Введение

Религия и культы в Понтийском царстве до сих пор не привлекали пристального внимания мировой и отечественной науки и потому изучены крайне слабо. Это во многом объясняется недостаточно высоким уровнем археологических исследований в Восточной Анатолии и особенно на черноморском побережье современной Турции, где в древности существовало царство Понт, сыгравшее выдающуюся роль не только в истории древнего Причерноморья, но и всего Восточного Средиземноморья. Его расцвет пришелся на вторую половину II — первую половину I вв. до н.э., когда оно достигло наибольшего военного и политического могущества. Расширив территорию за счет соседних государств в Малой Азии и распространившись на обширные районы Причерноморья, Понтийское царство стало представлять собой серьезную угрозу Римской державе, которая направляла все свои усилия на осуществление военных захватов в Малой Азии, Греции, на Переднем Востоке и в бассейне Эгейского моря. Это привело к политическому и военному противостоянию Понта и Рима, что вылилось в длительные и кровопролитные войны между ними (89-63 гг. до н.э.). В результате жестокого военного конфликта государство Понт потеряло все свои земли в Малой Азии и на некоторое время вообще перестало существовать. На его развалинах в Восточной Анатолии римляне создали ряд вассальных царств, а затем постепенно включали их в состав своих провинций. Наиболее значительной из них стала провинция Вифиния-Понт, организованная в 63 г. до н.э. Гнем Помпеем, поскольку в ее состав вошла большая часть областей, ранее подвластных царской династии Понта.

В эпоху гражданских войн, особенно во время противоборства Октавиана Августа и Марка Антония, когда восточные провинции Римской державы и вассальные царства стали главной ареной борьбы за власть, Понтийское царство было восстановлено, но в меньших, чем ранее, масштабах. Вместо греко-иранской династии Митридатидов на его престол при участии римлян взошла династия Полемонидов, греческая по характеру, происхождению и культуре. Их правление продолжалось до 64 г. н.э., когда император Нерон превратил Понтийское царство в провинцию Римской империи под названием Полемонов Понт. Еще ранее, начиная с правления императора Августа, римские власти постепенно присоединяли к Империи бывшие земли Понтийского царства, не вошедшие в государство Полемонидов. Так что к концу I в. н.э. в этом регионе Малой Азии наблюдалось тесное переплетение анатолийских, иранских и греческих традиций, на которые наслаивались римские образ жизни и влияние.

Несмотря на то что Понтийское царство рано прекратило существование, его культурно-историческое наследие было очень значительным и сохранялось достаточно долго. Особенно ярко это проявлялось в культуре и религии местного населения, которое даже после включения в Римскую империю сохраняло эллинистические традиции, идеологию и культы предшествующей эпохи. Особенно сильное воздействие религия и культура Понта оказала на население Причерноморья, которое долгое время поддерживало понтийских царей. В первые века нашей эры оно почитало божества, популярность которых среди греческого и эллинизованного местного населения возросла еще в правление Митридата Евпатора. Немалую роль в сохранении культов, распространенных ранее в Понтийском царстве, сыграли правители Боспорского государства, потомки Митридата Евпатора. Для усиления своей власти они старались следовать традициям, а также отчасти идеологии и религии царей понтийской династии Митридатидов.

Отсутствие надежно датированных источников по религии и культам Понта, несистематизированность материала, недостаточное количество памятников, относящихся к правлению понтийских царей и, напротив, достаточно обширная коллекция надписей и предметов культа римской эпохи привели к тому, что в современной науке практически не предпринималось углубленного изучения религиозной жизни в Понтийском государстве. В этой связи за бортом научных интересов многих исследователей остались такие важные вопросы, как уровень и степень воздействия религиозных традиций Понта на религию и культы Боспора, Колхиды, греческих городов побережья Эвксинского Понта, входивших в государство Митридата VI. Современное антиковедение располагает лишь отдельными статьями и мелкими очерками по этой проблематике, которые затрагивают в основном вопросы частного характера — публикацию отдельных монет и кладов, фрагментов скульптуры, рельефов, терракот, надписей и т.п., а также описаниями различных памятников, датировка которых подчас весьма затруднительна. Одной из причин некоторого пренебрежения к религии Понта является еще и то, что ученые, стремясь глубже понять различные стороны деятельности понтийских монархов, главным образом их внутреннюю и внешнюю политику, религиозную жизнь в Понтийском царстве затрагивали, к сожалению, мимоходом.

Интерес к древностям Понта и Каппадокии проявился достаточно поздно — только в XIX в., и достиг апогея в начале XX в., так как Северная и Восточная Турция (в то время Оттоманская империя) была длительное время закрыта для посещения западными интеллектуалами. Но постепенно на Западе стали появляться путевые заметки и очерки путешественников, которые смогли увидеть в Восточной Анатолии очень интересные памятники древности, включая надписи, зарисовать и сфотографировать их. Среди таких ученых-путешественников и любителей древностей следует назвать В. Айнсворта, Е. Борэ, лорда Варкворта и др.¹ Настоящим прорывом стал выход в свет в 1872 г. знаменитого труда французских исследователей Г. Перро, Е. Гийома и Ж. Делбэ, посвященного археологическим памятникам Галатии и Вифинии, в котором значительное место уделялось археологическим реалиям Пафлагонии и Понта. Авторы подробно описали погребальные памятники из Понтийской Каппадокии, в том числе наскальные гробницы². Не менее важными для изучения религии населения Понта и Пафлагонии стали работы П.Г. де Жерфаниона и Л. Жалабера, в особенности те, которые посвящены публикациям и исследованиям надписей и отдельным категориям археологических памятников. В течение 1908-1928 гг. они ввели в научный оборот довольно много греческих надписей из Понта и Каппадокии, подробно описали скальные гробницы в окрестностях Амасии — древней столицы Понтийского царства, определили местоположение многих поселений, названия которых сохранились в источниках³. К наиболее значимым работам относятся исследования германских ученых Г. Хиршфельда и Р. Леонгарда, которые провели тщательное обследование пафлагонских наскальных гробниц с рельефами на сводах, для чего подробно осветили некоторые вопросы религиозных представлений пафлагонцев под углом зрения особенностей их погребального культа⁴.

Однако наиболее важными с научной точки зрения стали надписи и археологический материал из различных поселений в Восточной Турции, которые изучали такие крупные специалисты в области древней религии и исторической географии, как Ф. и Е. Кюмоны, Дж. Андерсон и X. Грегуар. Помимо многочисленных статей, в которых они регулярно публиковали новые памятники археологии и эпиграфики, ими выпущено в свет очень важное для любого исследователя Понта (и не только его) издание, которое называется Studia Pontica (Vol. I—III. Bruxelles, 1903-1910). В нем собран обширный материал, попавший в поле их зрения во время многочисленных поездок по древней Пафлагонии, Каппадокии Понтийской, Малой Армении и Южной Колхиде — областям, составлявшим так называемые «родовые владения» царей Понта и, прежде всего, Митридата Евпатора. Один из них, Ф. Кюмон, специально занимался изучением религии и культов Понта, например, происхождением местной богини Анаит, а также культов Персея и Зевса Стратия, и он исследовал их по археологическим и эпиграфическим источникам. Полученные результаты легли в основу написанных им крупных работ по восточным традициям в религии Римской империи, в которых затрагиваются важные аспекты культовой практики в Понте и Каппадокии⁵.

Для любого исследователя истории и культуры Понта, Пафлагонии и Каппадокии почти настольными являются работы выдающегося британского ученого В. Рамсея. В них затрагиваются различные проблемы, но для нас имеют особое значение те из них, где исследуются восточные культы в Римской империи, в частности в ее малоазийских провинциях. Многие из восточных божеств, по его мнению, распространились из Восточной Анатолии и Каппадокии. Заслугой В. Рамсея можно считать тщательную публикацию и изучение эпиграфических памятников из Киликии, Галатии, Понта, Каппадокии, что позволило выявить синкретические черты многих божеств, которые почитались в этих районах. Он сумел установить греческие, иранские и анатолийские традиции в их культах⁶.

Что касается культов и религиозной жизни в греческих городах Южного Причерноморья, особенно в Синопе — столице Понтийского царства, Амисе, Амастрии, Трапезунте, Амасии — крупнейших понтийских полисах, то большое значение имеют эпиграфические исследования Г. Хиршфельда, Г. Менделя, Г. Дублэ, Д.М. Робинсона, Е. Калинки и др. В их работах исследуется большое влияние эллинских культов, и несколько уступающее им по значению воздействие местных религиозных традиций⁷. Регулярная публикация надписей из греческих городов и поселений внутренних районов Понта и Пафлагонии (хотя большая их часть римской эпохи), а затем и выход в свет капитальной монографии Т. Рейнака, посвященной Митридату Евпатору⁸, позволили установить, что в религиозном сознании местного населения Восточной Анатолии греческие божества занимали очень видное место. Позднее работу в этом направлении продолжали Л. Робер, Д. Френч, Т. Митфорд, С. Митчелл, Р. Харпер, К. Марек, Я. Каугузуч, благодаря которым были выявлены местные традиции в древних эллинских культах и ритуалах, распространенных среди жителей северного побережья Анатолии. На основании их работ можно уверенно констатировать довольно глубокий синкретизм различных культов, популярных в эллинистическую и римскую эпохи. Своевременная и регулярная публикация Д. Френчем надписей из Синопы, Амасии и Каппадокии, сделанный им свод эпиграфических памятников Синопы, найденных в том числе и за последние десятилетия⁹, открыли для науки ряд новых культов, ранее в Понте и Пафлагонии неизвестных. То же относится к работам К. Марека, где приводятся надписи и сведения о новых культах в Пафлагонии, Вифинии, Галатии и Понте, как исключительно греческих, так и греко-анатолийско-иранского происхождения¹⁰. Эти публикации подтвердили тезис исследователей более раннего времени о взаимном переплетении религиозных представлений у различных групп населения Понта.

На основании накопленного к настоящему времени достаточно обильного эпиграфического и археологического материала стали чаще появляться работы по религии в Понте и Пафлагонии. В 1990 г. была опубликована статья Э. Ольсхаузена о богах и героях, почитавшихся в Понтийской Каппадокии¹¹, в 1998 г. вышло в свет подробное исследование автора этих строк и А.А. Масленникова о религиозном мировоззрении населения Понта, где показан глубокий синкретизм эллинских и местных женских и мужских божеств, который распространился и на культы, популярные в Боспорском царстве на рубеже нашей эры¹². В 2006 г. появилась статья турецкого ученого А. Ишика о наиболее почитаемых в турецком Причерноморье греческих культах¹³. Ранее были опубликованы работы X. фон Галла, И. Биллера и Э. Ольсхаузена о подскальных лестничных спусках в Пафлагонии и Понте, что теснейшим образом связано с почитанием хтонических божеств¹⁴. Очень важной является коллективная работа французских и бельгийских ученых Archeologie et religions de l’Anatolie ancienne (ed. R. Donceel, R. Lebrun), Louvain-la-Neuve, 1984, в которой раскрываются происхождение и особенности культов Анаит, Зевса, Кибелы, Мена, распространенных в древней Анатолии, включая Понт и Пафлагонию. Используя новый археологический материал — рельефы, скульптуру, терракотовые статуэтки, монеты, — авторы, среди которых Р. Донсэль, П. Донсэль-Вутэ, Р. Лебрун, А. ван Хаперен-Пурбо и др., приоткрывают сложную и запутанную проблему синкретизма различных культов в Анатолии. При этом они отчетливо выделяют довольно значительный пласт анатолийских, точнее фригийских, традиций в религии Пафлагонии.

Интерес к религии Понта во многом подогревался достаточно подробными сообщениями античной литературной традиции о храмовых общинах в Комане и Зеле, где существовали широкоизвестные в древности храмы богинь Ма-Энио и Анаит. Но, к сожалению, исследователи сконцентрировали основное внимание на социально-экономических отношениях в этих храмовых центрах, отодвинув вопросы развития культов местных богинь как бы на второй план. Тем не менее в работах П. Дебора, Л. Боффо, А.Г. Периханян, Э. Ольсхаузена и других кратко освещаются отдельные аспекты религиозной жизни в храмовых городах Понта и Каппадокии¹⁵. Больший, нежели в этих исследованиях, уклон в сторону культовой практики характерен для работ датского ученого Я. Хойте¹⁶, который выделяет в Комане, Зеле, Америи иранский компонент в происхождении существовавших в этих святилищах и храмах культов. В капитальном труде об Анатолии известного британского ученого С. Митчелла, в свою очередь, показано большое влияние эллинской религии на местные анатолийские культы, что особенно характерно для эллинизма и раннего римского времени. Исследователь отмечает значительный удельный вес фригийских традиций в западных областях Малой Азии, тогда как в Восточной Анатолии иранские культы были более распространены¹⁷.

Некоторые стороны религиозной политики понтийских царей раскрываются в работе Б. Макгинга о внешней политике Митридата VI¹⁸, а также в монографии Д. Бурчу Эрчияз об аристократии и «царской пропаганде» в эпоху Митридатидов¹⁹. Не углубляясь в сложные вопросы религии и культов, эти исследователи поднимают важную проблему обожествления понтийских монархов в связи с культом правителя, в частности, Митридата Евпатора. В этих работах отмечено влияние религиозного мировоззрения населения Понтийского царства на «царскую пропаганду» и культ царя, поэтому их авторы не могли обойти вниманием вопрос о воздействии культовой практики на политику правящей династии.

С сожалением отмечая еще раз, что в науке до сих пор отсутствует монографическое исследование о культах и почитавшихся в Понтийском царстве богах, мы не можем не сформулировать общие положения, которые разработаны к настоящему времени по религии в этом государстве. Во-первых, это тезис о пережитках местных анатолийских религиозных традиций в религии Понта, что, по мнению многих исследователей, уходит корнями в эпоху хеттов и фригийцев; во-вторых, значительный удельный вес иранской религии в культуре Понта, что связано с династией Ахеменидов, их сатрапами и преемниками — понтийскими Митридатидами и их политикой, включая иранизацию Восточной Анатолии; в-третьих, воздействие греческой религии и культов, в основном из городов Южного Причерноморья, на религиозную жизнь всего Понтийского царства. Достаточно популярной остается высказанная много лет назад Ф. Кюмоном идея о том, что религиозный пантеон Понтийского царства при Митридатидах являлся изначально иранским, а греческие боги выступали всего лишь эквивалентом персидских божеств. Поэтому, по его мнению, первое место в религии местного населения всегда занимали иранские, а не эллинские божества, при этом священные ритуалы в эпоху эллинизма и более позднее время проводились исключительно по персидским традициям, даже если это было связано с почитанием греческих богов. Вслед за Ф. Кюмоном исследователи полагали, что эллинизация религии и культов в Понте осуществлялась из греческих полисов и была незначительной, поскольку затронула только ближайшие их окрестности, а на обширные внутренние регионы Понтийской Каппадокии и Пафлагонии не распространялась.

Принимая во внимание сказанное, мы видим свою цель в том, чтобы проверить эти положения и на основании археологического материала, эпиграфики и нумизматики по возможности их откорректировать и уточнить. Ведь изложенные выше заключения исследователей сделаны в основном по отдельным культам без всестороннего анализа религиозных воззрений и культовой практики всего населения Понтийского царства. Вне поля их зрения остались такие важные вопросы, как влияние культов в Понте на религиозную жизнь в других регионах Причерноморья, в том числе тех, которые были включены в Панпонтийскую державу Митридата Евпатора и Полемонидов, а это Боспор, Колхида, Херсонес Таврический, Ольвия. Западное Причерноморье не составляло наследственного домена царей Понта, поэтому религия и культы в греческих городах этого региона рассматриваться не будут. Одной из важных задач нашего исследования является показать, каким образом могла осуществляться взаимосвязь культов в самом Понтийском царстве и в тех районах, которые вошли в его состав. Другая важная задача — выяснить воздействие религии и культов Понта на местное (негреческое) население, проживавшее в обширных областях древнего Причерноморья. Для этого необходимо выявить степень воздействия местных религиозных традиций на эллинские культы богов, почитавшихся в его регионах, включая Каппадокию, Понт, Пафлагонию. Не меньший интерес представляет вопрос, каким образом и в каком объеме эллинские культы распространялись там, где сохранялись глубокие традиции почитания иранских и анатолийских божеств. В этой связи необходимо решить сложную проблему синкретизма культов и дать правильный ответ на вопрос, на какой основе происходило смешение и взаимное обогащение религиозных представлений.

Другая важная цель исследования — раскрыть роль царского культа в Понте, выявить его происхождение и идеологическую основу, дать ответ на вопрос — была ли она иранской, анатолийской или эллинской по своему характеру, т.е. могла ли она сформироваться на основе греческой религиозной традиции. С этой точки зрения нас интересует и другой аспект — роль эллинских культов в так называемой «царской пропаганде» понтийских правителей, оказавшей большое влияние на их политику, особенно во время Митридатовых войн с Римом и соседними государствами (89-63 гг. до н.э.). Не менее существенно определить связь «царской пропаганды» с культом правителя в Понтийском государстве и роль местных культов в идеологии царской власти. Поскольку цари Понта распространили господство на значительные районы Причерноморья, целесообразно раскрыть степень влияния «царской пропаганды» и идеологии на население подвластных им областей и определить время, когда этот процесс начался. Особый интерес с этой точки зрения вызывает роль местных и эллинских культов на подвластных понтийским царям землях в процессе формирования образа обожествленного правителя Понта и взаимодействие местных и понтийских религиозных представлений. Это затрагивает проблему формирования идеи о «божественности власти» и степени участия в этом греческих и анатолийско-иранских культов Понта. Эта проблема достаточно сложная и никогда не разрабатывалась в науке, к тому же она связана с варваризацией греческого населения Понта, Боспора и других областей, как, впрочем, и с эллинизацией местного населения. Последнее находилось в тесном взаимодействии с культурной и религиозной экспансией Понтийского царства, особенно при Митридате Евпаторе. В этом отношении большую помощь окажет изучение обширного материала из Северного и Восточного Причерноморья, что позволит нарисовать более полную картину религиозной жизни в Понтийском государстве. Путем аналогий это углубит представления о религии и культах в Пафлагонии и Каппадокии Понтийской, где археология пока не дает такого обильного количества необходимых свидетельств.

Чтобы всесторонне изучить и дать правильные ответы на поставленные вопросы, необходимо использовать в комплексе все имеющиеся источники — письменные, эпиграфические, нумизматические, археологические. Среди письменных источников выделяется географическая традиция в лице Страбона, уроженца Амасии, древней столицы Понтийского царства. В сочинении «География» им подробно описаны святилища понтийских богов в Комане, Зеле и Америи, включая ежегодно справлявшиеся там религиозные обряды и празднества. Некоторые подробности, связанные со святилищами великих понтийских богинь, а также легенды и мифы, излагаются в «Записках об Александрийской войне», которые приписываются Гаю Юлию Цезарю, а скорее всего написаны одним из офицеров из его окружения. Они же изложены в сочинениях Павсания, Прокопия Кесарийского, Евстафия и др. Не менее важными являются свидетельства Аппиана, который описал, как царь Митридат Евпатор справлял религиозные обряды Зевса Стратия и Посейдона. Очень интересные подробности религиозной политики Митридата Евпатора, включая обстоятельства складывания царского культа, содержатся у Цицерона, Плутарха, Плиния Старшего, Диона Кассия, Афинея, Павла Орозия. Особенно показателен рассказ античных авторов о триумфе Митридата Евпатора в Пергаме в 88 г. до н.э., героизации и восприятии его как второго Александра и нового Диониса. Это коренным образом изменило отношение населения припонтийских областей и некоторых районов Эгеиды к политике понтийского монарха и способствовало его почитанию как бога. Для нашего исследования большую ценность представляют сообщения Ксенофонта о нравах и религиозных воззрениях некоторых представителей персидской знати из окружения Кира Младшего, а также жителей приморских греческих полисов на севере Малой Азии. На их основе можно составить представление о происхождении некоторых культов, существовавших позднее в Понтийском царстве.

Из археологического материала выделяются терракотовые статуэтки из греческих полисов Понтийского царства — Синопы, Амиса, Амастрии, Трапезунта, а также из других центров Причерноморья, в первую очередь, из Боспорского царства и Колхиды. Здесь первое место по праву занимают публикации памятников коропластики из Пантикапея, Фанагории, Мирмекия, Тиритаки и других городов, сделанные М.М. Кобылиной, В.И. Пругло-Денисовой, Н.П. Сорокиной, И.Т. Кругликовой, С.И. Финогеновой и др. Благодаря их усилиям был создан подробнейший Свод терракотовых статуэток из городов и поселений Боспора, изданный под редакцией и при деятельном участии М.М. Кобылиной²⁰. Нельзя не упомянуть также работу М.М. Кобылиной о восточных божествах в Северном Причерноморье, куда многие культы малоазийских богов попали при митридатовском господстве²¹. Наряду с коллекциями терракотовых статуэток, фрагментов скульптуры и ювелирных украшений из Амиса, Синопы, Амасии и других городов Восточной Анатолии, хранящихся в Лувре, Британском музее, небольших археологических музеях Турции и частных коллекциях, эти публикации позволяют составить обстоятельную картину религиозной жизни в Понтийском царстве при Митридате VI. Среди них наиболее показательны терракотовые фигурки и маски божеств дионисийского круга из Амиса и Синопы²², а также маски амисского производства из Северного Причерноморья и их местные подражания²³.

Другой категорией археологического материала являются эллинистические бронзовые изображения богов -— Сераписа, Изиды, Диониса из Амиса, головки и фигурки божеств на предметах ювелирных украшений из некрополей Амиса и Амасии, а также изображения династической эмблемы Митридатидов — звезды (солнца) и полумесяца, которая часто встречается на различных предметах культа и монетах. Для изучения культа героизированного или обожествленного правителя в Понте наиболее важны портреты царя Митридата Евпатора на монетах, геммах и в скульптуре, особенно те, которые найдены на Делосе, где рядом с храмом Аполлона находилось его маленькое святилище. Не менее знаменательна портреты, обнаруженные на северном побережье Черного моря, а также сохранившиеся в римских копиях и ныне хранящиеся в ведущих музеях. Огромный интерес представляют портретные изображения этого царя на памятниках мелкой бронзовой пластики и глиптики из различных коллекций. Многие из них изданы без соответствующего анализа, но большинство обстоятельно исследовано и убедительно поставлено в связь с обожествлением Митридата Евпатора.

Что касается эпиграфики, то особое значение имеют надписи из Понтийской и Великой Каппадокии, Пафлагонии, греческих городов Южного Причерноморья, в частности те из них, где фигурируют различные греческие и местные божества. Несмотря на то что многие из них относятся к римской эпохе, их важность для нашего исследования нисколько не уменьшается, так как многие культы в римскую эпоху сохраняли то значение, которое имели в более раннее время. Это же относится к скульптуре и предметам торевтики, так как они отражают стабильность и длительность почитания божеств в Понте, Каппадокии, Пафлагонии, Малой Армении.

Наиболее информативным источником выступают монеты. Их значение в том, что они были чеканены при жизни понтийских царей и сохранили изображения различных божеств и их атрибутов, а также портреты Митридата Евпатора, в том числе в образе различных богов — Зевса, Диониса, Ареса, Гелиоса, Мена. Их типология связана с официальными культами в Понтийском государстве, включая Боспор, причем для нас важны также монеты римской эпохи. Ведь по ним можно судить о распространении в Анатолии культов, популярных в предшествующий период, и они демонстрируют достаточно глубокий процесс эллинизации. Ценность нумизматического материала зависит от правильной и точной датировки, а это дает более полную картину распространения культов в тот или иной период времени и их связь с важнейшими событиями в истории царства. Различные аспекты чеканки понтийских монет, включая религиозные, затрагивались в работах Ф. Имхоф-Блумера, Г. Кляйнера, М. Прайса, К.В. Голенко, Ф. де Каллатай, С. Айрленда. Что касается монетных выпусков в Северном Причерноморье, то здесь первенство держат исследования В.А. Анохина, А.Н. Зографа, Н.А. Фроловой, Д.Б. Шелова. В настоящее время наука располагает достаточно полными каталогами собраний понтийских и боспорских монет, прежде всего, из коллекций Аулок, Ваддингтона, Британского музея, Стэнкомба, различных музеев Турции, а также музеев России и стран СНГ²⁴. Монеты квазиавтономного чекана городов Понта и Пафлагонии позволяют говорить о частных и государственных культах в греческих полисах царства, а по монетам, битым в боспорских городах, Диоскурии, Херсонесе, Ольвии, Тире в период митридатовского господства, можно судить о проникновении понтийских культов в Северное Причерноморье и их взаимодействии с местными полисными культами.

Однако ни одно серьезное исследование по религии и культам в древнем Причерноморье, особенно во время понтийского господства, невозможно без тщательного анализа археологических комплексов, связанных с существованием святилищ и храмов. К такого рода памятникам относятся храм Сераписа в Синопе, комплекс терракот из Кара-Самсуна, часовня Митридата Евпатора при храме Диоскуров-Кабиров на священном острове Аполлона — Делосе, святилища в храмовом городе Вани в Колхиде, раскопанные грузинскими археологами, результаты работ которых требуют дополнительного осмысления. В одном ряду с ними находятся святилища митридатовой и постмитридатовой эпохи в Восточном Крыму — Генеральское Восточное и Полянка. В последнем из них в одном помещении на полу, очевидно, домашнего святилища, был обнаружен замечательный комплекс терракот, свидетельствующий о синкретизме греко-анатолийских, иранских и эллинских культов, популярных у жителей Боспора. Нельзя не упомянуть святилище Диониса в Пантикапее, а также домашнее святилище на так называемой «усадьбе Хрисалиска» на Таманском полуострове, где был открыт единовременный комплекс терракотовых статуэток, по религиозному содержанию близкий найденному на поселении Полянка. Эти археологические свидетельства культовой и религиозной жизни на Боспоре в митридатовский и постмитридатовский периоды показывают широкое внедрение в религиозное сознание жителей Боспорского государства культов богов, популярных в Понтийском царстве. Это во многом стало результатом политических и социальных изменений, которые произошли после включения Боспора и Колхиды в состав державы Митридата Евпатора.

¹ Ainsworth W.F. Travels and Researches in Asia Minor, Mesopotamia, Chaldea, and Armenia. L., 1842; Bore E. Correspondence et memoires d’un voyageur en Orient. P., 1840; Lord Warkworth. Diary in Asiatic Turckey. L., 1898.
² Perrot G., Guillaume E., Delbet J. Exploration archeologique de la Galatic et de la Bithynic. Т. I. P., 1872.
³ de Jerphanion P.G., Jalabert P.L. Inscriptions de l’Asie Mineure (Pont, Cappadocia, Cilicie) // MFO. 1908, 3, 1. P. 437-479; de Jerphanion P.G., Jalabert P.L. Taurus et Cappadoce // MFO. 1911. 5, 1. P. 304-326; de Jerphanion P. G. Inscriptions de Cappadoce et du Pont // MFO. 1914-1921, 7. P. 1-23; idem. Melanges d’archeologie anatolienne. Beyroth, 1928.
⁴ Hirschfeld G. Paphlagonische Felsengraber. Ein Beitrag zur Kunstgeschichte Kleinasiens. B., 1885; Leonhard R. Paphlagonia. B., 1915.
⁵ Cumont F. Textes et monuments figures relatifs aux mystéres de Mithra. Bruxelles, 1899. Vol. I-II; idem. Les mysteres de Mithra. Bruxelles, 1902; idem. Les religions orientales dans le paganisme romaine. P., 1906; idem. The Oriental Religions in Roman Paganism. Chicago, 1911.
⁶ Ramsay W. Inscriptions of Cilicia, Cappadocia and Pontus // The Journal of Philology. 1882. Vol.ll. P. 147-152; idem. Inscriptions de la Galatie et du Pont // BCH. 1883. Vol.7; idem. The Social Basis of Roman Power in Asia Minor. Aberdeen, 1941.
⁷ Hirschfeld G. Inschriften aus dem Norden Kleinasiens // Sitzungsberichte der Königlich Preussisehen Akademie der Wissensehaften zu Berlin. 1888. Bd. 2; Mendel G. Inscriptions de Bithynie et de Paphlagonie // BCH. 1903. 27. P 314-333; Robinson D.M. Greek and Latin Inscriptions from Sinope and Environs // AJA. 1905. Vol. 9, 3. P. 294-333.
⁸ Reinach T. Mithridates Eupator, König von Pontos. Leipzig, 1892.
⁹ French D. Amaseian Notes 2 // EA. 1992.20. P. 63-68; idem. Sinopean Notes 4. Cults and Divinities: The Epigraphic Evidence // EA. 1994. 23. P. 109-111; idem. Amaseian Notes 3: Dated Inscriptions from Amasia and Its Territory // EA. 1996. 26. P. 71-98; idem. Amaseian Notes 4. Cults and Divinities: The Epigraphic Evidence // EA. 1996. 26. P. 85-97; 2004. idem. Inscriptions of Sinope I, in: Inschriften Griechischer Stadte aus Kleinasien, 64. Bonn, 2004.
¹⁰ Marek Ch. Stadt, Araund Territorium in Pontus-BithyniaundNord-Galatia. Tübingen, 1993; idem. Der höchste, bestc, grösste allmachtige Gott. Inschriften aus Nordkleinasicn // EA. 2000. 32. S. 129-146; idem. Pontus et Bithynia. Die romischen Provinzen im Norden Kleinasiens. Mainz, 2003.
¹¹ Olshausen E. Götter, Heroen und ihre Kulte in Pontos //ANRW. 1990. Bd. 2, 18, 3, S. 1865-1906.
¹² Сапрыкин С.Ю., Масленников А.А. Люди и их боги: религиозное мировоззрение в Понтийском царстве // Человек и общество в античном мире. М., 1998. С. 398-440.
¹³ Isik A. Cults in the Black Sea Region in Antiquity // Black Sea Studies Symposium Proceedings. Ankara, 2006. P. 165-167
¹⁴ von Gall H. Die paphlagonischen Felsgraber // IM. 1966, Bhft 1. Tübingen; idem. Zu den kleinasiatischen Treppentunneln // AA. 1967. Bd. 82. S. 504-527; Olshausen E., Biller J. Historischgeographische Aspekte der Geschichte des Pontischen und Armenischen Reiches. Tl.1: Untersuchungen zur historischen Geographic von Pontos unter den Mithradatiden. Wiesbaden, 1984.
¹⁵ Периханян А.Г. Храмовые объединения Малой Азии и Армении. М., 1959; Debord P. Aspects sociaux et economique de la vie religieuse dans l’Anatolie greco-romaine. Leiden, 1982; Olshausen E. Der König und die Priester: die Mithradatiden im Kampf um die Anerkennung Ihrer Herrschaft in Pontos // Stuttgarter Kolloquium zur Historischen Geographie des Altertums. 1980. Bd. I: Geographica Historica 1987,4. S. 187-203; Boffo L. Irellenistici сi centri religiosi dell’Asia Minore. Firenze, 1985.
¹⁶ Hojte J. М. Tempelstater I Pontos: Komana Pontikc, Zcla og Amcria // Mennesker og guder ved Sortehavets kyster.Aarhus, 2004. P. 75-97.
¹⁷ Mitchell S. Anatolia. Land, Men, and Gods in Asia Minor. Vol. MI. Oxf.,1993.
¹⁸ McGing B. The Foreign Policy of Mithridates VI Eupator, King of Pontus. Leiden, 1986.
¹⁹ Burcu Ereiyas D. Wealth, Aristocracy and Royal Propaganda under the Hellenistic Kingdom of the Mithridatids. Leiden, 2006.
²⁰ Кобылина М.М. Терракотовые статуэтки Пантикапея и Фанагории. М., 1961; Свод археологических источников Г 1-11: терракоты Северного Причерноморья. Ч. I-II. М., 1970; Терракотовые статуэтки: Пантикапсй. Ч. III. М., 1974; Терракотовые статуэтки: Придонье и Таманский полуостров. Ч. IV. М., 1974; Кругликова И.Т. О культе Верховного женского божества на Боспоре во II-III вв. н.э. // Культура античного мира. М., 1966. С. 110-115; она же. Религиозные представления сельского населения Боспора // КСИА. 1970. Вып. 124. С. 3-11; Пругло В.И. Позднеэллинистическис боспорские терракоты, изображающие воинов // Культура античного мира. М., 1966. С. 05-213; она же. Терракотовые статуэтки всадников на Боспоре // История и культура античного мира. М., 1977. С. 177-182; Денисова В.И. Коропластика Боспора. Л., 1981.
²¹ Kobylina M.M. Divinites orientales sur le littoral nord de la Mer Noire. Leiden, 1976; русский перевод см.: Кобылина M.M. Изображения восточных божеств в Северном Причерноморье. М., 1978.
²² Mendel G. Catalogue des sculptures grecques, romaines et byzantines. Musees imperiaux Ottomanes. T.I, vol. II-III. Constantinople, 1912; Summerer L. Hellenistische Terrakotten aus Amisos. Stuttgart, 1999; Atasoy S, Amisos. Karadeniz kiyisinda antik bir kent. Samsun, 1997.
²³ Финогенова С.И. Античные терракотовые маски Северного Причерноморья // СА. 1990. 2. С. 189-203.
²⁴ Waddington W., Babelon Е., Reinach Th. Recueil général des monnaies grecques d’Asie Mineure. Vol. I. Ed. 2. Fasc. 1. P., 1925; Price M. SNG IX: The British Museum. 1. The Black Sea. L., 1993; Kleiner G. SNG Deutschlands. Sammlung v. Aulock. Pontus, Paphlagonien, Bithynien. B., 1957; de Callatay F. L’histoire des guerres mithridatiqucs. Vue par les monnaies. Louvain-la-Neuve, 1997.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3472

загрузка...

Другие книги по данной тематике

Юлий Цезарь.
Записки о галльской войне

Питер Грин.
Александр Македонский. Царь четырех сторон света

А. Кравчук.
Закат Птолемеев

В.И.Кузищин.
Римское рабовладельческое поместье

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

Введение