Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

М. И. Артамонов.   Средневековые поселения на нижнем Дону (по материалам северо-кавказской экспедиции)

IV

Особый интерес представляют начертания, обнаруженные на кирпичах левобережного Цымлянского городища.

История собирания публикуемых в настоящей работе знаков на кирпичах такова: в 1887 г. после раскопок Сизова, в случившийся голодный год, местное казачье население начало в больших размерах производить добывание кирпичей из городища. Несомненно, что вырывали кирпичи и раньше, но столь грандиозные формы разрушение городища приняло впервые. Рыли, по словам Веселовского, вплоть до запоздавшей в тот год зимы, даже по ночам при свете фонарей.192) В результате у одного купца Сивякова скопилось до 25 000 штук древних кирпичей, но кроме него были и другие скупщики. Любопытно, что городищенский кирпич вследствие своего превосходного качества первоначально ценился дороже современного, несмотря на различие в форме. В следующее лето Веселовский с помощью рабочих перебрал имевшиеся на складе у Сивякова кирпичи и сделал около 200 эстампажей со знаков.193) Небольшое собрание кирпичей со знаками, происходящих с того же городища, находится в Новочеркасском музее, и один кирпич хранится в Историческом музее в Киеве.194)

Знаки на кирпичах в большинстве случаев сделаны просто пальцем еще до обжига, и лишь небольшая часть их выцарапана каким-то острием уже по обожженной поверхности (рис. 39, 155-174). Кроме неизобразительных линейных фигур, «знаков», на кирпичах встречены изображения животных и людей.

Знаки неизобразительные в общем распадаются на 2 группы: прямолинейные и криволинейные, по общему строю, впрочем, аналогичные. Простейшая форма первых — отрезок прямой линии той или другой длины (рис. 38, 1-5). Далее можно отметить соче- [90]


Рис. 38. Знаки на кирпичах Цымлянского левобережного городища.
[91]


Рис. 39. Знаки на кирпичах Цымлянского левобережного городища.
[92]

тания таких отдельных, не соединяющихся друг с другом прямолинейных отрезков, различающиеся как количеством линий, так и их композицией. Два отрезка прямой, сомкнутые концами под тем или иным углом, образуют фигуры, разнообразящиеся, кроме величины угла, соотношением в длине образующих его линий (рис. 38, 13-15). Сочетанием двух же линий получается фигура с двумя углами, причем одна линия к другой или перпендикулярна или наклонна в той или иной степени (рис. 38, 27, 29). Комбинации из трех линий более разнообразны; прежде всего можно отметить расположение их в виде прямой скобки (рис. 38, 43), затем в виде буквы «зет», форма которой видоизменяется в зависимости от длины составляющих ее линий и величины углов их смыкания (рис. 38, 36, 32, 33). Другой вид представляет фигура, образованная совмещением в одной точке концов трех линии, опять разнообразящаяся различием в направлении и в соотношении длины этих линий: (рис. 38, 69, 70). В качестве самостоятельной формы следует отметить прямой или косой крест (рис. 38, 60, 63) и четырехугольник (рис. 39, 140). Перечисленные фигуры являются основными прямолинейными формами, встреченными в виде самостоятельных знаков на кирпичах. Из криволинейных отдельно встречены: дуга (рис. 39, 89-91) или кривая в виде буквы С (97), затем, фигура в виде цифры 8 (рис. 39, 148). Овал или круг и спираль имеются лишь в сочетании с другими формами (рис. 39, 127, 129, 130, 137 и др.)

Подавляющее большинство знаков на кирпичах представляет, однако, сложные фигуры, состоящие не только из соединения вышеуказанных простейших фигур, но и из разнообразного сочетания их. «Соединения» представляют собой развитие или усложнение, основной фигуры путем прибавления к ней какой-либо другой, чаще всего отрезка прямой. В сущности этим путем образовались и самые «основные» фигуры, описанные выше, но в данном случае они получают менее общие, более разнообразные очертания. В качестве примера можно указать на образование фигуры 53 путем присоединения к концам фигуры подобной 43 прямой линии или на фигуру 79, подобную 69, но усложненную присоединением под углом к концу одной из линий короткой черточки; на фигуру 75, где та же фигура, что и в предыдущем примере, видоизменена прибавлением тоже прямой линии, являющейся основанием, из которого она перпендикулярно вырастает. Фигура 45 сходна с 43 и отличается от нее прибавлением короткой линии, отходящей под прямым углом от одного из отростков. Подобные фиг. 43 фигуры 48 и 49 образованы прибавлением короткой черточки к середине скобы снаружи, в результате чего получилась форма вроде прямоугольной шпоры. Некоторые фигуры видоизменены путем присоединения дуги или угла, напр. 84, 64, 88, 147. В других случаях видоизменения знака достигаются многократным присоединением к разным частям основной фигуры одного и того же элемента (напр., фиг. 38).

Однако основным приемом видоизменения знаков является не присоединение новых элементов, а сопоставление в той или другой [93] композиции фигур, нередко выступающих как самостоятельные знаки. Сложностью своего состава отличается большинство начертаний на цымлянских кирпичах, но сложностью не произвольной, а закономерной в своем образовании и определенной по значению. В этом отношении показательно повторение сложных знаков со всеми свойственными им деталями на ряде кирпичей (для примера на рис. 38 и 39 приведены повторения знаков: 98 и 99, 46 и 47, 48 и 49, 69 и 70, 76 и 77, 84 и 85 и др.).

Судя по характеру употребления, по формам и по направлению в видоизменении знаков, вероятнее всего признать неизобразительные начертания за «тамги», которыми, имея в виду конкретный материал, мастера обозначали сделанные ими кирпичи. Эти знаки ставились не на каждом кирпиче, а лишь на некоторых. Если пропорцию, которую можно извлечь из сообщения Веселовского, между количеством пересмотренных им кирпичей и числом обнаруженных знаков признать в известной мере соответствующей реальному соотношению меченых и немеченых кирпичей, то получится, примерно, 1 знак на 1500 штук.

Трудно допустить, что работы по изготовлению кирпичей производились силами отряда, прибывшего с Петроною. Вероятна, для этой цели было использовано местное население, в известном числе, как было показано выше, обитавшее даже на месте построения крепости. Выло ли изготовление кирпичей повинностью или какой-либо другой формой привлечения к работе местного населения, решить на основании знаков, конечно, нельзя, но весьма вероятно, что они являлись отметками, по которым определялся мастер или мастера, изготовившие ту или иную партию кирпичей. Существенно заметить, что при разнообразии в форме и в размерах кирпичей, в основном распадающихся на две группы (квадратных и удлиненно-прямоугольных, приближающихся к современным), одинаковые кирпичи с одинаковыми знаками встречаются гораздо чаще, чем с разными. Это показывает, что первые вышли из одной формы, а, следовательно, изготовлены одним и тем же мастером.

Употребление знаков на строительном материале прослеживается, начиная с каменных построек, открытых на Крите. В литературе эти знаки известны под именем каменотесных (Steinmetz-Zeichen) и, по-видимому, действительно представляют собой знаки каменотесцев и ничего более. В результате исследования громадного количества подобного рода знаков Rziha пришел к выводу, что они встречаются чаще на римских постройках, чем на греческих, и притом, главным образом, на постройках частного характера.195) Но применение знаков в целом неизмеримо шире области строительных материалов; они занимают существенное место в быту, являясь на всех предметах, принадлежность которых должна или может быть обозначена, и здесь мы встречаемся с чрезвычайным количеством [94] и многообразием их форм как сохранившихся в живом быту, так и дошедших вместе с памятниками прошлого. Изучение этих знаков, могущее во многих отношениях представить значительный интерес, находится в настоящее время еще на стадии собирания материалов196) и их предварительной классификации, хотя имеются и попытки некоторых общих построений.197)

Изучение знаков собственности или тамг в их бытовом употреблении с полной отчетливостью показало прежде всего связь их с развитием семейной собственности. Нераздельные семьи пользуются для обозначения общего имущества одним и тем же знаком, при распадении же их старый знак сохраняется как основа, получая некоторые дополнения у новых семей, различные у каждой. Тот же процесс видоизменения знака при сохранении основы его неизменной наблюдается при дроблении и более крупных родовых и племенных образований. Возникновение родовых знаков предание народов, у которых они еще имеются, относит к мифическим временам, что подчеркивается встречающимся нередко совпадением наименований родов или колен с названиями принадлежащих им тамг.198)

Сходство основных форм во многих из знаков на кирпичах Цымлянского городища, по-видимому, нужно объяснить родством изготовлявших их мастеров и прочными узами этой связи. Один и тот же основной знак, но видоизмененный разными дополнениями, представлен, например, на рис. 38, 69-86 и, по-видимому, на рис. 38, 67, 68. Того же типа и знак на кирпиче, находящемся в Историческом музее в Киеве. Приведенный пример наиболее яркий, но, несомненно, подобная же связь имеется и между группами других цымлянских знаков. Таких, которые были бы единичны, сравнительно немного; большинство повторяется, осложненное прибавлением новых элементов.

Сопоставленный нами ряд знаков обнаруживает чрезвычайно длительный процесс их образования. В том виде, в каком некоторые из них предстают перед нами, с совершенной отчетливостью можно заметить, что они происходят не из основной формы непосредственно, а из видоизмененного уже сравнительно с протооригиналом знака. Их можно было бы разместить в виде нескольких рядов, выходящих из одного центра и в свою очередь разветвляющихся, причем, конечно, часть знаков, составляющих переход от одного к другому, пришлось бы реконструировать предположительно. Из этого можно заключить, что родственная связь, ясная благодаря общей основе [95] для всей этой труппы знаков, существовала между значительным количеством особых образований. Скорее всего такими образованиями были семьи, тесно спаянные в родовой союз, знак которого положен в основу знаков этих мелких подразделений рода. Конечно, такой вывод гипотетичен и известную долю вероятности приобретает лишь на основании сопоставления с характером тамг у современных народов. Как ни близки между собой родовые тамги у них, они все же значительнее отличаются одна от другой, чем знаки указанной цымлянской группы. Сходство отдельных знаков между собой внутри этой группы может быть сопоставлено лишь со сходством близко родственных семейных тамг.

Отсюда мы могли бы сделать вывод, что люди, изготовлявшие кирпичи для Саркела, вышли уже из стадии родового быта, что род распался на семьи, обладающие особым имуществом, для обозначения которого понадобились отличные для каждой семьи знаки. Но родовая связь этих семей еще настолько прочна, что, несмотря на значительное количество объединяемых семей и сравнительно дальнее, через ряд поколений, кровное родство между ними, в основе всех семейных знаков еще сохраняется одна и та же фигура, видимо являющаяся тамгой рода и, вместе с тем, знаком одной из семей — стержневой в роде.

Наиболее характерной особенностью цымлянских знаков является часто встречающаяся сложность их, заключающаяся в сопоставлении на одном кирпиче нескольких фигур, каждая из которых может явиться и иногда действительно встречается в виде самостоятельного знака. Не представляют ли такие начертания не один, а несколько знаков, поставленных на один и тот же кирпич рядом и обозначающих, что в изготовлении отмеченной ими партии кирпичей принимало участие несколько лиц? На рис. 39, 113, представлен сложный знак на кирпиче, состоящий из трех фигур. Кирпичи с точно таким же начертанием встречены трижды, и на всех не только отдельные фигуры, но и их композиционное сочетание совершенно одинаково. Также аналогичны и части сложного знака, изображенного на рис. 39, 98 при повторении его на другом кирпиче (рис. 39, 99). Знак рис. 39, 107, повторен в другой технике, путем процарапывания по обожженному кирпичу (рис. 39, 161, на рисунке представлен перевернутым по сравнению с 107). Возвращаясь к знаку 113, можно указать, что первая фигура его сходна с целым рядом знаков, образованных смыканием двух линий; вторая близко напоминает 112, отличаясь от нее лишь поворотом; третья сходна со знаком 152. Однако, в деталях все сопоставленные с частями рис. 39, 113, знаки отличаются от них, и потому это начертание трудно признать за составное, механически соединяющее три разнородных знака, тем более, что оно повторяется несколько раз в совершенно аналогичных формах. Знак 113 и подобные ему следует считать не случайными комбинациями различных знаков, а сложными особыми знаками. Подобный строй как раз и является наиболее резкой особенностью знаков на цымлянских кирпичах. [96]

Для отдельных знаков цымлянских кирпичей, особенно для простейших, тех, которые можно считать эпонимами, легко отыскать аналогии среди различных групп знаков собственности как бытовавших до недавнего времени и бытующих еще и теперь, так и среди знаков, известных по археологическим памятникам. В качестве наиболее яркого примера укажу свастику, встречающуюся с древнейших времен в различных местах и известную у ряда народов в качестве тамги.199) Точно также и для других знаков могут быть подысканы сходные начертания как среди тамг, тавр, каменотесных знаков, так и среди обозначений алфавитов и систем письма. Знак в виде креста с кружком на верхнем конце, имеющийся на цымлянских кирпичах и в этом простейшем виде (рис. 39, 116) и в более сложном — с черточками, вертикально поднимающимися от концов поперечной линии креста, и с нижним концом его, под прямым углом загнутым в сторону (рис. 39, 117), встречается среди татарских знаков и в простейшем виде и в осложненном добавочными линиями и фигурами. В одном случае поперечная черта креста повторена, в другом к вертикальной линии сбоку приставлена фигура в виде буквы «г». Знак, имеющий в основе крест с кружком наверху, известен у турецких племен Сибири.200) Отдельные, сходные с цымлянскими знаки можно найти и среди кавказских тавр.201) Однако, строй их в целом, так же как и других групп знаков, бытующих до настоящего времени, существенно отличается от свойственного цымлянским начертаниям.

Отличия от цымлянских особенно заметны у тех групп знаков, которые служат преимущественно для обозначения скота (тавр). В связи со способом нанесения их на кожу животного при помощи раскаленных металлических штампов, среди тавр преобладают замкнутые, симметричные фигуры, состоящие главным образом из кривых линий, и вовсе отсутствуют знаки составные. В литературе не раз уже отмечалось сходство черкесских тавр с загадочными начертаниями, распространенными по Черноморскому побережью, относящимися, по-видимому, к первым векам н. э. Они имеются на ольвийских львах, на так наз. Гурьевском камне, на стене Керченской катакомбы, открытой в 1872 г., и на ряде других археологических памятников.202) Отдельные знаки этого рода могут быть [97] сближены с цымлянскими, но в целом, так же как и кавказские тавры, они резко отличаются от них.

Ко времени первых веков н. э. относятся недавно найденные на городище в окрестностях электростанции в Краснодаре небольшие прямоугольные плитки с начертаниями, иногда покрывающими обе стороны.203) Знаки на них нанесены или широкой линией по сырой еще глине, или процарапаны неровной чертой уже по обожженной поверхности. Среди известных мне знаков встречаются состоящие из нескольких параллельных черточек, прямого и косого креста, прямоугольника, спирали, круга и других геометрических фигур. Встречаются и более сложные начертания, например, в виде буквы «к» с длинной поперечной чертой, примыкающей к одному из концов; в виде вертикальной линии с поперечными чертами у концов, в виде овала, пересеченного вдоль прямой линией, и др. Изредка попадаются плитки с двумя фигурами, сопоставленными рядом. Особо надлежит отметить наличие плиток, снабженных расположенными рядами ямками, по большей части заполняющими всю поверхность. Но встречаются плитки и с несколькими ямками. Так, на одной плитке ямка поставлена в середине, на другой четыре ямки расположены по углам плитки, далее три ямки в ряд вдоль одной из сторон плитки и т. д. Встречаются ямки и в других комбинациях, и в частности, в сочетании с линиями, находясь на их концах или будучи сопоставлены с ними. На плитке, снабженной посредине кругом, ямка поставлена в центре его, на другой плитке, поверхность которой крестообразно пересечена двумя линиями, ямки расположены по углам плитки и т. д. Назначение краснодарских плиток неизвестно, равно как неизвестно и значение имеющихся на них начертаний. Детальное сопоставление последних с цымлянскими знаками необходимо отложить до большего накопления материала. В качестве предварительного замечания, однако, можно указать, что среди известных на плитках начертаний некоторые напоминают цымлянские, но подобного рода сходство может быть установлено по отношению к какой угодно группе знаков.

Знаки на надгробных памятниках и черепицах Фанагорийского городища,204) на черепицах, найденных близ Ялты,205) затем при раскопках Партенитской базилики206) и в Херсонесском городище,207) различающиеся между собой начертанием отдельных фигур, но [98] сходные по строю знаков в целом, относятся ко времени, близкому к дате построения Саркела. Некоторые из них сближаются с цымлянскими. Однако, в общем строе этих знаков нет той сложности, какая характерна для начертаний на цымлянских кирпичах.

В связи с проведенными выше сближениями Салтовских и Цымлянских городищ особое значение приобретает сравнение начертаний, обнаруженных на камнях из стен Маяцкого городища, со знаками на цымлянских кирпичах.208) Здесь различаются три рода начертаний: изображения животных и людей, надписи и знаки. Судя по указаниям Макаренко, последние встречаются не только на лицевых сторонах каменных блоков, употребленных в кладку стены, но и на сторонах, примыкающих к другим камням, а, следовательно, недоступных после окончания постройки.209) Следовательно, они могли быть нанесены только при изготовлении камней, при их обтеске или во время кладки стен и, так же как и начертания на цымлянских кирпичах, являются знаками мастеров. Значительное большинство знаков находится на лицевых сторонах камней, но в некоторых случаях ясно, что и здесь знаки нанесены до включения камня в кладку.210) Количество знаков, особенно сохранившихся целиком, невелико, тем, не менее с достаточной определенностью можно заметить сходство некоторых из них с цымлянскими.211) На маяцких камнях встречаются и сложные знаки, состоящие из нескольких сопоставленных друг с другом фигур.212) Надписи, обнаруженные на камнях, находящихся в кладке стены, несомненно, сделаны уже после сооружения последней. Об этом свидетельствует, во-первых, надпись, вырезанная на двух смежных камнях, 213) во-вторых, расположение надписей на известной высоте от основания стены, удобной для выполнения их стоящему человеку.214) Следует еще заметить, что надпись, найденная в стене in situ, была расположена на стороне, обращенной внутрь городища.215) Фигуры, входящие в состав надписей, не имеют сколько-нибудь убедительных аналогий среди отдельных знаков на камнях того же городища, но зато среди знаков на цымлянских кирпичах встречаются начертания, близко повторяющие знаки маяцких надписей.216) Делать на основании этого сходства какие-либо выводы относительно характера связи между начертаниями того и другого рода было бы преждевременно. Однако, нельзя не заметить, что известные уже из Юго-Восточной России загадочные [99]


Рис. 40. Рисунки на кирпичах Цымлянского городища.

надписи и несомненная возможность количественного увеличения их при дальнейших исследованиях открывают перспективы их дешифровки, в связи с чем, конечно, встанет вопрос и об отношении знаков письма к знакам собственности — тамгам.217) Только при условии дешифровки несомненных надписей может быть решен вопрос о сложном составе знаков на цымлянских кирпичах, быть [100] может представляющих уже не только собственно тамги, а в какой-то части и надписи.


Рис. 41. Рисунки на камнях Маяцкого городища.

Еще более очевидно сходство изобразительных начертаний на камнях Маяцкого городища и на цымлянских кирпичах, С Цымлянского городища имеется несколько кирпичей с рисунками, представляющими животных и человека. Большинство из них начертано более или менее острым орудием по сырому кирпичу, и лишь один (рис. 40, 8) явно изготовлен после обжига. Кроме одного, изобразительное значение которого не совсем ясно (рис. 40, 3), остальные представляют вполне отчетливые отдельные изображения и даже сцены. Три раза нарисована лошадь в очень упрощенных схематизированных формах и один раз животное, напоминающее лань. На одном кирпиче представлен всадник, по-видимому, джигитующий на бегущей лошади, движение которой выражено, впрочем, только развевающимся хвостом, и на двух кирпичах имеются человеческие изображения. Первое из них представляет адорацию и сведено к изображению поднятых рук, с начерченной в виде полукруга между ними головой, от которой отходит вниз вертикальная черта; две горизонтальных линии под изображением и вертикальная линия с неполным кругом над ее концом, приходящимся над головою, — непонятного значения. Другое изображение более ясное, но, к сожалению, не вполне сохранилось, так как нижняя часть кирпича отбита. Очень схематически представлен человек, стоящий в фас. Туловище его покрыто елочкообразным узором, вероятно, обозначающим одежду, по сторонам головы, очерченной простым овалом, — два полукруга, возможно украшения. В левой руке, полусогнутой и отведенной в сторону — лук, правая, изображенная двумя линиями, [101] упирается в тамгообразную фигуру сбоку. Хотя описанные фигуры очень упрощены и схематизированы, все же некоторые черты их весьма близко напоминают рисунки на камнях Маяцкого городища. Изображения на последних не однородны — одни характеризуются большой выработанностью и точностью формы и большим количеством натуралистических деталей218) (рис. 41, 42), другие схематизированы до полной утраты реальных признаков,219) третьи занимают промежуточное место между ними.220) И в отношении изобразительных начертаний Маяцкого городища можно заметить, что большинство из них было нанесено на камни тогда, когда они лежали уже в стене, т. е. рисунки оставались видимыми в течение долгого времени. Может быть этим обстоятельством следует объяснять большую тщательность в исполнении некоторых рисунков Маяцкого городища по сравнению с цымлянскими, во всем остальном близко сходными с ними.


Рис. 42.
Рисунки на камнях Маяцкого городища.

Знаки на камнях известны и в других городищах салтовско-маяцкого типа. Бабенко упоминает о нахождении их на камнях Салтовского городища;221) имеются сведения о нахождении знаков и надписей на камнях Ольшанского городища.222) При исследовании этих и других городищ Салтовского типа можно рассчитывать па дальнейшие значительные открытая подобного рода памятников. [102] В ближайшую связь с изобразительными начертаниями Маяцкого городища необходимо также поставить рисунок лошади на плите, найденной в Кубанской области,223) отличающийся теми же стилистическими признаками, теми же приемами схематизации, что и маяцкие и цымлянские изображения. Стиль их сближается с изображениями на каменных крестах и памятниках Северного Кавказа. Особенно следует отметить сходство в изображениях коней с вытянутыми туловищами и характерной стилизованной головой.224)

Сходство цымлянских и маяцких начертаний, с одной стороны, и возможность отыскания аналогичных явлений на Кавказе, с другой, еще раз подтверждают те культурные связи, которые были отмечены на основании другого материала. Однако, количество возможных сопоставлений не исчерпывается приведенными выше. Особенно следует отметить начертания на камнях и кирпичах, найденных при раскопках Абобского городища в Болгарии,225) причем знаки на этих кирпичах оказались нанесенными тем же приемом, что и на цымлянских кирпичах. Более того, целый ряд цымлянских знаков находит здесь ближайшие аналогии или очень сходные образцы. Особенно показательно почти полное повторение такого оригинального знака, как 139, хотя и не на кирпиче, а на камне из Абобского городища.226) Конечно, Абобское городище представляет знаки и не встреченные в Цымлянском городище, равно как и в последнем городище имеются знаки, не похожие на абобские. Однако, близкое сходство между теми и другими знаками несомненно и не только в отношении начертания отдельных знаков, но и в общем построении их и в комбинации отдельных фигур в сложные знаки. Наряду со знаками в Абобском городище встречены и рисунки, представляющие, главным образом, животных, живо напоминающие соответствующие находки с Цымлянского и Маяцкого городищ.

В Болгарии известны и другие места с находками начертаний, сходных с абобскими. Они были встречены на камнях крепостной церкви в Червене и, что особенно замечательно, на скалах в Орешке. Автор публикации этого рода болгарских памятников В. Миков227) последние две группы начертаний относит к тому же типу и к тому же времени, что и абобские. Вместе с тем он издает замечательнейшие скальные изображения из местности Карагуй. Сопоставляя их с первой группой изображений типа абобских, он замечает, что они отличаются, во-первых, большей реалистичностью и изобразительностью и, во-вторых, широкой и глубокой линией очертаний, и склоняется к предположению о более древнем происхождении этой [103] группы, восходящей к доисторическим временам, к эпохе бронзы. Однако вывод этот не оправдывается представленным материалом. Различия в технике изображений той и другой группы болгарских начертаний менее значительны, чем у разных рисунков Маяцкого городища, что же касается стиля, системы схематизации, то здесь нет сколько-нибудь заметных отличий между изображениями из Абоба и из Карагуя. Некоторой особенностью этих скальных начертаний можно считать только многочисленные фигуры, образованные ямками, расположенными в большем или меньшем порядке и иногда в сочетании с линиями. Ничего подобного неизвестно ни из Маяцкого, ни из Цымлянского городищ. Однако, на абобских кирпичах употребление ямок имеет место наряду с линейными начертаниями.228) Фигуры из ямок отчасти напоминают имеющиеся на плитках из Краснодарского городища. Во всяком случае, нет серьезных оснований для отнесения карагуйских скальных изображений к эпохе, весьма отдаленной от времени других групп начертаний как Болгарии, так и изучаемых памятников юго-восточной области СССР. Среди скальных начертаний Карагуя имеется часть надписи со славянскими буквами, палеографически относящаяся к IX—XI вв. Миков замечает, что по начертанию она отличается от других изображений, хотя и не указывает, в чем именно выражаются эти отличия.

Болгарские скальные начертания, сходные с изображениями на строительных материалах (камнях и кирпичах) Абобского, Маяцкого и Цымлянского городищ, дают возможность рассматривать изображения на камнях и кирпичах последних городищ в кругу многочисленных изображений на скалах, распространенных во многих пунктах Европы, Азии, Африки, Австралии и Америки, древнейшие из которых восходят еще к эпохе палеолита. Значение этих скальных рисунков во всем объеме известных памятников далеко еще не ясно, тем более, что они не однородны ни стилистически, ни по составу изображений, ни по технике исполнения. Имеют ли разбираемые нами изображения магический смысл, тот же, что рисунки охотников эпохи палеолита, или их назначение иное? Состав изображений на Карагуйской скале, среди которых особенно заметное место занимает олень, как будто бы дает основания для решения вопроса в первом смысле. На строительном материале среди изображений преобладает конь. Если эти рисунки имеют магическое значение, то объект магического воздействия у строителей городов был иной, чем у людей, разрисовавших скалы. Во всяком случае, изобразительные начертания на камнях и кирпичах не были знаками-тамгами, так как некоторые из них сопровождаются последними.

Поверхность некоторых кирпичей Абобского городища покрыта орнаментальным узором, состоящим преимущественно из тех же мотивов, которые характерны для керамики, именно из врезанных [104] бороздок прямых или волнистых. Как объяснить перенесение привычных мотивов украшения керамики на кирпичи, вовсе в этих украшениях не нуждающиеся? Иначе говоря, был ли этот неизобразительный геометрический узор только украшением или еще сохранял свой магический смысл и в этом значении наносился не только на керамику, но и на другие предметы? Принимая во внимание наличие на кирпичах упомянутых уже ямок, издавна имевших жертвенно-культовое значение, приходится думать, что как изображения животных и людей, так и геометрические узоры наносились на кирпичах не по эстетическому капризу мастеров, воспользовавшихся подходящим материалом, а с религиозно-магической целью.

Среди изображений на кирпичах Цымлянского городища выделяется большая группа лабиринтов, в основном распадающихся на два вида; с крестообразным пересечением или с пустым четырехугольником в центре. Эти фигуры, неизвестные в Маяцком городище, но встречающиеся на камнях из Абоба-Плиска,229) также не могут быть признаны ни знаками собственности, ни простым украшением. Изображения лабиринтов в самой разнообразной технике широко распространены и представлены памятниками разных эпох. Замечательное изображение лабиринта с двумя тамгообразными фигурами имеется на камне близ Махческа в Осетии.230) Квадратный лабиринт встречен на облицовочном камне из Дагестана,231) затем на чеченском каменном памятнике близ с. Турколи;232) следует отметить также лабиринтообразные фигуры среди изображений, нанесенных красной краской на скале между Марджи и Аманкола, на речке Кишлюорла.233) Некоторое сходство с цымлянскими имеют лабиринты на так наз. Труворовом камне в Изборской крепости и на камне, найденном в Бежецком уезде Тверской губ.234) Количество аналогий из самых разнообразных областей можно было бы умножить. Однако, это не приблизило бы нас к уточнению значения цымлянских лабиринтов, надо полагать, имевших магический смысл и известное религиозное обоснование, уходящее корнями в древнейшие представления, отразившиеся в мифах.

До окончания специальной проработки проблем, связанных как с отдельными типами и группами, так и со всем кругом знаков и изображений на кирпичах Цымлянского городища, всякие заключения о значении и о происхождении их не могут быть ничем иным, кроме более или менее вероятных предварительных предположений. Одним из специальных вопросов дальнейшего изучения должно явиться отношение маяцко-цымлянских начертаний, с одной стороны, к изображениям Северного Кавказа и, с другой, к изображениям [106] Дунайской Болгарии. Констатируя сходство как скальных, так и находящихся на строительных материалах болгарских начертаний с донскими (маяцкими и цымлянскими), мы не можем пройти мимо вопроса об этническом составе населения той и другой области в эпоху бытования начертаний этого рода. При этом нельзя не учесть, во-первых, сходство некоторых других культурных элементов этих областей, например, наличие тут и там сосудов с внутренними ушками, и во-вторых, указаний древних авторов на родство болгар с хазарами и на местопребывание их до переселения на Дунай в окрестности Азовского моря.235)

Нельзя не отметить также близость всего комплекса причерноморских средневековых изображений на кирпичах, камнях и скалах, как в юго-восточной части СССР, так и в Болгарии со скальными рисунками Алтая, особенно с охотничьими сценами Сулака, а надписей и отдельных знаков с обозначениями орхонского алфавита. Является ли эта близость конвергенцией независимого социально-экономического развития или обязана турецким привнесениям в культуру северного Причерноморья, а оттуда в Болгарию, связанным с скрещением туземного населения с ордами турецких завоевателей — вопрос, подлежащий специальному изучению.

Основные выводы, полученные в результате изучения материалов Цымлянских городищ, подтверждаются находками на других поселениях нижнего Дона. Наибольшее значение имеет материал с городища, находящегося близ ст. Аксайской возле Кобяковой балки. Здесь в течение ряда лет Северо-Кавказской экспедицией производились сборы подъемного материала и небольшие разведочные раскопки, обнаружившие наличие в городище культурного слоя, относящегося236) к средним векам. Существенно отметить, что слой этот небольшой мощности далеко не покрывает всей площади городища, занятой в предшествующую эпоху его заселения — в первые века н. э., и пока раскопками локализуется на небольшом пространстве, на обращенном к Дону крае среднего из трех занятых городищем холмов, отделенных один от другого ложбинами древних балок. Раскопками здесь открыты части в целом пока не совсем понятных сооружений (рис. 45) из необтесанных кусков местного известняка. Обнаружена длинная широкая стена, вскрытая еще не на всем протяжении, в пределах раскопа поворачивающаяся под прямым углом. От нее сохранился нижний ряд кладки из больших неправильной формы камней, положенных в два ряда, середина между которыми заполнена камнями меньшей величины. Толщина стены не везде одинакова; в той части, где к ней примыкают какие-то неясные еще [106] поперечные стенки, она делается менее мощной. За этой стеной, вероятно оградой, которая, судя по характеру кладки, не могла быть высокой, ближе к Дону имеются остатки других каменных стенок, сохранившихся фрагментарно.

Исключением является лишь одно сооружение, почти вплотную примыкающее к большой стене возле ее поворота. Остатки этого сооружения с достаточной ясностью показывают, что это была четырехугольная постройка, ширина которой определяется одним сохранившимся углом и частями двух параллельных стенок. Однако, каменные кладки, по которым прослеживаются очертания этой постройки, не являются остатками ее стен, а были, по-видимому, наружной обкладкой их основания. Сами же стены, как показывают обнаруженные вдоль этих камней следы кольев, были сделаны из плетня, обмазанного глиной. Колья поставлены были в отношении друг к другу именно так, как это делается при сооружении плетня; значительный слой глины, расползшейся в стороны от стенки, является остатком ее обмазки. Пол этой постройки покрыт плотно утрамбованной глиной. Внутри ее в одном из углов сохранилось четырехугольное основание печи или очага. С двух наружных сторон оно обставлено вертикальными каменными плитами; две другие стороны примыкали к стенам постройки. Внутреннее пространство между камнями и стенами забито глиной, поверх которой оказались положенными плоские камни, а выше беспорядочная груда мелких камней, перемешанных с осколками керамики и кусками глины. Здесь же найдена шелуха зерен, но вовсе не встречено золы и углей, что, однако, не мешает рассматривать это сооружение как очаг.


Рис. 43. Амфора из Кобякова городища.

Керамика, найденная среди остатков этих сооружений, если откинуть керамику, явно попавшую сюда из нижележащих слоев и относящуюся к иному, значительно более раннему времени, очень однообразна. Здесь найдены, во-первых, фрагменты больших амфор с грушеобразным телом, низким горлом и с поднятыми над ним изгибами ручек, начинающихся у самого отверстия; поверхность [107] амфор покрыта частыми горизонтальными врезанными бороздками, а на ручках и боках часто встречаются знаки (рис. 43). Другая керамика представлена фрагментами горшков, сделанных на гончарном круге (рис. 44). По строению венчика они распадаются на несколько видов. Одни с прямым венчиком и округло изогнутыми выпуклыми боками, у других венчик отогнутый, с более или менее выраженной шейкой и загнутым наружу краем, изнутри подчеркнутым легким желобком по закраю сосуда. Орнаментированы горшки Кобякова городища линейным врезанным узором и некоторые нарезками по краю венчика. Волнистый узор исключительно однолинейный, причем встречается и широколинейная с мелкими изгибами волна и узколинейная. Интересны фрагменты прямогорлых горшков, украшенные горизонтально бороздчатым узором, а поверх его волной с большими изгибами, округлыми внизу и остроугольными вверху. Подобное сочетание волны и горизонтальных бороздок характерно для средневековой керамики Кубанских городищ и Тамани.


Рис. 44. Фрагменты керамики Кобякова городища.

Керамика Кобякова городища, в общем сходная со второй группой горшков, изготовленных на круге, из левобережного городища, все же имеет по сравнению с ней некоторые отличия: во-первых, по качеству теста она грубее, хотя сосуды обожжены в некоторых случаях почти докрасна, но обжиг их неровный, во-вторых, здесь преобладают горшки с высоким горлом, тогда как в Цымлянских городищах господствуют низкогорлые, и, в-третьих, обращает на себя внимание отмеченная уже особенность в орнаментации. Тем не менее, несомненно, что Кобяковская керамика, современная части керамики Цымлянских городищ, хотя и имеет некоторые локальные отличия, возникла на той же основе. [108]


Рис. 45. План Кобякова городища [вклейка после стр. 108]

В том же слое и в том же месте, где были открыты остатки построек и описанная керамика, при раскопках найдены глиняная просфорница (пинтадер) с изображением креста и с орнаментом237) (рис. 46) и маленький четырехконечный каменный крестик с дырочкой в верхнем конце для подвешивания (рис. 47, 2). Обе эти находки свидетельствуют о христианской религии жителей поселения. Просфорницу Н. В. Малицкий датирует временем не ранее XI в.238) Крестик, найденный возле большой стены, может относиться к несколько более ранней эпохе, хотя такие же распространены в русских древностях XI—XII вв.

Из других находок следует отметить несколько фрагментов стеклянных круглых браслетов, находимых вместе с русскими древностями XI—XII вв., и обломок маленькой стеклянной бусы.239)


Рис. 46. Просфорницы глиняные.

Судя по керамике Кобякова городища в связи с теми выводами, которые получены при рассмотрении Цымлянских городищ, средневековый слой его, вскрытый раскопками, относится ко времени около XI в., т. е. синхроничен одному из периодов заселения Цымлянских городищ, тому, в отношении которого возможно допустить наличие русской колонизации нижнего Дона.240) [109]

Таким образом, средневековое поселение на месте Кобякова городища не является непосредственным продолжением поселения более раннего времени, первых веков н. э., занимавшего значительную и густо заселенную площадь. Хорошо выраженная прослойка погребенной почвы, отделяющая средневековый слой от ниже лежащих, показывает, что между периодами его заселения в римское время и в средние века протекло довольно значительное время, когда это место не было обитаемо. Так как и на других поселениях Донской дельты не найдено ничего для заполнения хронологического промежутка между этими периодами их заселения, можно полагать, что соотношение между вещественными комплексами разных эпох, вскрытое раскопками Кобякова городища, в равной мере характерно и для других городищ Донской дельты. По-видимому, перерыв в заселении Донской дельты следует ставить в связь с падением Боспорского царства. Все известные в настоящее время в рассматриваемом районе поселения римского времени, очевидно, центром своим имевшие хорошо укрепленный второй Танаис, остатки которого сохранились в виде городища у станицы Недвиговской,241) расположены вблизи его, недалеко от устья реки и отсутствуют дальше этого района в глубине страны.242) Самым удаленным от моря из этих поселений является Кобяково городище. Упадок торгового пути в Азию и нашествие гуннов уничтожили экономическую основу существования Танаиса и селений в его округе, и, хотя Византии довольно скоро удалось укрепиться в Боспоре,243) прежнего значения устье Дона не получило и жизнь на нем на долгое время замерла.244)


Рис. 47. 1. Металлический крестик. Поселение у стан. Богаевской. 2. Каменный крестик. Кобяково городище.
[110]

Средневековые поседения дельты Дона, исследованные к настоящему времени еще далеко недостаточно, кажутся только территориально связанными с некоторыми поселениями римского времени, располагаясь на тех же местах, что и они, на местах, наиболее выгодных для заселения и иногда в этом отношении использованных еще в эпоху бронзы. Число средневековых поселений, равно как и количество жителей в каждом из них, значительно уступают городищам, известным из римской эпохи. Однако, и в средние века при выборе места поселения в дельте Дона руководствовались теми же соображениями, что и в римское время, и также селились вдоль судоходного русла Дона. Характерно, что на местах римских поселений, находящихся вдоль Мертвого Донца, рукава реки, по-видимому, бывшего главным руслом в первые века н.э., в средние века не оказывается ни одного сколько-нибудь значительного поселения. Совершенно несудоходный в настоящее время, он, вероятно, обмелел еще до начала нового оживления района, уступив свое значение главного русла крайнему восточному рукаву, на берегу которого расположен современный Азов.

Этот город, выступающий важным торговым пунктом, наследником обоих Танаисов в эпоху итальянских колоний, несомненно был заселен раньше этого времени. Находка в Азове амфоры, аналогичной с амфорами, найденными в Кобяковом городище, а также ряда других аналогичных керамических фрагментов свидетельствует об одновременности существования Азова с Кобяковым городищем. К сожалению, судить об Азове, о времени его возникновения и процветания крайне трудно ввиду застроенности места древнего поселения и колоссальных разрушений древних остатков, связанных с неоднократным сооружением и разрушением мощных укреплений.245) Основной подъемный материал, встречающийся здесь, относится к эпохе итальянских колоний и турецкого владычества, предметы более раннего времени не многочисленны.

Остальные поселения нижнего Дона, обследованные Сев.-Кавказской и Волго-Донской экспедициями, в основном примыкают или к типу степных поселений Цымлянского района или к типу средневекового Кобякова городища. Из числа первых наиболее замечательно поселение в окрестностях станицы Константиновской, на берегу старого протока Дона — Шеи. Здесь сравнительно высокий коренной левый берег постепенно понижается к слиянию старого протока с современным руслом реки и размывается в виде террасы вешней водой, смывающей верхний рыхлый слой почвы. На этой террасе, недалеко от устья протока, встречается в значительном [111] количестве керамика в мелких фрагментах, кости рыб и животных и другие предметы. По-видимому, они вымываются из почвенного слоя, в процессе образования которого культурный археологический слой, как таковой, исчез совершенно. На некотором расстоянии от этого места, выше по протоку, на песчаной отмели вдоль обрывистого высокого берега также встречаются в значительном количестве керамика и кости. Слой чернозема, перекрывающий лёссовый суглинок, видимый в обрезе берега напротив того места отмели, где встречается керамика, обладает большей мощностью, чем в других местах. Кроме того, здесь имеется ряд правильных по форме ям, углубляющихся в суглинок, заполненных также черноземом с прослойками золы. Над ямами на поверхности почвы заметны небольшие впадины того же вида, как и отмеченные в степных цымлянских поселениях. Судя по величине (4,5 м) и по характеру их заполнения, эти ямы возможно считать остатками жилищ-полуземлянок. Собранная по отмелям и вынутая из ям керамика совершенно аналогична с цымлянской типа степных поселений. Здесь также преобладают серые, сделанные на круге горшки с низким отогнутым венчиком, украшенные по стенкам горизонтальными бороздками и реже волной; встречаются фрагменты красноглиняных амфор с довольно высоким горлом, с ручками, расходящимися от него в стороны, амфор, по плечикам украшенных полосками из мелких бороздок; имеются также фрагменты черно-глиняных сосудов с шлифованными поверхностями или с орнаментом из блестящих вдавленных полосок.

На террасе возле устья протока встречена такая же керамика, но кроме нее найдено значительное количество фрагментов сосудов лепной техники и несколько черепков крашеной посуды типа верхнего культурного слоя Потайновского городища. Несмотря на незначительную величину собранных здесь фрагментов лепных сосудов, можно заметить их близкое сходство с цымлянскими соответствующей техники. Однако, среди форм горшков здесь преобладают типы с угловато отогнутым венчиком. В качестве украшения по краю встречены только нарезки, орнамент по стенкам очень редок: найден фрагмент с ногтевым узором, несколько фрагментов с пунктирным узором и несколько с поверхностью, покрытой штриховкой. Совершенно отсутствуют среди находок горшки с ручками и сосуды с внутренними ушками. Типологически лепную керамику этого поселения можно было бы поставить между туземными формами горшков римского времени в дельте Дона и формами Цымлянских горшков. Однако, сравнительно небольшое количество собранного материала и незначительная величина большинства фрагментов, не позволяющая с достаточной точностью реконструировать формы сосудов, не представляют возможности для надежных сопоставлений и выводов.

Выше упоминалось поселение в окрестности станицы Николаевской, замечательное тем, что наряду с керамикой, изготовленной на круге, там обнаружены фрагменты грубых больших лепных [112] сосудов с внутренними ушками. Кроме них, никаких других фрагментов лепной техники среди находок не оказалось. Поселение это находится на невысоком материковом берегу старого протока с правой стороны современного Дона, в урочище Сороковые. Обнаружено оно благодаря размыванию берега во время половодий. Находки вдоль подмываемого берега тянутся на значительном расстоянии, но в обрезе его никаких признаков особого, отличающегося от почвенного, слоя не заметно. Во время нашего посещения этого места никаких признаков древнего поселения на урочище, возвышающемся к середине поверхности, не обнаружено, может быть потому лишь, что оно занято пашней.

По условиям местоположения близко сходно с описанным поселение возле станицы Марьинской в местности Буг-Терны. На ровной поверхности обширной террасы также никаких следов поселения нет. На отмели же под невысоким обрывом подмываемого Доном берега встречается керамика типа степных Цымлянских городищ. Изучая обрез берега, можно заметить, что черепки сосудов и кости залегают в почвенном черноземном слое.

Необходимо еще отметить находки керамики этого же типа в окрестностях станицы Нижне-Кундрюченской по берегу озера Бурьяного, несомненно являющегося остатком прежнего русла Донца. Находки в этой местности связывают донские поселения рассматриваемой культуры с донецкими (особенно с открытыми Сибилевым в Изюмском округе), которые, кажется, как по характеру местоположения и внешним признакам, так и по составу находок не отличаются от описанных выше донских поселений.246)

В Новочеркасском музее хранится амфора с плоским дном, с высоким горлом, оканчивающимся венчиком в виде выступающего наружу валика, с двумя плоскими ручками, расходящимися горизонтально от верхней части горла и затем закругленным перегибом падающими на широкие бока. Украшена она двумя поясками из мелких бороздок, опоясывающими горло под ручками, и тремя такими же поясками по плечикам на уровне основания ручек. Выше последних имеется еще поясок гребенчатого волнистого орнамента, а над ним на одной из сторон вырезана тамгообразная фигура. Происходит эта амфора из хут. Крымского в районе Кочетовской станицы. Имеются сведения, что там сохранилось древнее поселение. Осмотреть его нам не удалось. Упомянуть же его необходимо ввиду того, что описанная выше амфора многими чертами примыкает к амфорам типа степных городищ, хотя и не соответствует им полностью. Две таких же амфоры хранятся в Таганрогском музее. Происхождение их неизвестно.

Поселений с керамикою, сходною с найденной в средневековом слое Кобякова городища и равно и с цымлянскою того же типа, в промежутке между этими пунктами известно в настоящее время два: одно возле станицы Багаевской, другое в станице Раздорской. [113] Километрах в двух выше Багаевской станицы, в местности «Вертуганово» или Артугановское, издавна находили человеческие кости и черепки сосудов вдоль берега Дона, подмываемого водой. При посадке деревьев и при рытье ям в расположенных здесь садах местные жители натыкались на погребения. Сообщают, что костяки были обложены камнями и что в могилах были находимы горшки. Предание приписывает эти могилы черкесам.247) При нашем осмотре оказалось, что невысокий левый берег реки Дона, отошедшей еще на памяти современных местных жителей немного в сторону от него, изрезан рядом ложбин с протоками или ручейками вдоль них. На двух образовавшихся таким образом островах вдоль берега Дона, по отмели встречаются в большом количестве фрагменты керамики и кости, в том числе и человеческие. В одном месте в обрыве берега было замечено полуразрушенное погребение, находящееся от поверхности почвы не белее чем на 0,7 м. Раскопка показала, что оставшаяся на месте нижняя часть скелета, положенного на спину в вытянутом положении и ориентированного на СВ, в соответствии с рассказами жителей обставлена по бокам небольшими камнями в один ряд. Поверх скелета также встречены мелкие камни. По словам местных жителей, особенно часто человеческие кости встречаются на следующей выше по реке возвышенности, занятой в настоящее время сплошь садами, отделенной ложбиной от той возвышенности, на которой нами было найдено погребение.

Вдоль обнаженного берега обеих этих возвышенностей, как было сказано, встречаются в значительном количестве фрагменты керамики. Преобладают части низкогорлых амфор с высокими поднимающимися над горлом ручками, найдены фрагменты сделанных на круге серых и красных горшков с прямым или отогнутым венчиком. У последних также как и у цымлянских горшков этого типа по закраю изнутри имеется желобок. Кроме того найдены: фрагмент горшка лепной техники, несколько обломков круглых стеклянных браслетов и металлический (бронзовый) нательный крестик (рис. 47, 1). Трудно сказать, какие из этих предметов являются остатками разрушенных погребений и какие происходят из культурного слоя поселения, несомненно занимавшего в свое время первую возвышенность, а равно невозможно без исследований могильника решить, современен он поселению или относится к другой эпохе. Среди находок на поселении имеются фрагменты поливной керамики и изразцов, относящихся, несомненно, к более позднему времени, чем предметы, указанные выше. Судя по сходству некоторых из них с находками в Азове, можно полагать, что в этом же месте существовало поселение и в эпоху итальянских колоний. Барбаро упоминает местность Возагаи, находившуюся по Дону выше Азова, где производилась ловля рыбы для итальянских предпринимателей.248) [114]

В станице Раздорской древнее поселение находилось не на низком берегу, как бывали расположены почти все ранее упоминавшиеся нами поселения, а на высоком берегу, ограниченном со сторон глубокими крутыми балками. Поверхность его в настоящее время занята станичными постройками и, так же как и другие, это поселение обнаружено благодаря размыванию берега рекою. Вдоль высокого обрывистого берега найдены фрагменты амфор с высокими ручками и части прямогорлых горшков, таких же, как в левобережном Цымлянском и Кобяковом городищах. Поселение это имеет культурный слой, лежащий над лессом. К сожалению, почти на всем протяжении занятого древним поселением берега верхняя часть обрыва замусорена отбросами современного поселения, и древний культурный слой удается без раскопок проследить только в немногих обнаженных местах да в глыбах, в виде монолитов, отвалившихся от берега.

Почти у всех разобранных выше поселений не сохранилось никаких следов ограды или укрепления. Весьма вероятно, что они их не имели вовсе, хотя только немногие из них, как, например, Раздорское поселение, защищены естественными условиями местоположения. К числу редких на Дону укрепленных поселений, городищ в собственном смысле этого слова, относится находящееся близ станицы Семикорокорской на берегу реки Сал, недалеко от впадения ее в Дон (рис. 48). К сведениям, сообщенным о нем в Отчете экспедиции,249) следует добавить, что при раскопках, произведенных здесь Сизовым, внутри валов обнаружена была кладка, состоящая из сырцового кирпича.250) Собранный нами на поверхности городища материал состоит преимущественно из обломков полукруглой черепицы, скопление которой наблюдается во внутреннем квадратном укреплении, по форме и величине совершенно аналогичной с найденной в Абоба-Плиска в Болгарии.251) Кажется, обломками такой же черепицы являются и некоторые керамические фрагменты правобережного Цымлянского городища. Впрочем, величина последних настолько незначительна, что судить о форме целых предметов можно лишь гадательно. Остальной материал с Семикорокорского городища незначителен как в качественном, так и в количественном отношениях и не представляет данных для убедительного определения его времени.

Загадочной особенностью Семикорокорского городища является кольцевой рал с рвом, находящимся внутри обведенного им пространства, расположенный вблизи основного квадратного укрепления, к северу от него. Подобный вал, но стоящий совершенно самостоятельно, без связи с каким бы то ни было укреплением или поселением, имеется в окрестностях станицы Мелеховской, примерно [115] километрах в 1 1/2 выше ее, на высоком берегу Дона, шагах в 600 от обрыва к реке. К сожалению, и здесь, кроме невыразительного черепка, не найдено ничего, чтобы помогло понять и датировать этого рода сооружения, напоминающие в увеличенном виде те канавы, которыми в настоящее время обводят стога, с целью сделать их недоступными для скота.


Рис. 48.
Городище у ст. Семикорокорской.

Такой же кольцевой вал имеется на площади поселения возле устья реки Самбек на Азовском побережье.252) Кажется, здесь существуют остатки укреплений в виде валов. В целом, следовательно, можно ожидать нечто подобное Семикорокорскому городищу.

Ввиду того, что площадь поселения во время нашего посещения была занята посевами кукурузы — не удалось произвести необходимых наблюдений над его поверхностью.253) В противоположность остальным пунктам с кольцевыми сооружениями на Самбекском [116] поселении собран значительный материал в виде фрагментов керамики. Не касаясь группы фрагментов архаических сосудов (эпоха бронзы), остальные, относящиеся к средним векам, можно разделить на два, соответствующие ранее установленным, комплекса. Один, наиболее значительный количественно, состоит из фрагментов амфор с высокими ручками и изготовленных на круге горшков типов Кобякова городища. Сюда же относится фрагмент выпуклой крышки с невысоким бортиком внизу. Выпуклая верхняя поверхность ее украшена тремя концентрическими рядами однолинейного волнистого орнамента, а по бокам расположен ряд косых семечкообразных нарезок. Обломок темно-синего витого браслета, найденный здесь же, аналогичен с соответствующими находками в Кобяковом городище. Второй комплекс образуют фрагменты сосудов, сходных с найденными на поселении у Золотой косы. Сюда относятся сосуды с внутренними ушками, украшенные орнаментом по внутренней стороне отогнутого горла, фрагменты горшков с бороздчатым орнаментом и части высокогорлых, заканчивающихся венчиком амфор, украшенных по плечикам гребенчатым прямолинейным орнаментом. Небольшой фрагмент бронзового зеркала с выпуклым ободком и с узором на одной стороне, напоминающий зеркала, встреченные в Салтовском могильнике, вероятно, относится к этому же комплексу предметов Самбекского городища. К которому из этих комплексов относится кольцевое сооружение городища, а следовательно и другие, подобные ему памятники, перечисленные выше, с уверенностью решить нельзя. Однако, сопоставляя все количество имеющихся данных, можно думать, что вероятнее связывать их с керамическим комплексом типа Золотой косы, чем с каким-либо другим. Загадочным остается их назначение. Во всяком случае они не были укреплениями — об этом свидетельствует ров, находящийся внутри обведенного валом небольшого пространства.

Несомненно, что кроме обследованных экспедицией древних поселений, на нижнем Дону имеются и другие поселения. Указания на некоторые из них можно найти в местной археологической литературе. Возможно, что детальное изучение всех их, а также углубленные исследования путем раскопок наиболее интересных и важных из описанных выше, позволят с большей отчетливостью вскрыть те культурно-исторические процессы, которые развертывались на берегах Дона и значение которых никак нельзя замкнуть в пределы только этого географического района.

Особый интерес представляет появление значительного количества поселений в эпоху IX в. В первые века н. э. оседлое население локализовалось по Кубани и в дельте Дона. К IV в. большинство из поселений, в том числе все донские, прекращают свое существование. Около IX в. снова возникает ряд поселений на Дону и уже не только в дельте, но и по всему нижнему течению этой реки. Они свидетельствуют о происходившем в это время процессе оседания кочевого населения, по всей вероятности находившегося в [117] связи с новым углублением социально-экономической дифференциации и формированием Хазарского феодального государства. События конца IV в. разрушили сложившиеся в восточном Причерноморье к первым векам общественные образования. Понадобилось время, чтобы преодолеть разгром и выработать новые формы социально-экономического строя, отвечающие достигнутому уровню в развитии материального производства. Инвентарь и тип донских поселений очень близки, с одной стороны, с поселениями Северного Кавказа, в некоторых случаях сохранившими непосредственную преемственность с поселениями первых веков н. э., и, с другой стороны, с городищами салтовско-маяцкого типа, лишь немного ранее возникающими вдоль границы между степью и лесостепной полосой, как бы в виде форпостов Хазарского государства. К XI в. большая часть этих поселений на Дону, как и по границе с лесостепью, исчезает. Остающиеся и вновь возникшие в это время обнаруживают тесную связь с русской культурой. Но и их существование недолговечно. Ко второй половине XII в. Подонье опять становится достоянием кочевников и остается в их руках вплоть до казачьей колонизации. Попытка Руси удержать часть хазарского наследства окончилась неудачей.


192) Дело Арх. ком 15/1887.

193) Ныне хранятся в ГАИМК.

194) Петров, Альбом достоприм. церк.-арх. музея Киевск. духовн. акад., в. IV-V, табл. XI, рис. 1.

195) Rziha, Studien über Steimnetz-Zeichen, Wien, 1883 г. Там же указана и литература.

196) Большой материал собран в книге Homeyer'a, Die Haus- und Hofmarken, Berlin, 1870 г.

197) Шифнер, Об этногр. важности знаков собств., Ученые зап. Акад. наук по 1 и 3 отд., т. III, СПб., 1885 г., стр. 601; Ефименко, Юридические знаки, ЖМНП, 1874 г., часть 175, стр. 53, и часть 176, стр. 271; Соловьев, О необходимости изучения знаков собственности, Труды V Арх. съезда; Соколов, О башкирских тамгах, Труды Оренб. Уч. арх. ком., т. XIII, 1904 г.; И. И. Мещанинов, Загадочные знаки Причерноморья, Изв. ГАИМК, в. 62, 1933 г.

198) Аристов, Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков Большой орды и кара-киргизов, Живая старина, СПб., 1894 г., в. 1-4.

199) Потанин, Монголия, т. II, табл. XXVI; т. IV, табл. I, рис. 1; Майнов, Очерки юрид. быта мордвы, СПб., 1886г.; Ефименко, Юридич. знаки, рис. 245 и 325; см. также знаки на днищах горшков, Древности, т. I, заметки Гошкевича.

200) Мелиоранский, Два серебр. сосуда с енисейск. надписями, Зап. Вост. отд. т. XIV.

201) Тамги зап. кавказских горцев, Зап. Одесск. общ., т. XV; Броневский, Новейшие геогр. и истор. известия о Кавказе, часть II, М., 1823 г.; рисунки лошадиных тавр Сев. Кавказа, журнал «Охота» за 1877 г.; Караулов, Балкары на Кавказе, Изв. общ. арх., ист. и этногр. при Казанском унив., т. XXIII, № 2.

202) Ростовцев, Антич. декор, живопись, стр. 298 сл.; Атлас, табл. XXXIII; ОАК за 1873 г.; Зап. Одесского общ., т. III, стр. 247, табл. VI; т. VIII, стр. 1; том IX, стр. 191 сл. и том XV, стр. 584 сл.; Извлечение из верподд. отчета, 1853 г.; Шкорпил, IIAK, вып. XXXVII, стр. 23 сл.; вып. X, стр. 112 сл.; Minns, Scyth. and Greeks, стр. 319; Ростовцев, Скифия и Боспор, стр.164; Лаппо-Данилевский, Скифские древности, т. 17, стр. 519 сл.; Ebert, Präh. Zeitschr., т. XI, стр. 191; Götze, Mannas, т. I, стр. 121; Мещанинов, Загадочные знаки Причерноморья, Изв. ГАИМК, в. 62, 1933 г.

203) В среднем длина их 0,14 м, ширина 0,11 м, толщина 0,02 м. Захаров, Краснодарское городище, Записки Сев.-Кав. общ. арх., ист. и этногр., вып. 3-4.

204) Люценко, Древнееврейские надгробные памятники, открытые в насыпях Фанагорийского городища, Труды III Международн. съезда ориенталистов, СПб., 1876 г. т. I. с 8 табл., стр. 573-580; там же, замеч. Григорьева, стр. 576.

205) В. Миллер. Арх. разведки в Алуште и окрести, в 1886 г., Древности, т. XII, стр. 137.

206) Репников, Партенитская базилика, рис. 61, 62.

207) ОАК, 1895 г., стр. 91, рис. 231, 232.

208) Макаренко, Арх. исследов. 1907—1909 гг., ИАК, в. 43; Милютин, Раскопки 1906 г. на Маяцком городище, ИАК, в. 29.

209) Макаренко, ук. соч., стр. 16.

210) Там же, стр. 20.

211) Там же, напр. рис. 32, 33, 37, фиг. 2, 5, 12, 16; рис. 38, фиг. 1, 2, 3, 4, 5, 7, 8, 9, 10, 12 и др.

212) Там же, рис. 12, 17, 38, фиг. 15.

213) Там же, рис. 19, 21.

214) Там же, рис. 21.

215) Там же.

216) Там же, рис. 23. Почти для всех знаков этой надписи имеются аналогии среди начертаний на цымлянских кирпичах.

217) В Новочеркасском музее хранится баклажка с загадочной надписью из 16 знаков. Мартынов (Дон, 1887 г.) сообщает, что в Миусском округе в балке Писаной или Рисованой видны камни с изображениями на них церквей, домов, человека и ряда иных фантастических знаков. Редакция добавляет, что на доставленных с этих камней рисунках имеются начертания, среди которых, по-видимому, есть и буквы («Дон», за 1887 г., стр. 23). Следует вспомнить и камень близ Словенска на Донце с непонятными надписями (Макаренко, ук. соч., стр. 23), надпись на скале у ст. Усть-Быстрянской (Труды XII Арх. съезда, т. II, стр 579), а также надписи, зарисованные Струковым при входе в пещеру близ Рыльска и др. Знаки на Алекановской урне, которые пробовал читать Лециевский (Древности, т. XIX, в 2), равно как и на горшках Тверского музея (Древности, т. VII, в 1, стр. 194) имеют, кажется, несколько иной характер начертаний, сравнительно с маяцкими.

218) Макаренко, ук. соч., рис. 28.

219) Там же, рис. 30.

220) Там же, рис. 28.

221) Бабенко, ук. соч.

222) С. Замятнин, Археологические разведки в Алекссевском и Валуйском уездах, Воронеж, 1921 г.

223) ОАК, 1905 г., стр. 71, рис. 93.

224) МАК, т. VII, табл. XXI, рис. 1; т. III, табл. XIII, XIV, XV.

225) Материалы для болгарских древностей, Абоба-Плиска, Изв. Арх. инст. в Константинополе, т. X, София, 1905 г., стр. 250 сл., рис. 41; Альбом, табл. XLIX. LI, LIII, 2.

226) Там же, Альбом, табл. XLIX, рис. 134а.

227) В. Миков, Скални изображения от България, Изв. на Българские археол. институт, т. V, 1928—1929 гг., стр. 291.

228) Альбом, табл. III, 1, 13.

229) Альбом, табл. XXXIII, рис, 32, 39; табл. IX, рис. 66.

230) Миллер, Кратк. отчет о работах Сев.-Кав. экспед. в 1923 г., Изв. ГАИМК, т. IV, стр. 42, рис. 26.

231) Миллер, Древн. формы в мат. культ. совр. населения Дагестана, Материалы по этнографии, т. IV, в. 1, 1927 г., стр. 51.

232) В. Миллер, Археолог. набл. в области чеченцев, МАК, т. I, стр. 33, рис. 48.

233) МАК, т. IX, стр. 163.

234) Жизневский, Западн. каменн. памяти., Древности, т. XIII, стр. 120 сл.

235) Патканов, Из нового списка географии, приписываемой Моисею Хоренскому. ЖМНП, 1883 г., т. III; Procopii, De hello Got., IV. 5.18; Вестберг, К анализу вост. писателей о Восточной Европе, ЖМНП, 1908 г., февраль, стр. 386 сл.

236) См. Отчеты экспедиции, Изв. ГАИМК, т. IV; Сообщения ГАИМК, тт. I и II.

237) Миллер, Сообщения ГАИМК, т. I, стр. 118, рис. 22.

238) Там же.

239) При раскопках 1924—1925 гг., кроме упомянутой просфорницы, найдены: железный топор узкой формы, фрагменты браслетов и кусок янтаря (Сообщ. ГАИМК, т. I, стр. 118).

240) В 1865 г. в поисках «какой-нибудь греческой колонии» на Кобяковом городище производил раскопки Тизенгаузен. По словам отчета, ни в одном из 20 пробных раскопов, сделанных в различных частях этого городища, он не нашел «никаких, хотя бы несколько интересных древностей». В одной из траншей, на глубине 1 арш. им были обнаружены три глиняных сосуда: два целых кувшина с ручками и орнаментом, относящихся к типу, обычному в Салтовском могильнике, и один раздавленный грубый горшок (Дело Арх. Ком. 7,1865, Архив ГАИМК; в деле имеются рисунки кувшинов). По всей вероятности эти сосуды составляли инвентарь погребения, к которому относятся и два найденных Тизенгаузеном «довольно замечательных черепа». Никаких других находок с Кобякова городища, относящихся к промежутку между IV—XI вв., неизвестно.

241) Археологические исследования 1928 г. еще раз и достаточно документально подтвердили правильность идентификации древнего Танаиса с Елисаветовским городищем, а Танаиса второго с Недвиговским, вопреки мнению Ростовцева (Скифия и Боспор, стр. 629). Ср. Стемпковский в New Journ. Asiat., I, стр. 65; Леонтьев Пропилеи, т. IV, М., 1854 г.; Миллер, в ИАК, в. 36; он же, Изв. ГАИМК, т. IV, стр. 22-24; он же, Сообщения ГАИМК, т. II, стр. 79 сл.

242) Клавдий Птолемей, кроме Танаиса, отмечает еще два населенных пункта по течению реки — Эксополис и Наварис. Возможно, что одно из этих имен, второе, обозначает поселение, бывшее на месте Кобякова городища.

243) А. Васильев, Готы в Крыму, Изв. ГАИМК, т. V, стр. 180.

244) Найденные при раскопках Недвиговского городища предметы, равно как и подобранные в разное время на поверхности, не дают основании предполагать, что на месте его было сколько-нибудь значительное поселение в послеримское время; некоторые находки относятся к позднему времени итальянских колоний и татарского владычества (Леонтьев, Пропилеи, т. IV, стр. 94 сл.), другие в виде небольшого количества керамики принадлежат к несколько более раннему периоду средних веков (Мат. Сев.-Кав. экспед., собр. ГАИМК). Брун (Черноморье, т. I, стр. 141) думает, что после гуннского нашествия город на месте Недвиговского городища был снова застроен и здесь именно ищет г. Аскала. Археологические данные не подтверждают этого предположения.

245) Байер, Описание всех случаев, касающихся Азова, пер. Тауберта, СПб., 1782 г.

246) Старовинности Iзюмщины, в. III, табл. XLVTI, XLVIII и др.

247) Ср. ДОВ, № 72, 1877 г., Несколько слов о старине Багаевской станицы.

248) Библиотека иностр. писателей о России, т. I, СПб., 1836 г.

249) Сообщения ГАИМК, т. II, стр. 102 сл., рис. 15 — план. Описание городища см. также ДВВ, № 86, 1878 г., Семикорокорское городище и старина Семикорокорской станицы.

250) Древности, т. X, стр. 60, протоколы.

251) Альбом, табл. XLI, рис. 19.

252) М. А. Миллер, Самбекское городище, Записки СКОАИЭ, кн. 1 (том III), в. 2; А. А. Миллер в Сообщениях ГАИМК, т. II, стр. 64 сл., рис. 1.

253) В обрыве к реке Самбек под поселением сохранилась пещера, вырытая в лессе. В узкой западной стороне ее имеются две маленькие ниши, а в передней части по сторонам от входа остатки двух лежанок (Сообщения ГАИМК, т. II, рис. 2). Относится ли эта пещера к эпохе древнего поселения или представляет позднейшее погребальное сооружение типа старообрядческой усыпальницы начала XIX в., обнаруженной в Кобяковом городище (Сообщения ГАИМК, т. II, рис. 4-5, стр. 74 сл.), с уверенностью сказать нельзя, за отсутствием каких бы то ни было находок внутри нее.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Игорь Коломийцев.
Народ-невидимка

Игорь Фроянов.
Рабство и данничество у восточных славян

Галина Данилова.
Проблемы генезиса феодализма у славян и германцев

Д. Гаврилов, С. Ермаков.
Боги славянского и русского язычества. Общие представления

Иван Ляпушкин.
Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства
e-mail: historylib@yandex.ru