Ю. В. Откупщиков. Балто-славянская ремесленная лексика (названия металлов, металлургия, кузнечное дело)

Уже давно и надежно установлена исключительная близость лексики балтийских и славянских языков. Очень важно отметить качественное, отличие балто-славянских от большинства других индоевропейских лексических изоглосс. Здесь обычно мы имеем дело с цельнолексемными, а не с корневыми соответствиями, причем совпадают во многих случаях не отдельные формы слов, а целые "пучки" словообразовательных и словоизменительных форм. Так, изоглосса ст.- слав, нести - др.-греч. ενεγχετν ‘нести’, конечно же, не может быть поставлена в один ряд с соответствиями типа нести - лит. nesti, не говоря уже о большом количестве достаточно сложных производных, например: пеš-а-m-ą-įą = нес-о-м-у-ю (винит, пад. ед. числа причастия).

Многие десятки изоглосс объединяют ремесленную лексику балтов и славян. Поскольку при решении спорных вопросов балтийского и славянского этно- и глоттогенеза важную роль должно сыграть объединение усилий археологов и лингвистов, имеет смысл при ограничении анализируемого лексического материала выбрать такую группу слов, которая отражает реалии, более доступные археологическим наблюдениям и датировке. Именно такую группу лексики составляют слова, связанные с добычей, выплавкой и обработкой металлов, с кузнечным делом.

Хорошо известно, что сравнительно с плетением, ткачеством, обработкой дерева и гончарным делом выплавка и обработка металлов датируется более поздней эпохой. Поскольку начало выплавки железа относится не ранее, чем к концу II тыс. до н. э., формирование значительной части лексики, связанной с древнейшей металлургией и кузнечным делом, получает достаточно четкие хронологические границы: между концом неолита и началом железного века (с учетом ареальных расхождений при более точной датировке).

Отсутствие общеиндоевропейских названий металлов и связанной с ними лексики говорит о начавшемся или о происшедшем уже распаде индоевропейского языкового единства. А наличие отдельных изоглосс может свидетельствовать о параллельном использовании общего Индоев-ропейского наследия в процессе формирования новой ремесленной лексики или об общности культуры соответствующих индоевропейских ареалов³. Для последнего случая типичны также совместные заимствования из общего источника.
Пестрота индоевропейских названий металлов ясно вырисовывается из следующего сопоставления:

Названия золота и серебра имеют свои специфические особенности. Золото, находимое в слитках, безусловно, должно было быть известно древним индоевропейцам. Возможно, что реликтами наиболее архаичного индоевропейского названия золота являются лат. aurum, сабин, ausom, др.-прус. ausis, лит. auksas (с вторичным вставным k⁴ - 573,25), [539, I, 500] - с недостаточно ясной этимологией. Более поздние и этимологически. "прозрачные" названия золота по цвету (и.-е. *ghel ‘желтый’) при сравнении германо-балто-славянского и индоиранского ареала не дают цельнолексемных изоглосс, свидетельствуя лишь об общности номинации по цветовому признаку и от общего корня. В значительной мере это относится и к названиям серебра. Ср. лат. argentum, др.-греч. αργυρος и хетт, harki, где совпадает только общий корень с цветовым значением ‘белый’. Греческие названия металлов, кроме αργυρος и, по-видимому, χαλχος⁵ представляют собой заимствования и мало что дают для истории индоевропейских названий металлов. Заимствованиями являются также лат. plumbum, др.-в.-нем. kupfar и др.

В отличие от этой пестроты и многочисленных расхождений в балто-славянском ареале названия металлов представляют собой достаточно компактную единую группу. Здесь надежные изоглоссы охватывают пять из шести приведенных выше названий. Причем названия золота и серебра объединяют балто-славянский ареал с германским: лтш. zęlts – ст.- слав, злато - др.- в.-нем. gold; лит. sidãbras, др.-прус. sirablan (винит, пад. ед. числа),.лтш. sidrabs - ст.-слав, сьребро - др.-в.-нем. silabar, гот. silubr. Название золота в указанных языках объединяет, помимо корня, также и общность дентального суффикса.

Но латышское слово отличается но огласовке корня и является изолированным в балтийских языках (ср. лит. áuksas, др.-прус. ausis). Многочисленные формы названий серебра даже при учете разного рода позднейших ассимилятивно-диссимилятивных изменений, связанных с наличием в слове двух плавных, едва ли возможно возвести к единой праформе. Если к этому добавить отсутствие какой-либо правдоподобной этимологии слова, то следует согласиться, что перед нами - совместное заимствование из какого-то общего источника [532, III, с. 606J. Очевидно, что это заимствование имело место еще до утраты тесных контактов между германским и балто-славянским.

Остальные названия металлов (кроме меди) тесно связывают между собой балтийский и славянский ареалы. Так, изоглосса др.-рус. желѢзо - лит. gel (e) žis, лтш. dzelzs, др.-прус. gelso не имеет надежных соответствий за пределами балто-славянского ареала. Обычно приводимое в словах сопоставление с др.- греч. γαλχος ‘медь, бронза’ затруднительно в фонетическом отношении, мысль о заимствовании в III тыс. до н. э. греческого названия меди и балто-славянского названия железа из хаттского [147, с. 69] также трудно признать убедительной. Попытки этимологизировать др.-рус. желѢзо и родственные балтийские и славянские слова [382; 464] успеха не имели. Вяч. Вс. Иванов вообще не допускает возможности собственно балто-славянской этимологии [147, с. 102]. Весьма сомнительной является попытка видеть в др.-рус. желѢзо сочетание славянского жел- ‘желтый’ и *Ѣз-, заимствованного из гот. aiz ‘медь’ [464; против с убедительной аргументацией 455]. Не касаясь непосредственно вопроса об этимологии слова железо, отметим только, что в пользу его исконности косвенно свидетельствует пол. zeliwo ‘чугун’ [382, с. 33]. Тесная связь балтийского со славянским проявляется в общности целого ряда производных (лит. geležinis- др.-рус. желѢзьныи, лит. gelžeti = pyc. диал. железеть ‘превращаться в железо, становиться твердым, как железо’ др.).

О. Н. Трубачев справедливо отметил, что "отношения между железо и железа - нечто большее, чем созвучие" [382, с. 34]. И действительно, лит. geležúoti, geležãvo ‘покрывать железом’ имеет полное формальное соответствие в рус. диал. железовать ‘болеть опухолью желез в горле (о лошадях)’. Лит. gẽležuonys (мн. число) ‘мыт (болезнь лошадей: воспаление слизистой в горле)’ образовано, безусловно, от литовского глагола, но семантически объяснимо лишь из его русского соответствия. От того же самого (русского) глагол а образовано и рус. диал. железованье ‘опухоль желез в горле (у жеребят)’ [529, 9, с. 107]. Перед нами - не просто комплекс сложных по своей структуре цельнолексемных изоглосс, но явная совместная балто-славянская инновация. Название болезни лошадей дано, видимо, по отвердению воспаленных желез в горле. Здесь, по всей вероятности, следует искать как ключ к пониманию взаимосвязи между словами железо и железа, так и этимологические истоки слова железо⁶.

Связь названий олова (др.-рус. оловъ ‘свинец, олово’, рус. олово, укр. олово ‘свинец’ - лит. álvas, лтш. alvs ‘олово’, др.- прус. alwis ‘свинец’) со значением ‘белый’ (лат. albus и др.) является общепризнанной. Однако здесь, к сожалению, не все так просто. Необъяснимым остается славянское и балтийское v па месте b (и.-е. *bh, ср. др.-греч. αλφος ‘белый лишай’). Олово, как известно, - очень редкий металл. И в эпоху бронзового века торговые пути, по которым оно доставлялось к местам выплавки бронзы, простирались на огромные расстояния. Привозным, по всей видимости, было олово также у балтов и у славян. Если это так, то можно высказать предположение о том, что балто-славянское название олова явилось результатом внутрииндоевропейского заимствования, в процессе которого имела место фонетическая субституция b → v.

В пользу заимствованного характера славянского названия олова говорит также отсутствие обычной славянской метатезы типа лит. álné - рус. лань, лит. aldijá - рус. ладья, лодья, лит. alkúné - ст.-слав. лакъть, рус. локоть и др. Применительно к основе *alb- ‘белый’ можно привести др.-в.-нем. abliѮ - пол. labędź ‘лебедь’ и гидроним Лаба ‘Белая (река)’. В отличие от последних двух примеров у слова олово нет метатезы и вместо ожидаемого б стоит в.

Др.-рус. свиньць - лит. švinas, лтш. svins не имеют соответствий на уровне изоглосс за пределами балто-славянского ареала. Сопоставление с др.-греч. χυαυος ‘сталь’, χυαυος ‘темно-синий’ и др. недостоверны (532, III с. 577). Из существующих этимологий наиболее правдоподобной представляется та, которая связывает балто-славянское название свинца с и.-е. *kuei- ‘светить (ся)’, ‘блестеть’ (479, с. 745; 430, II, с. 259]. Во-первых, эта этимология отражает хорошо известную универсалию: название металлов по их цвету или блеску. Типологической аналогией может служить др.-в.-нем. blio (нем. Blei) - к и.-е. *bhlei- ‘блестеть’. Чередование гласных *kṷei-n- (свиньць): *kui-n- (švinas) целиком соответствует чередованиям *kuei-i- (ст.-слав. свитати, лит. šviėsti): *kui-t- (др. рус. свьтѢти = лит. švitėti ‘светить, сиять’. Образования с суффиксальными -п- и- -t- соотносятся между собой так же, как в случаях др.-рус. да-н-ь : да-т-ь (рус. no-дать), nѢ-н-upe : nѢ-т-иpе, лат. plẽ-n-us : im- plẽ-t-us, лит. pil-n-as : i-pil-t-as и т. п.⁷ Точно такое же чередование суффиксальных -n- и -t- мы находим в случае с лит. švi-n- as ‘свинец’ : švi-t-as ‘фосфор’, а также (с полной ступенью огласовки корня) у др.-инд. šve-t-ah ‘светлый, блестящий’ - с формой жен. рода šve-n-i [последний пример - уже у П. Перссона, 479, 745]. Наконец, чередующаяся со švin-(as) основа švit- встречастся также у литовского названня латуни švitvaris ( = ‘светлая медь’).

Единственное расхождение между балтийскими и славянскими названиями металлов представляет собой название меди: лит. vãris - др.-рус. мѢдь. Однако нужно отметить, что это чисто внутреннее расхождение, не выходящее за пределы балто-славяиского ареала, в отличие, например, от лит. výras - ст.- слав. мѪжь, где первое слово объединяет балтийский с италийским (лат. vir), а второе - славянский с индоиранским и германским (др.-инд. manus гот. manna). В случае с названием меди ни балтийский, ни славянский не имеют никаких надежных соответствий в иных индоевропейских языках. Более того, ближайшие этимологические соответствия балтийскому названию меди, по-видимому, находятся в славянских языках.

Касаясь этимологии лит. vãris, vãrias, лтш. vars, др.-прус. wargien эмедьэ, Э. Френкель приходит к неутешительному выводу: "Etymologic unkiar" [537, с. 1200]. Среди попыток этимологизации балтийских названий меди следует прежде всего отметить сопоставление с балто-славянской основой *ṷаг- эварить, кипетьэ (рус. варить, лтш. varit, лит. virti), а в семантическом плане - с хет. ṷar ‘гореть’, арм. varem ‘зажигаю'. Эти сопоставления предполагают цветовое обозначение (‘красный’), связанное с процессом горения [147, с. 105]. Сильной стороной этой этимологии является ее фонетическая безупречность и семантическая правдоподобность: названия металлов по цвету - известная семантическая универсалия (ср., в частности, др.-греч. χαλχη ‘пурпур’ и χαλχος ‘медь’).

Однако наличие того или иного изосемантического ряда обычно делает соотнесенную с мим этимологию правдоподобной, но отнюдь не делает ее бесспорной и ие исключает иных этимологических решений. Слабой стороной изложенной "цветовой" этимологии лит. vãris ‘медь’ является полное отсутствие у производных балтийской основы *паг- каких-либо следов не только цветового значения, но также и значения ‘гореть, зажигать’. Эта основа, как известно, связана не с огнем, а с водой: с кипением жидкости, с варкой. Характерно, что в славянских языках производные основы *uar-/uor- широко употребляется в металлургии: рус. варить медь, железо, рус. диал. вар раскаленное добела железо [527, I, с. 165], болг. диал, вар ‘железный шлак’ и др. В балтийских языках следы этого значения для той же основы сохранились у др.-прус. auwerus ‘металлический шлак’ - к лит. virti ‘варить’ [537, с. 1263].

В литовском языке наблюдаются четкие словообразовательные связи, которые объединяют прилагательные на -us с существительными на -is: kandús ‘куский’ - kañdis ‘кусок’ (ср. так-, же kandis ‘моль’), sargús ‘сторожкий’ - sargis ‘сторожевая собака’, gerus ‘пригодный для питья’ - geris ‘напиток’, kibus ‘липкий’, kibis ‘репейник’ и др.). С учетом "металлургического" значения рус. варить и других родственных славянских слов к этой же словообразовательно-семантической модели можно отнести также лит. varús ‘варкий’ - vãris ‘медь’. Семантическое обоснование подобной этимологии балтийского слова подкрепляется прямо противоположным качеством другого металла: "железо не варко... плохо варится" [527, I, с. 166⁸]. Показательно, что лит. varús ‘варюий (о мясе, горохе)’ имеет в качестве соответствия русское слово варкий⁹, употребляемое применительно к обработке металлов. Таким образом, этимологии лит. vãris, лтш. varš, несмотря на отсутствие полных цельнолексемных изоглосс, тесно связывает балтийский ареал со славянским. Наконец, др.-прус. wargien ‘медь’ также можно сопоставить с рус. диал. варганить ‘варить’ [529, 4, с. 46].

Изолированным является славянское название меди (ст.- слав., др.-рус. мѢдь и др.), "не имеющее надежной этимологии. Из предложенных решений наиболее правдоподобными представляются сопоставления со ст.-слав. смѢдъ ‘темный’ [533, II, с. 4-6] и с др.-в.-нем. smtda металл [536,11, с. 1078]. Более привлекательной из них представляется первая этимология, предполагающая цветовое обозначение меди. Тем более, что в процессе выплавки бронзы название меди как "темного" металла составляло пару :к названию олова как металла "светлого"¹⁰.

Очень важной изоглоссой является балто-славянское название руды: лит. rũdá. лтш. rũda - др.-рус. роуда (ср. также др.- в.-нем. aruzzi ‘руда’). С легкой руки А. Брюкиера почти общепризнанным стало мнение о заимствовании балтийских слов из славянского [429, с. 128; 491, с. 192; 537, с. 745; 490, с. 492]. Перед нами - один из наиболее устоявшихся мнимых славизмов в балтийских языках. Какие аргументы, помимо пресловутой культурной "отсталости" балтов (А. Брюкнер), можно привести в пользу гипотезы о заимствовании? Только отсутствие в случае лит. rũdá - др.-рус. роуда полного фонетического соответствия. Поскольку лит. Saũsas = др.-рус. соухъ, а лит. dũmas = др.-рус. дымъ, при исконном родстве приведенных выше слов мы ожидали бы лит. *rauda или др.-рус. *рыда. Однако при этом совершенно не учитывается распространенное в балтийских и славянских языках чередование *ou (аu) : *u : *ũ.

Соотношение огласовки корня лит. rũdá и др.-рус. роуда полностью совпадает с такими примерами, как лит. baũbti = bũbti ‘кричать’, láužti - Iũžti 'ломать (ся)’, лтш. virsaune = virsiine ‘вершина’, рус. студ - стыд, рус. диал. глудка = глыдка ‘комок земли’. Закономерное соотношение между балт. ũ и слав, (русским) у (оу) можно найти как в корневой, так и в суффиксальной части слова: лит. dũleti = рус. диал. дулетъ ‘тлеть’, лит. begũnas = pyc. бегун и мн. др.¹¹

То же самое древнее чередование обнаруживается и у производных и.-е. корня *roud (h) -/*rud(h) -/*rũd (h)- ‘красный, бурый’: лит. raũdas, лтш. raũds = дp.-pyc. роудъ = гот. raups и др., лит. rudetI = pyc. диал. рудѢть ‘краснеть’ (*оu); лит. rudeti = дp.-pyc. ръдѢти, ср. лат. rũbere ‘краснеть’ (*u); лтш. rũdẽt - рус. рыжеть (ср. др.-рус. рыжд-ыи <*rũd-i-, лат. rũfus - с италийским f <*dh) и др. (*ũ). В балтийских языках синонимичность форм корня rãud- и rũd- подтверждается примерами типа: лит. rãuda=rũdas ‘зарница’, лит. rauda = лтш. rudulis 'плотва’ (ср. у того же корня: лат. raudus ‘медяк’, мн. ч. гй- dera).

Как известно, начало металлургии бронзы в Прибалтике датируется началом II тыс. до н. э. В поселениях середины II тыс. на территории Латвии были обнаружены глиняные сосуды для плавки металлов, литейные формы и другие предметы, свидетельствующие о наличии местной металлургии [450, с. 60-61]. Уже для I тыс. до н. э. можно говорить об особом балтском стиле металлических изделий [450, с. 89]. Металлургия железа, добываемого из болотной руды, особенно бурно развивается у балтов в первой половине I тыс. н. э. [450, с. 99-100]. В этих условиях для обоснования предположения о том, что лит. rũda, лтш. rũda были заимствованы из белорусского или польского языка (sic!), т. е. где-то в середине II тыс. н. э., нужно найти какие-то следы исконно балтийского названия руды, что никем до сих пор не сделано.

Связь как балтийского, так и славянского названия руды с добычей железа из руды болотной проявляется в таких изоглосса-х из области терминологии, связанной с болотом, как укр. руда ‘ржавое болото’ [526, 4, с. 85], лтш. rũda ‘ржавая вода’, лит. rũda ‘болотистая земля’ ср. также rũdpelke = rũdviete ‘ржавое болото’ и т. п. (другие примеры см.: [271, с. 109]). В литовской гидронимике хорошо распространены образования типа Rũdupis [543, с. 281 сл.]. Интересно отметить, что слова из литовской народной песни Bega kraujeliai kaip rudinelis ‘бежит кровушка словно (бурая) болотная водичка’ [539, XI, с. 870], видимо, проливает свет на семантическую историю рус. диал. руда ‘кровь’, что делает излишними ссылки на табу [532, III с. 513]. Наконец, два значения лит. raud-/rũd- ‘руда’ и ‘зарница’ (см. выше) повторяются у лтш. rũsa = rũsis ‘кусок ржавого железа’ и ‘зарница’ [541, III, с. 572 сл.]. В последнем случае ни о каком славянском заимствовании не может быть и речи, а в качестве tertium comparationis явно выступает значение ‘красный, бурый’.

Представляется крайне сомнительной недавно вновь высказанная гипотеза о заимствовании и.-е. *roudh-/*rudh- ‘красный, руда’ из шумерского urudu- ‘медь’ [55, II, с. 712]. Общеиндоевропейский ареал распространения слов со значением ‘красный, бурый’ при единичных примерах значения ‘медь’ (древнеиндийский, латинский¹²) заставляет видеть в названиях руды и меди (а также ржавого болота, зарницы, крови и т. д.) обычную номинацию но цвету. Вот почему, если только перед нами не случайное созвучие, скорее можно допустить заимствование из какого-то индоевропейского языка в шумерский, нежели наоборот [484].

Итак, надежные изоглоссы и этимологические соответствия неразрывно объединяют балтийский и славянский ареалы в области названий металлов и руды. Лит. geležis, švlnas, álvas, vãris - рус. железо, свинец, олово, варить (металл) - эти соответствия не выходят за пределы балто-славяиского ареала. Лтш. sidrabs, zęlts, rū̃da - рус. серебро, золото, руда имеют надежные изоглоссные соответствия только в германском. Ни один другой индоевропейский ареал (включая индоиранский) не дает такого тесного единства при обозначении названий металлов и руды, как ареал балто-славянский.

Важную роль при определении степени генетического родства между языками играет сопоставление глаголов, обозначающих: трудовые процессы. Балто-славянские изоглоссы в области металлургим и кузнечного дела здесь также весьма показательны: лит. liẽti = pyc. лить (металл) - с многочисленными производными (liẽtas = литой, lietinis = др.-рус. литьныи, liejikas = чеш. lijec ‘литейщик’); лит. ap-kauti, лтш. ap-kaut (устаревшее) = укр. о-кути, чеш. o-kout ‘оковать’; лит. kaustyti, лтш. kaustit ‘подковывать’ относится к чеш. kouti ‘ковать’ так же, как, например, лит. piaustyti к piauti ‘резать’, vystyti - к vyti ‘свивать’ и т. п.; лит. gareti = дp.-pyc. горѢти; лит. dū̃leti = pyc. диал. дулеть ‘тлеть’; лит. dū̃mti=дp.-pyc. дути; лит. dumeti = pyc. диал. дыметь, лит. dū̃myti = pyc. дымить (для краткости здесь и ниже даются примеры только из одного. балтийского и славянского языка).

Из изоглосс, связанных с кузнечным делом, отметим: лит. anglis - рус. уголь (также и в германском); лит. sū̃odžiai (мн. ч.) - рус. сажа (также в германском и в кельтском); др.-прус. wutris - др.-рус. вътрь ‘кузнец’; лтш. kurikis ‘истопник, кочегар’ - *кърьць → др.-рус. кърчии (реконструкция М. Фасмера - 534, II, с. 341); лтш. krems - ст.-слав. кремы ‘кремень’; лит. maisas = дp.-pyc. мѢхъ ‘кузнечный мех’: лит. dumcius = др.-рус. дъмчи idem; лит. kujis = дp.-pyc. кыи ‘молот’ (ср. также лит. kujukas и рус. диал. киёк ‘молоток’).

Этимологически на корневом и семантическом уровне сопоставимы укр. дуло и лит. dutnples (мн. ч.) ‘кузнечный мех’, серб.-хорв. cjeчиво и лит. pa-sék-elis ‘молот’¹³, лтш. kaldit ‘ковать’ и рус. церк.-слав. кладиво ‘молот’.

Можно указать также на целый ряд балто-славянских изоглосс, относящихся к продукции кузнечного ремесла: лтш. sęks ‘серп’ - др.-рус. сѢчь ‘меч’; лтш. teslis - рус. тесло (также и в германском);¹⁴ др.-прус. dalptan ‘пробойник’ - рус. долото; лит. kerslas ‘долото, резец’ - рус. диал. чересло ‘плужный нож, резец’.

Даже этот краткий перечень изоглосс из области литейного дела и кузнечного ремесла показывает, что почти полное совпадение названий металлов в балтийском и славянском ареале не является случайным. Оно свидетельствует об общности материальной культуры у балтов и славян, во всяком случае начиная с конца бронзового и на протяжении железного века, а также, по-видимому, и в более позднее время.

³ Именно так объясняет А. Мейе наличие общего кельто-германского и балто-славянского названия железа [238, c. 404].
⁴ Ср. лтш. диал. muksu = musu и др. [446, с. 173], gurkste = gúrste = др-рус. ƨърсть. Менее правдоподобной представляется реконструкция áuksas < *auksas [55, II, с. 713], ибо авторы не проводят ни одного примера метатезы sk>ks в балтийских языках.
⁵ Наличие у др.-греч. χαλχη и метатезной формы χαλχη значений 'пурпур', 'вид цветка', а также др.-греч. χαλχηδων 'халцедон' (камень преимущественно красного цвета) говорит в пользу цветового происхождения греческого названия меди χαλχη (ср. 461, 462, с. 3) и против сопоставления этого слова с этионимом χαλχη 'халибы' (Иванов 1983, 68). Последний связан лишь с греческим названием стали χαλχφ, -υβος (χαλχβτχος στδηνρος 'халибское железо')
⁶ Этимоном здесь мог служить корень со значением 'твердый' (ср. рус. желвак). В словообразовательном плане показательны производные с параллельными суффиксами: рус. железо - пол. zeliwo 'чугун' и рус. железа - рус. диал. железо = рус. диал. желва.
⁷ Подробнее [286, с. 18 сл.]; [287, с. 87 сл.]
⁸ Здесь правда речь идёт о сварке железа. О трудностях, связаннох с его варкой, ср.: "Лучше бы мы желѢзо варити, нежели со злою женою быти" [Сл. Дан. Зат., 69].
⁹ В диалектах литовского языка насчитывается около ста (!) прилагательных на -us, имеющих соответствия в славянских языках в виде прилагательных на *-ūkū: varús - варкий, ė́dús - Ѣдкій, lavús - ловкий, серб.-хорв. бодак - лит. badús и мн. др. Подробнее об этих балто-славянских образованиях см. [288].
¹⁰ О неприемлемости этимологии В. И. Абаев, связывавшего ст.-слав. мѢдь с названием страны Мидия (др.-перс. Mãda), см. [287, c. 109 сл.].
¹¹ См. [492, с. 277 сл.]. Ср. также чередование au/ũ в суффиксальной части слова: лит. gẽležaunes = gẽležunes (мн. число) воспаление желез горла (у лошадей).
¹² Лат. radius 'медняк' - заимствованный из какого-то, видимо, индоевропейского языка. Исконно латинским является ruber 'красный', италийским заимствованием - rũfus 'рыжий'.
¹³ Ф. Шпехт сопоставил словообразовательно-этимологическом плане слав. sėčivo 'топор; молот' с лат. secivum 'кусок жертвенного пирога' [494, c. 150]. О. Н. Трубачёв хочет видеть здесь ремесленную терминологическую изоглоссу [383, с. 151, 363, 392].
¹⁴ В стороне остаються лат. tёlum 'копьё, дротик' и tёla 'ткань', которые О. Н. Трубачёв также относит к числу славяно-литинских терминологических изоглосс, причём из области ремесленной лексики, относящийся к обработке дерева [383, с. 152, 392].

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 6953

загрузка...

Другие книги по данной тематике