Глава XXXVIII. Аграрный строй во Франции

Раздел общественных угодий. Droit de glanage и droit de vaine pllure. Мелкое землевладение во Франции. Сеньория. Различие ее в отдельных местностях. Характер крестьянской собственности. Цифровые данные относительно распределения земель. Зависимый характер дворянского землевладения. Постепенный упадок сеньориального режима. Барщина, оброк и повинности. Droits casuels. Право охоты. Экономическое положение крестьян. Различные взгляды. Крестьяне накануне революции.

Было бы ошибочно предполагать, что рассмотренные нами перемены в области аграрного строя Англии составляли что-либо исключительно ей свойственное: однородные явления мы можем найти и на континенте Так, расширение овцеводства в XVI в. - столь характерная, казалось бы, для Англии черта - повторяется в том же веке и в Германии, где также издаются запрещения против содержания чрезмерно больших стад овец; происходит оно также в Испании, во Франции¹. Далее, и на континенте Европы - в Голландии, Пруссии, Франции - мы наблюдаем, в особенности в XVIII в. (как и в Англии), расчистку обширных болот и пустошей и превращение их в пахотные поля и заливные луга.

Главными производителями тонкой шерсти в эту эпоху являются, по словам современников, Англия, прирейнские области Германии и Франция². В последней, как указывает Левассер, с середины XVIII в. не только появляется целый ряд исследований о развитии тонкорунного овцеводства (сочинения Abbe Carlier 1770 г., Felician 1778 г., Roland de la Platiere 1770 г., Michel 1784 г.), предлагающих скрещивание различных пород и иные системы, но и действительно устраиваются овчарни и отчасти применяются новые приемы³. В Испании уже со средневекового периода в центральных и южных провинциях мы находим целые стада бродячих овец (merinos, transhumantes), которые летом паслись в горах Леона, Бургоса, Толедо, Куэнсы, а с начала осени стадами в десятки тысяч голов переходили в южные провинции — Эстремадуру, Андалузию. Владельцами их были испанские гранды, епископы и монастыри, в XVI в. и сам король; в эту эпоху в Новой Кастилии насчитывалось свыше 6 млн овец⁴.

В Северной Голландии с 1612 по 1631 г. произведено было осушение пяти озер, составлявших 24 тыс. моргенов, а всего, по вычислениям геолога Старинга, с 1540-го по 1795 гг. в Нидерландах, к северу от реки Мааса, отвоевано у моря свыше 85 тыс. гектаров. В Пруссии при Фридрихе Великом осушены значительные пространства по Одеру. Гавели, Варте⁵. Во Франции еще при Генрихе IV осушенные пространства освобождались от обложения, а в 1764 г. это постановление было восстановлено в том смысле, что такие земли освобождаются на 20 лет от десятины. Декрет же 1766 г.⁶, подобно баварскому 1762 г., приглашал и иностранцев возделывать пустопорожние земли, предоставляя им одинаковые с французами льготы: свободу от десятины, taille и всех других налогов на 15 лет⁷.

Расширение площади сельскохозяйственной культуры и во Франции не могло не сопровождаться борьбой с остатками аграрного коммунизма. И здесь обнаруживается стремление к разделу угодий (communaux). В XVI-XVII вв. сеньоры приступают к дележу их, причем присваивают себе третью часть, откуда и само деление носило название триаж (triage); в других случаях сеньор получал даже 2/3 земель (cantonnement). На стороне сеньоров стоят к более состоятельные крестьяне, так как они имеют возможность приобретай в аренду у сеньоров вновь огороженные, нередко обширные участки земли.

Законодательство, начиная с 1566 г., запрещает как триаж, так и продажу сеньорам общинных земель крестьянскими обществами, заявляя, что земли даны крестьянам, «чтобы они могли прокармливать свой скот и посредством удобрений делать более плодородными свои нивы». Ордонанс 1659 г. объявляет недействительными все сделки по отчуждению общинных земель, совершенные начиная с 1620 г., независимо от тех договоров, указов, судебных решений, на которых этот переход основывался⁸.

Но право обратного получения земель оставалось обычно на бумаге (не говоря уже о том, что наибольшие отчуждения совершены были во многих случаях до 1620 г.). Путем запугивания и угроз, а нередко и прямых насилий крестьян лишали возможности жаловаться; тот, кто сделал бы заявление о совершенных сделках, рисковал своей жизнью. Триаж продолжался, а сверх того, вследствие задолженности общин, сеньоры часто брали себе за долги и остальную часть общинных земель.

Накануне революции появляются сочинения, которые, ссылаясь на пример огораживаний в Англии, высказываются в пользу раздела общинных земель, ибо последние вредны для сельского хозяйства, сокращают производительность труда и поощряют лень и пороки; общинные земли выгодны только богатым, имеющим много скота; напротив, если раздел их будет произведен поголовно, то от этого выиграют бедняки, сеньоры же должны получать не более Следуя этому, законодательство, правда не для всей страны, но для некоторых местностей, с 1769 г. разрешает раздел. Однако на практике он производился, по-видимому, лишь в ограниченных размерах. Бедняки настаивали на подворном разделе, но тогда протестовали против раздела богатые крестьяне с большим числом голов скота. Из-за препятствий, которые ставили крестьяне, раздел во многих случаях не мог состояться⁹. Так что к концу XVIII в. еще сохранилась большая часть этих земель, и обезземеливание крестьянского населения во Франции происходило лишь в весьма ограниченных размерах.

Еще менее успешна была борьба с другими остатками старого строя. Таково было droit de glanage, т.е. собирание колосьев после жатвы; оно являлось правом «всех стариков и калек, маленьких детей и других, не могущих работать». Такой характер имело и droit de vaine pature (в пределах одной общины) и droit de parcours (в пределах нескольких общин), т.е. право пастьбы скота на полях соседей после уборки хлеба; оно приводило к уничтожению посевов на тех землях, где вводился новый, усовершенствованный севооборот.

Сеньоры жаловались на то, что droit de glanage порождает бездельников, которые превратили это право в профессию, причем они не выжидают даже, пока хлеб связан в снопы и свезен с поля, а берут колосья из снопов. В то же время чувствуется недостаток в сельских батраках, ибо гораздо выгоднее и легче заниматься гланажем. Поэтому они требовали, чтобы во время жатвы имелась стража, которая не допускала бы никого, кто не имеет от местных властей свидетельства на право производства гланажа, и чтобы лица, осуществляющие это право без свидетельства, подлежали тюремному заключению. Другие землевладельцы поступали проще, снимая изгороди с полей лишь одновременно с выгоном скота на поля, так что промежутка для собирания колосьев не оставалось¹⁰.

Что касается права общинного выпаса после снятия урожая, то, как установил Сэ в своих новейших исследованиях, специально посвященных этому вопросу, несмотря на неоднократные попытки правительства уничтожить это право, этот институт в большей части Франции сохранился вплоть до революции. Лишь в некоторых, в особенности северных, провинциях было произведено в значительных размерах огораживание земель (изгородью, каменной стеной, рвом) и земля была тем самым защищена от vaine pdture. Как видно из анкетирования, проведенного в 1767-1769 гг., этот институт был широко распространен главным образом в Центральной и Восточной Франции, тогда как в некоторых западных областях, как Бретань, Нормандия, Фландрия, и на юге он нередко отсутствовал. Общинный выпас сохранился преимущественно в местностях с сильной дробностью земель, делавшей невозможным их огораживание; напротив, при наличности обширных пустошей в нем не было надобности. Было много и сторонников, и противников его сохранения. Сторонники находили, что невозможно отменять установившийся веками обычай, что при отсутствии общинного выпаса нельзя будет держать общинные стада, что огораживание выгодно только для крупных собственников. Напротив, другие утверждали, что упразднение его только и даст возможность распространения искусственных лугов, а это необходимо для развития скотоводства.

Общего эдикта, отменяющего этот старинный обычай, издано не было, а последовали лишь, как и в отношении раздела общинных земель и почти для тех же местностей, специальные эдикты, разрешавшие отмену общинного выпаса и устройство изгородей. Но, как указал Н. И. Кареев, сельская беднота и здесь выступила против этой меры, ведя борьбу против сеньоров, и в результате эдикты мало изменили положение. По-видимому, главным препятствием являлась дробность и чересполосность участков, вследствие чего крестьяне не в состоянии были воспользоваться эдиктами, разрешающими огораживание Только крупные собственники могли огородить свои поля. Неудивительно, если эдикты были весьма непопулярны среди массы крестьянского населения: крестьяне теряли права, которыми прежде пользовались на землях крупных владельцев, и лишались возможности держать скот, но в то же время они не в силах были освободить свои земли от права выпаса, осуществляемого, между прочим, и теми же крупными собственниками.

Вторая анкета 1787 г. показала, что за истекшее со времени первой анкеты 20-летие лишь droit de parcours несколько потеряло свое значение, тогда как в отношении droit de vanic pature почти не произошло перемен.

Таким образом, в общем весь прежний аграрный строй — с общинными землями, с чересполосностью, с правом собирания колосьев и выпаса после уборки урожая — сохранялся во Франции вплоть до революции. Как указывает Сэ, причина заключалась в отсталости сельского хозяйства, недостаточности искусственных лугов, дающих кормовые травы, что заставляло сохранять общинные земли и выпас на полях, как и пустоши и даже леса в качестве выгонов. Но это же сохранение старинных институтов препятствовало разведению искусственных лугов, — получался порочный круг, а в то же время резкий антагонизм между сеньорами и крестьянами¹¹.

Но в связи с этим сохранялось и мелкое крестьянское землевладение. В то время как в Англии система крупных ферм стала господствующим явлением, во Франции она, как указывает И. В. Лучицкий, накануне революции лишь впервые зарождалась; она пустила глубокие корни лишь на церковных и монастырских землях, да и то только на севере Франции, причем и здесь это не была преобладающая форма держания; крестьяне противодействовали распространению крупных ферм путем усиленного спроса на мелкие участки.

Господствующим во Франции являлось — в противоположность Англии к Пруссии и подобно всей западной части Германии — мелкое крестьянское землевладение и землепользование¹².

Сеньория (seigneurie) во Франции сохранилась еще и в XVIII в. — король, дворянство и духовенство по-прежнему обладали dominium directum, т.е. верховной собственностью на землю; из нее вытекала вотчинная юрисдикция, различные повинности и платежи. Но в то время как сеньориальные права господствовали почти на всей территории Франции, лишь часть этой территории составляла действительную собственность сеньоров; все же остальные земли, находившиеся в пределах сеньориальных владений, принадлежали другим лицам и находились только в зависимости от сеньоров — обязаны были им различными платежами. «Сеньория и земельное владение — два различных института, не покрывающие друг друга. Можно быть сеньором и в то же время не иметь ни клочка земли». Сплошь и рядом говорится в источниках, что земли у сеньора не имеется: «он есть сеньор прихода, но не владеет в нем ни замком, ни землями, а только рентами»; «у сеньора нет ни клочка земли, у него нет даже места для резиденции, он делает только одно — взимает ренты»¹³.

Поскольку сеньоры действительно владели землей, это не были отрубные владения; земли их были разбросаны в целом ряде приходов: один владел землей в 10 приходах, другой в 14 и т.д., по 100-200 гектаров в каждом именье состоит из 60-80-100 парцелл. Эта разбросанность крупных владений является характерной для всей Франции XVIII в., и не только для дворянских земель, но и для владений, принадлежавших крупной буржуазии¹⁴.

Что же касается земель, на которые сеньоры имели лишь верховные права, то они преимущественно находились в руках крестьян Конечно, крестьяне являлись лишь вечнонаследственными арендаторами (эмфитевтами) обрабатываемых ими земель, уплачивавшими чинш и ренту за землю, на которой они сидели; они были чиншевиками, цензитариями. Но эта наследственная аренда в связи с правом распоряжения участком — правом продавать его, сдавать в аренду, дарить, закладывать — сильно приближалась к праву собственности¹⁵, как на нее действительно смотрели многие юристы XVIII в.; крестьяне, в руках которых находились земельные участки, назывались нередко proprietaires-cultivateurs, tenanciers en propre, в отличие от батраков и арендаторов чужой земли, т.е. лиц, не обрабатывавших самостоятельно землю¹⁶. Это была собственность несвободная, условная, феодальная, но это была фактическая собственность. Она резко отличалась от аренды, простой сдачи земли внаем: условного собственника, цензитария, говорит Н. И. Кареев, «сеньор не имел права лишить земли, пока он правильно платил ценз и шампар, а арендатора-половника землевладелец прогонял когда угодно»¹⁷. Такого рода ограниченных собственников только и имеет в виду Артур Юнг, когда он упоминает о чрезвычайном распространении во Франции мелкой крестьянской собственности, которая в сумме составляет всего королевства, или когда он прославляет частную собственность, противопоставляя ее аренде¹⁸.

Как установил И. В. Лучицкий, только в северной части Франции крестьяне владели всего 1/3 всей земли, зато в центральной части и на юге крестьянская собственность охватывала уже половину всей территории, а нередко и более.

На основании описей, кадастров и податных списков И. В. Лучицкий получил следующие данные относительно распределения земельной собственности во Франции в XVIII в. (табл. 2)¹⁹.

Подтверждением этому являются подсчеты Лефевра, касающиеся северной области, где крестьянам принадлежало всего 32% земель, дворянству 22%, духовенству 20% (горожанам 16%), но в юго-восточной части этого района на долю крестьян падало свыше половины всех обрабатываемых земель, тогда как в Эно и Камбрези всего 28% всей земли и еще меньше - во Фландрии; но в последней и привилегированным сословиям принадлежит немногим больше — главными собственниками являются горожане²⁰.

Впрочем, вопрос о распределении земель во Франции в XVIII в. между отдельными группами населения, как и внутри группы земель, находящихся в руках крестьян, является весьма спорным. Буато, следуя указаниям писателей XVIII в., утверждает, что земли сосредоточивались в немногих руках, что 2/3-3/4 и даже 9/10 страны принадлежали королю и 400 лицам. Тэн делит все земли на 5 частей: 1/5 принадлежит королю и коммунам, 1/5 дворянству, 1/5 духовенству, 1/5 третьему сословию и 1/5 сельским жителям. Наоборот, Токвиль, а также Лавернь, Бабо, Калон и др. находят, что половина и даже 2/3 крестьян были мелкими собственниками и всему крестьянскому классу принадлежала половина (по Зибелю, 1/8) земель королевства²¹. На точке зрения Токвиля стоит И. В. Лучицкий²²; этого же мнения придерживаются Н. И. Кареев и Сэ. Они справедливо различают domaine proche, т.е. действительную собственность сеньоров, и mouvances, т.е. земли, на которые распространялась лишь их сеньориальная власть, но действительными собственниками которых являлись крестьяне. Напротив, М. М. Ковалевский отрицает значительную распространенность крестьянской собственности до революции, признавая собственностью только земли аллодиальные и подводя феодальную собственность под понятие наследственной аренды²³.

Как мы видели выше, крестьянство не представляло собой однородной массы. Выделяется, как указывает Бернье, класс крупных крестьянских владельцев, крестьянской аристократии; появляется наряду с gentilhomme и honnete homme (vavasseur), который «гордится не столько своими предками, сколько своими внуками», — насмешка над ним. Он постепенно прибирает к рукам земли соседних сеньоров и становится quasi-сеньором их крестьян²⁴. А с другой стороны, мы находим в XVII-XVIII вв. обширную категорию мелких собственников; в Бретани, как и в Камбрези, большинство имело менее 5 и даже 1—2 гектара. Артур Юнг поражался чрезвычайным дроблением участков, доходящим нередко до того, что плодовое дерево с 1 гектаром составляет самостоятельную ферму. «Число крестьянских владений столь велико, — говорит он, — что англичане даже едва ли в состоянии будут себе представить»²⁵.

В Центральной Франции, говорит И. В. Лучицкий, наряду с приходами, где насчитывается не более 1—2% совершенно безземельного населения, встречаются п приходы с 20-50% и даже 80% безземельных. Много их было и на севере, в особенности во Фландрии. Но в общем во всей Центральной и Южной Франции безземельные составляют лишь 17,6%, и только на западе процент их выше. Но «как ни разнообразен был состав сельского населения не было все же ни одной группы, которая всецело была бы оторвана во всем своем составе от земли, которая не владела бы землей». В отличие от laboureurs, наиболее обеспеченной землей группы населения, manouvriers, или journaliers, имели гораздо меньше земли. Но и последние нередко владели мелкими участками или снимали чужую землю; класса самостоятельных свободных сельских работах, какой мы находим в Англии во второй половине XVIII в., во Франции но было²⁶.

Крайняя неравномерность в распределении земли среди крестьян вызывала распространение крестьянской аренды, что должно было вести к дальнейшему расширению общей площади земель, обрабатываемых крестьянами.

В противоположность взгляду Мариона, Рамо и других писателей, в особенности 80-х гг., относительно концентрации земельной собственности, и притом в руках привилегированных классов, И. В. Лучицкий констатирует на основании тщательных исследований тот факт, что как в Центральной и Южной Франции, так и в северных областях процесс перемещения собственности в период, непосредственно предшествующий революции, был направлен не в сторону концентрации собственности, а в сторону раздробления (Лефевр это подтвердил для севера) и обнаруживал, хотя с различной в отдельных местностях интенсивностью, тенденцию к расширению крестьянских земель на счет владений дворянства²⁷. Французская аристократия не имела интереса к ведению самостоятельного хозяйства. Свои поместья она сдавала по частям в аренду крестьянам, частью в форме вечнонаследственной аренды, т.е. с правом наследственного пользования по прямой линии, но без права передачи, частью — в большинстве случаев — в форме отдачи земли во временное пользованье на 3-4, позже (в XVIII в.) — на 6—9 лет. В Берри, Керси, Артуа, Пикардии, Лимузене всего 2—4% дворянских земель обрабатывалось за собственный счет²⁸.

Как видно из д'Авенеля и Зола, в 1640-1670-х гг. (1650-1675) обнаруживается значительный рост арендных цен, затем он сменился понижательным движением вплоть до 1740—1750-х гг.; после этого возобновилось резкое возрастание аренды. По д'Авенелю, арендная плата с гектара пахоты составляла в 1651-1675 гг. 19,2 франка, в 1726-1750 гг. 13 2/3 франка, в 1766-1800 гг. 26 франков; с гектара сенокосов - 48, 35 и 44 франков. Это находится, по-видимому, в связи с уровнем хлебных цен: за периодом низких цен, с 1660-го по 1750 гг., во Франции (как и в Англии) следовала эпоха высоких цен как на различные хлеба, так и на другие сельскохозяйственные продукты, — мясо, масло, молоко. По Зола, увеличение составляло 60—85%; по Биенеме (для Парижа) продовольствие вздорожало в 1,5-2 раза²⁹.

Если крестьяне, владея чиншевой землей, являлись, в сущности, собственниками, хотя собственность их и была условной, несвободной, то такой же характер в огромном большинстве случаев имело и дворянское землевладение: и дворянские земли (terres nobles) были землями зависимыми и их владельцы были лишь условными, ограниченными в своих правах собственности. Мы находим, как выяснил тот же профессор Лучицкий, во Франции в XVIII в. еще старинный феодальный строй, прежнюю иерархическую зависимость между держаниями различного рода. По-прежнему известное количество держаний объединено было в одно целое, тянувшее к укрепленному замку, входило в состав шателлении, держатель которой являлся сюзереном, а все остальные держатели его вассалами и подданными. Несколько шателлении образовывали баронию, а несколько бароний — графства и затем герцогства, которые уже непосредственно зависели от короля. Во главе каждой такой организации стояли титулованные сеньоры, которыми приносилась присяга в верности и уплачивались те или иные повинности или службы. Связь этих владений, образовывавших иерархическую лестницу, не была простой формальностью - сюзерены требовали от своих непосредственных вассалов точного выполнения всех обязанностей. Перемена по сравнению с предыдущей эпохой заключалась лишь в том, что продолжавший существовать феодальный строй потерял всякое политическое значение, что все обязанности вассалов сводились к одним платежам, обратились в доходную статью, так что феодальная организация покоилась на одном фискальном начале. На этом принципе было построено и отношение сеньоров к последней и самой низшей ступени феодальной иерархии - к держателям цензуальных или чиншевых земель; это были преимущественно крестьяне, но все же не исключительно они, — среди чиншевиков находим и подвассалов - и дворян, и буржуазию, и духовных лиц. Все они совершенно так же, как и крестьяне, и на таких же условиях подлежат разного рода повинностям и платежам³⁰.

Таким образом, принципиального различия между крестьянскими землями и прочими держаниями не было: «Все три рода держаний — дворянское, буржуазное и крестьянское — перепутываются друг с другом». Личность французского крестьянина начиная с XVI в. почти повсюду свободна; если некоторые кутюмы сохранили сервов в лице так называемых gens de main morte или de poste, то в XVIII в. на это смотрели как на исключение³¹.

В Западной и Северной Франции, т.е. в наиболее близких к Англии и Нидерландам провинциях, личная несвобода успела в значительной мере исчезнуть уже в последние столетия Средневековья³². В восточной части Франции и в прилегающих к ней странах — Савойе, французской Швейцарии, части Лотарингии и Люксембурга - находим еще (хотя далеко не повсюду³³) main-morte, но обыкновенно в смягченной форме, где ограничения личной свободы были невелики, сводились к наследованию сеньором имущества при отсутствии наследников, живших вместе с умершим³⁴. Неккер упразднил в 1779 г. main-morte на королевских землях, но сеньоры не последовали его примеру. В этой части страны встречаются и те полтора миллиона сервов, которые насчитываются во Франции накануне революции³⁵.

Сеньориальный режим в XVIII в., как указывает Сэ, отличался не везде равной интенсивностью: смотря по местности, он был то крепче, то слабее. Нигде, по-видимому, он не был так тяжел, как в Бретани; весьма силен он был в таких областях, как Овернь, Бордо. В Мэне, Нормандии и Шампани налоги гораздо более давали себя чувствовать, чем сеньориальные повинности, — на бремя налогов раздаются жалобы в первую голову. На севере повинности играли незначительную роль, гораздо более велико было значение десятины. В Орлеане, Ангулеме, Артуа сеньориальный режим сократился еще более; во Фландрии, в Орлеане, в Ангулеме наказы о нем почти не упоминают. Нельзя отрицать того, что в общем и целом сеньориальный режим значительно ослабел³⁶.

Главный платеж — сеньориальная рента или чинш с земельного участка, состоящий в денежной форме, — не изменяется в течение XVI—XVIII вв., а следовательно, при значительном падении ценности денег, облегчается; обыкновенно денежный чинш составляет весьма незначительную сумму, а иногда и вовсе исчезает. Тяжелее был натуральный чинш (champart), составлявший в области Шалона один сноп на 14, в области Эн — 1 на 9; напротив, в районе Сены и Уазы - 1 на 6. Но и его размер в XVII—XVIII вв. не повышался, и он вообще сохранился в большинстве областей лишь в виде исключения. Личные повинности вроде taille personnelle, aide и т.д. почти совсем прекратились; произвольной барщины также больше не встречаем. Поскольку мы вообще находим еще барщину, она не составляет тягости, не превышая 2—3 дней в год, ибо сеньоры не вели самостоятельного хозяйства и не нуждались в труде крестьян. Притом барщина падала безразлично как на крестьян, так и на дворян и буржуа; еще чаще она превращалась в весьма небольшую денежную сумму, не изменяющуюся веками. Гораздо большее значение имели так называемые droits casuels (случайные права) - они уплачивались не постоянно, а лишь при наступлении особых обстоятельств. Таковы rachat, т.е. уплата при получении наследства, равная размерам чинша, так что в данный год уплачивался двойной чинш (в Бретани rachat достигал годового дохода с земли). Таковы, далее, lods et ventes — сбор в пользу сеньора при отчуждении имущества, составлявший в Руссильоне 1/6 (фактически 1/9) часть ценности имущества, в Бретани и Бордо - 1/8, и большинстве же местностей - только 1/10 или 1/12, в Оверии даже 1/20 часть. Все же эти платежи в противоположность ренте, барщине и другим повинностям ложились тяжело на крестьян, тем более что в XVIII в. был установлен и государственный налог с наследства. Но им также подлежали привилегированные сословия: и они уплачивали во многих случаях rachat, достигавший иногда размеров годового дохода, и для них были установлены quints, reliefs и т.д., соответствовавшие droits de lods et ventes³⁷.

Неблагоприятное положение крестьянского населения обусловливалось не столько этими раз навсегда установленными платежами, сколько тем произволом, который господствовал в стране, теми широкими правами, которые предоставлялись сеньорам и которые они могли по желанию всегда использовать Ренты, сами по себе не тяжелые, становились большим бременем под влиянием способа их взимания. Крестьяне нередко вынуждены по очереди выполнять обязанности сборщика рент в сеньории и солидарно отвечать за уплату их всеми, покрывая из собственного кармана недоимку. Сеньоры не взимали рент своевременно, давая им накапливаться в течение 15, 20, 29 лет и затем требуя их за весь промежуток (в Бретани, Бордо, Оверни, Мэне, Ангулеме и других местностях), хотя крестьяне уже успели отвыкнуть от уплаты их, почему в наказах 1789 г крестьяне настаивают на установлении десяти- и даже пятилетнего срока давности. При этом такие недоимки взимались в особенно неудобное для сельского населения время, с употреблением обманных весов (там, где они уплачивались в натуре), с произвольным переводом на деньги или по ценам в момент, когда последние стоят наиболее высоко. От крестьян требовали продукты лучшего качества, доставляемые находили негодными, заставляли приносить зерно, которого крестьянин не сеял. Наряду с обыкновенной, почти исчезавшей барщиной существовали corvees ехtraordinaires - барщина, которая отбывалась от времени до времени, в случае необходимости, — например, в виде обязанности выстроить сгоревший замок сеньора, исправить мельницу, вычистить пруд, проложить дорогу. Определенных размеров для этого рода барщины не было установлено, и если она могла быть ранее явлением довольно редким, то с конца XVII в., со времени сооружения многочисленных каналов, шоссейных дорог, гаваней, мостов и т.д., она должна была стать чрезвычайным злом для крестьянского населения³⁸.

Жалобы в наказах 1789 г вызывало существование сеньориальных баналитетов на мельницы (обычно взималась 1/16 помола, хотя мельники брали больше, обманывали на весе, подмешивали известь и песок), хлебные печи и виноградные прессы, которыми обязаны пользоваться крестьяне, взимание внутренних сеньориальных сборов рыночных, речных и т.д., содержание сеньорами голубятен (голуби портили посевы), уплата десятины, притом не только с хлеба (grosses dimes), но и с льна, пеньки, бобов, фруктов (menues dimes), с ягнят, поросят (dime de carnage), нередко с овец и с шерсти одновременно; иногда десятина превышала все прочие платежи в пользу сеньора, причем и она поступала в его пользу (dime infeodec), а не в пользу церкви³⁹. Однако хуже всего было право охоты, вызывавшее возмущение даже там, где сеньориальный режим успел значительно ослабеть⁴⁰. В XV в. крестьянам еще позволялось охотиться на лисиц и барсуков, ловить жаворонков и других маленьких птиц; в XVI в. за это ссылали на галеры, отрезали уши: право охоты как на доменах, так и на крестьянских землях принадлежало одним сеньорам⁴¹. «Жатва здесь, — пишет Артур Юнг, — такова, как она должна быть в поместьях принцев крови, т.е. состоит из зайцев, фазанов, оленей и диких зверей... сеньоры окружают себя лесами и хищными животными, а не хорошо возделанными фермами»⁴². Ради того удовольствия, которое сеньоры имели от охоты, крестьяне вынуждены были спокойно смотреть, как птицы портили их посевы, а волки пожирали их скот. Ради этого уничтожались изгороди, ибо они мешали разведению дичи и охоте; воспрещалось полоть сорные травы и косить траву ранее, чем куропатка выведет свои яйца, которые она кладет в траве; иногда для сохранения дичи убивались собаки и кошки у крестьян. Мало того, сеньоры даже позволяли себе охотиться на засеянных участках, уничтожать поля и виноградники крестьян. Когда же последние пробовали протестовать против этого, то получали в ответ: «Скажи слово, и ты умрешь»⁴³.

Злоупотребления и вымогательства со стороны служащих у сеньора лиц, жестокость самих помещиков, которым иногда доставляло прямо удовольствие тиранизировать своих «подданных», — все это составляет характерную черту периода, именуемого «старый порядок» (ancien regime). Безнаказанность же сеньоров, если они даже совершали прямые преступления, вытекала из существования сеньориальной юстиции. Уголовная юрисдикция, правда, постепенно сокращается, хотя еще в XVII—XVIII вв. она местами существует даже в отношении преступлений, угрожающих смертной казнью. «Феодальная» же юрисдикция, т.е. судебное разбирательство по всем делам, касающимся нарушения прав помещиков и обязанностей крестьян, где помещики являются, следовательно, судьями в собственном деле, сохраняется в полной мере. И она-то является особенно выгодной для сеньоров: принуждение ко всякого рода незаконным повинностям и поборам, доходы с самого процесса, конфискация имущества в виде наказания — все это обогащало карманы сеньоров, и поэтому они всячески отстаивали свои права юрисдикции⁴⁴.

Таким образом, сеньориальный режим в виде обязательных, установленных платежей и повинностей исчезал, но связанный с ним произвол и злоупотребления сохранялись по-прежнему Материальное положение крестьян, бедственное в предшествующую средневековую эпоху, едва ли улучшилось — быть может, лишь обнаружился некоторый подъем во второй половине XVIII в Конечно, мы находим и состоятельных крестьян, движимое имущество которых оценивается при переходе по наследству в 1100, 1800, 1900, 2100, 3400 и даже 8500 ливров⁴⁵. В некоторых местностях, по словам путешественников (Шатобриана, Гибера, Артура Юнга), встречаются деревянные и даже, в виде исключения, каменные дома, крытые черепицей или сланцем⁴⁶; любопытно, впрочем, что даже в описании жилища богатого крестьянина идет речь о том, что пол состоит из земли, утрамбованной сеном, а крыша из соломы, смешанной с камышом. Но состоятельные крестьяне были редким явлением. Большинство крестьян обладало крайне незначительным движимым имуществом, не достигавшим даже ценности в 100 ливров, иногда не превышавшим 20 ливров. Сэ нашел в одной сеньории 24 случая, где наследство было менее 100 ливров (среди них случаи в 9, 11, 22, 23, 30, 35 ливров). Общим правилом являлась, по-видимому, хижина, крытая соломой, откуда и название ее — chaumiere; имела она весьма печальный вид, иногда возвышалась так мало над землей, что походила скорее на погреб. Люди, животные (поросята, козы), домашняя птица жили все вместе, лишь отделенные перегородкой, под одной крышей, в одном и том же сыром, покрытом навозом помещении, среди испарений, исходивших от животных. Но даже когда изба была разделена на три части — хлев, ригу и помещение для людей, — последние все-таки на зиму переходили в хлев, так как там было теплее. И Локк в 70-х гг. XVII в., и Шатобриан сто лет спустя подчеркивают тот факт, что вокруг изб было много грязи, не было ни окон, ни печей, а дым выходил через единственное отверстие - дверь. Избу приходилось окружать со всех сторон навозом для защиты от холода, проходившего в незакрытые отверстия, ибо, поскольку эти отверстия существовали — иначе было совсем темно, — они не были закрыты стеклами⁴⁷. Даже когда жилище было построено из хорошего материала и не заслуживало названия хижины, стекол оно все-таки не имело, — совершенно необычайное для англичанина зрелище, как говорит Артур Юнг. Хорошие постройки, замечает он в другом месте, но ни одного окна со стеклами⁴⁸. Последние считались особенной роскошью; в доказательство богатства Лотарингии в эпоху до Тридцатилетней войны указывалось на то, что, там крестьяне имели стеклянные окна⁴⁹ (в городах, как мы видели, стеклянные окна составляли обычное явление).

Другое обстоятельство, сильно поразившее Артура Юнга, было отсутствие обуви у населения: ни чулок, ни башмаков не было, иногда даже ходили без лаптей, хотя они и могут гордиться, добавляет он, тем, что их босые ноги ходят по прекрасно сооруженному шоссе⁵⁰. Напротив, одежду и материи (холст, шерстяные ткани) мы нередко находим в описях наследств в значительном количестве. Что касается пищи, то пшеница и рожь шли на продажу для уплаты податей и сеньориальных повинностей и на взнос последних в натуре; оставались только худшие сорта ржи, не принимаемые сеньором, ячмень и овес. Далее, употреблялись в пищу рыба, свиное сало, масло, яйца, овощи; мясо же составляло почти такую же редкость, как и в Средние века, и появлялось лишь в праздничные и воскресные дни, почему воскресная одежда и называлась habit a la vjande⁵¹.

Так было в обыкновенные годы; следует ли удивляться тому, что во время голодов крестьяне ели траву, как рассказывают Лабрюйер и Мого на основании собственных наблюдений; что эпидемии тифа, дизентерии, оспы не прекращались; что в плохие годы 1/4—1/5 населения жила подаяниями; что во многих местностях смертность всегда превышала рождаемость и вообще продолжительность человеческой жизни была в среднем не более 25 лет⁵². В эти годы французский народ, по изображению Тэна, всегда находившийся по горло в воде, рисковал потерять почву под ногами и утонуть.

Тэн рисует очень мрачную картину нищеты и голода, изображая французских крестьян XVIII в. Той же точки зрения придерживаются Н. И. Кареев и М. М. Ковалевский. Напротив, Бабо, а за ним профессор Ардашев смотрят весьма оптимистически («зажиточность становится все менее и менее редкой гостьей в деревенских захолустьях»), ссылаясь в особенности на слова англичанина Вальполя, отмечающего «замечательный подъем» народного благосостояния («даже мелкие деревушки носят на себе отпечаток зажиточности»), и Вольтера, который утверждает, что «нигде в мире крестьянин не пользуется таким благосостоянием, как в некоторых областях Франции, и одна лишь Англия может оспаривать у ней это преимущество». Профессор Ардашев находит, что источниками, изобилующими жалобами на крестьянскую бедность и нужду, надо пользоваться с осторожностью ввиду как привычной для того времени гиперболичности в выражениях, так и в особенности сознательного преувеличения в жалобах бедности и намеренного афиширования внешних признаков убожества из фискальных соображений — для предотвращения повышения податей. Известный рассказ Руссо в его «Исповеди » о крестьянине, который старался казаться возможно беднее, опасаясь сборщика податей, и приводимые Тэном факты вроде того, как крестьяне отказались от замены их соломенных крыш черепичными на счет помещика из боязни, что им надбавят податные оклады, подтверждают это соображение. «Если верить жалобам на бедность той или другой области, например в наказах 1789 г., то пришлось бы чуть ли не каждую область признать «самой бедной» и «наиболее обремененной налогами» во всем королевстве». Тем не менее профессор Ардашев признает, что и в конце XVIII в. «нищета и убожество все еще составляют основной фон картины», и не считает возможным обобщать сообщения современников о благосостоянии деревни, касающиеся отдельных областей, на всю Францию. С другой стороны, и Тэн признает, что при всех бедствиях «нищета крестьянского населения при Людовике XVI, несомненно, уменьшилась»⁵³.

Во второй половине XVIII в. наблюдаем попытку сеньоров восстановить свои прежние права на чинши и ренты, которые уже давно не осуществлялись. Во многих местностях держатели заявляли, что им неизвестно, кому принадлежит земля, на которой они сидят; они десятилетиями не платили никакой ренты, не отбывали сеньориальных повинностей; сеньоры не требовали от них ничего, так как уже их предки перестали получать эти платежи. Сеньориальный режим, уже и так значительно изменивший свой прежний характер и постепенно исчезавший, грозил окончательно прекратиться. Однако этому не суждено было совершиться. Сеньоры стали взыскивать накопившиеся за много лет недоимки, восстанавливать давно прекратившиеся платежи, доискиваться своих старых прав. «С одного конца Франции до другого, — говорит Шере, — сеньоры стали проверять документы, возобновлять свои terriers, выкапывать права, от которых имели благоразумие отказаться их предки, изобретать новые, возбуждать бесконечные процессы против недоимочных крестьян, вести с ними безжалостную борьбу»⁵⁴. Наказы 1789 г. дают яркую картину этих попыток и вызванного ими возмущения. Но характерно, что здесь речь шла не об одних лишь крестьянских, а обо всякого рода вассальных владениях, об отмене всякой условной собственности на землях дворянских, буржуазных и чиншевых. Аграрный вопрос не был одним только крестьянским вопросом.

¹ Stolze. Zur Vorgeschichte des Bauernkrieges. S. 48. Wiebe. Zur Geschichte der Preisrevolution im XVI-XVII. Jahrhunderte. S. 231.
² Haun. Kursachsen. S. 35 ff., 78 ff. Goltz. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Bd. I. S. 470-471. Roscher. Grundlagen der Nationalokonomie. Bd. II. S. 801.
³ Levasseur. Des progres de l'agriculture francaise dans la seconde moitie du XVIII siecle // Revue d'economic politique. 1898, P. 8. Ср.: Labiche. Societes d'agriculture au XVIII siecle.
⁴ Naude. Cetreidehandelspolitik Europaisscher Staaten vom 13. bis 18. Jahrhundert // Acta borussica. Издание берлинской академии. 1896. S. 201-202. Sugenheim. Geschichte der Authebung der Leibeigenschaft und Horigkeit in Europa. 1861. S. 43-44. Ср.: Desdevises du Dezert. L'Espagne de l'ancien regime. La richesse et la civilisation.
⁵ См.: Preussens Konige in ihrer Tatigkeit fur die Landeskultur. Passim.
⁶ См. выше.
⁷ См. об этом: Wolters. Studien uber Agrarzustande und Agrarprobleme in Frankreich von 1700 bis 1790. S. 197-199. See. P. 367-368, 434-443. Brutails. Note sur l'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 233 ff. Levasseur. Des progres de l'agriculture francaise dans la seconde moitie du XVIII siecle. P. 1 ff. Все они указывают на существенное значение декретов, вызвавших расчистку земель. Наоборот, Н. И. Кареев относится к результатам этих законов скептически ("Крестьяне и крестьянский вопрос". - С. 148-149), в том же смысле высказывается Дютиль (Dutil. L'etat economique du Languedoc a la fin de l'ancien regime. P. 117 ff.), Сэ (See. La vie economique et les classes sociales au XVIII siecle. P. 140, 120) (см. выше, с.53).
⁸ Cauchy. De la propriete communale en France. Renauldon. Traite historique et pratique des droits seigneuriaux. P. 532 ff. Laveleye. La propriete. 4-e ed. 1891. P. 246
ff. Jaures. La Constituante // Histoire Socialiste. Т. I. 1901. P. 202-207. Babean. Le village sous l'ancien regime. Graffin. Les biens communaux en France. 1899. Bourgin. Les communaux el la Revolution francaise // Nouv. revue d'histoire du droit francais et etranger. 1908.
⁹ Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос. С. 75, 124—125, 131—134. Jauris. La Constituante. P. 202, 210-214. See. Les classes rurales en Brelagne du XVI siecle a la Refvolution. P. 235 - 237, 310. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 136 ff. Roup nel. La ville et le village au XVII siecle. P. 225 ff. See. L'agriculture a la fin de l'ancien regime III // La vie economique et les classes sociales au XVIII siecle. 1924. Demangeon La Picardie el les rayons voisines. 1905. P. 336. Lefebvre. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. T. 1. P. 62 ff.
¹⁰ Jauris. La Constituante. Т. 1. P. 187-190.
¹¹ See. Une enquele sur la vaine peture et le droit de parcours a la fin du regne Louis XV // Revue d'histoire du XVIII siecle. 1913. See. L'agriculture a la fin de l'ancien regime. II // La vie economique et les classes sociales au XVIII siecle. 1924 (По-русски: Сэ. Вопрос о праве выпаса во Франции в конце старого режима // Научный Исторический Журнал. 1914. 2. См: Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Серия 2. Bourgin. La revolution et l'agriculture // Revue d'histoire des doctrines economique et sociale. 1911.
¹² Лучицкий. Крестьянское землевладение во Франции накануне революции. 1900. С. 167-173, 123.
¹³ Там же. С. 17-21.
¹⁴ Там же. С. 21-26. Roupnel. La ville et la campagne au XVII siecle. P. 262 ff.
¹⁵ Ср.: Brutails. Note sur L'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 149.
¹⁶ Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. II. P. 198, 214.
¹⁷ Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос. С. 31, 34-35. Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Серия I.
¹⁸ Поражаясь системой орошения, устроенной на юге Франции, и прекрасной культурой, несмотря на неблагоприятную скалистую почву, он восклицает: «Возбуждать вопрос о причине этого значило бы оскорблять здравый смысл — это могла сделать только собственность. Дайте человеку в собственность голую скалу, он сделает из нее сад; дайте ему сад в аренду на девять лет, он превратит его в пустыню» (Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. T. I. P. 64).
¹⁹ Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 6—7, 18—19. См. также: See. Р. 63. Bloch. Р. 106. Marion. Р. 3 ff.
²⁰ Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. Т. I. При этом большая часть сеньориальных земель состояла из лесов. На долю духовенства, по Лучицкому, приходилось 12% всей земли, по Лекарпантье всего 6% (Lecarpentier. La vente des biens ecciesiastiques pendant la Revolution).
²¹ Boiteau. Etat de la France en 1789. Paris, 1889. P. 49. Tocqueville. L'ancien regime. 1877. P. 11. Babeau. La vie rurale dans l'ancienne France. 1885. P. 130. Sybel H. Geschichte der Revolutionszeit. 1897. Bd. I. S. 24.
²² См. выше.
²³ См.: Ковалевский. Происхождение мелкой крестьянской собственности. С. 2 и сл. Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Гл. VII.
²⁴ Этот тип подробно описан Бернье: Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 172-301.
²⁵ См. также: Wolters Studien uber Agrarzustande und Agrarprobleme in Frankreich von 1700 bis 1790. 1905. S. 5 ff. Baudrillart. Les populations agricoles de la France. 1885. T. 1. Marion. Les roles du vingtieme dans le pays Toulousain // Revolution francaise. P. 413 ff. See. P. 66 ff. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. Vermale. Les classes rurales en Savoie au XVIII siecle. P. 69 ff. Tocqueville. L'ancien regime. P. 36.
²⁶ Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 13—16. Кареев. Крестьяне и крестьянский вопрос. С. 104-105. Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Гл. VIII. Однако Лефевр указывает на то, что на севере 3/4 глав семейств обрабатывают слишком мало земли для того, чтобы они могли существовать (и даже вовсе не имеют ее), почему им приходится продавать свою рабочую силу. Наличностью этого пролетариата объясняется, по его мнению, сохранение старых институтом, как нрава выпаса, права пользования лесом и т.д. Они противятся отмене этих обычаев и разделу общинных земель.
²⁷ Лучицкий. Крестьянское землевладение во Франции накануне революции. С. 130. 173-176, 183-189, 196-201. Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 6, 8. Ону. Наказы. С. 632. Много земель перешло в руки городской буржуазии; во многих случаях последняя приобретала их у разорившейся аристократии (см.: Roupnel. La ville et la campagne au XVII siecle. P. 203 ff., 208 ff. Marion. Les classes rurales en Bordelais au XVIII siecle // Revue des etudes historique. 1902. See. Les classes rurales en Bretague du XVI siecle a la Revolution. P. 64. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. Т. I. P. 10 ff. Sion. Les paysans de la Normandie Orientale. P. 264 ff.).
²⁸ Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. II. P. 200-202. Лучицкий. С. 150 сл., 165. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 241 ff., 255 ff. Brutails. Note sur l'economic rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 114 ff., 134. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 60 ff. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. Т. I. Passim.
²⁹ D'Avenel. Histoire de la propriete. Т. I. Zolla. Des variations du revenu et du prix des terres en France aux XVII et XVIII siecles // Annales de l'ecolelibre des sciences polit. 1893. См. также: Levasseur. Des progrec de l'agriculture francaise dans la seconde moitie du XVIII siecle. See. P. 260-261. Denis. Histoire de l'agriculture dans le depart, de Seine-et-Marne. P. 294.
³⁰ См. статьи Лучицкого: Аграрные отношения во Франции накануне революции // Русское Богатство. 1913. 2. С. 164 сл.; Крестьянское землевладение во Франции накануне революции. С. 226 сл.; Состояние земледельческих классов. С. 19. See. Р. 31. Boucomont. Des main-morte pereonelie et reelle en Nivernais. P. 54.
³¹ Brutails. Note sur l'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 6. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 7. Boucomont. Des main-morte pereonelie et reelle en Nivernais. P. 112. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 66.
³² См. выше. К таким остаткам старины относятся сохранившиеся в небольшом количестве в Бретани mottiers (или motoyers) и quevaisiers (See. P. 8—20.
³³ См. т. I.
³⁴ Darmstadter. Befreiung der Leibeigenen in Savoyen, der Schweiz und Lothringen. P. 17-18, 28-30, 83-85, 96-100, 107-111, 209. Boucomont. Des main-morte pereonelie et reelle en Nivernais. P. 107—111. Ср.: Vermale. Les classes rurales en Savoie au XVIII siecle.
³⁵ Впрочем, Олар относится и к атому числу скептически, находит его преувеличенным (Aulard. La feodalite sous Louis XVI // Revolution francaise. 1913).
³⁶ See. // Revue d'histoire moderne. Т. X. P. 174 ff. Ср.: See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution franfaise. Т. 1. В XVII в. в некоторых местностях, по-видимому, сохранилось еще «право первой ночи»: в Бургундии не только требуется согласие сеньора на вступление в брак и приношение ему новобрачными букета цветов, платка и пары перчаток, но, кроме того, «сеньор может поцеловал» новобрачную, если того пожелает» (Roupnel. La ville et la campagne au XVII siecle. P. 242 ff.).
³⁷ Brutails. Note sur l'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 160—164. Marion. Les classes rurales en Bordelais au XVIII siecle. P. 57 ff., 65. Лучицкий. Крестьянское эемлевладение во Франции накануне революции. С. 239 и сл. Ср.: See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 31, 83, 118. See. La portee du regime. P. 175 ff.
³⁸ Будучи поражен прекрасными французскими дорогами (в противоположность плохим английским), Артур Юнг (Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. I. P. 7—8) прибавляет в одном месте: «Дорога привела бы меня в восхищение, если бы я не знал о тяжелых повинностях несчастных земледельцев, принудительный труд которых создал это благолепие».
³⁹ See. Histoire du regime agraire. P. 28. Roupnel. La ville et la campague au XVII siecle. P. 240 ff.
⁴⁰ См.: Taine. L'ancien regime. P. 71-76.
⁴¹ D'Avenel. Histoire de la propriele. Т. I. P. 219-223.
⁴² Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. I. P. 91, 124.
⁴³ See. Les classes rurales en Bretagne du XVI sieccle a la Revolution. P. 153- 150. Каре ев. С. 53 сл. Bernier Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIIl siecle. P. 134. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution franfaise. T. I. P. 193 ff. Такой же характер имело разведение голубей, которые портили поля: голуби считались священными.
⁴⁴ See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 117—127. Bernier. Essai sur le Tiers-ELal et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 144-146. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. Т. I. P. 117 ff., 124 ff.
⁴⁵ See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 463, 465. Brutails. Note sur l'economic rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 216 ff. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 206 ff.
⁴⁶ Arthur Young Voyages en France pendant les annees I787, 1788, 1789. Т. I. P. 21, 32, 34, 72. Guibert. Voyages dans diverges parties de la France en 1775. P. 151, 271.
⁴⁷ Babeau. La vie rurale dans l'ancienne France. P. 13 ff. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 189 ff. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse Normandie au XVIII siecle. P. 49—50. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 458 ff. Theron de Montauge. L'agricult dans le pavs Toulousain. 1869. P. 59 ff. Brutails. Note sur l'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 224. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. Т. I. P. 310 ff. Musset. Le Bas-Maine. P. 394. Dubreuil. // Revue d'histoire economique. 1924.
⁴⁸ Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. I. P. 28, 32, 34, 35. 59, 332.
⁴⁹ Babeau. La vie rurale dans l'ancienne France. P. 20.
⁵⁰ Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. I. P. 31, 38, 58, 69, 148.
⁵¹ Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 211-217. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI sieclc a la Revolution. P. 466—467. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 26, 51—52. Babeau. La vie rurale dans l'ancienne France. P. 102 ff., 112 ff. Юнг рассказывает, что французы вообще едят мала мяса, и что в городе Лейрак убивают всего 5 быков в год, тогда как в Англии в таком же городке понадобилось бы 2—3 в неделю. Он сам присутствовал во время ужина фермеров, состоявшего из большого количества малоаппетитного хлеба, капусты, жира и воды; мяса же было приготовлено для нескольких десятков людей столько, сколько съели бы в Англии шесть фермеров, ругая хозяина за его скупость (Arthur Young Voyages en France pendant les annees 1787, 1788, 1789. Т. I. P. 37, 78).
⁵² Levasseur. Population francaise. Т. 1. 1889. P. 258 ff., 278. Babeau. La vie rurale dans l'ancienne France. P. 120, 100. Calonne. La vie agricole dans le nord de la France. P. 227 ff. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 471, 489—191. Brutails. Note sur l'economie rurale du Roussillon a la fin de l'ancien regime. P. 41, 103. Bernier. Essai sur le Tiers-Etat et les paysans de Basse-Normandie au XVIII siecle. P. 30—32, 43 ff., 64-71.
⁵³ Таinе. L'ancieu regime. P. 437 ff. Babeau. Le village sous l'ancien regime. P. 60, 135. Ардашев. Провинциальная администрация во Франции в последнюю пору ciaporo порядка. Т II. С. 288 и сл. Marion. Classes rurales a Bordeaux P. 74 ff. See. Les classes rurales en Bretagne du XVI siecle a la Revolution. P. 198 ff See. Regime agraire au XVIII siecle. 1921. P. 31 ff. Aulard. La Revolution Francaise et le regime feodal Ch. I.
⁵⁴ Cherest. Chute de l'ancien regime I. P. 50. Cp. Welters. P. 260-275. Лучицкий. Состояние земледельческих классов. С. 43. и сл. Sagnae. La propneil fonciere au XVIII siecle // Revue d'histoire moderne 1901. P. 170. See // Revue d'hislone moderne 1908 P. 183, 185. Lefebure. Les paysans du Nord pendant la Revolution francaise. T. I. P. 148. См. также: Кареев. Беглые заметки по экономической истории Франции. Нов. сер. 1915.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3632

загрузка...

Другие книги по данной тематике