Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Мариан Белицкий.   Шумеры. Забытый мир

Люди и животные

Об отношении шумеров к животным, которых они использовали в хозяйстве, немало любопытного рассказывают многочисленные пословицы, поговорки и изречения. К наиболее «уважаемым» животным относились бык и баран–производитель. Бык являлся символом силы и плодовитости. «Грозный бык», «дикий бык», «горячий бык» — так шумеры говорили о богах. То же можно сказать и о баране, который считался животным капризным и небезопасным, но весьма нужным и полезным в хозяйстве.

Вол, по представлениям шумеров, был животным глупым и неповоротливым, однако и ему прощались его проделки и капризы, потому что без него невозможна была пахота. Свинья, как и в наших, европейских поговорках считалась грязным и нечистоплотным животным, но мясо её ценилось высоко. К ослу относились с добродушной иронией, как к флегматичному и глупому созданию, основная особенность которого — действовать наперекор своему хозяину. Приведём для примера несколько поговорок, в которых описан характер осла:

«Его надо тащить [силой] в поражённый мором город, словно вьючного осла».

«Мой ослик не создан для быстрого бега, он создан для того, чтобы орать!»

«Осёл сожрёт и свою подстилку».

Собака не пользовалась симпатией шумеров, к ней относились неприязненно, даже враждебно, считали существом шкодливым, ленивым, алчным и злым, никак не другом человека. (Пастухи и охотники, вероятно, относились к этому животному иначе.) Пёс нередко выступал как символ злой участи человека — с одним из примеров этого мы уже встречались. Если судить по следующим поговоркам, прочитанным и переведённым Э. Гордоном, собака — это недружелюбное по отношению к человеку животное, действующее ему во вред:

«Только пёс не знает своего дома».

«Собака считает себя умной, а у хозяина с ней масса хлопот».

«Собака кузнеца не смогла опрокинуть наковальню; зато опрокинула кувшин с водой».

«Тот, кто треплет по спине коварную собаку, [поступает так], как если бы он гладил голову дикой собаки».

Последняя пословица звучит как предостережение чересчур доверчивым людям. Домашний пёс в ней приравнивается к дикой собаке, животному хищному, опасному, приносящему вред человеку и его имуществу.

Шумеры считали собаку животным неряшливым («Собака рычит на вымытого вола»), неразумным и прожорливым («Только пёс не оставляет еды на завтрашнее утро»). О вспыльчивых людях говорили: «Он впадает в бешенство, словно пёс», о бездомных бродягах: «Ты, точно собака, не имеешь места для сна». Поговорка «Пёс не сойдёт с места, [если он находится] на палубе корабля» отмечает, что собака боится воды, а в пословице «Он ползает, словно пёс» содержится издёвка над покорностью собаки.

Шумеры ловили газелей (у них были даже «пастухи газелей») и диких кабанов. Во времена Шульги приручали диких медведей, которых выставляли около городских ворот для устрашения и на удивление всем входящим в город. О трудностях и опасностях, связанных с приручением диких животных, которые затем использовались в различных хозяйственных работах, говорит, например, такая пословица: «Вола приручили — молодцы дрессировщики!»

Шумерам была известна лошадь. Какую именно породу лошадей они использовали, мы не знаем, но сам факт одомашнивания лошади не подлежит сомнению. Об этом говорится в одной из басен, содержащей свидетельство о том, что шумеры умели ездить верхом, хотя считали это опасным и вредным как для человека, так и для лошади:

Сбросив всадника, лошадь [сказала]: «Если всегда таскать на себе такой груз, можно и обессилеть!»

Нечто вроде комментария к этой басне мы находим в письме, которое в XVIII в. до н. э. царь Зимри–Лим из Мари написал своему сыну. Отец советует юноше не ездить верхом на лошади. Надо полагать, что Зимри–Лим исходил из опыта и наставлений шумеров, которые запрягали лошадь в боевую колесницу, но считали её негодной для верховой езды.

В качестве вьючных животных в Шумере использовались ослы и мулы. Эти животные ценились высоко, и шумерские скотоводы заботились о росте их поголовья в царских и храмовых стадах.


Бык из серого известняка

Кроме земледельцев и скотоводов в состав сельского населения Шумера входили рыболовы и охотники. Лук, копьё, дротик, кинжал, топор — с таким оружием шумерские охотники шли на дикого зверя. Охотники приносили обществу двойную пользу: они не только добывали мясо и шкуры, но и охраняли поля от потрав и скот от нападений хищников, самым опасным из которых был лев. На печатях и рельефах, относящихся к эпохе Урука и Джемдет–Насра, изображены различные сцены охоты. Шумеры охотились также на слонов, которые в более позднее время, к началу I тысячелетия, исчезли с берегов Тигра и Евфрата, и на хищников — волков, лисиц, гепардов. Для ловли животных, главным образом газелей, диких кабанов, диких лошадей и ослов, пользовались сетями. Охотники, хоть и считались свободными людьми, платили налоги храмам, князьям, царям.

Охота была любимым развлечением правителей и их приближённых. Шумерские охотники отнюдь не отличались особой скромностью: как и всякие охотники во все времена, они любили похвастаться своими подвигами. Вот почему мы находим у шумеров пословицу, в которой высмеивается бахвальство охотников: «Он ещё не поймал лисицу, а уж делает для неё колодку». Иными словами: «Делит шкуру неубитого медведя».

Если на собак шумеры смотрели иначе, чем мы, то их оценка характера лисицы полностью совпадает с нашей. Лиса была воплощением ловкости (вспомним миф об исцелении бога Энки, в котором лис обещает привести Нинхурсаг в Абзу), хитрости и самомнения. Приведём несколько изречений и басен о лисице:

«Лиса не сумела построить себе дом, а потому пришла в дом друга, как завоеватель».

«Лиса наступила дикому быку на копыто и спрашивает: «Тебе не очень больно?»

В другой басне о лисе говорится как о хвастливом и трусливом животном:

«Лис сказал своей жене: "Идём со мной! Давай изгрызём город Урук, словно это лук–порей у нас под зубами! Мы будем попирать город Куллаб, словно это башмак у нас под ногами!»

Но не успели они подойти к городу и на 600 гаров (примерно 3 км), как на них зарычали собаки:

«Геме–Туммаль! Геме–Туммаль! [По–видомому, имя лисицы]. Иди домой! Ступай прочь! — так угрожающе рычали они из города».

Лис и его жена тотчас убрались восвояси.

Нет нужды говорить о том, что в шумерских баснях и изречениях отразились представления шумеров не только о характерах животных, но и о характерах людей. Подтекст шумерских пословиц, поговорок и басен о животных столь же очевиден, как смысл басен Эзопа. Например, наставление: «Не ешь мяса волка» — можно понимать не только как основанную на практическом опыте рекомендацию, но и как призыв к осторожности по отношению к людям с «волчьей натурой».

Судя по басням, где фигурирует волк, шумеры считали его коварным и кровожадным. В одной из басен рассказывается, как «девять волков и десятый с ними зарезали несколько овец. Десятый волк был жаден и не…» Дальнейший текст на табличке повреждён, и мы не можем точно воспроизвести обстоятельства, при которых десятый волк, скорее всего приблудный, прибившийся к стае, в которой девять волков ссорились из–за того, что не могли разделить добычу, взял эту задачу на себя. Вот что говорит десятый волк: «Я разделю её (добычу) для вас! Вас девять, так пусть одна овца будет вашей общей долей. А я один, так пусть мне достанется девять овец — это будет моя доля!» Иными словами: «Две собаки дерутся, а третья кость грызёт».

Судя по некоторым текстам, шумеры считали, что волка ненавидят другие четвероногие — он даже жаловался богу солнца Уту на своё одиночество. Враждебное отношение к волку, несомненно, было вызвано тем ущербом, который этот хищник, более опасный для животных, чем для людей, причинял стадам, уничтожая овец, ягнят и телят.

Слон как действующее лицо сказок и изречений был спесивым и неуклюжим животным.

«Слон хвастался (?), [говоря] о себе так: „Нет подобного мне в мире! Не…!“

И [тогда] в ответ ему крапивник (самая маленькая из пичужек) сказал: „Но ведь и я, как я ни мал, был создан точно так же, как и ты!“»

Эта притча заслуживает особого внимания потому, что она живо напоминает созданные через много столетий басни Эзопа.

Чаще чем слон, в баснях и поговорках фигурирует лев. Это животное вызывает трепет и страх. К сожалению исследователям удалось прочитать и интерпретировать лишь небольшое число пословиц и других текстов о льве. В одной из самых длинных шумерских басен рассказывается о том, как лев был одурачен хитрой козой:

Лев схватил беззащитную козу.

— Отпусти меня, [и] я дам тебе овцу, одну из моих подружек! — [сказала коза].

— Я отпущу тебя, но [сначала] скажи мне твоё имя! — [сказал лев].

[Тогда] коза ответила льву:

— Разве ты не знаешь моего имени? Меня зовут «Ты мудрец!»

Когда лев дошёл до Овчарни, он прорычал:

— Вот я пришёл к овчарне и отпускаю тебя! Коза [уже из–за ограды?] ответила ему:

— Да ты меня отпустил! Но разве ты мудрец? Я не только не дам тебе овцу [которую я обещала], но и сама не останусь с тобой!

Козе удалось увильнуть от царя зверей. Хуже обстояло дело с дикой свиньёй («свиньёй зарослей»).

Лев схватил «свинью зарослей» и начал её терзать, приговаривая:

— Хотя твоё мясо ещё не наполнило мне пасть, твой визг уже просверлил мне уши!

Лев, согласно пословицам и басням, обитал в местностях, заросших деревьями и тростником. Там на него труднее всего было охотиться. Охотники знали об этом (шумеры говорили: «О лев, густые заросли — твой союзник!») и старались изучить его повадки.

«Лев и в зарослях не съест человека, который его знает», — говорили они.

Может быть, жрец–калум, герой басни, которую шумеры рассказывали четыре тысячи лет назад, знал повадки львов. Так или иначе, ему удалось уйти живым от этого хищника…

Калум наткнулся в степи на льва. Вернувшись в город, он остановился перед вратами храма Инанны и стал метать копья в льва из терракоты, приговаривая: «Что делал твой брат в степи?!»

Смеясь над этим забавным происшествием и над нелепостью поведения жреца, пытавшегося выместить зло на статуях, шумеры наверняка задумывались и об опасностях, подстерегающих путника в степи.

Особую группу охотников составляли птицеловы, в чьи сети попадали дикие утки и гуси, жившие на болотах, хищные птицы — ястребы и соколы — и полевые птицы — вредители посевов.

Рыбаки представляли последнюю и многочисленную группу негородского населения Шумера. Рыболовство было одним из древнейших способов добывания пищи: реки и каналы Месопотамии изобиловали рыбой. Но шумеры не ограничивались использованием одних лишь природных богатств своей страны. Есть основания предполагать, что им было знакомо искусство разведения рыбы в прудах. Одни рыбаки занимались своим промыслом в море, другие — в пресноводных водоёмах. Начиная с глубокой древности меню шумеров включало множество рыбных блюд. Полученный из рыбы жир использовался в самых различных целях, в том числе для смазки трущихся частей повозок. Рыбу ловили вручную, при помощи дротиков либо сетями из тростника или волокна.

Рыболовство издавна играло весьма существенную роль в экономике Шумера. Об этом свидетельствует, в частности, множество пиктографических документов, рассказывающих о поступлении рыбы в кладовые храмов. В одной из таких табличек сказано, например, о том, что на храмовой склад сдано 840 штук рыбы. Рыбаки, находящиеся на службе у храма и дворца, получали за свой труд определённое вознаграждение, а также снасти. В архивах Лагаша эпохи Лугальанды и Уруинимгины хранилось множество документов, касавшихся «морских рыбаков» (сам город был расположен далеко от моря, но его владения достигали берегов Персидского залива; правителям Лагаша, например, принадлежала приморская область Гуабба). В одном только храме богини Бабы состояло на службе 44 «морских рыбака».

«Пресноводные рыбаки» ловили рыбу в «больших реках», каналах, прудах и даже… на плантациях финиковых пальм. Это значит, что в Шумере повсеместно существовало «комплексное», многоотраслевое хозяйство, благодаря чему использовались все природные ресурсы страны. Так, если в прудах или в ирригационных каналах, расположенных на территории плантации, водилась рыба, её вылавливали и доставляли в храм вместе с плодами плантации. Наряду с храмовыми и царскими рыбаками и охотниками в Шумере существовала большая группа охотников и рыбаков, занимавшихся промыслом для себя. Рыболовам–«частникам» разрешалось арендовать участки для ловли рыбы, однако это порой обходилось недёшево. Тем не менее рыбаки считались относительно состоятельными людьми, «счастливой доле» которых завидовали жители городов. Шумеры говорили: «Какие бы перемены ни происходили в городе, рыбаки сами наловят себе пропитание».

Говоря об экономике Шумера, мы не можем не сказать о чрезвычайно важном факторе, оказывавшем колоссальное влияние на жизнь шумерской деревни, — о войнах. Войны в Шумере велись непрестанно: то за гегемонию одного города над другим, то во имя защиты родного города или всей страны от вражеского нашествия. Именно на жителей деревень обрушивались все ужасы войны. Связанные с войнами материальные трудности ложились на плечи сельского населения: поля, которые они обрабатывали для себя, храма или дворца, топтали отряды вражеских войск; в огне пожаров пылали их дома и хозяйственные постройки. Ничем не защищённые — горожане могли хотя бы укрыться за оборонительными стенами, — сельские жители и их имущество становились лёгкой добычей для врага. Те, кому удалось спастись и избежать угона в рабство, теряли всё своё достояние. Голод и нужда врывались в дома земледельцев, скотоводов, рыбаков. Свободные землепашцы попадали в кабалу; ради спасения хозяйств им приходилось продавать в рабство семьи, а иногда и самих себя. Зато в мирное время население деревни, как правило, не знало нужды. Благодаря труду землепашцев и скотоводов, охотников и рыбаков, которым храмы и цари оказывали поддержку, росли богатство и благосостояние страны.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Игорь Тимофеев.
Бируни

Леонард Вулли.
Ур халдеев

Гасым Керимов.
Шариат: Закон жизни мусульман. Ответы Шариата на проблемы современности

Пьер Монте.
Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура

Уильям Куликан.
Персы и мидяне. Подданные империи Ахеменидов
e-mail: historylib@yandex.ru