Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

В. М. Духопельников.   Ярослав Мудрый

Внутригосударственное строительство

   Многие историки обвиняют Ярослава Мудрого в том, что его внешняя политика была нерешительной и он не присоединил к Руси новых территорий. Но стоит заметить, что заслуга правителя заключается не только, а можно даже сказать не столько в том, сколько новых территорий он присоединил, а в том, что он сделал для развития собственного государства. И в этом отношении в истории Киевской Руси, пожалуй, равных Ярославу мы не найдем. Ярослав хорошо помнил обвинения, которые предъявили киевляне его деду Святославу: «Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул» – и всю свою энергию направил на возврат потерянного и укрепление собственного государства.

   А дел в собственном государстве накопилось достаточно. В 1020 г. племянник Ярослава полоцкий князь Брячислав Изяславич напал на Новгород, взял в плен множество его жителей и с богатой добычей пошел к Полоцку. Ярослав, узнав об этом, быстро собрал в Киеве войско и двинулся на Брячислава. Войско за 7 дней преодолело расстояние в 700 верст от Киева до реки Судома, впадающей в Шелонь. Здесь князь догнал племянника и отобрал весь полон. Племянника же не наказал, а отправил в Полоцкую землю. Вскоре Ярослав помирился с племянником и добавил к его владениям еще два города – Усвят и Витебск.

   Под 1024 г. летописец отметил: «Восстали волхвы в Суздале; по дьявольскому наущению и бесовскому действию избивали старшую чадь (богатых людей), говоря, что они держат запасы. Был мятеж великий и голод во всей той стране». За скупыми строками летописи видится бедственная обстановка, сложившаяся в Суздальской земле. Конечно же, положение местного населения ухудшалось в связи с ростом налогов, усилением зависимости от князя и его «мужей». Дани и поборы, виры (штрафы) и повоз (подводная повинность), появление на общинных землях новых хозяев – бояр и церкви, экспроприация общинных угодий и земель, закабаление со стороны местной «старой чади», введение христианства вместо язычества и появление на месте капищ и священных рощ церквей, а вместо волхвов священников – все это, по вполне понятным обстоятельствам, в представлении «людья» далеких северо-восточных «весей» (районов) сливалось воедино и в этом виделось нечто, несущее конец их привычному, общинному быту. Замахнуться на «старую чадь» означало выступить против князя. Восстать под предводительством волхва означало борьбу с церковью, т. е. в конечном счете с тем же князем. Эти противоречия накапливались годами. Необходим был только повод, чтобы они вылились наружу. И такое время наступило. Суздальскую землю постиг неурожай, что привело к повсеместному голоду. Это вызвало восстание горожан и крестьян. Во главе движения смердов стали волхвы, служители старых языческих богов, строгие блюстители стародедовских обычаев, руководители языческих празднеств, справляемых из поколения в поколение, хранители чудесных таинств и сверхъестественных знаний. Они призывали население громить храмы, убивать священников и богатых горожан, у которых якобы имелись запасы продовольствия. Ярослав в это время находился в Новгороде. Князь со своей дружиной двинулся в Суздальскую землю и сурово наказал виновников мятежа. Одних он казнил, других наказал кнутом и отправил в отдаленные районы. Н. М. Карамзин пишет, что князь «объявил народу, что не волшебники (волхвы), но Бог карает людей гладом (голодом) и мором за грехи их, и что смертный в бедствиях своих должен только умолять благость Всевышнего». Но не только словом Божиим Ярослав стремился успокоить население. Князь отправил людей в Волжскую Булгарию, где продовольствия имелось в достатке, и в скором времени они возвратились с продовольствием. Голод прекратился. Ярослав, восстановив порядок в Суздальской земле, возвратился в Новгород. Здесь он стал готовиться к походу против брата Мстислава. (О битве братьев говорилось выше.)

   При Ярославе началось продвижение русских на север и северо-восток. Летопись сообщает, что в 1042 г. сын Ярослава Владимир ходил на емь (народ, живший на северной стороне Ладожского озера до Двины) и взял много пленных. Однако по дороге домой люди и кони стали умирать «и мало возвратилось, и те едва живы».

   В то же время Новгород смог расширить свои владения на восток и север. Жители Перми, окрестностей Печоры, Югры, побережья Белого моря уже в XI столетии являлись новгородскими данниками. Территорию от Белоозера до реки Печоры назвали Заволочьем. Ее постепенно заселили новгородцы, которые принесли туда с собою христианскую веру. В XII столетии на берегах Двины уже существуют православные монастыри. В годы правления Ярослава русские дружины оказались и в предгорьях Урала. Сокровища Урала через югорских данников потекли в Новгород, а оттуда и в Киев.

   Ярослав, правя огромной территорией Киевского государства, как и его отец, продолжал укреплять государственный строй Руси. Он усилил свою власть в Новгороде, дав новгородцам «грамоты», но изгнав в 1019 г. влиятельного и опасного для него наместника Константина Добрынича, главу верхушки новгородского общества. Наместником в Новгороде он сажает своего сына Владимира (ранее там некоторое время сидел малолетний Илья). Под 1035 г. летопись сообщает: «Ярослав ходил в Новгород и оставил там на княжении старшего сына своего Владимира». Владимир оказался надежным помощником отцу во всех его делах. Возможно, этому содействовала жена Ярослава и мать Владимира Ингигерд, которая часто навещала сына и жила в Новгороде. Да и Ярослав неоднократно бывал в Новгороде. Третий (второй[2]) сын, Изяслав, получил Турово-Пинскую землю, а когда умер его старший брат Владимир, он получил и «волость» брата. Святослав, четвертый (третий) сын Ярослава, правил на Волыни. Только пятый (четвертый), Всеволод, как и малолетние Игорь и Вячеслав, оставались с отцом.

   Среди Русских земель немного особняком стояло Полоцкое княжество, где правили наследники Изяслава Владимировича, старшего брата Ярослава. Но и они, как свидетельствуют летописи, лишь один раз нарушили мир с великим князем. Скупо сообщает летопись и о заточении в 1036 г. брата Ярослава Судислава, который находился в Пскове: «оклеветан бо был ему от ненавистных». Посредством правления сыновей укреплялось единство государства, отдельные земли сохраняли крепкую связь со стольным градом Руси Киевом.

   В этот период в государстве складывалась непростая ситуация. С одной стороны, русский народ выражал покорность князьям, но с другой – сохранял некоторые традиции вольности. При решении важных дел, а особенно в минуты опасности, во многих городах, и особенно в Новгороде, население сходилось на общий совет – вече. Так, киевляне заявляли Святославу, что ты, дескать, князь, «ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою оставил». Белгородцы, теснимые печенегами, обсуждали на вече, что им делать. Новгородцы объявили Святославу, что они требуют от него сына в правители или, в случае отказа, изберут себе особенного князя. Сам Ярослав вынужден был выступить на вече Новгорода и обратиться за помощью, а затем неоднократно собирал вече в Киеве. Такие народные собрания в русских городах, бравшие начало в глубокой древности, доказывали, что граждане принимали участие в управлении данной территорией и государством в целом. Вече могло поддержать князя, что придавало ему смелости, или отказать в поддержке, если замыслы князя не отражали интересов горожан. На войне права князя также ограничивались корыстолюбием воинов: он мог брать себе только часть добычи, уступая им прочее. Так, Олег и Игорь взяли дань с греков на каждого из своих ратников, родственники убитых тоже имели в ней долю. Желая один воспользоваться результатом грабежа в Древлянской земле, Игорь удалил от себя войска, следовательно, не только добычею от битвы, но и данью, собираемой с народов, уже подвластных Руси, князья делились с воинами. Ярослав своей «Русской правдой» в определенной степени регламентировал эти отношения, вводя специальные виры (штрафы) в пользу князя.

   Свою деятельность по собиранию русских земель в единое государство Ярослав стремился закрепить и рядом церковно-политических актов. Первым шагом в этом направлении стало стремление Ярослава создать Русский пантеон святых. Уже в первые годы утверждения его в Киеве он направляет в Константинополь патриарху и императору прошения о канонизации (причисление к лику святых) княгини Ольги, Владимира Великого, варягов-христиан (отца и сына), убитых язычниками в Киеве при Владимире, и своих братьев Бориса и Глеба. Канонизация Ольги, Владимира и варягов-мучеников была решительно отклонена Византией, но настойчивость Ярослава в отношении Бориса и Глеба сломила упорство императора. Ярославу удалось добиться канонизации своих братьев, князей Бориса и Глеба. Одновременно и на Руси Ярослав делал все возможное, чтобы прославить и возвеличить братьев, показать их беспрекословное послушание и подчинение старшим.

   «Сказание о Борисе и Глебе» рисует нам образы братьев. «Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, возрастом мал и ус молодой еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем». Когда Борис готовится принять мученическую смерть, его облик меняется. «Весь облик его был уныл и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал». О Глебе сказано более кратко: «Глеб, юнейший, неотлучно находился при брате, слушал чтение его день и нощь и творил многую милостыню нищим, вдовицам и сиротам». «Повесть временных лет» подчеркивает, что Борис принял именно мученическую смерть: «Посланные же пришли на Альту ночью, и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как пришла к нему уже весть, что собираются погубить его. И, встав, начал он петь: «Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня»; и еще: «Ибо стрелы твои вонзились в меня; ибо я готов к бедам, и скорбь моя предо мною»; и еще говорил он: «Господи! Услышь молитву мою и не входи в суд с рабом твоим, потому что не оправдается перед тобой никто из живущих, так как преследует враг душу мою». И окончив шестопсалмие и увидев, что пришли посланные убить его, начал петь псалмы: «Обступили меня тельцы тучные… Скопище злых обступило меня; Господи, Боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от гонителей моих избавь меня». Затем начал он петь канон. А затем, кончив заутреню, помолился и сказал так, смотря на икону, на образ Владыки: «Господи Иисусе Христе! Как ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата, и не вмени ему, Господи, это в грех». И, помолившись Богу, возлег на постель свою. И вот напали на него, как звери дикие, из-за шатра, и просунули в него копья, и пронзили Бориса…»

   «Сказание о Борисе и Глебе» говорит нам и о святости Глеба: «Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод… Но Господь, не оставляющий своих рабов, – как сказал Давид, – сохранит все кости их, и ни одна из них не сокрушится. И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и пренебрежении, но сохранил невредимым…» Ярослав после вокняжения в Киеве приказал разыскать тело Глеба и похоронить его рядом с Борисом. Далее автор сказания сообщает, что вскоре у могилы страстотерпцев начали совершаться знамения и чудеса. Но об этом Ярославу сообщили только после того, как церковь Святого Василия сгорела по неосторожности пономаря. Ярослав приказал выстроить новую церковь, куда и перенесли мощи святых братьев Бориса и Глеба.

   Таким образом, Ярослав, добившись канонизации Бориса и Глеба, не только положил начало пантеону русских святых, но и тем самым увенчал ореолом святости и свою собственную княжескую власть. Установление почитания первых русских святых стало торжеством национальной политики Ярослава и приобрело формы национального культа. Память Бориса и Глеба праздновалась с необычайной торжественностью шесть раз в году. День 24 июля (день убийства Бориса) – главный из этих празднеств – причислялся к великим годовым праздникам.

   Вскоре почитание Бориса и Глеба вышло за пределы Руси. В самой Византии был принят этот культ: в константинопольской Софии поставлена икона Бориса и Глеба, в Испагасе построена церковь их имени. Сохранился армянский «Пролог» о Борисе и Глебе, очевидно, переведенный с греческого. Бориса и Глеба почитали и в Чехии: в Созавском монастыре в их честь был выстроен придел.

   Государственно-политическое значение культа Бориса и Глеба заключалось в осуждении княжеских распрей, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения правил взаимоотношения между князьями: все князья – братья, но старшие должны защищать младших и покровительствовать им, а младшие – безусловно покоряться старшим. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже для защиты своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии; князья, соблюдавшие эту заповедь, стали святыми.

   К тому же канонизация Бориса и Глеба привела к появлению на Руси особого культа «страстотерпцев». Борис и Глеб не были «мучениками за Христа». Они пали жертвами политической интриги, в условиях княжеской «которы», как многие до и после них. Смерть братьев, прославленная агиографией, – политический долг вассалов, ведь Святополк их вере, разумеется, не угрожал.

   Однако со смертью Ярослава Мудрого (1054 г.) завершится период спокойствия на Руси и снова разгорится ожесточенная борьба как между братьями, сыновьями Ярослава, так и между другими родственниками.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Вендален Бехайм.
Энциклопедия оружия (Руководство по оружиеведению. Оружейное дело в историческом развитии)

Карл Расселл.
Ружья, мушкеты и пистолеты Нового Света. Огнестрельное оружие XVII-XIX веков

Надежда Ионина.
100 великих городов мира

Дмитрий Самин.
100 великих композиторов
e-mail: historylib@yandex.ru