Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

С.Ю. Сапрыкин.   Религия и культы Понта эллинистического и римского времени

Глава IV. Культ правителя в Понтийском царстве

Культ обожествленного и героизированного властителя занимал важное место в политической жизни и идеологии Понтийского царства, которое создавалось путем завоеваний и объединяло различные территории, в том числе в Причерноморье, где жили многочисленные племена. Для их сплочения вокруг правящего монарха было необходимо создать образ сильного и волевого повелителя, способного повести за собой подданных. Поэтому идеологическое обеспечение господства Митридатидов на захваченных или приобретенных путем наследования землях было возложено на так называемую понтийскую «царскую пропаганду» — термин, вошедший в обиход с подачи современных исследователей. Ее главной задачей было внушить подданным и союзникам Понта, что во главе его стоит правитель, равный богу, власть которого неоспоримо наследственная и освящена божественными покровителями. Для того чтобы добиться ее решения, стали создавать культ царской власти, используя при этом религиозные воззрения различных слоев населения, а также богов и наиболее популярные культы. Наиболее важные божества объявлялись царскими и официальными, и становились как бы покровителями правящего монарха, с целью сформировать у населения его образ спасителя подданных и победителя врагов, озаренного светом божественного солнца. Следующим этапом было отождествление царя с солнечными богами и героями, обладавшими сотерическими функциями, поэтому подданные воспринимали его как избавителя от мрака и зла. В задачу данной главы входит определить время и условия создания в Понтийском государстве образа божественного правителя и его культа, выявить те культы, которые были использованы для их формирования, и установить, какие слои населения поддерживали идею о богоизбранности повелителя.

Понтийское царство — государство греко-варварского типа, поэтому при создании образа божественного правителя окружение понтийского царя использовало культы, одинаково понятные грекам и варварам Восточной Анатолии и Причерноморья, где сформировались свои религиозные традиции. В течение почти всей его истории понтийские правители пытались обосновать право на власть в Каппадокии, Малой Армении, Пафлагонии, а впоследствии в Вифинии, Галатии, Великой Фригии, где, как утверждали идеологи царского двора, правили ахеменидские сатрапы — предки понтийских царей из рода Отанидов и Ахеменидов. Позднее при Митридате Евергете и особенно при Митридате Евпаторе в список потенциальных «наследственных» земель вошли Боспор, Колхида, Таврида, Нижнее Побужье, Поднепровье и Поднестровье и в потенциале вся Скифия и земли сарматов — союзников понтийского царя. Поэтому в преддверии борьбы с многочисленными врагами царская пропаганда старалась внушить подданным и союзникам, что Митридатиды являлись законными наследниками Ахеменидских царей Персии, а также легендарных Аэтидов, якобы правивших в причерноморских областях. Однако верхушка Понтийского государства понимала, что осуществить притязания на власть в этих регионах без поддержки греческого и эллинизованного населения было невозможно. Для обеспечения такой поддержки в обиход была впущена идея о том, что по материнской линии Митридатиды — потомки царей Македонии, что послужило основанием отождествить Митридата Евпатора с Александром Македонским. Через родство с полулегендарными и реальными предками Митридатиды добились господства над обширными территориями и сумели создать огромную державу от Евфрата и Кавказа до Балкан и от степей Скифии до ионийского побережья Малой Азии1.

Особой привлекательностью у греков пользовался образ Митридата Евпатора как спасителя, поскольку северопричерноморские государства призвали его избавить их от угрозы, исходившей от скифов и сарматов. А малоазийские греки видели в нем силу, которая могла предотвратить их порабощение римлянами, расширявшими свои владения в Азии. Как мы убедились выше, в Понтийском царстве многие греческие культы стали царскими. Они подбирались с таким расчетом, чтобы различные этнические слои и группы населения могли отождествлять с ними местных богов и почитать их как спасителей и победителей. Однако цари и их окружение в первую очередь обеспечивали популярность греческих богов Зевса, Аполлона, Персея, Диониса, одновременно формируя образ царей как хранителей традиций местной религии, поскольку греческие боги превосходно отождествлялись с ирано-анатолийскими в качестве идеологической платформы для обожествления власти.

Царский культ стал формироваться в Понте уже во второй половине III в. до н. э., о чем свидетельствуют монеты Митридата III, Митридата IV, Лаодики и Митридата V, но особенно Фарнака I. Они представляют их портреты, выполненные в очень реалистичной манере, так как резчики передали отчетливые полуварварские черты правителей, намеренно подчеркивая их иранское происхождение как наследников и потомков персидских царей (рис. 1, 2, 44, 55)2. Вместе с изображением Зевса с орлом, сидящим у него на руке, что символизировало верховную власть, царь Митридат III поместил на монеты царский герб — звезду и полумесяц, который использовался еще Ахеменидами как атрибут их покровителя Ахура-Мазды, верховного бога древних персов (WBR I2, 1, nо. 2, 3, pl. I, 2-6). Зевса и Геру в качестве монетного типа использовали в годы совместного правления Митридат IV и Лаодика, а затем каждый из них по-отдельности (ibid., nо. 7, 8, pl. I, 13, 14; SNG Aulock, nо. 4, taf. 1,4). Появление бога-громовержца и его супруги на царских монетах неслучайно: Зевс был одним из покровителей македонских царей и их прямых потомков — представителей династии Селевкидов, родственниками которых, благодаря брачным узам, являлись первые Митридатиды. Поэтому его изображение на монетах должно было возвеличить понтийскую династию до славы македонских предков. В этом просматривается зарождение культа обожествленных правителей, рассчитанного в первую очередь на эллинское население Понта. Сочетанием эллинских традиций в лице Зевса как покровителя династии и иранских реалий, связанных с необходимостью подать себя в образе преемников персидских правителей, первые Митридатиды сфокусировали внимание подданных и союзников на главных направлениях своей политики — расширить царство за счет соседних земель в Малой Азии и греческих городов, чтобы осуществить выход к Черному морю. В этом они позиционировали себя как наследники Ахеменидов/Отанидов и греко-македонских правителей-диадохов, правивших в Восточной Анатолии после распада державы Александра Македонского. Поэтому «иранизм» и «эллинизм» в политике первых понтийских царей выступали на равных, что и отразилось в типологии царских монет.

Поскольку варварское эллинизованное население царства сравнивало Ахура-Мазду с греческим Зевсом, основой царского культа и для выбора божественного покровителя династии стал греческий бог-громовержец. Что же до ярко выраженных иранских черт в облике первых понтийских царей на монетах3, то этим невольно подчеркивалась связь с персидскими традициями, которые поддерживала каппадокийская элита. Митридатиды выказывали притязания на земли в Анатолии и стремились захватить греческие полисы, включая Синопу, поэтому им до определенного времени было выгодно предстать в качестве прямых потомков персидских сатрапов — Датама, Фарнабаза, Митридата, Ариобарзана и даже Гидарна, одного из семи персидских магов, а из ахеменидских царей — Кира, Дария I и Дария III4. Они все были известными представителями власти Ахеменидов, которые управляли Восточной Анатолией и соседними регионами. Это, по расчетам понтийской знати, должно было поднять престиж царей Понта в сравнении с каппадокийскими Ариаратидами, также считавшимися преемниками ахеменидских царей и их сатрапов.

Наиболее варваризированные черты лица на монетах имел Фарнак I, который выглядел даже большим «варваром», чем его отец Мигридат III5. Его портрет сопровождался на монетах фигурой местного бога Мена-Фарнака, который являлся покровителем этого достаточно жесткого правителя, а впоследствии стал почитаться его преемниками (см. гл. 2, §12). Отход от культивировавшегося ранее образа «мягкого» правителя был обусловлен политикой этого царя, который вел борьбу за обладание соседними территориями в Малой Азии, что в 183-179 гг. до н. э. привело к жесточайшей войне с Пергамом, Вифинией и Каппадокией. Основной задачей Фарнака I было закрепиться в Пафлагонии, Великой Фригии и Галатии, поэтому выбором анатолийского бога Мена в качестве своего покровителя он хотел привлечь на свою сторону население этих областей Анатолии, которое широко почитало это фригийское лунное божество. Превратившись в царский, культ Мена стал вскоре отождествляться с культом самого царя Фарнака I, что дало мощный толчок почитанию в Понтийском царстве божествленного правителя. Как следствие, недалеко от Кабиры тогда же возникло святилище Мена, где цари Понта отныне давали священную клятву «Клянусь счастьем царя и Меном-Фарнака!» (Strabo XII. 3. 31). Культ Мена настолько прочно внедрился в сознание представителей правящей элиты и части местного населения, что и после Фарнака I он попрежнему оставался в Понте официальным и использовался при создании образа обожествленного монарха.

После поражения в войне 183-179 гг. до н. э. агрессивная и жесткая политика Фарнака I по отношению к соседним царствам, грекам и римлянам сменилась на более умеренную. Это отразилось в идеологии и на характере культа властителя. В середине — второй половине II в. до н. э. среди царских культов на первое место снова вышел Зевс, которого изображали на монетах как владыку Олимпа уже не сидящим, а стоящим. Тогда же, в правление Митридата IV, среди божественных покровителей династии появился Персей, считавшийся предком Ахеменидов и всех персов и почитавшийся греками как избавитель от смертельного взгляда Медузы Горгоны. Царские монеты запечатлели его стоящим с гарпуном и головой этого чудовища, в остроконечной шапке и с гербом Митридатидов — звездой и полумесяцем (рис. 44) (см. гл. 2, § 11)6, что указывало на преемственность ахеменидских традиций. М. Нильссон заметил, что у греков была особенность давать варварским народам эпонима из собственной мифологии, и это стало фактором международных отношений и инструментом политики7. Поэтому появление Зевса и Персея на монетах стало следствием обращения царей Понта к греческим и иранским истокам в связи с возвращением к филэллинству и временной ориентации на Рим. Это явилось серьезной уступкой эллинам, поэтому Персей и Зевс изображались на понтийских монетах согласно греческой традиции. Хотя монетные портреты Митридата IV и Лаодики отличались реалистичностью и по-прежнему сохраняли негреческие черты, некоторые особенности их изображения восходят уже к эллинистическим портретам Птолемеев и Селевкидов, в частности Александра Баласа и Клеопатры Теи8, что было прямым влиянием эллинистической культуры.

При Митридате V Евергете прогреческая и проримская политика получила дальнейшее развитие, что нашло отражение в религии. Царь объявил культ Аполлона, покровителя его новой столицы Синопы, царским, поэтому на монетах появилась культовая статуя Аполлона с чертами Персея и Мена — прежних божественных предков династии Митридатидов (рис. 13). Мена ассоциировали с Аттисом и Персеем, а греки еще и с Аполлоном, поэтому на культовых изображениях Мена-Фарнака на царских монетах фигурировал олененок или лань, священное животное Артемиды, сестры Аполлона, и близкой ей Девы. Аполлона отождествляли с Гелиосом и Митрой, а также с Сераписом и Дионисом (см. гл. 2, §4, 5, 7, 12, 13), поэтому его культ стал одним из основных в Понтийском царстве, так как в эллинистическом мире, как ранее на древнем Востоке, было принято обожествлять владыку путем сравнения его с богом солнца. Неслучайно на некоторых статуях Аполлона, в частности, с Кипра, на руке бога сидит птица, что напоминает изображение Зевса Этафора с орлом на монетах понтийского царя Митридата III. А прической многие статуи Аполлона на Кипре повторяют портреты Митридата Евпатора, поэтому их идентифицируют с образами эллинистических правителей9. Так что с приходом в конце 120-х годов до н. э. на царство Митридата Евпатора в Понте очертился круг божеств, которые активно использовались для формирования образа монарха с последующим его обожествлением. Их выбор соответствовал религиозным воззрениям населения, но на ведущие роли выдвигались эллинские боги и это создавало почву для синкретизма.

На анонимных оболах Понта и некоторых монетах Амиса и Синопы первых лет правления Митридата Евпатора изображались портрет молодого царя в иранской кожаной шапке сатрапа — кирбасии или «шапке Персея», одна эта шапка, солярно-лунарные символы — герб Митридатидов, горит, цветок лотоса, лук, а в надчеканках — шлем, горгонейон, молния и легенды ΣΤΕΦΑ и ΑΠΟΛΛ (WBR I2, 1, pl. suppl. M, no. 10-24; SNG IX: The British Museum, pl. XXXVII, 972-984) (рис. 13, 14). Надписи (возможно, это теофорные имена жрецов или монетариев), цветок или бутон связаны с Аполлоном и богинями плодородия, в частности с египетской Изидой; на ее культ указывают также головной убор богини и восьмилучевые звезды на монетах младшего номинала этой серии. Такие же символы встречаются на афинских тетрадрахмах «нового стиля» 93/92 и 87/86 гг. до н. э., когда Митридат Евпатор добился влияния в Афинах10. Почти все эти атрибуты на анонимных монетах имеют прямое отношение к культам Персея и Аполлона, а символы Изиды и Сераписа появились на них неслучайно. Ведь, по легенде, культ Сераписа стал царским у египетских Птолемеев под влиянием Синопы, откуда объединенный культ Аполлона-Персея попал в царский пантеон богов Понта (см. гл. 2, §4, 11, 12). Поэтому соединение Сераписа с Аполлоном покровителем синопейцев, и Персеем, хранителем царской династии подкрепляло функции этих богов как спасителей и избавителей. Анонимные монеты с символикой культа Персея выпускали в течение долгого времени в последней четверти II в. до н. э. вплоть до появления первых золотых и серебряных монет Митридата Евпатора с его собственным портретом и царским титулом. Черты лица монарха на медных монетах Амиса и Синопы и на монетах анонимной серии отчетливо демонстрируют возрастную эволюцию — портрет достаточно зрелого мужчины (рис. 83, 84), по-видимому, Митридата Евергета, отца Митридата Евпатора, и юноши, или очень молодого человека (рис. 13,14), очевидно, самого Митридата VI Евпатора, еще не достигшего зрелости11. Голова в шапке Персея, символика этого героя и атрибуты Аполлона свидетельствуют о приверженности Митридата V и молодого Митридата Евпатора синкретическому царскому культу Аполлона-Персея, введенному в 120-х годах до н. э. Этим демонстрировалась преемственность власти от Фарнака I, который отождествлял себя с лунным богом Меном, до Митридата Евергета и Митридата Евпатора, которые стремились предстать в образе Персея и Аполлона. Поэтому означенные монеты следует рассматривать в качестве проявления царского культа, а идентификацию царей с этими божествами можно считать началом процесса их обожествления.

Рис. 83. Голова понтийского царя (Митридата V?) в образе Персея на монете Амиса
Рис. 83. Голова понтийского царя (Митридата V?) в образе Персея на монете Амиса
Рис. 84. Голова понтийского царя (Митридата V?) как Персея в кирбасии на анонимной монете Понта
Рис. 84. Голова понтийского царя (Митридата V?) как Персея в кирбасии на анонимной монете Понта

Приверженность Митридата V и Митридата VI культу Аполлона стала причиной тесных отношений Понта с Делосом, общегреческим центром его почитания. Там еще при Евергете, а затем в ранние годы правления Митридата Евпатора, появились посвящения, в том числе сделанные за него в Серапеуме и Асклепейоне (OGIS, 368, 369 = ID, 1560, 1561; ср. 1564, 1566, 1568, 2039, 2040)12. Асклепий и Серапис, как мы убедились, были в Понте связаны с Аполлоном, поэтому в глазах греков, в том числе самих посвятителей, Митридат Евпатор ассоциировался как с ними, так и с Аполлоном Делосским. Вот почему на острове близ святилиша Великих Самофракийских богов построили его героон с потретами членов его ближайшего окружения и поставили скульптурные изображения царя. В 86 г. до н. э. в Милете Митридату Евпатору была даже пожалована должность стефанефора Аполлона Дидимейского13.

До Митридата VI попытка обожествления царя была сделана только при Фарнаке I. другие понтийские цари подчеркивали только связь с богами как своими покровителями и не стремились предстать в их образе. Этому поначалу следовал и Митридат Евпатор, который, подражая отцу, своей приверженностью культу Персея-Аполлона хотел укрепить отношения с греками и римлянами. Но окружение царя вскоре решило создавать образ богоизбранного монарха, спасителя и благодетеля греков, используя для этого почитание эллинского солнечного бога и культ греческого героя Персея, победителя Горгоны Медузы. Поэтому истоки так называемой «царской пропаганды», которая была призвана обосновать идею о правителе, равном богу, уходят корнями в ранние годы правления Митридата Евпатора, когда он сделал своими покровителями Диоскуров, Аполлона и Персея. Эти божества подходили для воздействия на чувства подданных из среды местного населения, которое отождествляло их с Меном и Митрой. Но постепенно на первое место в формировании образа царя-филэллина выдвинулись Персей, Аполлон и Дионис, так как для своей популярности царская власть сделала ставку на греческие культы.

В античной литературной традиции сохранились отрывочные сведения о юношеских годах Митридата Евпатора и его смерти. Они имеют полулегендарный и полумифологический характер, так как восходят к биографии царя, написанной его придворными историографами. У Помпея Трога (Юстина) рассказывается о попытках отравить молодого царя, а также о том, как его сажали верхом на необъезженного коня и заставляли метать копье. В подростковом возрасте, спасаясь от козней врагов, Митридат даже бежал из столицы и несколько лет занимался охотой на лесистых склонах отрогов Тавра, убивал диких зверей, закаливал свой организм, в том числе принимая противоядия (Justin XXXVII. 2. 1-3; 5, 6; Арр. Mithr., Ill; Val. Max. IX. 2. ext. 3). У Павла Орозия имеется свидетельство о сильном землетрясении, которое случилось в год смерти Митридата Евпатора в 63 г. до н. э. Этот эпизод из биографии понтийского царя, написанной или скорее подновленной уже после его кончины, навеян идеями о конце света и гибели мира в связи с его смертью. Гибель царя отождествляется там с реальным природным явлением — разрушительным землетрясением во время праздника Деметры14, что отображало идею о конце всего и вся на земле. Рассказ Орозия, раскрашенный в мифологические тона, перекликается с полулегендарными сказаниями о рождении Митридата Евпатора — обожествленного и героизированного монарха. «Будущее величие Митридата предсказывали даже небесные знамения. Ибо в тот год, когда он родился, и в тот год, когда начал царствовать, в течение 70 дней была видна комета, которая светила так ярко, что казалось, будто все небо пылает огнем. По величине она занимала четвертую часть неба, а блеском своим затмевала солнечный свет, между восходом и заходом ее проходило четыре часа» — пишет Помпей Трог (Юстин) (Justin XXXVII. 2. 1-3).

Плутарх, опираясь на более раннюю традицию, повествует о детских годах Митридата Евпатора: «В действительности, когда Митридат был еще младенцем, молния сожгла его пеленки, не оставив на теле никакого следа, кроме незначительного ожога на лбу, скрываемого волосами; и уже в его зрелые годы снова молния ударила в комнату, где он спал, и, минуя его, сожгла только стрелы в висевшем рядом колчане. Прорицатели тогда истолковали это как предвещание будущих побед его лучников и легковооруженных войск; а в широком окружении его стали называть Дионисом по сходству с этим богом, которое усматривали в ударах молнии» (Plut. Mor. 624В = Quaest. Conv. I. 6. 2).

Эти сообщения относятся к обычному арсеналу эллинистического историописания, призванного возвеличить монарха15. Детали чисто романтического и мифологического характера попали в биографию Евпатора, чтобы подчеркнуть его будущее величие, создать представление о нем как о герое, способном на чудесные подвиги. Составители царского жизнеописания использовали прием отождествления чудесных знамений с реальными природными явлениями — землетрясением в 63 г. до н. э., которое действительно имело место, и появлением комет в год зачатия или рождения Евпатора: по вычислениям астрономов, в 134 г. до н. э. — в год зачатия или рождения царя ив 120 г. до н. э. — в год его вступления на царство, наблюдались появления комет16. Прорицатели и жрецы в Понте истолковали это как предвестия чудесных свершений Митридата Евпатора и использовали для его обожествления. А окружение царя стало создавать его героизированный образ, используя монеты, скульптуру и т.п. Сказания и легенды о чудесных знамениях, их совпадение с символикой царских культов на монетах должны были вызвать представления о великом царе, который одерживает громкие победы ради всеобщего счастья.

В приводимой Плутархом легенде о молниях, якобы дважды ударявших в Евпатора, но счастливо его миновавших, имеется прямое совпадение с преданием о чудесном знамении при рождении Александра Македонского. Его матери Олимпиаде во сне привиделось, будто раздался удар грома и ей во чрево ударила молния, от которой вспыхнул сильный огонь и языки пламени побежали во всех направлениях и затем угасли (Plut. Alex., 11). Это традиционная для эллинизма историософская легенда о происхождении царя, которая должна была создать образ обожествленного правителя, призванного совершить бессмертные дела. Поэтому миф о его чудесном рождении или зачатии приравнивался к легендам о рождении богов, в данном случае Диониса. Ведь, по распространенной версии мифа, его мать Семела, будучи им беременна, погибла от молнии Зевса, сделавшей младенца Диониса бессмертным (Hes. Theog., 940-942; Eurip. Bacch., 1-9, 88-98, 286-297; Pind. Od. II. 25-28; Paus. II. 37. 5)17.

Александра, как и Митридата Евпатора, отождествляли с Дионисом, выражая таким образом бессмертную сущность обоих и подчеркивая спасение — одним всей Азии от персов, а другим от римлян и варваров. Царская пропаганда Митридата Евпатора стремилась представить его как Александра и внушала подданным, что он, подобно своему великому предку по материнской линии, призван освободить Азию и Грецию от римлян, намекая, что римляне — враги греков. Чтобы создать понтийскому царю образ спасителя, сотера и евергета, жрецы и прорицатели использовали популярные среди эллинского и эллинизованного населения культы греческих и греко-иранских и малоазийских богов, функции которых воплотились в общеэллинском культе Диониса. Его образ, имя и деяния были понятны широким слоям населения, видевшего в этом боге воплощение бессмертия, спасения, как это некогда проявилось в деяниях Александра Македонского, популярность которого в конце II в. до н. э. снова возросла (Арр. Mithr., 10; Athen. V. 212d; Cicero. Pro Flacco. XXV. 60; IosPE II. 356 = CIRB, 31; 979; SEG XXXVII. 668)18.

Т. Рейнак дал, на наш взгляд, наиболее правдоподобное объяснение легенд о рождении и удивительной юности царя Понта: комета находилась на небе в течение 70 дней, что соответствовало 70-летней жизни Митридата Евпатора (см. Арр. Mithr., 112; Eutrop. VI. 12; Oros. VI. 5. 7; Cass. Dio XXXVI. 9. 4; Sail. Hist. V. 5); четверть неба, занимаемая кометой, означала четверть мира, которая находилась под властью Митридата; сияние солнца, будто бы затмеваемое кометой, символизировало образ Рима, разгромленного понтийским царем-богом; четырехчасовая продолжительность свечения кометы обозначала события двух самых важных войн Евпатора — Первую Митридатову (89-85 гг. до н. э.), т.е. столкновение с Суллой, и Третью Митридатову войну (74-63 гг. до н.э., в частности его борьбу с Помпеем, когда окончательно рухнули вся политика и огромная держава царя19. В этом объяснении, хотя и не бесспорном в деталях, содержится одно очень важное положение — появление кометы было истолковано жрецами не ранее смерти царя в 63 г. до н. э., что символически совпадает с заметкой Орозия о празднестве Деметры в момент землетрясения в год смерти понтийского монарха, я Следовательно, пассажи о чудесных знамениях, олицетворявших бессмертие царя Понта, были заимствованы поздними античными писателями из биографического сочинения о жизни и деяниях Митридата VI, которое могло быть составлено его придворными историками в соответствии с господствовавшей идеологией.

Легенды и монетная символика были призваны объяснить присвоение Митридату Евпатору имени «Дионис» и сравнение его с Александром Македонским20. Появление традиции о Митридате Евпаторе, который уподоблялся македонскому царю и богу Дионису, завершило процесс создания в Понте царского культа обожествленного правителя. В первые годы царствования Митридата VI на монетах появились атрибуты, которые фигурировали в легендах о его рождении и юности — огонь и молнии Зевса-Громовержца и отеческого культа Мена-Фарнака, колчан и стрелы (а значит и лук), как у Аполлона, Персея или Ареса (см. гл. 2, §4, 10, 11). Молнии также засвидетельствованы на монетах Амастрии типа «Афина — сова на пучке молний», битых еще до Митридата Евпатора (WBR I2, 1, pl. XVIII, 8-10). Все эти божества, связанные с молниями, принадлежали к царскому пантеону и напрямую родственны Зевсу — первому божественному покровителю понтийских царей. Это означает, что царский культ Митридата Евпатора Диониса появился на основе культов Зевса (в ипостаси Стратия) и Мена-Фарнака, а затем его уже ассоциировали с Персеем, Митрой, Оманом, Аресом, Аполлоном, Аттисом, Гераклом, Гелиосом — богами и героями с сотерическими и апотропеическими функциями, олицетворявшими свет солнца, возрождение и бессмертие. Зевс и Аполлон-Гелиос — символы солнца, Мен- Фарнак — символ лунного света взаимно выражали божественную сущность царского герба Понта — звезды-солнца и полумесяца.

Некоторые исследователи полагают, что образ Митридата VI как Александра Македонского в официальной идеологии Понтийского царства сложился не ранее 88 г. до н. э., после того как он вступил в Пергам и, как казалось, окончательно изгнал римлян из Азии21. Однако у биографов Митридата прозвище «Дионис», благодаря сведениям Плутарха, встречается в связи с его рождением, а значит оно появилось до 88 г. до н. э. Впервые имя «Дионис» у царя Понта засвидетельствовано в 102 г. до н.э. в надписи на эпистоле храма Самофракийских богов, которую оставил афинянин — жрец Гелианакт, сын Асклепиодора, сделавший посвящение от имени народов Афин и Рима богам Посейдону Азийскому и Диоскурам-Кабирам (ID, 1562, 1563) (см. гл. 2, §9 )22. В 94 г. до н. э. некто Дикей, жрец Сераписа, совершил посвящение матери и отцу от имени народов Афин и Рима и царя Митридата Евпатора Диониса (ID, 2039). Упомянутые в этих надписях божества относились к разряду царских и почитались Митридатом VI, поэтому соответствовали его образу обожествленного правителя. В надписи 91-88 гг. до н. э. на базе статуи из боспорского города Нимфея он также величается Дионисом23. Этот эпитет фигурирует и в посвящении в его честь коллегией терапевтов на Делосе (OGIS I. 370). А когда в 88 г. до н. э. в Афины прибыл его ставленник — философ Афинеон, то его встретили актеры Диониса и приверженцы его культа, так как этот наместник воспринимался как посланник Нового Диониса. В честь этого события и в ознаменование заслуг покровителя Афинеона царя Митридата Евпатора были организованы общественные празднества, принесены жертвы и совершены обряды (Posid. ар. Athen. V. 212d)24. Эпитет «Дионис» был дан Митридату Евпатору пожизненно: в 65-63 гг. до н. э., находясь в Фанагории, где умерла его супруга Гипсикратия, царь на ее надгробии не преминул упомянуть свои полное имя, титул и эпитет Дионис25; его полную титулатуру с эпитетом Дионис привела в конце I в. до н. э. в своих надписях царица Боспора Динамия, внучка великого понтийского царя (CIRB, 31 ; 979).

В надписях, поставленных на Делосе в 116/115 и 114/113 гг. до н. э., в частности, в посвящении Зевсу Урию за Митридата Евпатора и его младшего брата Митридата Хреста (OGIS, 368), и в надписи гимнасиарха Дионисия, сына Неона (OGIS, 369)26, а также в херсонесском декрете в честь митридатовского полководца Диофанта после его походов в Таврическую Скифию в 110-107 гг. до н. э., эпитет Дионис у Митридата VI отсутствует (IosPE I2. 352). Следовательно, его могли включить в титулатуру понтийского царя в самом конце II в. до н. э., чему предшествовало его неофициальное обожествление. Об этом говорит надпись из Антии — благодарственное посвящение царя Митридата Евпатора в честь коллегии Евпатористов (τοις Εύπατορνσταίς) за постройку или ремонт гимнасия (OGIS, 367). Появление такой коллегии типа союза-фиаса стоит в одном ряду с аналогичными союзами в Пергаме, например, Атталистами (OGIS, 325, 326), и в Египте, где существовало объединение Басилистов (OGIS, 130). Они появились во II в. до н. э. и объединяли почитателей обожествленного монарха. Евпатористы близки чисто религиозным союзам почитателей Гермеса (Έρμαισταί), Аполлона (Άπολλονισταί), Посейдона (Ποσειδωνιασταί) на Делосе (Syll. II2. 746), объединяя поклонников и почитателей Митридата Евпатора, которые следили за гимнасием, построенным самим царем или ими же в его честь. Поскольку в их надписи царь не назван Дионисом, то это может указывать, что культ Евпатора сформировался еще до того как к 102 г. до н. э. им был официально принят эпитет «Дионис». Это означает, что культ обожествленного царя складывался в Понте постепенно, а отождествление с Александром Македонским и Дионисом ознаменовало его окончательное сложение. Это произошло в конце II — начале I вв. до н. э., когда на повестку дня встал вопрос о новых территориальных приобретениях. К этому времени ряд культов эллинских (и отчасти местных) богов, ставших царскими по причине их покровительства понтийским царям, трансформировался в общепонтийский царский культ богоизбранного повелителя — Нового Диониса Либера и Александра Македонского. 

По нашему мнению, это произошло после того, как в самом конце II в. до н. э. на монетах перестали изображать Митридата VI в образе Персея-Аполлона (или Митры-Мена) и начали воспроизводить на золотых и серебряных тетрадрахмах его реалистический портрет как типично эллинистического царя (WBR I2, 1, по. 9-13, pl. II, 1; 5) (рис. 51, 85)27. Это совпало с переходом от анонимных понтийских монет к чекану полновесного серебра и золота одновременно с выпуском квазиавтономных медных монет городов царства, включая Диоскурию, полис на побережье Колхиды. Вполне вероятно, что появление «реадиетического» стиля в портретном изображении Митридата Евпатора стало следствием постепенного формирования его образа как второго Александра. Совершенно очевидно, что это произошло сразу после создания Причерноморской державы Митридата Евпатора, когда в ее состав вошли восточное и северное побережья Эвксина.

Рис. 85. Митридат Евпатор. Портрет на серебряной монете
Рис. 85. Митридат Евпатор. Портрет на серебряной монете

Упомянутые выше надписи и монеты показывают несостоятельность предположения, что Митридат VI принял эпитет Дионис как указание на родство с селевкидским царем Антиохом VII Дионисом28. Ведь если бы это было именно так, то означенный эпитет ожидался бы в титулатуре царя уже ко времени составления Диофантова декрета. Но его там нет, следовательно, его принятие не связано с родством Митридата Евпатора и сирийского царя. Его появление отразило новые политические реалии после 106 г. до н. э., но поначалу он использовался ограниченно, без ярко выраженной идеализации монарха. Очевидно, образ понтийского царя как Диониса29 сначала признали греки прибрежных причерноморских государств, призвавшие его в качестве избавителя от варварской угрозы. Только после вступления в Пергам, где Митридат VI в честь освобождения Азии от римлян справил торжественный триумф в 88 г. до н. э., его стали официально считать богом, вкладывая в имя «Дионис» истинно божественный смысл. Это подтверждают монеты с идеализированным изображением Митридата в облике бога Диониса и сообщение Цицерона, что жители римской провинции Азия «звали Митридата Богом, отцом, спасителем Азии, Евхием, Нисием, Вакхом, Либером» (Cicero. Pro Flacco. XXV. 60). Среди эпитетов, которыми награждали понтийского правителя, преобладали вакхическо-дионисийские, так как они наиболее ярко выражали апотропеические и сотерические функции бога виноделия и возрождения природы. Поэтому Митридат Евпатор мог быть сначала провозглашен новым Александром и Дионисом в конце II — начале I вв. до н. э., а обожествлен после 88 г. до н. э., когда в Пергаме состоялся его грандиозный триумф как победителя и избавителя Азии от римлян.

Как только в Понте и союзных с ним государствах стал складываться царский культ Митридата Евпатора Диониса и Александра Македонского, многие подданные, союзники и друзья царя начали ставить статуи понтийского монарха, следуя примеру его великого македонского предка. Накануне Первой Митридатовой войны Митридат открыто заявил о своем происхождении от Александра (Justin XXXVIII. 7), на Родосе ему возвели статую, которую не уничтожили даже после вторжения понтийцев на остров в момент массовой ненависти к ним родосцев (Cicero. Adv. Verres. II. 2. 65. 159). А как только Митридат вторгся во Фригию в начале Первой войны с Римом, то выбрал для проживания дом, где ранее останавливался сам Александр Великий. Ибо для него это был счастливый знак, так как там, где однажды был македонский царь, он, Митридат Евпатор, царь Понта, непременно должен был стать лагерем (Арр. Mithr., 20). А после поражения среди его вещей нашли плащ Александра, который вместе с другими царскими регалиями пронесли в триумфе Помпея (Арр. Mithr., 117).

Когда в 88 г. до н. э. праздновался громкий военный и политический успех царя в Первой войне с римлянами и в Пергаме был организован торжественный триумф, введена новая эра Митридата Евпатора и в Понтийском царстве начался обильный чекан его монет с идеализированным портретом царя как нового Диониса — обожествленного Александра, то понтийский владыка повелел называть себя Magnus и величайшим из царей со времени Александра (Cicero. Acad. II. 1; Suet. Caes,. 35). Это сразу вызвало появление многочисленных изображений царя в скульптуре, торевтике, глиптике, мелкой пластике. Тогда же, вероятно, были изготовлены статуи Митридата Евпатора, которые несли в триумфальной процессии Помпея в Риме после одержанной над ним победы (Plin. XXXIII. 54). Среди них выделялась огромная скульптура из чистого золота высотой в 8 кубитов или локтей (Арр. Mithr., 116), очевидно, послужившая оригиналом для многочисленных реплик, которые устанавливали во всех владениях понтийского царя. Вместе со скульптурами Митридата VI римляне захватили и статуарное изображение царя Фарнака I из серебра, которое также несли в триумфальной процессии Помпея (Plin. XXXIII. 54). Одновременно со статуями появились и биографии Митридата, где придворные историографы приводили легенды о его происхождении, сравнивали его с богами и мифологическими предками, отголоски которых сохранились в трудах Плутарха и Павла Орозия.

Показателем введения официального общепонтийского культа обожествленного царя стало строительство в 102-99 гг. до н. э. на Делосе героона-часовни (или «монумента Митридата») при святилище Кабиров, где находились портреты многочисленных придворных, друзей, чиновников, полководцев и союзников Митридата Евпатора30. Ж. Меркаде отметил, что эти портреты — пример независимости от всех фаз стиля в эллинистических портретных изображениях, так как они представляли собой моду на идеализацию, сосуществовавшую с греческой реалистической иконографией31. Некоторые исследователи ставят медальоны на щитах из «монумента Митридата» на Делосе в прямую связь с римской традицией и даже найденный там торс одной из двух статуй в римских военных доспехах приписывают Митридату Евпатору. На самом деле этот торс не принадлежит понтийскому царю, а портреты на щитах выполнены в героизированной манере под влиянием греческого Востока и римской Италии32. Элементы идеализации в портретах героона связаны с началом обожествления и идеализации самого Митридата Евпатора, что особенно заметно по монетам 96-85 гг. до н. э. Портретное изображение царя на них достаточно реалистичное и сильно отличается от портретов понтийских царей — предшественников Евпатора, где особо подчеркиваются их негреческие черты. Митридат VI всегда изображался без бороды, которая «варваризировала» образ, у него достаточно длинные локоны волос, лицо слегка идеализировано, выражает энергию и вдохновение, согласно канонам классических эллинистических портретных изображений, что восходит к образу Александра Македонского (рис. 86)33. Этот стиль — динамичность образа, выразительность, длинные вьющиеся волосы — подчеркивал царственно-обожествленный облик правителя и сложился применительно к Митридату Евпатору ок. 100 г. до н. э.34. Это убедительно подтверждает вывод, что в конце II в. до н. э. стал официально формироваться культ Митридата Евпатора Диониса, которого сравнивали с Александром. С этого времени этот образ превратился в главный элемент царской пропаганды Митридата для создания культа обожествленного правителя. Но царь еще не был объявлен богом, его как бы «приравняли» к богам и героям, что отразило прогреческую направленность политики Понта по отношению к подданным и союзникам накануне войн с Римом.

Рис. 86. Митридат Евпатор Дионис. Идеализированный портрет на монете
Рис. 86. Митридат Евпатор Дионис. Идеализированный портрет на монете

Развитие культа обожествленного царя наглядно проявляется по его изображениям в скульптуре, на монетах и памятниках глиптики. В настоящее время к Митридату Евпатору относят ряд скульптурных портретов и статуй, прежде всего с Делоса. Один из них представляет голову мужчины — царя (рис. 87), которая найдена в святилище Аполлона вместе с женской головой. Они получили в науке условное название «Митридат» и «Лаодика», которая была родной сестрой и первой женой понтийского царя (Делос, NM 429). Сам царь имеет густые длинные волосы, перехваченные широкой лентой — диадемой, черты его лица отличаются большим реализмом, но все-таки имеют легкий налет идеализации, свойственной скульптуре эпохи эллинизма. По поводу атрибуции обоих портретов ведутся споры: первоначально мужскую голову определили как портрет Александра Македонского и датировали III в. до н. э.35. Однако К. Михайловский по стилю отнес ее ко II в. до н. э., сопоставив с портретами на щитах из часовни Митридата в делосском Кабирионе 101-100 гг. до н. э., и предположил, что это Митридат Евпатор, идеализированный под Александра36. Г. Кляйнер увидел в портрете характерный для эллинистического искусства II в. до н. э. «идеал» Александр-Аполлон, который могли использовать для пропаганды образа Митридата Евпатора, так как в позднеэллинистическую эпоху Дионис и Аполлон были по значению равны37. По мнению С. Карузу, некоторыми чертами этот бюст напоминает портреты Александра Македонского и относится ко II в. до н. э., и к этому же времени относится женская голова в повязке, что свидетельствует о царском достоинстве изображенной женщины38, Ж. Меркаде отметил, что по деталям прически портрет следует отнести ближе к концу столетия, а положением головы он напоминает иконографию Александра, поэтому не исключена правомерность отождествления его с Митридатом Евпатором (хотя у исследователя имеется по этому поводу некоторое сомнение)39. О.Я. Неверов относит портрет царя к 115/114 г. до н. э.40, а Р. Смит считает, что женский и мужской бюсты принадлежат к митридатовской группе скульптур на Делосе41. В настоящее время идентификация портрета как изображения понтийского царя принята исследователями, хотя и признается условной42. Если мы действительно имеем дело с одним из ранних портретов Митридата Евпатора, то можно смело говорить о попытках его идеализации как Александра в конце II в. до н. э. Но в это время четкая антиримская позиция понтийского царя еще в полной мере не проявилась, поэтому его ассоциация с македонским царем-завоевателем была рассчитана прежде всего на греческих подданных, воспринимавших царя как спасителя от варваров.

Рис. 87. Так называемый «Митридат». Мраморный бюст из святилища Аполлона на Делосе
Рис. 87. Так называемый «Митридат». Мраморный бюст из святилища Аполлона на Делосе

Описанному портрету близка мраморная голова царя, обнаруженная в делосском Додекатеоне (Делос, инв. № А 4184). Она принадлежит сравнительно молодому мужчине в диадеме, из-под которой выступают курчавые волосы с небольшим завитком на лбу. Ее отличают характерный легкий наклон влево, что свойственно портретам пергамской школы, реализм, но с небольшим элементом идеализации и даже некоторой обожествленности (рис. 88). По поводу ее атрибуции ведутся споры: есть мнение, что это македонский царь Деметрий Полиоркет, на что якобы указывают отверстия для приставных рогов Амона — символа царей, которые вели происхождение от Александра; это могло быть и каноническим изображением Александра, исполненным греческим ваятелем Скопасом, поэтому портрет следует датировать самым концом IV в. или началом III в. до н. э.43. Однако другая группа исследователей убеждена, что это портрет понтийского царя, на что указывают стиль изображения и козлиные рога, которые выдают ассоциацию с Паном и Дионисом44. Впрочем, его атрибуция остается дискуссионной45, но бесспорно одно — это подражание портретным образам Александра конца II — начала I вв. до н. э., и если это Митридат Евпатор, то налицо прямое олицетворение его с Александром Македонским в образе бога Диониса.

Рис. 88. Деметрий Полиоркет или Митридат Евпатор. Из Додекатеона на Делосе
Рис. 88. Деметрий Полиоркет или Митридат Евпатор. Из Додекатеона на Делосе

На Делосе у источника близ святилища Самофракийских богов и «монумента Митридата» была обнаружена мраморная статуя, которая получила условное название «Иноп». Это мраморный торс обнаженного мужчины, голову которого украшает повязка, нопоминающая диадему (Лувр, инв. № MA 855). Ж. Шарбонно и Ж. Меркаде показали, что стиль исполнившего эту скульптуру мастера повторяет стиль статуи знаменитой Афродиты (Венеры) Милосской и близок идеализированным портретам Александра, а сама скульптура представляет Митридата Евпатора Диониса, который во всем подражал македонскому царю. Это была часть большой статуи, стоявшей в святилище Аполлона Делосского между 110-88 гг. до н. э.46. Изображенного на ней человека отличают томное выражение лица, непатетический взгляд, курчавые волосы, небольшой наклон головы влево, как на большинстве портретов Александра и других царей, возводивших себя к великому македонскому полководцу (рис. 89). Скульптура принадлежит к той фазе эллинистического искусства, которая сохранила «традиции классического духа», и потому относится к кругу изображений, как и упомянутые выше портреты с Делоса47. Другие ученые не находят никакого сходства у этой статуи с портретами Митридата Евпатора, поэтому считают ее лишь условным изображением понтийского царя48. Если это на самом деле мифологический персонаж (Аполлон) или реальная историческая фигура в его образе (Александр или Митридат Евпатор), то скульптура «Инопа» доказывает использование образа эллинского бога солнца для придания правителю героизированно-божественного облика. Неслучайно, что некоторые особенности стиля этой статуи близки вотивным кипрским скульптурам бога Аполлона49. Связь образа царя Понта как Диониса с Аполлоном стала основой для складывания царского культа Митридата Евпатора, с первых лет царствования выбравшего своим покровителем греческого аналога персидского Митры — Аполлона-Персея. Поэтому на священном острове Аполлона осталось так много следов, которые связаны с личностью понтийского царя.

Рис. 89. Иноп (предположительно Митридат VI). Мрамор. Делос
Рис. 89. Иноп (предположительно Митридат VI). Мрамор. Делос

Из скульптурных портретов митридатовского круга больше всего внимания уделено в науке голове эллинистического царя из Афинского Национального музея (NM инв. № 3556), которая была найдена на западном склоне акрополя Афин в районе театра Диониса (рис. 90). Она датируется концом II — началом I вв. до н. э., имеет характерный наклон в сторону левого плеча, большой с горбинкой нос, слегка припухлые щеки, вьющиеся волосы, оставляющие открытым лоб и закрывающие сзади шею. Реалистичность без следов идеализации, сходство с портретом из Пергама, хранящимся в Берлине, позволила выдвинуть предположение, что это пергамский царь Аттал II50 или сирийский царь Антиох VIII Грип51. Однако в конце концов возобладала точка зрения, что это каппадокийский царь Ариарат IX, сын Митридата Евпатора, статуя которого была поставлена в Афинах в 88 г. до н. э., так как портрет имеет сходство с его монетными изображениями52. Позднее данный портрет пытались связать с каппадокийским царем Ариаратом V, однако Р. Смит утверждает, что он близок изображениям Митридата Евпатора и по стилю соответствует серии его бюстов53. Если это даже и не портрет Митридата VI, а изображение его сына Ариарата IX (рис. 91), что представляется более вероятным, то все равно оно свидетельствует, пусть и косвенно, о почитании понтийского царя в качестве воплощения бога Диониса, так как обнаружено при раскопках театра Диониса в Афинах в развалинах святилища этого бога.

Рис. 90. Бюст эллинистического царя (Митридат Евпатор или его сын Ариарат IX). Акрополь Афин
Рис. 90. Бюст эллинистического царя (Митридат Евпатор или его сын Ариарат IX). Акрополь Афин
Рис. 91. Ариарат IX на монетах Каппадокии
Рис. 91. Ариарат IX на монетах Каппадокии

Еще один портрет, который считают изображением Митридата Евпатора, происходит из Венеции и хранится в Палаццо Дукале. Эта голова и торс правителя в римских военных доспехах, как полагают, представляют собой часть скульптурной группы Св. Теодора на убитом драконе. Большой нос и мелкие пухлые губы, что напоминает так называемый «портрет Ариарата IX из Афин», повязка и двойной ряд листьев на голове указывают на царское достоинство и связь с культом Диониса, хотя следы идеализации и обожествленности отсутствуют или сведены к минимуму (рис. 92). Среди исследователей господствует убежденность, что это не портрет понтийского царя54, так как в нем нет ничего общего с образом Митридата VI на монетах, где царь имеет энергичный и целеустремленный облик Александра Македонского.

Рис. 92. «Митридат Евпатор». Венеция, Палаццо Дукале
Рис. 92. «Митридат Евпатор». Венеция, Палаццо Дукале

Портретом Митридата Евпатора считается также бюст эллинистического царя в диадеме и с густыми вьющимися волосами, закрывающими шею, который происходит из Остии (Фраскати, вилла Альдобрандини). Это мужчина с широким лицом и пухлой шеей, своими чертами напоминающий Митридата VI (рис. 93). У него бакенбарды и на лбу завитки волос — характерные признаки лица и прически понтийского монарха, голова слегка наклонена к левому плечу, как на большинстве портретов Александра и эллинистических царей ΙΙΙ-ΙΙ вв. до н. э., однако полное сходство с македонским царем отсутствует. Р. Смит полагает, что оригинал этого изображения попал в Италию с эллинистического Востока, а сам бюст является римской копией55. Портрет отличает большая доля реализма, слабый налет идеализации и боговдохновения, хотя имеется и некоторое сходство с Александром Македонским. Изображенный на нем человек гораздо ближе по облику к понтийскому царю, нежели мужчины на портретах из Венеции и Афин. На нем Митридату (если это, разумеется, он) лет 30-35, следовательно, оригинал этой римской копии мог быть изваян в 90-х — начале 80-х годов до н. э.

Рис. 93. «Митридат Евпатор». Остия, Вилла Альдобрандини
Рис. 93. «Митридат Евпатор». Остия, Вилла Альдобрандини

В галерее так называемых «митридаговских портретов» имеется один, который найден в Пергаме в храме Диониса Катагемона и хранится в берлинском Пергамон музее (инв. № Р. 132). Это фрагмент статуи, от которой дошла только часть головы какого-то эллинистического правителя. У него слегка вьющиеся волосы, открывающие широкий лоб, большой нос с горбинкой, как у Ариарата IX из Афин, большие открытые глаза, припухлые щеки и подбородок (рис. 94). Существует предположение, что это пергамские цари Аттал II или III, и только Г. Кляйнер нашел в нем сходство с Ариаратом IX56. Некоторая близость к последнему действительно имеется, но очень отдаленная. В настоящее время в науке господствует убеждение, что это пергамский царь Аттал III и никакого отношения к Митридатидам этот портрет не имеет57. Поэтому на недоразумении основана точка зрения О.Я. Неверова, будто это Митридат Евпатор в героизированном облике58.

Рис. 94. «Митридат» из храма Диониса Катагемона в Пергаме. Берлин
Рис. 94. «Митридат» из храма Диониса Катагемона в Пергаме. Берлин

К наиболее достоверным изображениям Митридата VI относятся три мраморные головы из Северного Причерноморья. Одна из них хранится в Одесском археологическом музее: скульптор передал суровые черты лица, целеустремленный взгляд царя-воина (vigorous style, по Р. Смиту). Портрет достаточно реалистичен, в нем отсутствует налет божественности и идеализации, хотя он повторяет стиль портретов Александра Македонского (рис. 95)59. В этой связи О.Я. Неверов заметил, что он напоминает тип эллинистических портретных изображений, созданных в Пергаме в 80-х годах до н. э., и понтийский царь предстает на нем как Александр в патетическом образе и сиянии юности60. Однако здесь нет никакой патетики, и уж тем более юности — царь изображен в возрасте 20-25 лет, а портрет создан в самом конце II — начале I вв. до н. э. Если сопоставить его с делосскими портретами Митридата, то бросается в глаза отсутствие в одесском бюсте полного тождества с образом македонского царя. Напротив, чувствуется стремление скульптора передать индивидуальные черты лица Митридата Евпатора и некоторую одухотворенность, связанную с провозглашением его Дионисом.

Рис. 95. Голова Митридата Евпатора. Одесский археологический музей
Рис. 95. Голова Митридата Евпатора. Одесский археологический музей

Другая мраморная голова обнаружена в Пантикапее и хранится в Государственном Эрмитаже. Голова Митридата (с ним портрет ассоциирован изначально) в полуобороте повернута не в сторону левого плеча, как на большинстве его портретов в образе Александра, а в сторону правого. Этот бюст исполнен в стиле классических портретов эллинистической пергамской школы61, но в нем отчетливо читаются реалистические нотки: лицо широкое с немного пухлыми щеками, большой нос, широко открытые глаза, большая верхняя и чуть меньшая нижняя губа — черта, имеющаяся и на одесском портрете царя (см. выше). Основным отличием от других портретов Митридата являются короткие волосы, открытый лоб, отсутствие бакенбардов (рис. 96). Поэтому исследователи осторожно подходят к вопросу об идентификации представленного на нем человека: они полагают, что керченский и одесский портреты могут изображать понтийского царя, но не исключают и возможности усматривать в керченском бюсте одного из более поздних боспорских царей, подражавших Митридату62. Так или иначе, но бюст, если не прямо, то косвенно связан с Митридатом VI.

Рис. 96. Портрет Митридата Евпатора. Пантикапей
Рис. 96. Портрет Митридата Евпатора. Пантикапей

В 1992 г. при раскопках святилища конца II — начала I вв. до н. э. в Пантикапее была найдена мраморная голова от мужской статуи вместе с золотым статером Митридата Евпатора, очевидно, принесенным туда как вотив. На портрете представлен безбородый молодой мужчина в возрасте приблизительно 18-20 лет со слегка овальным лицом, припухлыми щеками, чуть заостренным подбородком, массивным носом, сжатыми губами, вьющимися и закрывающими уши волосами, которые перехвачены лептой-диадемой и разделены пробором. На теменипросверлено округлое отверстие сделаны врезы для накладных деталей (рис. 97)63. Диадема указывает на царский ранг, отверстие на темени, вероятно, предназначалось для крепления какого-то символа, возможно, звезды и полумесяца — герба Митридатидов, который по обыкновению изображался прямо над головой. Последнее наглядно noказывают монеты Понта с изображением Персея, над головой которого встречается аналогичный знак (см. WBR I2, 1. Pl. I, 11, 12) (рис. 44), а также портрет Митридата Евпатора в образе Мена на боспорских монетах 90-80 гг. до н. э. (рис. 98)64. Этот знак над головой правителя означал царский статус, а применительно к понтийским Митридатидам символизировал богоизбранность и связь с богами света солнца и луны, что вообще было свойственно династам иранского происхождения65. Поэтому в портрете из Керчи уместно видеть представителя понтийской царской династии, скорее всего самого Митридата Евпатора в молодом возрасте либо одного из его сыновей — Митридата Младшего или Махара, которые имели прямое отношение к Боспору.

Рис. 97. Мраморная голова с акрополя Пантикапея (Митридат Евпатор, Митридат Младший или Махар?)
Рис. 97. Мраморная голова с акрополя Пантикапея (Митридат Евпатор, Митридат Младший или Махар?)
Рис. 98. Митридат Евпатор в образе Мена-Фарнака. Портрет на боспорской монете
Рис. 98. Митридат Евпатор в образе Мена-Фарнака. Портрет на боспорской монете

Данный портрет, как и бюст Митридата VI из Керчи (см. выше), исполнен местным мастером по канонам эллинистического портретного искусства III—I вв. до н. э., на что указывают легкий наклон головы к правому плечу (как на портрете Митридата из Флоренции — см. выше). Но нем нет никакого сходства с Александром Македонским, идеализации, героизации и обожествления образа царя, напротив, там много реалистических черт, а одухотворенность портретируемого проявилась в не очень удачной попытке показать царскую утонченность и аристократичность происхождения. Этот памятник показывает, что в конце II — начале I вв. до н. э. на Боспоре сложилась местная школа портретов, представители которой в традициях эллинистического искусства стремились к большему реализму в передаче индивидуальных черт монарха, нежели к его идеализации и выражению божественности, как у Александра.

Все вышеперечисленные скульптурные портреты так называемой «галереи Митридата Евпатора» относятся к концу II — началу I вв. до н. э. и появились до его триумфа в Пергаме в 88 г. до н. э. Они представляют царя не как бога, а в качестве приравненного к нему обожествленного владыки, провозглашенного Дионисом и новым Александром Македонским. Это закрепляло за ним образ филэллина, благодетеля греков и друга римлян, и делало глубокий намек на будущее его величие как спасителя эллинства, причем грядущий неизбежный разрыв с Римом только усиливал его божественную сущность как нового Диониса Либера.

После успехов в Первой войне с римлянами и особенно после 88 г. до н. э., его портретные изображения коренным образом изменились. Отныне в обиход вошел его образ как бога — освободителя Азии от римского порабощения, нового Диониса, второго Александра Македонского, что активно тиражировалось на многих памятниках. На понтийских царских монетах появился идеализированный под Александра и молодого Диониса портрет царя с патетическим выражением лица, развевающимися длинными волосами и концами повязанной вокруг головы диадемы, что создавало образ бога, который стоял над всеми и вел вперед (WBR I2, 1, nо. 16. Pl. II, 13-15; III, 1-6; pl. suppl. В, 10-13) (рис. 86)66. Этот портрет появился в результате прямого обожествления Митридата Евпатора в 88 г. до н. э. после триумфа в Пергаме. Это позволило изображать понтийского царя в облике различных богов греческого пантеона, имевших в Понте царский культ, но прежде всего тех, которые выражали идею спасения и победы, возрождения и величия. Если до этого Митридат был приравнен к богам, то теперь сам стал богом и выступал в роли спасителя, мстителя и предводителя эллинов и эллинизованных варваров, стремившихся отомстить за прошлые обиды. Не исключено, что среди статуй Митридата Евпатора, которые пронесли во время триумфов Помпея и Лукулла в Риме, были и такие, которые представляли царя в облике идеализированного и обожествленного властителя — бога Диониса и божественного Александра. О.Я. Неверов предположил, что на монетах «эры освобождения» (после 89 г. до н. э.) портрет царя воспроизводил часть какого-то памятника, на котором Митридата изобразили как вдохновенного героя, мчащегося с развевающимися волосами на колеснице67. Это вполне вероятно, ведь еще Дж. Миддлтон заметил, что на гемме из Британского музея (инв. № 1530) портрет Митридата с живым выражением лица и развевающимися на ветру локонами волос мог быть заимствован из группы скульптур в бронзе, которые представляли царя управлявшим квадригой, поскольку он был известен как превосходный наездник и многократный победитель конных ристалищ68.

Ярким примером царского культа и почитания Митридата богом служит известный рельеф из Пергама со сценой освобождения Гераклом прикованного к скале титана Прометея (рис. 99). Высказывалась точка зрения, что это аллегория освобождения Митридатом Евпатором Азии от римлян, поскольку в Геракле усматривали обожествленного понтийского царя, а в Прометее — символ покоренной римлянами дзии. Орел, которого поражает Геракл, якобы символизировал Рим, а возлежащая фигура означала Кавказ, реку или Понт Эвксинский, на берегу которого к скале был прикован титан и орел по повелению Зевса должен был клевать его печень. Исследователи предполагают, что Гераклу приданы черты эллинистического царя — по одной точке зрения это один из пергамских правителей, и вся группа датируется ок. 160 г. до н. э.69, по другой — это символ эллинистического мира вообще70, а по третьей, наиболее популярной и по сей день, — Геракл представлял Митридата Евпатора в образе Александра, на что указывает диадема на голове под шкурой льва71. Символизм и аллегория — Митридат — новый Геракл — Александр, освобождающий эллинов от римлян (в понимании понтийского царя — варваров), связаны с борьбой и соответствуют канонам позднеэллинистического искусства. Эта идея вполне вписывается в общую композицию борьбы, примером чего служат знаменитая статуарная группа Лаокоона и рельефы Пергамского алтаря72. Рельеф относился к большому монументу, созданному по торжественному случаю в 88-85 гг. до н. э. тотчас после триумфа понтийского царя в Пергаме73. По некоторым предположениям, он был встроен в стену и украшал нишу в верхнем ряду северного зала храма Афины в Пергаме или одного из прилегающих к нему строений, например, Северной Стой этого храма74. Этот факт доказывает, что рельеф появился вследствие апофеоза Митридата VI, когда на его статую пытались повесить венок победителя, используя для этого огромную фигуру богини Ники, что было проявлением обряда в царском культе Афины Паллады Никефоры (см. гл. 3, §4). Фигура Митридата в образе Геракла-Александра на пергамском рельефе показывает, что процесс его обожествления и героизации после 88 г. до н. э. шел бок о бок с восприятием его как энергичного, деятельного и пафосного лидера, который был уже стеснен рамками ставшего каноническим образа «мягкого» и спокойного бога Диониса. Отныне царь выступал как божественный Александр и его мифический предок Геракл — как обожествленный герой, победитель темных сил и вселенского зла (римлян!), спаситель, который одолел смерть и оттого превратился в бессмертного бога. Это был пик так называемой «митридатовской пропаганды», направленной на провозглашение Митридата Евпатора богом.

Рис. 99. Митридат Евпатор в образе Геракла. Часть рельефа из Пергама
Рис. 99. Митридат Евпатор в образе Геракла. Часть рельефа из Пергама

В русле новых религиозно-политических веяний появились и изображения царя, которые выразительнее, нежели ранее, представляли его наследником Александра-Геракла. Один из них хранится в Музее Хиарамонти в Ватикане: его определяли как Телефа, но Б. Андреэ, основываясь на атрибуции фигуры Геракла на рельефе из Пергама как портрета Митридата VI, предположил, что этого Телефа следует считать портретом понтийского монарха, который был исполнен в Пергаме между 88-85 гг. до н. э. после его триумфа. Он был перевезен в Рим как часть добычи войск Гнея Помпея75. Но самым известным памятником такого рода является бюст царя в львиной шкуре, который хранится в Лувре (инв. № Ma 2321). Это идеализированный портрет молодого царя в образе Александра, на голове которого шкура льва, выдающая его сравнение с Гераклом — героем, ставшим за свои подвиги бессмертным богом. В свое время Ф. Винтер предложил считать его изображением Митридата Евпатора, и с тех пор он считается единственным достоверным скульптурным портретом понтийского царя из всех известных в науке, так как очень выразительно передает его индивидуальные черты, засвидетельствованные по монетам (рис. 100)76. На портрете царь не только в образе обожествленного Александра-Геракла и идеализированного героя, но решительный и целеустремленный воин, которого отличает высокая степень одухотворенности, свойственная всем посмертным изображениям Александра и его наследника — царя понтийского государства77. Луврский бюст — копия с оригинала, созданного в 100-90 гг. до н. э. или в 92-90 гг. до н. э.78, а скорее всего после смерти царя в 60-50-х годах дο н. э., и восходит к его статуе, появившейся в начале 80-х годов до н. э.79 Возраст Митридата и черты его лица соответствуют его лику на пергамском рельефе, а идеализация под Александра характерна для его почитания после гибели в 63 г. до н. э.

Рис. 100. Митридат Евпатор в образе Александра-Геракла. Лувр
Рис. 100. Митридат Евпатор в образе Александра-Геракла. Лувр

Аналогией луврскому портрету Митридата является голова Геракла из Тегеи, манерой исполнения напоминающая произведения известного греческого скульптора Скопаса. Как и создатель портрета Митридата из Лувра, скульптор тегейского памятника был вдохновлен моделью, восходящей к IV в. до н. э.80 Это заставляет относить ее ко времени ближе к концу первой четверти I в. до н. э., когда в монументальной скульптуре появилась мода на традиции классицизма в греческом искусстве, прочно удерживавшаяся до I в. н. э. и даже позднее. Это доказывает, что луврский бюст действительно мог быть копией оригинала начала — середины 80-х годов до н. э. Основанием для датировки портретов Митридата как Александра-Геракла служат монеты Одесса постлисимаховского типа с портретом Александра Македонского в шкуре льва, которому приданы черты Митридата VI (рис. 34). Дж. Прайс считал их одновременными понтийским тетрадрахмам с «идеализированным» портретом царя81, однако Ф. де Каллатай доказал, что к собственно митридатовскому времени, когда были созданы «идеализированные» портреты Митридата Евпатора в нумизматике и круглой скульптуре, относятся только незначительные серии самого заключительного выпуска монет Одесса александровского типа82. Это показывает, что образ Митридата-Геракла-Александра появился в поздний период деятельности понтийского царя, когда в обращение вошли тетрадрахмы с его «идеализированным» портретом. Следовательно, этот образ мог сложиться не ранее 88-85 гг. до н. э. и произошло это после успеха в Первой войне с Римом.

Одновременно появились бронзовые статуэтки Митридата Евпатора в образе Александра-Геракла, но, к сожалению, они до нас не дошли и известны только по копиям римского времени. Одна из них найдена на севере Англии, хранится в Британском музее и представляет стоящего Геракла в накинутой на голову львиной шкуре, подпоясанной тунике, с поднятой в жесте адорации правой рукой, что характерно для римлян, их императоров и полководцев (рис. 101). Ее идентифицировали как изображение Митридата Евпатора на основе портретного сходства с монетами, пояса иранского типа и фракийской короткой туники83. Однако в настоящее время от такой атрибуции отказались, поскольку статуэтка на самом деле имеет мало сходства с портретными изображениями понтийского царя. Если это не подделка, то она скорее всего запечатлела одного из римских императоров династии Антонинов, которые любили изображать себя в образе Александра-Геракла84.

Рис. 101. «Митридат-Геракл». Бронзовая статуэтка. Британский музей
Рис. 101. «Митридат-Геракл». Бронзовая статуэтка. Британский музей

Другая статуэтка, хранящаяся в Неаполе в Palazzo Reale, представляет Геракла в львиной шкуре в полный рост, который как бы держит поводья колесницы и погоняет коней (рис. 102). Ее считали изображением Митридата Евпатора как Александра-Геракла по причине сходства с пергамским рельефом и головой понтийского царя из Лувра85. На самом деле она не имеет отношения к понгийскому царю, так как представляет собой италийскую или даже этрусскую работу86. Из Геркуланума происходит также статуэтка стоящего обнаженного юноши в львином шлеме, шкура которого закрывает часть его спины (хранится в Национальном археологическом музее в Неапле). Она идентифицирована как изображение Митридата Евпатора, что впрочем оспаривается87.

Рис. 102. Бронзовая статуэтка Геракла (Митридат Евпатор?). Неаполь
Рис. 102. Бронзовая статуэтка Геракла (Митридат Евпатор?). Неаполь

Наиболее достоверным изображением Митридата в бронзе можно считать статуэтку, обнаруженную при раскопках поселения Мысхако близ Новороссийска, которая датируется I в. до н. э. — I в. н. э. Она представляет обожествленного понтийского царя как Александра-Геракла, образ которого стал популярен через некоторое время после смерти (рис. 103)88. Портретные черты Митридата выступают на ней довольно четко, а облик царя гораздо ближе его изображениям на монетах, нежели статуэткам из Британии и Неаполя.

Рис. 103. Митридат Евпатор в образе Александра-Геракла. Бронзовая статуэтка. Поселение Мысхако, Боспор
Рис. 103. Митридат Евпатор в образе Александра-Геракла. Бронзовая статуэтка. Поселение Мысхако, Боспор

Помимо образа Александра-Геракла, Митридат Евпатор использовал для собственного величия и других богов, в частности Гелиоса. Об этом свидетельствует его мраморный бюст в лучевой короне (рис. 104) из Археологического музея в Венеции (инв. № 245). Это римская копия оригинала с элементами портретов Александра как Гелиоса и индивидуальными чертами Митридата Евпатора89. Хотя атрибуцию этого бюста в качестве изображения понтийского царя признают далеко не все, аргументы в пользу такой идентификации вполне убедительны. Митридата почитали как Гелиоса и после его смерти: на монетах правителя Колхиды Аристарха, при понтийском владычестве наместника царя в Колхиде, он представлен в образе Гелиоса с чертами Митридата Евпатора (SNG IX: The British Museum, 1020). Это служило обоснованием права на власть в этом важном регионе, входившем в Понтийскую державу90. На боспорских монетах первых лет правления Аспурга, правнука Митридата Евпатора, воспроизводили лик понтийского царя в образе Гелиоса, как и на некоторых предметах торевтики, что также служило обоснованием притязаний на престол человека, который считал себя преемником обожествленного понтийского владыки91. Подобное было возможно, если Митридата Евпатора и при жизни воспринимали как Гелиоса. А о том, что это было именно так, свидетельствует редкая боспорская монета чекана Горгиппии с изображением лучезарного Гелиоса и двух звезд Диоскуров, между которыми рог изобилия — как на понтийских и пантикапейских монетах конца II в. до н. э. Связь этой монеты с понтийским влиянием несомненна92, поскольку культ солнца активно культивировался Митридатидами уже в последней четверти II в. до н. э. с целью убедить подданных признать их власть освященной богом (см. гл. 2, §4, 5, 9, 12).

Рис. 104. Митридат Гелиос. Мраморный бюст. Венеция
Рис. 104. Митридат Гелиос. Мраморный бюст. Венеция

Культ солнечного бога полностью вписывался в идеологические и религиозные рамки пропаганды по обожествлению властителя в Понтийском государстве, так как Гелиос, Зевс, Аполлон, в меньшей степени Митра, который ассоциировался с Аполлоном и Гелиосом, считались покровителями династии. К тому же Александр — божественное воплощение понтийского монарха, сам нередко изображался как Гелиос, особенно в позднеэллинистическую эпоху93. Отождествление Митридата VI с Александром и Гелиосом убедительно подчеркивало его публичное провозглашение бессмертным богом после 88 г. до н. э., олицетворяя со светом солнца и делая его в глазах подданных спасителем, победителем мрака и зла. Последнее было традиционной чертой культа властителя в эллинистическую и римскую эпохи, поэтому царей и императоров нередко изображали в облике солнца94.

К иконографии Митридата Евпатора относятся и другие скульптурные изображения. Например, портрет из Кизика середины I в. до н. э. из Копенгагенской глиптотеки95. Но ни по физиономическим признакам, ни по художественному стилю и типу волос он не имеет ничего общего с портретами понтийского царя. Трудно согласиться с атрибуцией как фигуры Митридата Евпатора Диониса торса мужской фигуры в плаще за спиной с Мелоса, во-первых, потому что не сохранилась голова, а во-вторых, стиль статуи больше указывает на божество, чем на фигуру реального персонажа, и в-третьих, попытка объединить с ним нижнюю часть мужской скульптуры, от которой дошла лишь часть драпировки и ступня в сандалии восточного типа, неубедительна, ибо это фрагменты совершенно разных статуй96.

Обожествленный образ Митридата Евпатора проявил себя и в глиптике. Царь Понта прекрасно разбирался в драгоценных камнях, их магической связи с человеческой судьбой и пристрастиями, поэтому сумел собрать отменную коллекцию гемм и камей (Plin. VII. 10; XXXVII. 11; Арр. Mithr., 115; Manilíus. V. 513; Athen. V. 212) Для собственного престижа и величия он часто дарил друзьям и приближенным перстни со своим портретом. Поэтому среди резных камней немало таких, где встречается его лик. К группе перстней с портретом Митридата Евпатора в образе Александра, датируемых временем до 88 г. до н. э., относятся следующие памятники.

Рис. 105. Митридат Евпатор. Портрет на гемме из Пантикапея
Рис. 105. Митридат Евпатор. Портрет на гемме из Пантикапея

1. Одним из наиболее ранних является литик из собрания Ю. Лемме (сейчас в ГЭ) конца II — начала I вв. до н. э. с портретом, который имеет близкое сходство с Митридатом на первых недатированных царских тетрадрахмах и его скульптурных бюстах на Делосе. Но особенно близкая аналогия — портрет понтийского царя на гемме из святилища на акрополе Пантикапея, созданный в Северном Причерноморье. Он отличается большим реализмом в передаче головы царя, прически и диадемы, хотя в нем чувствуется идеализация под Александра, как на портретах Митридата до «эры освобождения»97.

2. Золотой массивный перстень с плоским овальным сердоликом, найденный в 1872 г. в Пантикапее и датируемый концом I в. до н. э. — началом I в. н. э., представляет образ царя, выполненный в реалистичной манере, но с чертами Александра Македонского (рис. 105). Он имеет прототип более раннего времени, очевидно, конца II — первых десятилетий I вв. до н.э., поскольку образ понтийского монарха на гемме соответствует его изображениям на монетах до «эры освобождения»98.

3. Сердоликовая печать из некрополя Пантикапея конца I в. до н. э. с изображением юного лица Митридата с легкими следами идеализации, восходящая к более раннему образцу конца II в. до н. э., о чем свидетельствуют длинные вьющиеся локоны царя, решительный облик, полуоткрытые губы.

4. Сардоникс великолепной работы (из собрания ГЭ), на котором выгравирована голова молодого Митридата Евпатора в диадеме, панцире и хламиде, с каждой стороны застегнутой фибулами в виде пучка молний и пуговицами, украшенными восьмиконечными звездами — символами солнца (рис. 106, 1). Мастер-резчик превосходно передал лицо монарха с небольшими бакенбардами и бородкой, большие глаза с патетическим выражением, точно показав все наиболее характерные особенности лика царя, слегка идеализированного под Александра99. Этот портрет примыкает к бюсту Евпатора на монетах, которые появились до вступления его в Пергам в 89/88 г. до н. э. Обращают на себя внимание застежки на плечах царя: они повторяют пучки молний на монетах Понта с типами «Зевс — орел» 95-90 гг. до н. э. (по Ф. де Каллатаю, см. гл. 2, §1) и «Артемида — сова на пучке молний» (см. гл. 3, §5), а также с изображением Мена-Фарнака (гл. 2, §12). На некоторых монетах с Зевсом и орлом имеется восьмиконечная звезда — солнце (см. WBR I2, 1. Pl. XVIII, 12 — Амастрия), как на пуговицах царской одежды на резном камне. Эти детали демонстрируют приверженность Митридата царским официальным культам, которые использовались для его обожествления и создания его культа как властителя и спасителя, озаренного солнечным светом. Наряду с идеализацией под Александра это соответствовало его образу как Диониса, значит гемма датируется концом II — первым десятилетием I вв. до н. э, т.е. до «эры освобождения».

Рис. 106.1. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.1. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра

5. К этому периоду относится портрет Митридата на перстне из коллекции Музея истории искусств в Вене, стилистически повторяющий образ царя на монетах, выпущенных до 89/88 г. до н. э. Резчик тонко, в реалистичной манере, передал черты лица, большой нос с горбинкой, диадему-тению, слегка завивающиеся волосы, закрывающие сзади шею, большие глаза, небольшие бакенбарды, но идеализация царя под Александра крайне незначительная (рис. 107)100.

Рис. 107. Портрет Митридата Евпатора. Гемма из Музея истории искусств в Вене
Рис. 107. Портрет Митридата Евпатора. Гемма из Музея истории искусств в Вене

6. Другая портретная гемма, вероятно, Митридата Евпатора из Музея искусств и истории в Женеве, по мнению M.-Л. Волленвайдер, была изготовлена в начале I в. до н. э., по-видимому, в 88 г. до н. э. Царю на вид лет 17, у него характерный нос с горбинкой, прическа, перехваченная тенией или диадемой, как на геммах из Пантикапея и ГЭ, широко открытые большие глаза, высокая шея с кадыком (так называемым «Адамовым яблоком»), хламида, т.е. все элементы портретов понтийского царя. Она немного стилизована под портреты Александра, однако реалистических черт в ней значительно больше (рис. 108)101.

Рис. 108. Митридат Евпатор как Александр. Гемма. Музей искусства и истории в Женеве
Рис. 108. Митридат Евпатор как Александр. Гемма. Музей искусства и истории в Женеве

7. Аметист из Британского музея (коллекция Карлайла) представляет очень реалистичный портрет молодого человека в хламиде, с длинными волосами, большим носом, который изначально был определен как изображение Митридата Евпатора (рис. 106,2)102. Поскольку на голове отсутствует диадема, А. Фуртвенглер поставил под сомнение такую идентификацию, хотя и не отверг ее полностью. Однако ее поддержали последующие исследователи, отметив, правда, сходство с портретами первых Птолемеев103. Если это на самом деле портрет молодого понтийского царя, то это одно из ранних изображений, появившихся до провозглашения его Дионисом и новым Александром Македонским. Он датируется предпоследним десятилетием II в. до н. э., когда Митридат еще не имел всей полноты власти и потому мастер-резчик этой геммы изобразил его без царской диадемы.

Рис. 106.2. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.2. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра

8. К митридатовским портретам относится гемма с частью мужского лица (рис. 106,3), принадлежащая к тому же типу резных камней, что и геммы с более менее точным воспроизведением лица понтийского царя (например, из ГЭ)104. Однако уверенно утверждать, что это лицо понтийского царя, нельзя.

Рис. 106.3. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.3. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра

9. Карнеол из Кабинета медалей в Париже, на котором бюст царя в диадеме, панцире, хламиде, с длинными вьющимися волосами. Его голова и лицо, а особенно застежки в виде молний на плечах (рис. 106, 4), как на гемме из ГЭ (см. выше), ставят его в один ряд с портретами Митридата Евпатора, хотя предпринимались попытки усматривать в нем Птолемея II, Антиоха III и Антиоха VII105. Однако имеется достаточно примеров, когда аналогичные черты, в частности большой с горбинкой нос, определенно принадлежат Митридату Евпатору. Эту атрибуцию подтверждают застежки в виде пучка молний и остатки полумесяца — символа бога Мена — в поле овала геммы прямо перед лицом царя. Черты его лица переданы очень реалистично, хотя и с элементами идеализации под Александра в традициях позднеэлинистических портретовцарей и династов, особенно Митридата Евпатора. Этот камень появился до 88 г. до н. э. и по стилю близок гемме из Женевы (см. выше). Панцирь выдает «воинственный» образ монарха, который спасал греков от варваров и римлян. Гемма напоминает также серию портретных изображений Александра (рис. 106, 7-10)106, что подтверждает ассоциацию Митридата с его великим предком.

Рис.106.4. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис.106.4. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.5. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.5. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.7-10. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра
Рис. 106.7-10. Портретные геммы с изображением Митридата VI и Александра

Среди резных камней и камей имеется группа портретов, которые относятся к периоду после 88 г. до н. э.

1. Золотой перстень с красным ясписом из собрания лорда Сутеска с портретом молодого человека в хламиде и повязке-диадеме, с развевающимися назад волосами, локонами ниспадающими сзади на шею. Хламида застегнута с помощью округлой фибулы (рис. 106, 5). А. Фуртвенглер отметил, что черты лица на этом портрете на поминают идеализированное изображение Митридата Евпатора на царских монетах, чеканенных после 88 г. до н. э. Царю придан облик Александра Македонского и не исключено, полагает исследователь, что это портрет самого македонского владыки107, хотя Дж. Нинт не без оснований считает его Митридатом Евпатором108. Отчетливо заметная идеализация, но с сохранением элементов реализма, стилизация под Александра позволяют датировать портрет промежуточной эпохой между 88 г. до н. э. и появлением исключительно героизированного и идеализированного образа Митридата как бога в 80-е годы до н. э.

2. Эпохой после так называемой «эры освобождения» датируется серия портретов молодого бога или героя с развевающимися длинными локонами волос, в повязке-тении, с одухотворенным выражением лица, что отличало изображения Митридата Евпатора на царских монетах после 88 г. до н. э. К ним относятся геммы из Флоренции — одна из коллекции Гори (рис. 106, 6)109, другая из собрания Археологического музея (рис. 109)110, а также из коллекции герцога Мальборо, представляющие молодого бога Диониса в стиле портретов Митридата Евпатора первой четверти I в. до н. э. или ок. 80 г. до н. э. (рис. 110)111, имеются также их реплики из Британского музея (рис. 111)112 и музея Ашмолеан в Оксфорде (рис. 112)113.

Рис. 109. Митридат Евпатор. Гемма. Археологический музей. Флоренция
Рис. 109. Митридат Евпатор. Гемма. Археологический музей. Флоренция
Рис. 110. Митридат Евпатор Дионис. Гемма. Коллекция Марлборо
Рис. 110. Митридат Евпатор Дионис. Гемма. Коллекция Марлборо
Рис. 111. Митридат Евпатор Дионис. Гемма из Британского музея
Рис. 111. Митридат Евпатор Дионис. Гемма из Британского музея
Рис. 112. Митридат Евпатор Дионис. Гемма. Музей Ашмолеан. Оксфорд
Рис. 112. Митридат Евпатор Дионис. Гемма. Музей Ашмолеан. Оксфорд

Это портреты Митридата Евпатора Диониса после его официального обожествления в Пергаме в 88 г. до н. э., давшего толчок почитанию бога Диониса в Малой Азии и Причерноморье и появлению его многочисленных воспроизведений на памятниках искусства. Приверженность понтииского царя дионисиискому культу подтверждают геммы с головой Диониса-Вакха из собрания Екатерины II (сейчас в ГЭ) и герцога Орлеанского, на которых образ бога очень напоминает портрет Митридата Евпатора в скульптуре, и терракоты из Амиса с изображением безбородого Диониса (см. гл. 2, §7)114. На царских монетах этого периода изображался венок из цветов плюща — атрибут дионисийского культа. Одновременно в глиптике появилось множество дионисийских сюжетов и мотивов — менада или Ариадна с диадемой из плющевых листьев и прической «в стиле Митридата»115.

Митридата Евпатора называли Дионисом и Александром с конца II в. до н. э, а после 88 г. до н. э., когда его провозгласили богом — новым Дионисом Либером, его образ как великого македонского царя-полководца очерчивался отныне намного сильнее. Это дало возможность приравнять монарха к таким богам, как Гелиос и Геракл, а также Apec, что нашло отражение в нумизматике, где ему придавались черты этого бога (рис. 43)116. Последнее дало толчок распространению соответствующих культов и появлению связанных с ними памятников, например, резных камней, на которых Геракла изображали в львиной шкуре, как было принято воспроизводить в скульптуре Митридата Евпатора Диониса-Александра117. Нельзя не упомянуть и краснолаковый фигурный сосуд из Пантикапея I в. до н. э., происходящий из Малой Азии, на котором голова молодого безбородого Геракла имеет черты портретов Митридата VI118. Поэтому в понтийской иконографии можно выделить несколько этапов развития царского культа обожествленного Митридата Евпатора Диониса: первый — конец 120-х — конец 110-х годов до н. э., когда его ассоциировали с Аполлоном-Персеем, параллельно развивая культ Зевса, которого предыдущие властители считали своим покровителем; второй — конец 110-х — 89/88 гг. до н. э., когда Митридат был провозглашен Дионисом и стал отождествлять себя с Александром Македонским после побед над варварами Северного Причерноморья и присоединения Колхиды (в это время царская пропаганда направляла усилия на то, чтобы приравнять царя к образу бога и создать основу для его последующего обожествления); третий — 89/88 г. до н. э. — закат Митридата Евпатора в конце 60-х годов до н. э., когда его объявили бессмертным богом, героизировали и идеализировали под Диониса и обожествленного Александра, изображали как Геракла и других богов и героев, которые олицетворяли успех, спасение, торжество солнца над мраком, аллегорически символизируя победу понтийского царя над римлянами и их союзниками. Отныне на памятниках искусства Митридат выступал в светлом образе Аполлона- Гелиоса, в греческом варианте созвучном его собственному имени в значении «Гелиодор» или «дар Солнца», т.е. Mithra-data или «дар Митры/ Аполлона-Гелиоса»119. Образ обожествленного Митридата и его фигура как бессмертного эллинского бога — владыки подданных были всегда адресованы исключительно греческому населению Понтийского царства или его эллинизованной части (отчасти и римлянам). Хотя этот его новый образ был одинаково понятен и фрако-фригийскому населению, пафлагонцам, каппадокийцам, армянам, колхам и другим подданным и союзникам, царь не отошел от традиций предшественников и продолжал считать себя потомком Персея (предка персов и Ахеменидов и одновременно греческого героя)120. Митридат никогда не отождествлял себя с Зевсом, хотя верховный бог греков и повелитель олимпийцев издревле считался покровителем его династии, а пытался представить себя сыном Зевса, что делало его бессмертным.

Есть основания предполагать, что Митридат Евпатор подавал себя и в качестве воплощения Мена — фригийского лунного бога, широко почитавшегося в западных районах Малой Азии. Его культ входил в число царских со II в. до н. э., к тому же в Америи близ Кабиры находилось общепонтийское святилище, где цари Понта, включая и Митридата VI, при вступлении на престол давали священную клятву, в которой непременно упоминались счастье царя и Мен-Фарнак, т.е. дед Митридата Евпатора — царь Фарнак I Понтийский, обожествленный как Мен, поскольку он первым сделал его культ официальным (см. гл. 2, § 12). Митридат Евпатор очень почитал своего решительного и агрессивного предка, поэтому сохранил все его статуи, которые впоследствии достались римлянам (см. выше). Вполне возможно, что среди них было изображение Мена-Фарнака (или царя Фарнака I в образе этого фригийского лунного бога). Вслед за дедом, Митридат VI изображал себя как Мен, тем более что его официального божественного прародителя Персея почитали в синкретизме с Митрой, Оманом, Аттисом, Меном, а также Зевсом и Аполлоном (см. гл. 2, §1, 4, 11, 12). Отождествление Митридата Евпатора с Меном убедительно доказывают монеты боспорских городов Пантикапея, Фанагории и Горгиппии 100-75 гг. до н. э. с портретом Митридата в украшенной восьмиконечными звездами остроконечной фригийской шапке Мена или тиаре Митры, поверх которой повязана диадема, указывающая на царский статус. Ее концы соединены узлами и ниспадают сзади на плечи вдоль затылка и шеи царя, а на лбу у него звезда и полумесяц — герб Понта и династии Митридатидов, символ лунарно-солярных божеств — Мена, Митры, Персея, Изиды и т.д. (рис. 98). На реверсе монет фигура стоящего бога Диониса с тирсом121, которая свидетельствует о том, что отождествление понтийского властителя с Дионисом и провозглашение его богом не противоречило его образу как Мена-Фарнака, ассоциированного с Митрой, а скорее было даже связано с ним. Это сильнее выражало его функции спасителя, олицетворявшего свет луны и солнца.

В этом отношении особого внимания заслуживает серебряное позолоченное блюдо из клада, обнаруженного близ Хильдесхайма, которое датируется концом II — началом I вв. до н. э. На внутренней поверхности его дна в горельефе, что свойственно искусству позднего эллинизма и раннего римского времени, запечатлен погрудный бюст Мена превосходной работы. Его слегка поднятая правая рука, от которой мастер оставил только плечо, наводит на мысль о статуарном прототипе этого изображения. За плечами бога полумесяц, на теле хламида, открывающая шею с напряженно выступающими мышцами и довольно большим кадыком («Адамовым яблоком»), голова слегка наклонена и повернута вполоборота влево, лицо энергичное, в напряжении, взгляд пронизывающе целеустремленный и даже суровый. Отчетливо переданы большой нос, выступающий подбородок с ямочкой, слегка припухлые щеки, высокий лоб, вьющиеся длинные волосы, ниспадающие на плечи, шею и верхнюю часть лба122. Сходство бюста с портретами Митридата Евпатора поразительное (рис. 113), но это не позволяет уверенно относить бюст к числу его портретных изображений. Тем не менее ряд деталей (помимо физического сходства) дает возможность предположить, что в образе Мена мастер-торевт запечатлел понтийского царя.

Рис. 113. Блюдо из клада в Хильдесхайме (Митридат VI как Мен-Фарнак?)
Рис. 113. Блюдо из клада в Хильдесхайме (Митридат VI как Мен-Фарнак?)

Остроконечная фригийская шапка Мена, своего рода τιάρα όρθή, украшена звездами — символами солнца, которые вместе с полумесяцем за плечами напоминают царский герб Митридатидов и их предков Ахеменидов. Такие же знаки на такой же остроконечной тиаре боспорской царицы Динамии, внучки Митридата VI, выдают ее царский ранг как представительницы этой династии123. Аналогичные знаки фигурируют на фригийской шапке Селены на парной гемме из Малой Азии, где бог Мен персонифицирует царя (Митридата Евпатора?) в образе Мена-Фарнака, а сама богиня — царицу (см. гл. 2, §12, и рис. 57). (В кладе из Хильдесхайма вместе с блюдом с изображением Мена находилось другoe блюдо с бюстом женского божества — Селены (?)). На двух статуях из Нимруд-дага царь Антиох I Коммагенский показан в диадеме и армянской тиаре, украшенной зубчатой короной, по сторонам которой фигуры льва, орлов, молнии, звезда, а по сторонам диадемы — восьмиконечные звезды-солнца. На восточной и западной террасах Нимруд-дага он в остроконечной тиаре, поскольку его ассоциировали с Зевсом-Ормуздом, Аполлоном-Митрой-Гелиосом-Гермесом, Артагной-Гераклом-Аресом, и все эти божества облачены в аналогичные тиары124. Митридата Евпатора также воспринимали в образе многих из этих божеств, поэтому тиара на его портрете в облике Мена вполне уместна.

В Арсамее Антиоха I также изобразили на рельефе в остроконечной тиаре с зубчатым завершением, а на рельефе из Софраз-Кея он в диадеме, которую украшают восьмиконечные звезды бога Митры, и показан вместе с Аполлоном. На голове этого же царя из Нимфейона в Арсамее красуется армянская тиара, в центре которой звезда-солнце с четырнадцатью лучами. Аналогичная тиара с восьмиконечной звездой украшала голову армянского царя Тиграна II, союзника и родственника Митридата VI Понтийского125. Эта деталь изображений свидетельствует о царском культе правителя в греко-иранском мире, которого отождествляли с солнцем и светом звезд. Тиара в виде остроконечной шапки бога лунного света могла быть атрибутом обожествленного властителя, так как напоминает сатрапские или царские персидские тиары, украшенные восьмиконечными звездами, символизировавшими солнце. Это как бы приравнивало властителей к солярным богам, чаще всего к Митре или Ахура-Мазде126. Митра являлся эпонимным божеством царя Понта и его семьи и даже косвенно считался его покровителем, а его близость фригийскому Мену позволила Фарнаку I ввести в царский пантеон культ Мена-Фарнака и на этом основании обожествить собственную власть. Ассоциация Митры и Мена с Аполлоном-Персеем и Гелиосом давала Митридату Евпатору возможность отождествить себя с Меном-Фарнаком и он соответственно получал право одевать остроконечную тиару этого бога.

Другой предмет, который подтверждает царский ранг изображенного, — массивная гривна, едва ли не главная деталь всего образа. Мне неизвестно изображений Мена с гривной на шее, боги вообще редко имели гривны, за исключением, пожалуй, богини Кибелы на терракотах и статуи Юпитера Капитолийского и Гелиополитанского в Риме. Это украшение подчеркивало образ владычицы или владыки — верховного бога, покровителя римских императоров. У древних греков гривна обычно служила украшением, а у иранских и кельтских народов символом власти и могущества, признаком высокого социального положения, в том числе царского. Достаточно сослаться на царские погребения скифов, где непременно присутствует гривна как деталь украшения покойного, или на портрет Дария III и его свиты на мозаике Александра из Помпей127. Большинство исторических лиц, имеющих гривну на портретах, принадлежит к царской знати или племенной верхушке, греко-македонской, иранской или эллинизованной аристократии: Птолемей III Евергет в лучевой короне (на некоторых портретах в диадеме), эгиде и с гривной со слегка увеличивающимися концами; Антиох I и Антиох IV Коммагенский, Ариарат IV Каппадокийский, царица Иотапе Филадельфа, сестра Антиоха IV из Коммагены, имели гривну в форме змеи; правители Эдессы-Осроены, цари Парфии — Митридаты I и II, Артабан I, Фрааты II и V — также носили гривны, причем у последнего из них гривна тождественна гривне Мена на блюде из Хильдесхайма; гривнами украшали свои изображения сасанидские цари Шапуры I и II128, так называемый «сатрап Шами», один из иранских правителей, бронзовая статуя которого конца II — начала I вв. до н. э. хранится в Тегеране129. Ближайшую аналогию гривне Мена на блюде из Хильдесхайма дают рельефы иранских предков Антиоха I Коммагенского, представленные на южной стороне западной террасы нимруддагского комплекса: царь Ксеркс I в остроконечной шапке-кирбасии и с витой гривной на шее, но особенно сатрап Оронт в аналогичной кирбасии с длинными нащечниками, в хламиде на плечах с завязками на груди, панцире, украшенном шестиконечными звездами. Но самое поразительное в его изображении — массивная витая гривна130, совершенно аналогичная той, которая показана на шее у Мена на блюде из Хильдесхайма, а ведь Оронт был одним из персидских предков Митридата Евпатора. К галерее властителей в гривнах можно добавить статую Неокла, наместника боспорского царя в Горгиппии131, фигуры «принцев» — иранского, предположительно Аспурга Боспорского, и галльского на южном и северном фризах алтаря Августа в Риме132.

Перечисленные примеры доказывают, что массивная гривна Мена с округлыми концами на переднем плане на блюде из клада в Хильдесхайме выдавала царский ранг, но, естественно, не бога Луны и света, а человека в его обличье. Это витая массивная гривна кельтско-галатского или иранского типа133 вписывалась в общий образ Митридата Евпатора, который царская пропаганда создавала накануне войн с римлянами. Она стремилась представить царя избавителем населения Фригии, Галатии, Лидии, Пергама, Писидии от римлян, а в этих областях культ Мена имел особое значение. В Антиохии Писидийской, например, находился один из главных храмов этого бога. Там его почитали как Сотера и Плутодота, т.е. «дарующего богатство и урожай», как бога внемлющего и небесного (Урания), как «правителя» и даже «царя» (Τύραννος), соединяли с Аттисом, Митрой, Зевсом, Аполлоном и Дионисом, делали посвящения и приносили дары Артемиде, Анаит, которых отождествляли с Селеной и Кибелой. Некоторые аспекты местного культа имеют аналогии в культах Диоскуров, Гермеса, Пана, Геракла134, популярных и в Понте. Митридат Евпатор готовился захватить северо-западную и западную части Анатолии, поэтому его образ как Мена — верховного бога местных жителей подтверждал его приход туда как спасителя и приравнивал к популярному там божеству, подобно тому, как в глазах эллинов он выглядел тождественным Дионису. К тому же Митридат выступал продолжателем дела своего деда Фарнака I, который также вел войну за подчинение земель к западу от р. Ирис. Поэтому образ Митридата Евпатора как Мена-Фарнака подчеркивал надежность его власти и державность понтийского царя. 

Близость портрета Митридата-Мена на боспорских монетах и бюста Мена на блюде из Хильдесхайма позволяет предположить, что они восходят к какой-то статуе понтийского царя, на которой он был представлен в образе Мена-Фарнака, остававшемся официальным божеством в пантеоне Митридатидов со времени Фарнака I. Вероятность ее существования подтверждается тем, что в триумфе Помпея после его восточных походов в процессии родственников, друзей, чиновников и военачальников Митридата Евпатора несли картинки со сценами сражений, бегства и смерти понтийского царя, а также «изображения варварских богов в их местных одеяниях» (Арр. Mithr., 117). Среди них могли быть статуи богов, которым поклонялись Митридат и его приближенные, в том числе и с чертами правящего монарха. К таковым несомненно относились Мен, Митра-Аттис, Персей и др. Под влиянием царского культа Мена-Фарнака и появления статуи Митридата Евпатора в образе этого бога (не исключено, что она находилась в Америи или Кабире — в святилище Мена) многие портреты и бюсты бога луны могли получить черты понтийского царя.

К такого рода изображениям мы относим терракотовую фигуру Мена из Амиса из Королевского музея искусств и истории в Брюсселе, которую ранее считали портретом Александра, что сейчас признается ошибочным135. Терракотовая протома представляет идеализированный портрет молодого человека с длинными вьющимися волосами, как у Митридата Евпатора. Над головой — луна и восьмилучевая звезда (солнце), как на портрете Мена-Митридата на боспорских монетах, по сторонам округлые медальоны с шестиконечными звездами (рис. 56). Это изображение бога Мена, но с чертами понтийского царя, обожествленного в качестве бога лунного света, что косвенно подтверждается совершенно аналогичным расположением звезды и полумесяца над головой Персея на царских монетах Понта (см. выше, гл. 2, §11). Солярно-лунарная символика над головой — признак обожествления властителя в греко-иранском мире, что восходит к древиеиерсидской традиции отождествлять царя и бога136.

В глиптике также имеются изображения Мена в облике Митридата Евпатора. Это гемма из коллекции герцога Орлеанского (Orlean I, 20, размер 12х 10 см), которая атрибутирована как «голова Мена или Аттиса». У бога на голове фригийская шапочка, но не столь большая, как на большинстве его изображений на резных камнях. Она украшена шестилучевыми звездами-солнцами, подобно тиаре царицы Динамии или тиаре на голове Мена на блюде из Хильдесхайма. Сам бог имеет длинные слегка завивающиеся волосы, ниспадающие на плечи, а лицом напоминает Митридата Евпатора: в нем много энергии (рис. 114, 1) и он близок портретам царя на гемме из Пантикапея, на боспорских монетах с головой Мена и изображению мужского лица на херсонесских монетах 63-47 гг. до н. э. с надчеканкой в виде звезды над головой137. Портрет на гемме напоминает лицо Митридата Евпатора на желтом сардониксе, опубликованном С. Кингом (рис. 114, 2)138. Следует также обратить внимание на две геммы с бюстом Мена-Лунуса — одну из Помпей (рис. 115), а другую из Королевского кабинета медалей в Гааге, которую определяют как бюст Ливии и датируют I в. до н. э. (рис. 116)139. Такая атрибуция вряд ли справедлива, поскольку портрет явно мужской, а черты лица, как и остроконечная шапка, выдают человека в образе Аттиса или Мена с индивидуальными чертами Митридата VI. Несмотря на то что портретное сходство едва ли может быть решающим аргументом при атрибуции изображений, можно, как кажется, выдвинуть предположение, что Митридата Евпатора представляли не только как Диониса, но и как Мена-Фарнака — официального царского божества в Понтийском государстве, поскольку в Америи близ Кабиры в храме этого бога находилась его культовая статуя и местные цари приносили там священную клятву обеспечить подданным счастье.

Рис. 114.1. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака
Рис. 114.1. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака
Рис. 114.2. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака
Рис. 114.2. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака
Рис. 115. Мен-Лунус. Гемма из Помпей
Рис. 115. Мен-Лунус. Гемма из Помпей
Рис. 116. «Ливия». Гемма. Гаага
Рис. 116. «Ливия». Гемма. Гаага

Первым царем в Восточной Анатолии, который изображался в остроконечной кирбасии или шапке Персея, был Ариарамн из Каппадокии (280-230 гг. до н. э.)140, и эту традицию продолжал Митридат Евпатор. Некоторые геммы представляют его предшественников — Митридата IV и Лаодику141, и потомков — Ариарата IX, его сына и царя Каппадокии (рис. 114, 5)142.

Рис. 114. 3-4. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака
Рис. 114. 3-4. Геммы с портретами Митридата Евпатора и Ариарата IX в образе Мена-Фарнака

Если сопоставить последний портрет с изображениями Мена на геммах из Флоренции и Блумингтона (рис. 114, 3-4)143, то можно обнаружить большое сходство индивидуальных черт лица, что позволяет выдвинуть предположение о возможности изображения Ариарата IX в образе наследственного божества — Мена-Фарнака, поскольку он являлся сыном Митридата Евпатора и, соответственно, правнуком Фарнака I144.



1 О царской пропаганде Митридата Евпатора см. McGing В. The Foreign Policy of
Mithridatcs VI Eupator, King of Pontus. Leiden, 1986. P. 89 suiv.; Panitschek P. Zu den gencalogischen Konstruktionen der Dynastien von Pontos und Kappadokien // RSA. 1987/1988. Anno 17-18. S. 73-95; Bosworth A.B.,Whcatlcy P.V. The Origin of the Pontic House//JHS. 1998. Vol. 118. P. 155-157.
2 Davies N.. Kraay С.М. The Hellenistic Kingdoms. Portrait Coins and History. L., 1973. P. 256. 266; Morkholm O. Early Hellenistic Coinage. Cambr., 1991. P. 131, 132.
3 Imhoof-Blümer F. Portriitkopfe auf antiken Münzen hellenistischer und hellenisicrter Volker. Wien, 1885. S. 20 suiv.; Pfuhl E. Ikonographischc Beiträge zur Stilgeschichte der Hellenistische Kunst // JDAI. 1930. Bd XLV. S. 14. Taf. IV, fig. 9; Bicber M. The Sculpture of the Hellenistic Age. N.Y., 1955. P. 86.
4 Об этом подробно см. Сапрыкин С.Ю. Понтийскос царство. М., 1996. С. 24 сл.
5 Newell Е.Т. Royal Greek Portrait Coins. Racine, 1937. P. 47-50; Toynbee J.M.С. Roman Historical Portraits. L., 1978. P. 114-116. no. 201, 202.
6 Newell Е.Т. Op. cit. Р. 47-50; Toynbee J.M.C. Op. cit. Р. 114-116, по. 203; Davies N.. Kraay С.М. Op. cit. P. 266.
7 Nilsson M.P. Cults. Myths, Oraeles and Politics in Ancient Grecee. Lund, 1951. P. 98.
8 Bieber M. Op. cit. P. 88.
9 Connelly J.B. Votive Sculpture of Hellenistic Cyprus. N.Y., Nicosia, 1988. P. 47.
10 О монетах с атрибутами Изиды см. Дундуа Г.Ф. Нумизматика античной Грузии. Тбилиси, 1987. С. 110-112; об афинских тетрадрахмах с митридатовской символикой см. de Callatay F. L'histoire des guerres mithridatiques. Vue par les monnaies. Louvain-la-Ncuvc, 1997. P. 305; о близости символики богини Изиды на афинских тетрадрахмах и на анонимных монетах Понта см. Смeкалова Т.Н., Дюков Ю.Л. Монетные сплавы государств Причерноморья. Боспор, Ольвия, Тира. СПб, 2001. С. 81.
11 Imhoof-Blümer F. Griechische Münzen. В., 1890. S. 409. Taf. Ill, 7; idem. Die Küpferprägung des Mithridatischen Reiches und anderen Münzen des Pontous und Paphlagoniens // NZ. 1912. Bd 45. Ht 2. S. 184-186, no. 81. Taf. II, 31; Baldwin A. Les monnaies de bronze dites incertaines du Pont ou du royaume de Mithridate Eupator // RN. 1913. 4 ser. P. 285-313; Pfeiler H. Die Frühcsten Portrats des Mithridates Eupator und die Bronzeprägung seiner Vorgänger // Schweizer Münzblätter. 1968. Ht 18. S. 75-78; Голeнко К.В. Понтийская анонимная медь // ВДИ. 1969. № 1. С. 130-154; Сапрыкин С.Ю. Ук. соч. С. 107 сл.
12 Durrbach F. Choix d'inscriptions de Délos. Vol. I, I. P., 1921, no. 113, 114, 137.
13 Günther W. Das Orakel von Didyma in hellenistischer Zeit: Eine Interpretation von Stein-Urkunden // IM. Beiht 4. 1971. S. 107.
14 Сапрыкин С.Ю. Природные катастрофы и явления в идеологии Митридата Евпатора // ВДИ. 1997. № 3. С. 85-92; Saprykin S. Ju. Naturkatastrophen und Naturerscheinungen in dcr Ideologie des Mithridates Eupator // Stuttgarter Kolloquium zur Historischen Geographie des Altertums. 1996, 6. Stuttgart, 1998. S. 396-404.
15 Reinach T. Mithridates Eupator, König von Pontos. Leipzig, 1895 (Repr. N.Y., Hildesheim, 1975). S- 42; MeGing B. Op. cit. P. 46; Бeнгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. M., 1992. С. 293.
16 Finegan J. Handbook of Biblical Chronology. Princeton, 1964. P. 241-245; MeGing B. Op. cit. Ρ· 43. Not. 1; Gaggcro E.S. La propaganda antiromana di Mithridate VI Eupatore in Asia Minore с in Grecia // Contributi di storia antica in onore di Albino Garzetti. Genova, 1976. P. 104-106.
17 Graves R. Les mythes grees. P., 1967. P. 92.
18 Reinach T. Op. cil. S. 459; Vinogradov Ju. // Bull.epigr. 1990. 859; Шахермайр Φ. Александр Македонский. M., 1984. С. 246-248; Неверов О.Я. Митридат-Дионис // СГЭ. 1973. 38. С. 42-46; он же. К иконографии Митридата Евпатора // ТГЭ. 1972. 13. С. 112; он же. Митридат и Александр: к иконографии Митридата VI // СА. 1971. 2. С. 86.
19 Rуinach T. Op. cit. S. 42. Anm. 2; Сапрыкин С.Ю. Природные катастрофы и явления... С. 85-92.
20 Widуngrуn G. La légende royal de l'Iran antique // Hommages à Georges Dumézil. Collection Latomus. 1960. № 4 5 . P. 230-233; Gaggуro E. Op. cit. P. 105; McGing B. Op. cit. P. 43-46.
21 Неверов О.Я. К иконографии... С. 110; он же. Митридат-Дионис. С. 45: склоняясь в целом к этой точке зрения, автор допускает возможность, что Митридат мог быть провозглашен Дионисом до 88 г. до н.э.; см., однако, Homollе T. Les romains à Délos // BCH. 1884. VIH. P. 103; Ropel H. // Northern American Journal of Numismatics. 1965. № 4. P. 167; McGing B. Op. cit. P. 98 ff.; Bohm Cl. Imitatio Alexandri im Hellenismus: Untersuchungcn zum politischen Nachwirken Alexanders des Grossen in hoch- und spathellenistischen Monarchien. München, 1989. S. 172-174: Митридат принял титул «Дионис» в 88 г. до н.э.
22 Durrbach F. Op. cit.. no. 133, 134
23 Виноградов Ю.Г., Молсв Ε.Α., Толстиков Β.Π. Новые эпиграфические источники по истории митридатовой эпохи // Причерноморье в эпоху эллинизма. Тбилиси. 1985. С. 595.
24 Laffranquу M. Poscidonios historien: un épisode significatif de la premier guerre de Mithridate // Pallas. 1962. XI. P. 104-113.
25 Кузнецов В. Д. Новые надписи из Фанагории // ВДИ. 2007. 1. С. 241.
26 Durrbach F. Op. cit., no. 113, 114.
27 de Callatay F. L'histoire... P. 8, 9. Pl. I. Dl-Rla, D2-Rla; Pl. II. Dl-Rla — D17-RI 5a.
28 McGing В. Op. cit. Р. 90. Note 5.
29 Карышковский П.О. О титуле Митридата VI Евпатора (К вопросу об иранских и эллинских традициях в Понтийской державе) // Причерноморье в эпоху эллинизма. Тбилиси, 1985. С. 575; Price M.J. Mithridates VI Eupator Dionysus and the Coinage of the Black Sea // NC. 1968. 8. P. 4-6; de Callatay F. L'histoire ... P. 10-15.
30 Homolle T. Op. cit. Р. 101-104; Chapouthier F. Le sanctuaire des dieux de Samothrace // EAD. 1935. 16. P. 13-16; Risom S. Le "Monument de Mithridate" à Delos // Acta Archeologica. 1948. XIX. P. 204-209; Максимова M.И. Античные города Юго-Восточного Причерноморья. M., Л., 1956. С. 201-205; McGing В. Op.. cit. P. 89-92; Burcu Erciyas D. Wealth, Aristocracy and Royal Propaganda under the Hellenistic Kingdom of the Mithridatids. Leiden-Boston, 2006. P. 134-146.
31 Mercade J. Au musée de Délos. Étude sur la sculpture hellénistique en ronde bosse découverte dans l'ile. P., 1969. P. 137-139.
32 Chapouthicr F. Op. cit. P. 13 ff.; Gross W. Die Mithradatcs-Kapelle auf Delos // Antike und Abendland. 1954. IV. S. 105-117; Mercadé J. Op. cit. P. 319-321.
33 Неверов О.Я. К иконографии Митридата Евпатора. С. 110; Bieber M. Op. cit. P. 121, 122; Newell E.T. Op. cit. P. 47-50; Klose D.O.A. Von Alexander zu Kleopatra: Herrscherportrats der Gricehen und Barbaren. München, 1992. S. 51-53, no. 84-86; Stewart A. Faces of Power. Alexander's Image and Hellenistic Politics. Berkeley, 1993. P. 337; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 147.
34 Smith R.R. Hellenistic Royal Portraits. Oxf., 1988. P. 99: автор полагает, что такой стиль был принят Митридатом под влиянием монетного дела Селевкидов.
35 Homolle T. Note sur trois têtes de marble trouvées à Délos// BCH. 1885. IX. P. 253-255.
36 Michailowski С. Les portraits hellénistiques et romains // EAD. 1932. XIII. P. 5-7. Pl. VII; cp. Buschor E. Das hcllenistische Bildnis. München, 1971. S. 32: датирует голову царя второй четвертью II в. д о н.э., что исключает се атрибуцию как изображение Митридата VI.
37 Kleiner G. Bildnis und Gуstalt des Mithridatуs // JDAI. 1953. Bd 68. S. 85,86.
38 Karouzou S. National Archaeological Museum. Collection of Sculpture. Athens, 1968. P. 188, no. 429, 552.
39 Mercade J. Op. cit. P. 266. Pl. LXXXIII.
40 Неверов О.Я. К иконографии... С. 110. 111.
41 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 90, 91. PI. 55, 1-4.
42 Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 155. Fig. 79.
43 Pieard Ch. Teisicrates de Sicyone et l'iconographie de Demetrios Polioreetes // RA. 1944. XXII, 2. P. 31-35. Fig. 7; Gebauer K. Alexanderbildnis und Alexandcrtypus // AM. 1938/1939. Bd 63/64. S. 94 ad 47A: автор относит бюст к серии портретов Александра; ср. Mercado J. Op. cit. P. 137, 226. Pl. LXXIII, A 4184: это голова Деметрия Полиоркета, но имеет много общего с головой из святилища Аполлона (Делос, инв. № 429), и это может быть основанием для понижения ее даты и введения в круг иконографических портретов Митридата Евпатора. Против датировки головы из Додскатеона позднеэллинистическим временем см. Ridgway В.S. Hellenistic Sculpture. I. Bristol, 1990. P. 127.
44 Will E. Le Dôdekathcon // EAD. 1955. XXII. P. 172-176; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 92. P. 122-124. Cp. Rumpf A. Ein Kopf in Museum zu Sparta //AM. 1963. Bd 78. S. 195. Beibl. 94. 2: автор отмечает, что портрет не может относиться к представителю династии Антигонидов, которых после 230 г. до н.э. не изображали с боковыми приставными рогами.
45 Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 155. Fig. 78.
46 Charbonncaux J. La Venus de Milo et Mithridate le Grand // Revue des Art. 1951.1. P. 9-16; cp. Charbonncaux J., Martin R.. Villard J. Grèce hellénistique. P., 1970. P.324. Fig. 356.
47 Mercadé J. Op. cit. P. 267, 268. Pl. LXXVII. Ср., однако, Michailowski С. Op. cit. P. 6: это скорее мифологический, нежели реальный персонаж; Michon Ε. Les marbres antiques de Délos conservés au Louvre // BCH. 1911. 35. P. 294-299; Gebauer K. Op. cit. S. 46-48; Неверов О.Я. К иконографии... С. 110: датирует статую ок. 100 г. д о н.э.
48 Richter G . The Portraits of the Greeks. L., 1965. Vol. III. P. 275. Fig. 1933; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 89.
49 Connelly J.B. Op. cit. P. 47; Cyprus Museum. Ε 511. PI. 18. Fig. 66, 67.
50 Schradуr H. Die Ausgrabungcn am Wуstabhangу dуr Akropolis III // AM. 1896. Bd 21. S. 281-283. Taf. X: это может быть также Трифон Сирийский, Митридат Евпатор, Ариарат IX, Фарнак II, Асандр Боспорский; Winter F. Altcrtumcr von Pcrgamon. Bd VII, 1. В., 1908. S. 152. Abb. 132a; Hafner G. Späthellenistische Bildnisplastik. В., 1954. S. 35, 36. MK 8.
51 Blum G. Princes hellénistiques// BCH. 1915. Vol. 39. P. 26-32. Fig. 1-2: ошибочно находит в портрете следы идеализации; ср. Hafner G. Op. cit. S. 35, 36.
52 Six J. Ikonographischc Studicn. X: Ariarathes IX Euscbes Philopator, Konig von Kappadokicn // ΛΜ. 1897. Bd 22. S. 415-418; Pfuhl E. Op. cit. S. 28; Laurenzi L. Ritratti greei // Quadcrni per lo studio dell'archeologia. Firenze. 1941. №3-5. P. 131, 132.Tav.XL, 100; Buschor E. Op. cit. S. 34.Abb. 41, 165: «сын Митридата», 100-90 гг. до н.э.; Richter G. Op. cit. Vol. III. P. 276. Fig. 1942-1944: портрет близок Ариарату IX; Hafner G. Op. cit. S. 35, 36: идентифицировать изображенного с уверенностью нельзя; Smith R. Hellenistic Sculpture. L., 1991, no. 20: неопределенный царь, возможно, Ариарат IX, конец II-I в. до н.э.
53 Καρούζου-Παπασπυρίδη Σ. Τεχνολογικός καθορισμός τοΐι έκ του Όλυμπιείου Παναθηναϊκού άμφρέως // Αρχ.Εφημ. 1948/1949 (1951). Ρ. 27-29. Fig. 15: это Ариарат V или Ариарат IX; ср.. однако, Неверов О.Я. К иконографии... С. 112; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 85. Pl. 53, 1-2: портрет принадлежит Митридату Евпатору, то же Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 151. Fig. 76: датирует портрет после 90 г. до н.э.
54 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 85; ср., впрочем, Неверов О.Я. Митридат и Александр. 89, 90: Митридат-Дионис из Венеции; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 157. Fig. 81.
55 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 84. Pl. 52, 3-4; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 151. Fig. 75: портрет следует датировать временем после 90 г. д о н.э.
56 Kleiner G. Bildnis und Gestalt des Mithridates. S. 92, 93. Abb. 5, 6; Winter F. Op. cit. S. 132: Аттал III; Buschor Ε. Op. cit. S. 34. Abb. 34, no. 128: Аттал II.
57 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 117. P.177. Pl. 65, 3-4.
58 Неверов О.Я. Митридат-Дионис. С. 41-46; он же. К иконографии... С. 112: датирует портрет концом II в. до н.э., что ошибочно, так как он относится к началу — середине этого столетия.
59 См . Одесский археологический музей АН УССР. Киев, 1983, № 235: происхождение портрета неизвестно, возможно, он обнаружен за пределами Причерноморья; Greek and Cypriote Antiquities in the Archaeological Museum of Odessa. Nicosia, 2001. P. 59, no. 94; Smith R. Hуllуnistic Royal Portraits. Cat. 87. PI. 54. 4-5; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 158, 159. Fig. 82.
60 Неверов О.Я. К иконографии... С. 110.
61 Соколов Г.И. Античное искусство Северного Причерноморья. М., 1973. С. 91, № 87; он же. Искусство Боспорского царства. M., 1999. С. 273. Рис. 194; Неверов О.Я. К иконографии... С. 110.
62 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 88. Pl. 54, 1-3; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 158, 159; Фарнак II, сын Митридата Евпатора, пытался копировать образ отца, как и другие его преемники на боспорском престоле — Асандр, Аспург (Toynbce J.H.С. Op. cit., no. 206 — Фарнак II; 207 — Асандр; 211-213 — Аспург; 214 — Митридат VIII; вероятный портрет Аспурга с идеализированными чертами лица см. Соколов Г.И. Античное искусство... С. 125, № 131). Голова из Керчи имеет очень много общего с головой бога Гелиоса с Родоса, обычно датируемой серединой II в. до н.э. (хранится в Археологическом музее о. Родос, см. подробно Charbonncaux J., Martin R., Villard F. Op. cit. P. 297, no. 322). Она исполнена в так наз. «родосском эллинистическим стиле», однако волосы, черты лица, положение головы напоминают портреты Митридата Евпатора как Александра. Близость к мраморному портрету из Пантикапея делает вполне вероятной се датировку поздним II — ранним I вв. до н.э., как и атрибуцию в качестве слегка идеализированного изображения Митридата Евпатора Гелиоса, восходящего к знаменитой скульптуре этого царя на острове (см. выше).
63 Лапидарная коллекция Керченского музея. T. I: Античная скульптура. Киев, 2004. С. 185, № 119.
64 Анохин В.А. Монетное дело Боспора. Киев, 1986. С. 145, № 201.
65 Ср. золотую пластину от погребального или жреческого венка из некрополя Горгиппии с изображением обожествленного царя Аспурга в образе Гелиоса (Сапрыкин С.Ю. Золотая пластина из Горгиппии//ВДИ. 1983. № I . C . 72, 73. Рис.1).
66 Newell Ε. Op. cit. P. 47-50; Bicbcr M. Op. cit. P. 121, 122. Fig. 481: монеты с идеализированным портретом Митридата как Александра чеканены по типу македонского квестора Эзилласа и портретов самого Александра; ср. Smyth R. Hellenistic Sculpture. P. 24: это более идеализированный, нежели ранее, образ обожествленного понтийского царя; Toynbce J.H.C. Op. cit. Р. 114-116, по. 204, 205: это идеализированная иконография Александра; Klose D.O.A. Op. cit. S. 51-53; монетное изображение царя восходит к образу Александра и Диониса; о портретах Александра-Геракла как прототипе для портретов Митридата Евпатора в образе Александра-Геракла см. Oikonomidеs A.N. Mithridatcia// Arehcion Pontou. 1958. 22. P. 220-243. О митридатовских портретах как средстве царской пропаганды см. Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 146-162.
67 Неверов О.Я. Митридат и Александр. С. 88. Не совсем прав Б. Макгинг, который утверждает, что портрет идеализированного Митридата имеет больше ассоциаций с Александром, чем с богом Дионисом (McGing В. Op. cit. Р. 98, 99). Р. Фляйшeр полагает, что портретные черты Александра просматриваются на монетах понтийского царя до 88 г. до н.э., но особенно ярко выступают после «эры освобождения» (Fleischer R. True Ancestors and False Ancestors in Hellenistic Rulers' Portraiture // Images of Ancestors. Aarhus, 2002. P. 69, 70. Fig. 25, 26).
68 Walters H.B. Catalogue of the Engraved Gems and Cameos Greek, Etruscan and Roman in the British Museum. L., 1926, no. 1228; Middleton J.H. Ancicnt Gems. The Engraved Gems of Classical Times. Chicago, 1969. P. 41.
69 Winter F. Op. cit., no. 168: принимал фигуру Геракла за пергамского царя Аттала И; Hintzen-Bolilcn В. Die Promethcus-Gruppe im Athcnaheiligtum zu Pergamon. Ein Bcitrag zur Kunst und Reprasentation dcr Attaliden// IM. 1990. Bd 40. S. 145-156.
70 Brogan T. The Prometheus Group in Context // Stephanos. Studies in Honor of Brunildc Sismondo Ridgway. Philadelphia, 1998. P. 43.
71 Andreae B. Telephos-Mithridates im Musco Chiaramonti des Vatikan // RhM. 1997. Bd 104. S. 395-416.
72 Krahmer G. Eine Ehrung für Mithridatcs VI. Eupator in Pergamon // JDAI. 1925. Bd 40. S. 183-205; Hafner G. Op. cit. S. 45-48; Richter G. Op. cit. Vol. III. P. 275; Bicber M. Op. cit. P. 122. Fig. 485-487; Robertson M. A History of Greek Art. Cambr., 1975. P. 547; Burcu Ercias D. Op. cit. P. 151-154. Tig. 77.
73 Lippold G. Die Griechischc Plastik // Handbuch der Archaologic. Bd III. 8, 1. München, 1950. S. 371; cp. Krahmer G. Op. cit. S. 204; Bieber M. Op. cit. P. 122; Hafner G. Op. cit. S. 45-48; Неверов О.Я. К иконографии... С. 112; Pollitt J.J. Art in the Hellenistic Age. Cambr., 1986. P. 36, 37. Fig. 30; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. P. 122-124.
74 Möbius H. Pergamenisches in Rom //AM. 1930. Bd 55. S. 273-275. Beibl. 83; Burcu Erciyas D. Op - cit. P. 151.
75 Andreac В. Op. cit. S. 395-416. Taf. 57; 58, 1.
76 Winter F. Mithridatcs VI Eupator // JDAI. 1894. Bd. IX. S. 245. Taf. 8; Stewart A. Greek Sculpture. New Haven, 1990. P. 223.
77 Richter G. Op. cit. Vol. III. P. 275. Fig. 1930, 1933; Bieber M. Op. cit. P. 122. Fig. 483, 484; Toynbec J.H.C. Op. cit. P. 114-116,. no. 204, 205; Lippold G. Op. cit. S. 379; Pfuhl E. Op. cit. S. 15-17; Kleiner G. Op. cit. S. 86.
78 Charbonncaux J. Op. cit. P. 9-16; Bieber M. Op. cil. P. 122; Laurenzi L. Op. cit. P. 131, 132. Tav. XL, 102; 90 г. до н.э.; Smith R. Hellenistic Sculpture, no. 19; idem. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 83: 96-88 гг. до н.э.; Burcu Hreiyas D. Op. cit. P. 148. Fig. 72.
79 Buschor Ε. Op. cit. S. 84. Abb. 4b, no. 164: конец первой четверти I в. до н.э.; Hafner G. Op. cit. S. 45-48. NK. 1: 88-85 гг. до н.э.; Неверов О.Я. Митридат и Александр. С. 88; он же. К иконографии... С. 112; Pollitt J. Op. cit. P. 36, 37. Fig. 29: после 88 г. до н.э.; Pfuhl Ε. Op. cit. S. 15: 80-c годы до н.э.
80 Mendel G. Fouilles de Tegec//BCH. 1901. Vol. 35. Pl. VII; Laurenzi L. Op. cit. P. 131, 132. Tav. XL, 102.
81 Priée J. Op. cit. Pl. I, 7; II, 16; Pick В., Regling К. Die Antiken Münzen Nordgriechenlands. В., 910. Bd I. Hbd 2. Abt. 1. S. 534-540, no. 2145-2176: это Митридат Евпатор; ср. также Hill G.F. Historical Greek Coins. Ν.Y., 1906. Pl. VII, 60; Bicbcr M. Op. cit. P. 121, 122.
82 de Callatay F. L'histoire... P. 111. Not 15-16: III D2; III D4; III D4-R2a.
83 Oikonomides A.N. A Statuette of Mithridates the Great//Archaeology. 1962. Vol. 15.№ I. P. Π - 15; эту атрибуцию приняла Г. Рихтер (Richter G. Op. cit. Vol. III. P. 275. Fig. 1931,1932). Ср. Walters H.В. Catalogue of Select Bronzes, Greek, Roman and Etruscan. L., 1915. PI. 51.
84 Nikolaus-Have F. Dcr Herkules von Birdoswald-Unikum oder Falschung? // AA. 1986. Ht 3. S. 571-581: автор не исключает, что это может быть подделкой XIX в.; Svenson D. Darstellungen hellenistischer Königc mit Götterattributen. Frankfurt am Mein, 1995. S. 323, 324. A 2. 22
85 Curtius H. Antike Plastik // W. Articling zum 60. Geburstag. 1928. S. 61 IT. Abb. 1-6. Taf. 5; Hafner G. Op. cit. S. 45-48; Krug A. Ein Bildnis Mithridates VI. von Pontos//AA. 1969. Ht 2. S. 189-195.
86 Krug A. Op. cit. S. 193-195; связь бронзы с Понтом сомнительна, о чем подробно см. Svenson D. Op. cit. S. 323, 324. A 2. 23.
87 Adamo-Muscettola S. Bronzetti raffiguranti dinasti ellenistici al Musco Arehcologico di Napoli // Bronzes hellénistiques et romaines. Traditions et renouvacau. Lausanne. 1979. P. 88-90. Fig. 17-22. Pl. 39-40; cp. McGing B. Op. cit. P. 85. Note 70: автор ставит под сомнение атрибуцию статуэтки как портрета понтийского царя и идею о появлении ее в Италии в связи с контактами Митридата и италийских союзников.
88 Трейстер М.Ю., Дмитриев А.В., Малышев А.А. Бронзовая статуэтка эллинистического правителя из раскопок поселения Мысхако под Новороссийском // РА 1998. № 4. С. 160-173.
89 Krug A. Op. cit. S. 189 ff.; Toynbеc J.Н.C. Op. cit. P. 114-116, no. 204, 205.
90 Сапрыкин С.Ю. Аристарх Колхидский // Seripta Gregoriana. M., 2003. С. 238-250.
91 Анохин В.А. Ук. соч. № 270, 294; Сапрыкин С.Ю. Золотая пластина из Горгиппии. С. 72. Рис. 1-2.
92 Шeлов Д.Б. Монетное дело Боспора VI-II вв. до н.э. М., 1956. С. 176. Табл. IX, 115.
93 Васильева T.M. Александр в образе Гелиоса или Гелиос в образе Александра // ВДИ. 2004. №4. С. 136-153.
94 Bieber M. Alexander the Great in Greek and Roman Art. Chicago, 1964. P. 80-83; Schorner M. Helios und Alexander. Zum Einfluss der Herrscherikonographic auf das Gotterbild // AA. 2001. Ht I. S. 59-68; Неверов О.Я. Нерон-Юпитер и Нерон-Гелиос // Художественные изделия античных мастеров. Л., 1982. С. 101-111.
95 Ny Carlsbcrg Glyptothck. Billеdtavlеr til Katalogеt over Antikc Kunstvacrker. Kjobcnhavn, 1907, no. 461 ; Hafner G. Op. cit. S. 48, no. NK 2.
96 Τριάντη Ισ. Ελληνιστικά αγάλματα της Μήλου // Regional Schools in Hellenistic Sculpture. Exeter, 1998. P. 171. Εικ. 8-11.
97 Неверов О.Я. Золотой перстень с портретом эллинистического царя // ВДИ. 1969. № 1. С. 173. Рис. 2; он же. К иконографии... С. 111; он же. Портретные геммы и перстни из Северного Причерноморья // ТГЭ. 1976. XVII. С. 176, 177. Табл. IV, I.
98 Неверов О.Я. Митридат Евпатор и псрстни-псчати из Пантикапея // СА. 1968. № 1 С . 235, 236; он же. Портретные геммы... С. 176, 177. Табл. IV, 2.
99 Furtwängler A. Die Antiken Gemmen. Geschichte der Steinschnei der kunst im klassischen Alertums. Leipzig, 1900. Taf. 32, 17; Richtcr G. Engraved Gems of the Greeks and the Etmscans. L., 1968. P. 163, no. 652; cadem. The Portraits of the Greeks. Vol. III. P. 275; Burcu Erciyas D. Op. cit. P.160, 161. Fig. 85: ставит под сомнение идентификацию портрета как Митридата VI.
100 Zwierlein-Dichl Ε. Die Antikcn Gemmen des Kunsthistorischcn Museums in Wien. Bd I. München, 1973. S. 43, no. 35. Taf. 8, 35, 4:1.
101 Vollenweider M.-L. Catalogue raisonne des sceaux, cylinders, instadles et carnees. Vol. III: La collection du reverend Dr. V.E.G. Kenna et d'autres acquisitions et dons récents. Mainz am Rhein. P. 168, 169, no. 220.
102 Erwerbungen des British Museum im Jahre 1890//AA. 1891. S. 137, no. 110.
103 Furtwangler A. Op. cit. Taf. 32, 20 = Walters H.B. Catalogue of the Engraved Gems... no. 1187 = Richter G. Engraved Gems... no. 651.
104 Furtwangler A. Op. cit. Taf. 32, 21; Krug A. Op. cit. S. 189-195.
105 Reinach S. Pierres Gravées. Des collections Marlborough et d'Orléans, des Recueils d'Eckel Gori, Levesquc de Gravelle, Mariette, Millin, Stosch. P., 1885. Pl. 105, 88 = Mariette. II. 88 = Chabouillet 2053 = Raspe. 9813. Ср. Furtwängler A. Op. cit. Taf. 32, 25; Vollcnwcidcr M.-L. Op. cit. P. 168, 169; однако см. Richter G. Engraved Gems. P. 164, 165, no. 657; cadem. Portraits... Fig. 1900, 1901: Г. Рихтер сомневается в атрибуции портрета как изображения понтийского царя.
106 Ср. портреты Александра на геммах и камеях: Furtwänglr A. Op. cit. Taf. XXXII, I — Птолемей V?; XXXII, 8 — очень близкое сходство с портретами Митридата Евпатора; XXXI, 17; XXXII, 4; ср. Lippold G. Gcmmcn und Kamccn des Altertums und dcr Neuzeit. Stuttgart, 1922. Taf. LXX, 9.
107 Furtwängler A. Op. cit. Taf. 31, 16.
108 Ninth J. Catalogue of the Collection of Antique Gems of the Southesk K.T. Collection. L., 1908. Vol. I. J. 16: P. 117. Pl. X. J 16.
109 Gori. Museum Florentinum. Florence, 1731-1762. T. 1.25.10 = Reinach S. Op. cit. Pl. XIII, 25.10 = Furtwangler A. Op. cit. Taf. 32, 29; Richter G. Engraved Gems. P. 163, no. 649.
110 Furtwängler A. Op. cit. Taf. 59, 5; Неверов О.Я. Митридат-Дионис. С. 42
111 Reinach S. Op. cit. Pl. 114, 15; Vollenwcider M.-L. Deliciac Iconis. Antike geschnittene Steine und Ringe aus ciner Privatsammlungen. Mainz am Rhein, S. 168, no. 285: «тип вакханки или Ариадны» в стиле портретов Митридата Евпатора; возможно, портрет этого царя.
112 Walters Н.В. Catalogue of the Engraved Gems..., no. 1228; Richter G. Engraved Gems... P. 163, no. 650; Неверов О.Я. Митридат-Дионис. С. 42; Burcu Erciyas D. Op. cit. P. 150, 151.
113 Boardman J., Vollenweider M.-L. Catalogue of the Engraved Gems and Finger Rings in the Ashmolcan Museum. I. Greek and Etruscan. Oxf., 1978. PI. 91, 92. Pl. LIII, 317: изображение прически как у Митридата Евпатора, но не исключено, что это Дeмeтрий Полиоркeт.
114 Reinach S. Op. cit. Pl. 126; Неверов О.Я. Митридат-Дионис. С. 42 сл.; Neverov O.Ya. Antique Intaglios in the Hermitage Collection. Leningrad, 1976. P. 95, no. 62: Митридат VI как бог Дионис, II-I вв. до н.э.; о близости этой геммы протомам в виде молодого Диониса из Амиса см. Summerer L. Hellenistische Terrakotten aus Amisos. Stuttgart, 1999. Taf. 4, Ρ II 5; 6, Ρ III 10; 174. Taf. 10, 11. Производство таких протом было вызвано официальным провозглашением Митридата богом Дионисом.
115 Lippold G. Gemmen und Kameen. Taf. XVI, 5; XVII, 8; Furtwangler A. Op. cit. Taf. 41, 19, 21, 22; Walter H.В. Catalogue of the Engraved Gems. no. 2945-2947. Pl. XXX, 2947, 2947: Менада или Ариадна; XXXI, 3014: бюст Менады в повязке из плющевых листьев; Babelon Ε. Introduction au catalogue des carnees antiques et modernes de la Bibliothèque National. P., 1897. P. 49. Pl. X, 85, 86, 89: тип «вакханка или Ариадна» в стиле портретов Митридата VI (ср. Vollenweider M.-L. Deliciac Iconis..., no. 285; cadcm. Die Steinschnei der kunst und ihre Ktinstler in Spatrepublikanischer und Augusteischer Zeit, Baden-Baden, 1966. S. 48, 49. Taf. 45, 1-2: так называемая «Медуза Строцци» волосы которой подобны прическе Митридата Евпатора на его тетрадрахмах, битых после 88 г. до н.э.
116 Kleiner G. Pontische Reichsmünzen. S. 6, 7; idem. Bildnis und Gcstalt... S. 84-95. На некоторых медных монетах даже Зевса изображали с лицом Митридата Евпатора (Сапрыкин С.Ю. Монеты Понта из раскопок Хeрсонсса Таврического III ХСб. 1996. VII. С. 74. Рис. I).
117 Ridgway В.S. The Severe Style in Greek Sculpture. N.Y., Princeton. 1970. Pl. 145: Zwierlein-Dichl В. Op. cit., no. 276. Taf. 47. 276.
118 Неверов О.Я. Культура искусство античного мира. Очерк-путеводитель. Л., 1981. С. 118. fue. XII; Герцигер Д.С. Об одном фигурном сосуде из Пантикапея И СГЭ. 1981. 46. С. 43. 44.
119 King C.W. Antique Gems: Their Origin. Uses and Value. L., 1860. P. 321, 322. Гемма, в которой пытались усматривать Митридата в образе Гелиоса (Lippold G. Geminen und Kamccn... Taf. LXVII1, 6 = Furtwanglуr A. Op. cit. S. 158. Taf. XXXII, 13), на самом деле отношения к нему не мест (Svcnson D. Op. cit. A 2. 24).
120 Об этом свидетельствует атрибутика культа Персея на многочисленных монетах Понта при Митридате Евпаторе (см. гл. 2, § 11).
121 Анохин В.А. Ук. соч. Табл. VII, 201, 207; de Callatay F. La chronologie... P. 164. Tabl. 13; Frolova N., Ireland S. The Coinage of the Bosporan Kingdom. From the First Century ВС to the Middle of the First Century AD. Oxf., 2002. P. 19-20. Pl. VIII — IX, 1-6.
122 Lane E.N. Corpus monumentorum religionis der Menis. II: Coins and Gems. Leiden, 1975. P. 165, no. G 19. Pl. LXIV: изначально бог был определен как Аттис, но месяц за спиной и нанесенная позднее посвятительная надпись неоспоримо свидетельствуют, что это Мен.
123 Ростовцев М.И. Бронзовый бюст боспорской царицы и история Боспора в эпоху Августа // Древности. 1914. XXV. С. 1-4; Соколов Г.И. Античное Причерноморье. С. 116. № 120.
124 Schlumberger D. L'orient hellénisé. Р., 1970. P. 45, 48. Fig. 19, 20; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Cat. 97. Pl. 58, 1-3.
125 Dörner F., Hocpfner W., Müller-Beek H., Winkelmann W. Arsamcia am Nymphaios. Bcricht über die 1963 und 1964 Ausgcrührten Ausgrabungen II AA. 1965. Ht I. S. 218. Abb. II; армянская тиара царя иранского происхождения; Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Pl. 59, 1-4. Cat. 99.
126 Young J.H. Commagenian Tiares: Royal and Devine // AJA. 1964. Vol. 68. 1. P. 29-34. Pl. II; Summerer L. Achameniden am Schwarzen Meer: Bemerkungen zum spätarchaischen Marmorkopf aus Heraklcia Pontikc//Ancicnt Near Eastern Studies. 2005. XLII. S. S. 251. Abb. 1; 3. 5, 6, 9.
127 Schuppc H. Torques// RE. 1937. Bd VI. S. 1800-1805; о мозаике из Помпей см. Charbonncaux J., Martin R., Villard F. Op. cit. P. 117, no. 116.
128 Toynbee J.H.C. Roman Historical Portraits. Ρ 81, 82, 125, no. 121. 122,237, 261-263,267-272, 276, 326, 358-362,373-375.
129 Smith R. Hellenistic Royal Portraits. Pl. 57, no. 2-4, cat. 96.
130 Jacobs В. Die Galérien der Ahnen des Konigs Antiochos I von Kommagene auf dem Nemrud Dagi // Images of Ancestors. Aarhus, 2002. S. 78. Fig. 3-4.
131 Соколов Г.И. Античное Причерноморье. С. 159. № 174.
132 Rose C.B. "Princes" and Barbarians on Hie Ara Pacis // AJA. 1990. 94. P. 455, 456. Fig. 2,3,6.
133 О гривнах см. Moretti G. Ara Pacis Augustac. Roma, 1948. P. 270, 271 : гривна у галльского царевича на алтаре Августа близка той, что у Мена на блюде из Хильдесхайма.
134 Lane E.N. A Re-Study of the God Men // Berytus. 1964. XV. P. 9-55: no. 5 — Фригия, посвящение Мену Уранию и Аполлону Спасителям (ср. MAMA V. Р. 150. R 7); по. 9 — Фасос, посвящение Мену Тирану Дионису; no. 13-16,29 — о почитании Мена, Артемиды и Анаит; nо. 22 — Эвмсния, посвящение Мену Сотeру и Плутодоту и детали рельефа с атрибутикой различных божеств, подробнее см. Mitchcll S. Anatolia. Land, Men, and Gods in Asia Minor. Vol. II. Oxf., 1993. P. 24, 25.
135 Summerer L. Hellenistische Terrakkoten aus Amisos. Taf. 17. ВII; Summerer L., Atasoy S. Die Tyche von Amisos // AA. 2002. Ht I. S. 255. Abb. 8; ср. Svenson D. Op. cit. S. 320, no. A 2.7: автор предполагает, что это фрагмент вазы.
136 Сапрыкин С.Ю. Золотая пластина из Горгиппии. С. 77.
137 Reinach S. Op. cit. Pl. 123, 20; ср. Pl. 58, I; Анохин B.A. Монетное дело Хeрсонeса. Киев, 1977. Табл. XIII, 199.
138 King С. W. Op.cit. Р. 322
139 Maaskant-Kleibrink M. Catalogue of the Engraved Gems in the Royal Coin Cabinet, The Haague. The Greek. Etruscan and Roman Collections. P. 166, no. 316.
140 Richter G. The Portraits of the Greeks. Vol. III. P. 276. Fig. 1934.
141 Vollenweider M.L. Deux portraits inconnus de la dynastic du Pont et les graveurs Nikias, Zoilos et Apollonios //Antike Kunst. 1980. 23, 2. P. 147-150. Pl. 37-40: cadem. Catalogue raisonne... III. P. 165-168, no. 219.
142 Vollenwieder M.L. Catalogue raisonne... II. 85. Pl. 34, l-3a.
143 Lane E.N. Op. cit. P. 166, 167. Pl. LXI, G 9, G 11.
144 Мы не можем согласиться с мнением Р. Фляйшсра, будто Митридат Евпатор не изображался в облике предков, которые не воплощали эллинский идеал человека и повелителя (см. Flcischcr R. Op. cit. P. 69).
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Хельмут Хефлинг.
Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима

Уильям Тейлор.
Микенцы. Подданные царя Миноса

Поль Фор.
Александр Македонский

А. Ф. Лосев.
Гомер

А. А. Молчанов, В. П. Нерознак, С. Я. Шарыпкин.
Памятники древнейшей греческой письменности
e-mail: historylib@yandex.ru