проблеме нижней датировки длинных курганов) // Финно-угры и славяне: Проблемы историко-культурных контактов. Сыктывкар, 1986. С. 129—135; Их же. В-образные рифленые пряжки в Европе как хронологический индикатор синхронизации // КСИА. Вып. 198. 1988. С. 28—35.
68Tautavičius A. Vidurinis geležies amžius... P. 258. Pav. 125: 1, 4, 7, 8.
69Станкевич Я. В. Курганы у деревни Полибино на реке Ловати // КСИА. Вып. 87. 1962. С. 34. Рис. 11: 2.
Эта пряжка наиболее близка к находке из погребения 252 могильника Притцир в Мекленбурге, которое надежно датировано Э. Шульдтом серединой IV в., а наиболее поздние захоронения этого памятника не выходят за пределы первой половины V в. (Schuldt E. Pritzier. Ein Urnenfriedhof der spaten romischen Kaiserzeit in Mecklenburg. Berlin, 1955. S. 71—73).
70SchmiedehelmM. Kaabaskalnistud Lindoras je mujal Kagu-Eestis // Slaavi-laanemeresoome suhete ajaloost. Tallinn, 1965. Lk. 43. Joon 8: 5; Аун М. Об исследовании курганного могильника Рысна-Сааре II // Изв. АН Эстонской ССР. Общественные науки. 1980. № 4. С. 370—371. Табл. IX: 12.
71 Башенькин А. Н. Культурно-исторические процессы... С. 24—25. Рис. 8: 19.
72Мальм В. А., Фехнер М. В. Об этническом составе населения Верхнего Поволжья во 2-ой половине I-го тысячелетия н. э. // Экспедиции Государственного Исторического музея. М., 1969. С. 182. Рис. 5: 1.
73Бажан И. А., Каргопольцев С. Ю. Xронология «В»-образных рифленых пряжек... С. 129—138.
74Исланова И. В. Удомельское поозерье... С. 22. Рис. 19: 22; Леонтьев А. Е. Древнерусские поселения верхней Мологи // Археологические памятники в Верхневолжье. Калинин, 1993. С. 68. Рис. 3: 2.
75Аун М. Археологические памятники... С. 126—127. Рис. 51: 11; Башенькин А. Н. Культурно-исторические процессы... С. 25. Рис. 8: 1, 2; Спицын А. А. Археологический альбом // ЗОРСА. Т. XI. 1915. С. 238. Рис. 34.
76Каргопольцев С. Ю., Бажан И. А. К вопросу об эволюции трехрогих пельтовидных лунниц в Европе (III—VI вв.) // Петербургский археологический вестник. Вып. 7. СПб., 1993. С. 113—122. Рис. 6: 19, 20.
77Спицын А. А. Курганы Санкт-Петербургской губернии... С. 5, 109. Табл. XVIII: 16.
78Kazanski M. Quelques objets baltes trouves en Gaule, dates entre la fin du IV-e siecle et le VIII-e siecle. A propos des contacts entre l'Occident et le rivage oriental de la mer Baltique // Archeologie Medievale. T. XXI. Paris, 1991. P. 8. Fig. 8: 10—12.
79Kostrzewski J., Chmielewski W., Jazdzewski K. Pradzieje Polski. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1965. S. 262. Ryc. 91: 18; Kostrzewski J. Pradzieje Sl^ska. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1970. S. 168. Ryc. 110: b; Kostrzewski B. Cmentarzyska z okresu rzymskiego w Czaczu i w Kokozynie w pow. koscianskim i w Pieczkowie w pow. sredzkim // Fontes archaeologici posnanienses. T. VI. Poznan, 1956. S. 78—80; Okulicz J. Cmentarzysko z okresu poznolatenskiego i rzymskiego w miejscowosci Dobrzankowo, pow. Przasnysz // Materialy starozytne i wczesnosredniowieczne. T. I. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk, 1971. S. 158. Ryc. 47: d.
80Шмидт Е.А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников... С. 106. Рис. 1: 2.
81Moora H. Die Eisenzeit in Lettland... Bd. II. S. 518—519. Abb. 78: 3, 4. Tabl. 38: 6, 7; Tallgren A. Zur Archaologie Eestis. Dorpat, 1925. S. 8. Abb. 19; Latvijas PSR arheologija... P. 157. Tabl. 39: 12, 21; Казакявичюс В. Оружие балтских племен II—VIII веков на территории Литвы. Вильнюс, 1988. С. 36—41.
82Казакяеичюс В. Оружие балтских племен... С. 42—45.
83Jahn M. Die Bewaffnung der Germanen in älteren Eisenzeit etwa von 700 v. Chr. bis 200 n. Chr. Würzburg, 1916. S. 53, 74, 75. Abb. 62; Elantkowska J. Uzbrojenia ludności kultury pszeworskiej w okresie rzymskim na Śląsku // Zeszyty naukowe Uniwersytetu im. A. Mickiewicza w Poznaniu. № 32 (Archeologia i etnografia. T. 2). 1961. S. 78—81. Ryc. 19; Prahistoria ziem polskich. T. 5. Pózny okres lateński i okres rzymski. Wrocław; Warszawa; Kraków, 1981. S. 78. Tabl. IX: 8; XI: 8.
84Elantkowska J. Uzbrojenia ludnosci kultury pszeworskiej... S. 89—92. Ryc. 36—39.
85Казакяеичюс В. Оружие балтских племен... С. 55—57.
86Kulikauskas P., Kulikauskiene R., Tautavičius A. Lietuvos archeologijos braužai... P. 312. Pav. 214: 5.
87Митрофанов А. Г. Банцеровское городище... С. 253. Рис. 2: 1; Его же. Железный век... С. 37—38, 73. Рис. 22: 2; Очерки по археологии Белоруссии... Рис. 71: 5; Медеедее А. М. Белорусское Понеманье в раннем железном веке. Мн., 1996. С. 73—74.
88Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников... С. 106—108. Рис. 1: 3.
89Аун М. Археологические памятники второй половины I-го тысячелетия н. э. в Юго-Восточной Эстонии. Таллинн, 1992. С. 51. Рис. 23: 1.
90Розенфельдт И. Г. Древности западной части... С. 128—134.
91Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. Вып. 2 // САИ. Вып. Е1—36. Л., 1966. С. 17. Табл. X: 3—6.
92Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников... С. 109. Рис. 1: 10; Башенькин А. Н. Культурно-исторические процессы... С. 12—14. Рис. 5: 18.
93Godłowski K. Problemy chronologii okresu rzymskiego // Scripta archeologica Varia. T. CCXXXI. 1988. S. 43—44.
94Медведев А. М. Белорусское Понеманье... С. 29.
95Егорейченко А. А. Находки римского времени из Слободки // Пстарычна- археалапчны зборнш. 6. Мшск, 1995. С. 52—55.
96Краснов Ю. А. Из истории железных серпов в лесной полосе Европейской части СССР // КСИА. Вып. 107. 1966. С. 17—23.
О находках серпов в западных районах Волго-Окского междуречья см. также: Розенфельдт И. Г. Древности западной части... С. 148—149.
97Минасян Р. С. Классификация серпов Восточной Европы железного века и раннего средневековья // Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Вып. 19. Л., 1978. С. 74—85.
98Медведев А. М. Белорусское Понеманье... С. 32—33.
99Кирьянова Н. А. Сельскохозяйственные культуры и системы земледелия в лесной зоне Руси XI—XV вв. М., 1992. Табл. 2.
100Расиньш А. П. Культурные и сорные растения в материалах археологических раскопок на терриотории Латвийской ССР // Вопросы этнической истории народов Прибалтики. М., 1959. С. 316—339.
101Коробушкина Т. Н. Земледелие на территории Белоруссии в X—XIII вв. Мн., 1979. С. 71 — 73.
102Udolph J. Die landnahme der Ostslaven in Lichte der Namenforschung // Jahrbucher für Geschichte Osteuropas. Bd. 29. Wiesbaden, 1981. S. 321—336; Idem. Kritisches und Antikritisches zur Bedeutung slavischer Gewassernamen für die Ethnogenese der Slaven // Zeitschrift für slavische Philologie. Bd. XLV. H. 1. Heidelberg, 1985. S. 33—57.
103Несколько подробнее со ссылками на соответствующую литературу о климатической ситуации в Европе, вызвавшей отлив значительных масс населения из ареала провинциальноримских культур, см.: Седов В. В. Славяне в древности. М., 1994. С. 296—298; Его же. Славяне в раннем средневековье... С. 209—211.
104Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. С. 62—74; Его же. Славяне в древности... С. 166—200.
105Седов В. В. Славяне в древности... С. 222—232.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Мария Гимбутас.
Славяне. Сыны Перуна

Иван Ляпушкин.
Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства

В. М. Духопельников.
Княгиня Ольга

Е.В. Балановская, О.П. Балановский.
Русский генофонд на Русской равнине

под ред. Т.И. Алексеевой.
Восточные славяне. Антропология и этническая история
e-mail: historylib@yandex.ru