Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

В. А. Зубачевский.   Исторические и теоретические основы геополитики

VI. Россия в системе геополитических координат конца XX – начала XXI вв. Геополитическая роль Сибири

   На формирование внешней политики Российской Федерации влияют следующие процессы: 1. Расширение НАТО. 2. Усиление роли США в Евразии. 3. Углубление европейской интеграции. 4. Дрейф бывших советских республик к Западу. 5. Противоречивые отношения России с США, НАТО, ЕС. В новой системе геополитических координат возможны различные сценарии геополитической роли России: 1. Младший партнер США (этот вариант провалился в начале 1990-х гг.). 2. Дистанциирование от США, НАТО, ЕС; попытка стать центром притяжения недовольных Западом (Венесуэла, Иран и др.), но в данном сценарии отсутствует перспектива. 3. Синтетический вариант – развитие отношений с Западом, но самостоятельная игра в других регионах, что ведет к зигзагам внешней политики. Пока Россия существует как сердцевинная земля, смена режима и государственного строя не ведет к победе Запада, поскольку в северной полусфере остается евразийская брешь (Сибирь). Будущее России зависит, останется ли Сибирь географическим пространством или станет новым российским рубежом. Беды России связаны с ее давней европейской ориентацией, слабым освоением Сибири и Дальнего Востока, перенапряжением СССР в конце 1980 – начале 1990-х гг. Нужна внутренняя геополитика – развитие регионов, особенно Сибири, Урала, Дальнего Востока. Современная Россия осуществляет стратегическое партнерство с ведущими державами, но в последнее время эти отношения ухудшились; сохраняется недоверие между Россией, с одной стороны, бывшими социалистическими странами и некоторыми бывшими советскими республиками, с другой. В результате на планете наступает эпоха «холодного мира» и не исключена новая «холодная война». Поэтому анализ историко-геополитического наследия крайне важен для верного определения внешней политики современной России.

   О данных проблемах пишут многие российские геополитики. В качестве примера автор-составитель пособия взял две концепции. Для А. Г. Дугина – представителя неоевразийского направления – характерны антиатлантические взгляды и приверженность классической геополитике. По мнению Дугина, несмотря на все проблемы, доминирующей силой в Евразии станет Россия. Философ В. Л. Цымбурский дистанциируется от неоевразийцев и российских либералов-западников. Он выдвигает теорию Великого Лимитрофа, к которому относит Восточную Европу, Кавказ, Центральную Азию. Великий Лимитроф, по мнению Цымбурского, отделяет Россию от романо-германской Западной Европы, арабо-иранского Среднего и Ближнего Востока, Индии и Китая. Особое внимание ученый обращает на возросшую геополитическую роль Юго-Западной Сибири.



   Выдержки из работ А. Г. Дугина, В. Л. Цымбурского.

   Дугин А. Основы геополитики // Геополитика: Антология. М., 2006.

   С. 884. Геополитика – это одна из нескольких базовых дисциплин, позволяющих адекватно сформулировать международную и военную доктрину государства наряду с другими, не менее важными дисциплинами… Одним из насущнейших геополитических требований России является «собирание Империи». Как бы мы ни относились к «социализму», СССР, Восточному блоку, странам Варшавского договора и т. д., как бы ни оценивали политическую и культурную реальность одной из двух сверхдержав, с геополитической точки зрения существование Восточного блока было однозначно позитивным фактором для возможного евразийского объединения, для континентальной интеграции и суверенитета нашего Большого Пространства.

   Именно геополитическая логика заставила бельгийского теоретика Жана Тириара говорить о необходимости создания «Евро-советской империи от Владивостока до Дублина». Только Восточный блок мог стать основой объединения Евразии в империю, хотя разделение Европы и непоследовательность советской политики в Азии были серьезными препятствиями для осуществления этой цели. По мнению многих современных геополитиков, распад СССР был в значительной мере обусловлен именно его стратегической уязвимостью на западных и восточных рубежах – США… не допустили континентальной интеграции и способствовали распаду самого Восточного блока. Конец двуполярного мира – это стратегический удар по Евразии, удар по континентализму…

   Императив геополитического и стратегического суверенитета России заключается в том, чтобы не только восстановить утраченные регионы «ближнего зарубежья», не только возобновить союзнические отношения со странами Восточной Европы, но и в том, чтобы включить в новый евразийский стратегический блок государства континентального Запада… и континентального Востока…

   С. 885. Если Россия немедленно не начнет воссоздавать Большое Пространство, т. е. возвращать в сферу своего стратегического, политического и экономического влияния временно утраченные евразийские просторы, она ввергнет в катастрофу и саму себя, и все народы, проживающие на «Мировом Острове». Если Россия выберет какой?то иной путь. континентальную миссию Heartland начнут брать на себя новые державы или блоки государств. Это совершенно неизбежно, т. к. контроль над континентом немыслим без контроля над пространством «географической оси Истории». Либо Китай предпримет отчаянный бросок на Север – в Казахстан и Восточную Сибирь, либо Срединная Европа двинется на западно-русские земли – Украину, Белоруссию, западную Великороссию, либо исламский блок постарается интегрировать Среднюю Азию, Поволжье и Приуралье. Этой новой континентальной интеграции избежать невозможно, т. к. сама геополитическая карта планеты противится ее однополярной, атлантистской ориентации. В геополитике вполне правомочен сакральный закон – «свято место пусто не бывает».

   С. 886. Развал Советской Империи, хрупкость и государственная несостоятельность новых политических образований на ее территории (включая РФ) заставляют искать более конкретную категорию для понимания «русских национальных интересов». Единственной органичной, естественной, исторически укорененной реальностью в этом вопросе может быть только русский народ… Русский народ и есть сегодня Россия, но не как ясно очерченное государство, а как геополитическая потенция, реальная и конкретная, с одной стороны, но еще не определившая свою новую государственную структуру – ни ее идеологию, ни ее территориальные пределы, ни ее социально-политическое устройство.

   Тем не менее «потенциальная Россия» сегодня имеет гораздо больше фиксированных характеристик, нежели эфемерные РФ или СНГ. Эти характеристики связаны напрямую с той цивилизационной миссией, в осуществлении которой состоит смысл бытия русского народа. Во-первых, русский народ (= Россия), без сомнения, ответственен за контроль над северно-восточными регионами Евразии… Во-вторых, русский народ (= Россия) наделен особым типом религиозности и культуры, которые резко отличаются от католико-протестантского Запада и от той постхристианской цивилизации, которая там развилась. В качестве культурной и геополитической антитезы России следует брать именно «Запад» как целое, а не просто одну из составляющих его стран… Русский универсализм, фундамент русской цивилизации, радикально отличается от Запада во всех основных моментах. В некотором смысле, это две конкурирующие, взаимоисключающие друг друга модели, противоположные полюса. Следовательно, стратегические интересы русского народа должны быть ориентированы антизападно… В-третьих, русский народ (= Россия) никогда не ставил своей целью создание моноэтнического, расово однородного государства. Миссия русских имела универсальный характер, и именно поэтому русский народ планомерно шел в истории к созданию Империи, границы постоянно расширялись, охватывая все больший и больший конгломерат народов, культур, религии, территорий, регионов. Считать планомерный и ярко выраженный «экспансионизм» русских исторической случайностью абсурдно. Этот «экспансионизм» составляет неотъемлемую часть исторического бытия русского народа и тесно сопряжен с качеством его цивилизационной миссии… В-четвертых, русский народ (= Россия) исходит в своем бытии из еще более глобальной, «сотериологической» перспективы, которая в пределе имеет общепланетарное значение. Речь идет не о безграничном расширении «жизненного пространства» русских, но об утверждении особого «русского» типа мировоззрения…

   С. 888. Россия никогда не была аналогом тех «государств-наций», которые характерны для Европы нового времени… «Государство-нация» основывается на административном единстве и бюрократическом централизме, которые и формируют политическую общность… С. 889. В русской истории «государства-нации» так и не возникло. Когда в Европе начиная с XVIII в. стала укореняться именно эта модель, Россия отчаянно сопротивлялась ей любыми путями. Царистский режим стремился сохранить максимально нетронутым именно имперскую структуру, хотя некоторые уступки европейскому образцу делались постоянно. Несмотря на проевропейские петровские реформы, Российская империя сохраняла и теократические элементы и аристократический принцип…

   Лишь в начале XX в. Россия вплотную подошла к реализации «государства-нации» по европейскому образцу. Однако и на этот раз процесс был сорван революционным всплеском, вобравшим в себя (пусть неосознанно) глубинный национальный протест против такого типа государственного устройства, в котором не было бы места проявлению духовной народной миссии. За модернистической риторикой большевизма русские смутно распознали свои собственные эсхатологические идеалы?торжество Идеи, Справедливости, Правды. Советское государство воспринималось народом как строительство «Новой Империи», «царства Света», «обители духа». Трагизм и фанатизм большевистских катаклизмов был вызван именно «идеальностью» задачи, а отнюдь не неспособностью к более «гуманной» и менее затратной организации людских ресурсов.

   СССР не стал «государством-нацией», он был продолжателем сугубо имперских национальных традиций, облеченных в экстравагантные внешние формы… Советская Империя, как и любая политическая конструкция, знала три этапа – «революционный этап» построения уникальной системы (Ленин – юность), стабильный этап укрепления и расширения державы (Сталин – зрелость) и этап развала и одряхления (Брежнев – старость). Причем именно позднебрежневский период породил политико-администстративную структуру, ближе всего напоминающую бюрократический централизм типичного «государства-нации»…

   С. 892. Русский народ со своей цивилизационной и геополитической миссией традиционно являлся (и является) серьезной преградой для повсеместного распространения на планете сугубо либеральной модели западного образца. И царистский, и советский режимы, повинуясь неумолимой национальной логике, препятствовали культурно-политической экспансии Запада на Восток и особенно вглубь евразийского континента. Причем серьезность геополитического противостояния всегда отражалась в том, что Россия федерировала в себе и вокруг себя разные страны и народы в мощный стратегический имперский блок. Именно в качестве континентальной Империи Россия участвовала в мировой политике и отстаивала свои национальные и цивилизационные интересы… после распада СССР Запад стремится навязать России другую геополитическую функцию, превратить Россию в такую политическую структуру, которая была бы неспособна напрямую участвовать в мировой политике… Именно исходя из такой насущной потребности Запада России была предложена роль «региональной державы».

   «Региональная держава» – это современная геополитическая категория, которая характеризует крупное и довольно развитое государство, чьи политические интересы, однако, ограничены лишь областями, непосредственно прилегающими к ее территории или входящими в ее состав… Статус «региональной державы», предложенный (навязываемый) сегодня России Западом, для русской нации равнозначен самоубийству. С. 893. Речь идет о том, чтобы искусственно и под сильным внешним воздействием обратить вектор русской национальной истории вспять, в обратную сторону, оборвать связный процесс геополитического становления русских как Империи. Россия как региональная держава будет являть собой отказ от того глубинного импульса нации, который лежит в основе ее высшей и глубиннейшей идентичности. Потеря Имперского масштаба для русских означает конец и провал их участия в цивилизации, поражение их духовной и культурной системы ценностей… обесценивание и развенчание всей национальной идеологии, оживлявшей многие поколения русского народа и дававшей силы и энергию для подвигов, созидания, борьбы, преодоления невзгод.

   Если учитывать специфику национальной имперской самоидентификации русских, становится совершенно очевидно, что принятие статуса «региональной державы» Россией не может стать последней линией обороны. Удар, наносимый тем самым по национальному самосознанию русских, будет в таком случае настолько сильным, что дело не ограничится рамками РФ… Потеряв свою миссию, русские не смогут найти сил, чтобы достойно утвердить свою новую, «умаленную» идентичность в «региональном государстве», т. к. утверждение этой идентичности невозможно в состоянии того аффекта, который логически возникает при утрате нацией имперского масштаба. Следовательно, процессы дезинтеграции, скорее всего, продолжатся и в «региональной державе»…

   Даже для того, чтобы зафиксировать «региональный статус» постимперской России, необходимо будет пробудить мощную волну национализма, причем национализма совершенно нового, искусственного, основанного на энергиях и идеях, ничего общего не имеющих с традиционной и единственно подлинной и оправданной русской имперской тенденцией. Можно сравнить это с малым, «светским» национализмом младотурков, которые на развалинах Османской Империи создали через национальную революцию современную Турцию, «региональную державу». Но национализм младотурков, не имел ничего общего с геополитическим и религиозным национализмом Османской Империи, и фактически, нынешняя Турция и духовно, и этнически, и культурно является совершенно другой реальностью, нежели турецкая Империя начала века.

   То же самое, если не хуже, грозит и России, причем скорее всего попытки укрепиться как «региональная держава», отказавшаяся от цивилизационной миссии и универсалистских ценностей, вызовут к жизни политиков «младоросского» типа (по аналогии с младотурками), которые, весьма вероятно, будут исповедовать особую сектантскую идеологию, ничего общего не имеющую с магистральной линией русской национальной идеи. Такой русский «неимперский» национализм, светский и искусственный, будет геополитически играть лишь на руку Западу, т. к. он закрепит за Россией «региональный» статус, приведет к иллюзорной и кратковременной внутренней стабилизации и одновременно заложит базу для будущих внутрироссийских этнических и религиозных конфликтов. Но если у Турции есть две или три крупные этнические общности, способные активно противиться младотурецкому централизму, то в РФ проживают сотни народов, прекрасно уживавшихся в имперской модели, но никак не вписывающихся в рамки «малого русского национализма». Вывод очевиден: Россия постепенно втянется в бесконечную цепь внутренних конфликтов и войн, и… распадется…

   С. 894. На основании предшествующих соображений можно сделать определенные выводы касательно перспективы грядущей Империи… 1. Грядущая Империя не должна быть «региональной державой» или «государством-нацией». Это очевидно. Но следует особенно подчеркнуть, Империя никогда не сможет стать продолжением, развитием региональной державы или государства-нации, т. к. подобный промежуточный этап нанесет непоправимый ущерб глубинной национальной имперской тенденции… 2. Новая Империя должна строиться сразу именно как Империя, и в основание ее проекта должны уже сейчас быть заложены полноценные и развитые сугубо имперские принципы. Нельзя отнести этот процесс к далекой перспективе, надеясь на благоприятные условия в будущем. Для создания великой Русской Империи таких условий не будет никогда, если уже сейчас народ и политические силы, стремящиеся выступать от его имени, не утвердят сознательно и ясно своей фундаментальной государственной и геополитической ориентации. Империя не просто очень большое государство… Это стратегический и геополитический блок, превосходящий параметры обычного государства, это Сверхгосударство. 3. Геополитические и идеологические контуры Новой Империи русских должны определяться на основе преодоления тех моментов, которые привели к краху исторически предшествующих имперских форм. Следовательно, Новая Империя должна: быть не материалистической, не атеистической, не экономикоцентристской; иметь либо морские границы, либо дружественные блоки на прилегающих континентальных территориях; обладать гибкой и дифференцированной этнорелигиозной структурой внутреннего политико-административного устройства… С. 895. Эта Империя, по геополитической логике, на этот раз должна стратегически и пространственно превосходить предшествующий вариант (СССР). Следовательно, Новая Империя должна быть евразийской, велико-континентальной, а в перспективе – Мировой.

   Вопросы: 1. Какие факторы, по мнению Дугина, определяют восстановление России в качестве имперской державы? 2. Почему превращение России в региональную державу означает ее дальнейший распад?



   Цымбурский В. Л. Россия – Земля за великим Лимитрофом. М., 2000.

   C. 110. Мы разомкнулись с Евро-Атлантикой, и даже возможность расширения НАТО за счет католических стран Восточной Европы ничего в этой констатации не изменит… Нас хотят лишь удержать вне Европы, откуда мы ушли сами. Между тем, отодвинувшись от Европы, Россия не стала из-за этого азиатским государством, уравновесив этот отход не меньшим отступлением от Ближнего и Среднего Востока. Ныне наша страна меньше, чем когда?либо за последние три века, принадлежит мирам как Европы, так и Азии… Прямое внешнее давление на Россию снижено: за вычетом Китая, ее окружает на суше пояс государств, несравнимых с нею по военной мощи, а у нее самой… не обнаруживается внешних целей, на которых она должна была бы сосредоточивать силы, стремясь к серьезному изменению европейского или азиатского status quo.

   Как следствие, российская геополитика все более становится геополитикой внутренней, нацеленной на оптимизацию использования российских пространств… С отчетливостью открывается, что даже главный внешний вызов… китайский демографический нажим на Приморье, на две трети сводим к внутренней российской проблеме недоосвоенности дальневосточных земель… Россия четко членится на три огромные географические платформы: западную (евророссийскую), урало-сибирскую и приморскую… Из трех основных платформ каждая несет свой собственный геополитический потенциал, – и величайшие сдвиги в строении державы определяются… объективными изменениями в структурной роли именно этих трех… пространств.

   Начнем с платформы, которую я обозначаю как «Евророссию», то есть часть России, выдвинутую в сторону Европы, в отличие от привычного термина «европейская Россия», создающего иллюзию принадлежности этой российской земли, в отличие от всей остальной, к европейскому миру. Так вот, Евророссия сохранила после империи в крайне урезанном виде подступы к евро-атлантическим окраинам: Восточной Европе, Балтике, Черноморыо. Большинство внешних или окраинных проблем, тревоживших нас последние годы, являются по своему геополитическому характеру евророссийскими: таковы вопросы Грузии, Чечни, Ингушетии, Молдовы, Крыма, стычки с прибалтами, демарши против «расширительных» поползновений НАТО – и злость на турок, приватизирующих Дарданеллы после отступления России до Азова.

   С. 112. На этом фоне резко изменяется роль Урало-Сибири, что еще не вполне осознает основная масса жителей этого края. На деле этот регион с его ресурсами, в том числе топливными, с его технологиями, с его аэродромами и Транссибом, перестает после нашего отхода из Европы служить только «базой», питающей Евророссию в ее устремленности на запад. Теперь Урало-Сибирь обретает немыслимое прежде качество того стержневого, срединного ареала, каковым синтезируется и держится российская государственная целостность. Устоявшаяся географическая терминология морочит нам голову: мы зовем «Центральной Россией» часть упершегося в Восточную Европу запада страны, ее фактическое приграничье, между тем как подлинную Центральную Россию представляет сегодня русская Южная Сибирь, с Уралом на входе. Карты плотности населения, авто– и железнодорожных путей, энергосетей и распределения промышленных предприятий – все без исключения дают одну и ту же картину: размазанный контур огромной воронки с раструбом в Евророссии, резким сужением от Урала к Иркутску и полуобособленными анклавами Приморья и Якутии. Это – воронка российской цивилизации, упирающаяся узкой частью в ареал наших наибольших, «задепонированных» природных ресурсов. добейся. оппозиционная сила контроля над зоной сужения цивилизационной воронки – группой городских центров между Тюменью и Иркутском, – и в важнейших моментах такая сила определит все российское будущее.

   С. 113. Если Евророссия исторически разворачивается с севера на юг (отсюда и «Центральная Россия» в устаревающем словоупотреблении), так что великие реки Волга и Дон выступают существеннейшими компонентами ее организации, то зауральская Новая Россия организована Транссибом и авиалиниями как протянувшаяся с запада на восток, и сейчас она начинает навязывать эту свою структуру России в целом. при этом могла бы оказаться исключительно важной композиционная роль соприкасающегося с южным Приуральем так называемого Нижнего Поволжья в качестве сочленения этих развертываний России Старой и Новой. стратегическая ценность этого района видна из истории: именно на него было нацелено германское наступление 1942 г. Но… объективные факторы предостерегают от такого геополитического строительства. Среди таких факторов. своего рода зажатость этого края между подступающим к России югом и входящими в нее поволжскими республиками исламских народов. Напротив, рациональная стратегия внутренней геополитики требовала бы серьезного перераспределения композиционной значимости Нижнего Поволжья. способного при большей безопасности для внешних воздействий выполнить сходную миссию в связывании России пред– и зауральской. В качестве такого узла отчетливо выделяется юго-запад Сибири, верховья Обско-Иртышского бассейна. Это не только место концентрации российских и европейских топливных ресурсов, – не менее важно и его равновесное положение между Старой и Новой Россией и схождение здесь железнодорожных путей, устремляющихся в Евророссию через Южный и Северный Урал. Сейчас здесь находится подлинное геополитическое сердце России, и непонимание федеральными властями новой реальности может превратить это сердце в «ахиллесову пяту». Южная Сибирь способна стать местом сугубо внутренней уязвимости России, ее испытания на разлом. Но, с другой стороны, это сейчас единственный мыслимый плацдарм для подлинного «отыгрыша» и роста российской цивилизации. Роста экстенсивного, вширь – разведками в Северную Сибирь и очаговым в нее внедрением, которое оправдало бы в конце концов идею второго Транссиба до Аляски. И, прежде всего, роста интенсивного, который придал бы нашей цивилизации новое. «русско-сибирское» качество – соединением в гигантский инновационный комплекс урало-сибирских технологических возможностей с потенциалом главных для нас сегодня тихоокеанских портов.

   С. 122. Россию конца века можно изобразить в виде огромного триптиха. Его относительно узкие фланги – доуральская Россия и Дальний Восток – отграничены от широкой центральной части, которую образуют Урал и Сибирь, с одной стороны Волгой, а с другой – Леной. На этих реках сосредоточены крупные иноэтнические анклавы России – тюркские и финские на Волге, тюркский (якутский) на Лене. На юге эти швы России прямо сближаются с приграничными автономиями, бурятской и северо?кавказскими. Далее эти южные автономии переходят во внешние лимитрофы Монголии и Закавказья, за которыми уже встают чужие геокультурные платформы Китая и Ближнего Востока. Для флангов России особо значимо меридиональное развертывание: в структуре доуральской России оно представлено течением Волги и Дона, линиями железных дорог с севера на юг, в структуре Дальнего Востока – тихоокеанским побережьем, течением Лены, дорогами, связующими Якутию с югом Сибири. Зато в средней части триптиха господствует развертывание широтное: гигантские «флаги» леса, степи и тундры, столь ярко живописуемые нашими евразийцами, прежде всего П. Савицким, дополняются побережьем Ледовитого океана, Северным морским путем и линией Транссиба…

   С. 124. основные коммуникационные линии России проходят по ее окраинной кайме. Отметив это обстоятельство, легко выделить в структуре России «регионы-скрепы», которые в ближайшем будущем. особо значимы для целостности и безопасности страны. Это зоны, где на стыке широтного развертывания Урало-Сибири и долготного развертывания флангов у самых краев страны встречаются ее коммуникации, идущие в направлениях «север-юг» и «запад-восток». Таково Нижнее Поволжье с соседним Северным Кавказом. Таков Дальний Юго-Восток, включая полосу БАМа. Таков российский Северо-Запад, граничащий с Прибалтикой и Северной Европой. с этими тремя краями американские эксперты связывали наибольшую вероятность либо сепаратистских (Дальний Восток, Северо-Запад), либо национал-патриотических. (русский Северный Кавказ) вызовов российскому руководству. Пожалуй, их прогнозы были мотивированы не столько реальными народными настроениями в этих местах, сколько собственно структурной значимостью регионов-скреп в принципиальной схеме России – значимостью, которая усугубляется их окраинным положением на выходах к морям и к соседним цивилизационным ареалам Старого Света. Но по тем же критериям внимания заслуживает и четвертый регион-скрепа, который приходится на слабозаселенные области Россия к западу и к юго-западу от Берингова пролива, включая

   Чукотку, Камчатку и северо-восток Якутии. Этот регион-скрепа соприкасается с той ветвью евроатлантической цивилизации, что укоренилась в Новом Свете – и если говорить о вызовах этого края, толки насчет проекта железной дороги от Аляски до Якутска не могут не настораживать.

   Случись так, что Россия упустит контроль над любым из регионов-скреп, – и она окажется разорвана и дестабилизирована как цельный коммуникационный контур. С этого времени Россия может утерять способность регулировать свои отношения с внешним миром, – этот мир географически вклинится внутрь России, перерабатывая ее из государства в территорию, лишающуюся даже формальной суверенности. Однако внутри той же принципиальной схемы выделяется еще один сектор повышенной важности. Он лежит на восток от поволжско?кавказского региона-скрепы: я говорю о юго-западе Сибири с верховьями Оби и Иртыша и с обращенными к Западно-Сибирской равнине склонами Среднего и Южного Урала. Здесь собственно широтная протяженность сибирских ландшафтов наталкивается на меридиональную полосу Урала, как бы имитирующую внутри урало-сибирского пространства принцип развертывания западного российского фланга. Очерченный сектор оказывается средоточием дорог, идущих как с Запада, через Оренбуржье, так и с Северо-Запада, собственно через Урал… Весь этот ареал (от Екатеринбурга и Челябинска до Томска и Кемерова), отдаленный от Кавказа и Ближнего Востока, позволяет в случае необходимости локализовать и блокировать юго-западные, кавказские потрясения, осуществляя связи доуральской России с нашим востоком в обход кризисной зоны… с отпадением имперской периферии и «истончанием» российского коммуникационного контура то, что обычно называют Центральной Россией, стало областью на крайнем западе нашей платформы, а на роль подлинной Срединной России выдвинута Юго-Западная Сибирь со смежными районами Урала…

   Хозяином в России может реально чувствовать себя только такой Центр, который соединит признание в урало-сибирской сердцевине и власть над нею с сильными позициями на западном фланге. Именно поэтому при сколько?нибудь значимом национальном кризисе этот ареал должен представлять наибольший интерес и для правящего режима, и для оппозиции. Более того, любые обстоятельства, вызывающие массовое сомнение в «способности Москвы играть роль столицы», неизменно будут работать на активизацию таких проектов альтернативной сборки России, которые примут сердцевину страны за опору политического строительства. Со времен пуска Транссиба так не раз было и так будет. Нельзя считать случайностью ни ленинский план Урало-Сибирский республики в начале 1918 г.; ни роль Омска как главной столицы белого движения с конца того же года по осень 1919-го; ни расчеты команды Ельцина в дни «августовского путча» 1991-го на создание «своей» столицы в Свердловске; ни предложение из Новосибирска лидерам мятежного парламента в октябре 1993-го. С уверенностью провести страну через кризис, без ее распадения и последующей сборки, может прежде всего Центр, находящийся в союзе с элитами новой Срединной России. Политологам знакомо понятие «парадоксальной периферии», способной выступать политическим Центром страны (пример – императорский Петербург). Но Западная Сибирь с Уралом, до сих пор трактуемая как периферия России, скорее заслуживает названия ее «парадоксальной сердцевины».

   Вопросы: 1. Какие геополитические изменения, по мнению Цымбурского, произошли с Россией в 1990-е гг.? 2. Почему и каким образом возросла роль Юго-Западной Сибири?

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Николай Непомнящий.
100 великих загадок Африки

Джон Террейн.
Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

Игорь Муромов.
100 великих авиакатастроф

Е. Авадяева, Л. Зданович.
100 великих казней

Г. А. Порхунов, Е. Е. Воложанина, К. Ю. Воложанин.
История Сибири: Хрестоматия
e-mail: historylib@yandex.ru