ГЛАВА 4. Годы войны

      Когда в апреле 1941 года началась оккупация Югославии странами «оси», Иосип Броз был немолодым и ничем не примечательным коминтерновским агентом, скрывавшимся в Загребе под вымышленным именем, и лишь горстке товарищей было известно, кто он такой. Всего за какие-то четыре года ему было суждено превратиться в прославленного на весь мир маршала Тито, чье имя прочно заняло место в ряду таких имен, как Сталин, Рузвельт, Черчилль и де Голль. История взлета Тито к вершинам власти – одна из самых удивительных историй современности, а также самая противоречивая и полная темных пятен.
      Позднее Тито и его историки пытались представить победу коммунистов в Югославии как результат освободительного движения против фашистской оккупации. Многие британские авторы, особенно те из них, кто служил в военной миссии союзников при штабе Тито, обычно поддерживали эту версию. Другие же, особенно те, кто был заброшен в Югославию, чтобы сражаться на стороне роялистов-четников под командованием Дражи Михайловича, как правило, обвиняют союзников в том, что те помогли Тито сокрушить его демократических и сербских оппонентов.
      Как титоисты, так и англичане обычно сосредоточивают свое внимание на событиях начиная с 1943 года, когда Италия была вот-вот готова выйти из войны, а Германия сражалась уже не за победу, а за выживание. В тот год Тито распространил свою власть на большую часть горных районов Боснии и Герцеговины и Хорватии. И хотя в самой Сербии еще вовсю действовали четники, им все больше угрожали партизаны с запада, а с востока – наступавшая с боями Советская Армия.
      Историки Тито и большинство зарубежных исследователей Югославии приуменьшали или же вообще игнорировали страшные, катастрофические события, имевшие место еще в апреле 1941 года – то есть за шесть месяцев до того, как Тито приступил к военным действия, и двумя годами ранее появления англичан на театре военных действий. Практически во всех мемуарах и исторических трудах Независимое Хорватское Государство, НХГ, рисуется этаким малозначимым марионеточным режимом, а его лидер, Анте Павелич, заурядной пешкой. И только в последние годы, когда Хорватия вновь обрела независимость, иностранные и даже югославские историки начали уделять НХГ должное внимание.
      НХГ отнюдь не было чем-то навязанным извне – напротив, оно, несомненно, пользовалось поддержкой широких слоев католического населения и самой церкви. Не было НХГ и послушной марионеткой в руках стран «оси» – по сравнению с муссолиниевской Италией НХГ было в своих действиях даже более решительным, амбициозным и независимым и куда более безжалостным, чем гитлеровский Третий рейх. Политика НХГ по отношению к почти двум миллионам православных сербов – «треть обратить в католичество, треть выгнать из страны и треть уничтожить» – была задумана без участия стран «оси» и проводилась с жестокостью, приводившей в ужас не только итальянскую армию, но и видавших виды эсэсовцев.
      Сербы из НХГ, которым удалось избежать усташских погромов и лагерей смерти, впоследствии составили основное ядро партизанской армии Тито. Другие их собратья в отместку вырезали католиков или, – что случалось гораздо чаще – своих соседей-мусульман, а также предпринимали попытки возродить Великую Сербию. Четники превратились в заклятых врагов партизан, так что на самом деле самые кровавые битвы имели место в братоубийственной войне между самими сербами. По собственному признанию Тито, он поднялся к вершинам власти именно благодаря кровавым распрям среди самих югославов. По иронии судьбы, политика Анте Павелича по отношению к сербам привела к двум вещам, которых он более всего опасался и которые более всего ненавидел – коммунистическому правительству и воссоединению Югославии.
      И тем не менее даже в конце войны, когда партизаны держали под своим контролем большую часть горных районов Боснии-Герцеговины и Хорватии, в руках у правительства Павелича все еще оставались Сараево и Загреб, а также густо населенная северная равнина. Архиепископ Степинац и вся католическая церковь оставались верны Анте Павеличу и НХГ. После войны почти всем усташским лидерам удалось бежать за границу, где они продолжали лелеять мечту о возрождении Хорватии. Архиепископ Степинац остался и возглавил сопротивление, за что попал под суд и был отправлен в тюрьму, а позднее удостоился канонизации. Ненависть и озлобление, порожденные усташским режимом, еще долгие годы давали о себе знать в коммунистической Югославии, отравляя все попытки Тито «установить» «единство и братство». Через пятьдесят лет после возникновения НХГ Хорватия вновь обрела независимость.
      Те немногие иностранцы, которые брались за изучение НХГ, видят в нем самый страшный режим за всю историю. Ирландский эссеист Губерт Батлер, он же археолог-любитель, называл архивы хорватской католической церкви «Розеттским камнем ^[108]христианской коррупции» ^[109]. Итальянец Карло Фалькони писал в своей работе «Молчание Пия XII», что усташи во многих отношениях были страшнее немецких нацистов. «Только в одной Хорватии было загублено более полумиллиона человеческих душ, причем скорее из-за ненависти к их вере, нежели к национальности, и все это самым святотатственным образом было связано с кампанией вторичного принятия крещения» ^[110].
      Кембриджский историк Джонатан Штернберг, исследовавший в своих работах отношение к евреям римских католиков в гитлеровской Германии, петеновской Франции и тиссовской Словакии, пишет следующее о НХГ:

      Во всех этих случаях религия и церковь реагируют, но не действуют. Даже те, кто подвергает Пия XII критике за его молчание, не посмеют обвинять Ватикан в организации еврейских погромов. Вопрос в другом: почему папа и клир не приложили всех сил, чтобы их не допустить. В случае же с Хорватией ситуация просто не укладывается в сознании. Хорватский фашизм, движение усташей… сочетали в себе католическое благочестие, хорватский национализм и невиданное насилие.
      Ужасы тех лет и не менее ужасное отмщение за них в последующие годы напоминают нам религиозные войны XVI века. Хорваты-католики того же сорта, что и северные ирландцы – религия и национальное самосознание слились в их душах, образовав непредсказуемую, взрывоопасную смесь ^[111].

 
      В следующей главе, повествующей о первых трех месяцах существования Независимого Хорватского Государства, о Тито нет ни единого упоминания, несмотря на то, что именно описываемые в ней события непосредственно способствовали его приходу к власти. Эти же самые события, а также ненависть и страсти, порожденные ими, обрекли на провал усилия Тито построить такую Югославию, которая осталась бы целой и неделимой и после его смерти.