разделы

Эта книга находится в разделах

Древние славяне

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

1. Поселения и жилища

Отсутствие письменных известий о славянах Восточной Европы времени накануне образования Древнерусского государства полностью лишает нас свидетельств современников о том, как жили наши предки, что собою представляли отдельные жилые и хозяйственные постройки и поселения в целом. Единственное, что может заполнить этот пробел в наших знаниях, — это вещественные памятники, оставленные славянским населением, да косвенные данные в виде письменных известий, относящихся к предшествующей (VI—VII вв.) и более поздней (X—XI вв.) поре. Правда, и эти источники немногочисленны, к тому же весьма кратки и недостаточно отчетливы.
При исследовании вопроса о поселениях и жилищах в рамках этих известий следует вспомнить сообщения византийцев VI — VII вв. о местах поселений славян. Так, Прокопий,характеризуя антов и склавинов, сообщает, что «живут они в жалких жилищах, на большом расстоянии друг от друта, и все они часто меняют места жительства».¹ Известия Прокопия в какой-то мере дополняет Маврикий, отмечает: «они (склавины и анты, — И. Л.) селятся в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер, устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что и естественно, опасностей. Необходимые для них вещи они зарывают в тайниках, ничем лишним открыто не владеют и ведут жизнь бродячую».²

Используя эти сообщения, следует, однако, иметь в виду, что такая характеристика Прокопия и Маврикия основана, по-видимому, на данных, относящихся к той части славян, склавинов и антов,— Я. Л.), которая обитала непосредственно по левому берету Дуная. Районы к северу и северо-востоку от Дуная, в частности междуречье Днестра и Днепра, были известны византийцам, вероятно, значительно меньше. Вместе с тем необходимо учитывать и то обстоятельство, что византийцы сталкивались в первую очередь с теми славянскими племенами, которые стремились пробиться на Балканы и все время находились в состоянии передвижения.Из известий более поздней поры необходимо отметить сообщение Ибн-Русте (Ибн-Даста) о славянах, буртасах, хазарах и других племенах Восточной Европы IX в. «Земля славян, — пишет он, — есть равнина лесистая; в лесах они и живут».³ Правда, далеко не решенным является вопрос о том, о каких славянах говорит Ибн-Русте. Так, Д. А. Хволь сон при чтении текста Ибн-Русте «с помощью маленькой конъектуры» получает имя князя «Святополк», что дает ему основание связать известия Ибн-Русте с западными славянами.⁴ Этому как будто не противоречит и характер полуземляночных жилищ, бытовавших, по данным Ибн-Русте, у описываемых им славян.⁵ Археологические изыскания на территории Чехословакии свидетельствуют о широком распространении во второй половине I тысячелетия н. э. у славян этой области жилищ-полуземлянок с печами-каменками.⁶

Но А. Я. Гаркави не находит в тексте Ибн-Русте имени «Святополк», он читает это место как «свият-царь».⁷ Учитывая то обстоятельство, что известия Ибн-Русте о славянах находятся в контексте с описаниями народов, населявших Восточную, а не Западную Европу (хазар, буртас, болгар, мадьяр, славян, русь), естественнее всего предполагать, что сведения Ибн-Русте касаются славян восточных.
В недатированных записях Повести временных лет, большую часть сведений которой мы относим ко времени до образования Древнерусского государства и рассматриваем содержащиеся в ней сведения о славянах на территории Восточной Европы как продолжение византийских известий VI—VII вв., летописец, рассказывая о заселении славянами Восточной Европы, отмечает почти для всех племен одну деталь — размещение их по рекам. Поляне поселились на Днепре; северяне — на Десне, Суле и Сейме; вятичи — в верховьях Оки; полочане — на речке Полоте, притоке Двины, и т. д.⁸ Кроме того, о местоположении имеются и частные замечания по отдельным племенам. Характеризуя нравы славян, летописец замечает, что «Радимичи, и Вятичи, и Сѣвер один обычай имяху живяху в лѣсѣх».⁹ Расположение в лесу отмечается и для полян при описании событий, связанных с наложением дани хазарами. Здесь летописец два раза говорит о том, что поляне сидят «в лѣсе на горах».¹⁰
В более позднее время, в первой половине X в., в летописях имеются отдельные замечания, характеризующие общий облик поселений и некоторые их детали. Так, из описания похода Ольги против древлян (946 г.) известно, что у древлян имелись укрепленные поселения, состоявшие яз отдельных дворов, включавших в себя, помимо жилых построек, также ряд других, по-видимому хозяйственных, сооружений в виде клетей, одрин и т. п.¹¹
Таким образом письменные источники — как иноземные, так и отечественные — хотя и кратко, но довольно согласно говорят о том, что славяне на территории Восточной Европы в период, как предшествующий исследуемому нами времени (VI—VII вв.), так и в последующее время (X—XI вв.) имели достаточно отчетливо выраженный оседлый образ жизни, причем местами их поселений были преимущественно лесистые районы берегов рек, озер и других водоемов.¹²

Эти известия, содержащиеся в письменных источниках VI—VII и X—XII вв., находят полное подтверждение в одновременных им археологических памятниках. Еще не так давно мы почти совсем не знали мест славянских поселений так называемой антской поры, синхронных византийским известиям VI—VII вв. Сейчас исследователи знают в юго-западной области (между Днепром и Прутом) СССР, а также в прилегающих районах Румынии более сотни точек, где находились славянские поселения VI—VII вв. Как видно из приведенных выше данных, их местоположение полностью соответствует свидетельству Маврикия о том, что «они селятся в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер».
Близкое соответствие между письменными источниками и археологическими памятниками мы прослеживаем и для более поздней поры — X и последующих столетий.¹³
В археологических памятниках мы находим не только подтверждение письменным известиям, но и более подробные данные о той обстановке, в которой находились славянские поселения.
Подтверждая общую характеристику письменных источников, археологические материалы вместе с тем раскрывают более детальную картину их топографии в отдельных районах. Славянские поселения были расположены действительно у воды — по берегам рек, как больших, так и малых, а также около озер и всевозможных протоков, но топографическое местоположение их в разное время все же было не всегда одинаково.

Так, условия, в которых располагались поселения VI—VII вв., несколько отличались от тех, что были у поселений X и последующих столетий.
Все эти данные о местах поселений VI—VII и X—XIII вв., засвидетельствованные письменными источниками и находящие полное соответствие в одновременных им археологических материалах, в какой-то мере могут быть использованы как косвенные свидетельства и при решении вопроса о том, что же представляют собою места поселений
VIII —IX вв., хронологически занимающие промежуточное положение между антским временем (VI—VII вв.) и периодом Древней Руси (X—XIII вв.). Исследование археологических памятников VIII —IX вв. подтверждает это. Так, из археологических данных выясняется, что многие поселения славян, возникшие в VI—VII вв., продолжали оставаться местами поселений и в VIII—IX вв., а иногда и в более позднее время.
Обращаясь к рассмотрению археологических материалов, следует иметь в виду, что для исследуемого нами времени, как отмечалось выше, остатки славянских поселений на территории Восточной Европы известны лишь в лесостепной зоне и, следовательно, все выводы будут относиться лишь к населению этой области.

* * *

Выше, при рассмотрении материалов VI—VII и X—XIII вв., мы отмечали, что расположение поселений и их облик не были одинаковыми. Это зависело как от района расположения, так и от топографии местности. Такая же картина наблюдается для исследуемого времени. Так, судя по хорошо сохранившимся многочисленным остаткам поселений этой поры, можно заключить, что в пограничной полосе лесостепи и степи в условиях повседневной угрозы набегов со стороны кочевников славяне укрепляли свои поселения, размещая их с этой целью на местах с хорошей естественной защитой. Такими местами были мысы высоких коренных берегов рек с крутыми склонами, соединенные с плато лишь узким перешейком. Кроме того, эти места укреплялись искусственно: перешейки перерезались рвом, а со стороны мьгса параллельно рву возводился земляной вал. В случаях, когда склоны мыса были недостаточно отвесны, крутизна их путем дополнительной обработки усиливалась или же по склону возводился земляной вал. Больше всего остатков таких укрепленных поселений в виде так называемых городищ¹⁴дошло до нас в районах к востоку от Днепра, по левым его притокам, а также по берегам рек бассейнов Дона и верхней Оки. Есть они и на правом берегу Днепра, но там их меньше.
Наряду с укрепленными поселениями па высоких мысах имелись поселки, расположенные хотя и в иных топографических условиях, но также с хорошей естественной защитой. Такими местами были останцы в поймах рек, среди пойменных озер и болот, добраться до которых даже в наши дни бывает иногда трудно. Остатки древних поселений этого типа известны в литературе под названием «болотных городищ».
Укрепленные поселения по размерам были небольшими. Площадь их редко превышала полгектара. Очень часто рядом с укрепленным находилось неукрепленное поселение, являющееся, очевидно, частью первого. В моменты опасности: укрепление становилось убежищем для всех обитателей.
В районах, где не было непосредственной угрозы нападения извне, прежде всего к западу от Днепра, а также в пограничных областях лесостепи и леса, славянские поселения в это время чаще всего не были укреплены. Размещены они были и здесь по берегам рек, озер и других водоемов, но топография их была несколько иная. Они занимали или склоны надпойменных террас, подходя, где это было возможно, непосредственно к руслу рек, или располагались просто в пойме среди болот на всевозможных возвышенных останцах, что служило в какойто мере укрытием поселению от неожиданных посетителей. Наиболее ярко неукрепленный харатер поселений и такое их размещение выступает несколько ранее, в период, предшествующий исследуемому нами времени (VI—VII вв.), в районах к западу от Днепра. Для этого времени остатки укрепленных поселений известны всего лишь в 2—3 точках.¹⁵
Следы укреплений на поселениях VIII— IX и последующих столетий в области правобережья встречаются чаще, но к какому времени следует относить в этом районе возникновение оборонительных сооружений, сказать трудно. В свое время, основываясь на материалах, собранных П. Н. Третьяковым, мы высказали предположение о наличии в области правобережья укрепленных поселений начиная с VIII ст.¹⁶ В последнее время это положение оспаривается. Утверждается, что ранее X в. укрепленных поселений к западу от Днепра не было.¹⁷ Принять это положение нельзя. Если допустить, что вопрос о времени сооружения укреплений на некоторых поселениях (Малинское, Искоростень и другие) не совсем ясен и требует дополнительных изысканий, то наличие оборонительных сооружений в VIII—IX ст. на Киевском поселении едва ли может вызывать сомнение.¹⁸ Вообще же этот серьезный вопрос требует специального изучения. Чтобы получить на него ясный ответ, очевидно, следует провести дополнительные полевые изыскания.
При картировании остатков поселений VIII—IX вв. в лесостепной полосе обращает на себя внимание размещение их гнездами, по 3—4 поселения, отстоящих одно от другого до 5 км. Такие гнезда, как правило, тяготеют к лесным массивам лесостепной зоны. В безлесных районах их почти нет, а в степи для этого времени славянских поселений мы совершенно не знаем. Расстояние между гнездами в среднем около 30—40 км, но иногда оно достигает 100 км и более. Насколько эти наши знания верно отражают реальный мир прошлого, сказать трудно. По сути дела мы еще очень мало занимались исследованием памятников этой поры. Не исключено, что отсутствие в некоторых районах следов древних поселений — больше результат плохой исследованности, нежели действительной жизни прошлого.
Что же представляли собой нанесенные на карту славянские поселения VIII—IX в.?
Каков был их внешний и внутренний облик?

* * *

Археологические материалы показывают, что на всей территории лесостепной зоны Восточной Европы, от берегов Прута до Дона, в VIII—IX вв. славянское население обитало в жилищах-полуземлянках. Нижней частью их являлась прямоугольная в плане яма размером 10—12 кв. м, углубленная в землю в зависимости от характера материка и рельефа местности — до 1—1.20 м. Стены ямы облицовывались деревом. Это делалось или с помощью сруба, запускаемого в яму, или путем забора из бревен, укрепляемых при помощи столбов. Полуземлянок без облицовки стен деревом было, очевидно, мало. Среди исследованных жилых построек можно указать всего лишь 2—3, стены которых достоверно не имели деревянной облицовки. В этих жилищах были обнаружены отчетливо выраженные остатки глиняной обмазки непосредственно на материковых стенах ям. Поверхность обмазки была, по-видимому, «покрашена».¹⁹
Крыша жилищ делалась двух- или трехскатная. Держалась она на столбах-сохах и краях (бортах) ямы. Каркас ее (перекладина, стропила) был деревянный, а покрытие состояло из хвороста, соломы или камыша и земли. Для постройки жилищ там, где было это возможно, использовались твердые породы дерева, например дуб.

Археологические материалы в настоящее время уже позволяют восстановить и некоторые детали внутреннего устройства жилищ. Неотъемлемой частью всех жилых построек являлась печь. Почти всегда она сооружалась в одном из углов жилища. Исключения из этого правила очень редки. Форма печей для этой поры — более или менее однотипная, кубовидная. Размеры печей небольшие, 1.50х1.10х0.7 м. Топика в плане преимущественно овальная; свод близок к полусфере с дымоходом в верхней части. Устье в виде арки обращено внутрь жилища. Делались печи из различного материала, что зависело, по-видимому, от наличия строительных материалов. В одних случаях, где позволял материк, некотором вырывалась углубленная часть полуземлянки, печь была материковая, вырезанная одновременно с сооружением нижней части жилища; там, где материк не был пригоден для этих целей (например, песок), печь сооружалась из имеющихся в окрестностях материалов: из камней (печь-каменка), из глины (так называемая глинобитная печь).²⁰ Известны поселения, где из-за отсутствия друтих, более пригодных для этих целей материалов печи сооружались из кусков железной болотной руды.²¹
Наряду с господствующим типом печи — по сути прототипом русской печи — в жилищах устраивались печи в виде подбоев стенах. В одних жилищах они сосуществовали вместе с печами кубовидной формы, в других — самостоятельно. Число жилищ с такими печами невелико.²²
В отдельных жилищах наряду с печами существовали открытые очаги. Это не были места случайно разводимых в том или другом месте жилища костров. Местоположение очагов было постоянное, причем иногда они были оформлены то в виде небольшого углубления в полу, то в виде огражденного невысоким глиняным валиком места.
Все эти печные сооружения топились «по-черному». Дым из них выходил прямо в жилище, и только отсюда через волоковые (вытяжные) окна, если таковые были, да через дверной проем он мог выходить наружу.

Вопрос о том, насколько широко были распространены в жилищах этой поры волоковые окна, не совсем еще ясен. О их наличии свидетельствуют пока что лишь единичные, не совсем отчетливые следы в виде узких выемок на бортах углубленных частей жилищ некоторых поселений.²³
Все еще не совсем ясным остается и вопрос о месте и устройстве выхода (двери) в жилищах-полуземлянках этой поры.
Длительное время в нашей литература было распространено представление о том, что жилища-полуземлянки исследуемого времени имели по нескольку выходов и были соединены между собой крытыми переходами. Такое представление сложилось в результате ошибки, допущенной при раскопках Большого Боршевского городища, где остатки взаимно перекрывающих жилых и хозяйственных полуземляночных построек, относящихся к разному времени, были приняты за одновременный комплекс сооружении, связанных между собой переходами. Исследования последних лет показали ошибочность этого положения.²⁴ Основываясь на сравнительно большом имеющемся в настоящее время материале, можно предполагать, что/выход располагался на лицевой стороне жилища; лесенка (деревянная или каменная) устраивалась внутри углубленной части.
В некоторых жилищах вдоль стен прослеживаются своеобразные лавки, вырезанные, как и печи, из материка одновременно с сооружением нижней, углубленной части жилища, или «сбитые» из глины. Они возвышаются над полом на 0.10—0.50 м при ширине до 1 м. Одни из них занимают лишь часть стены, другие — всю стену, а иногда охватывают и две смежные стены. Назначение их, по-видимому, самое различное. Они могли служить и лежанками, и столами, и верстаками.²⁵

Одно время — пока было известно лишь небольшое число жилищ — предполагалось, что лавки являются специфической чертою жилищ-полуземлянок Днепровской левобережной (роменской) группы поселений.²⁶ Последующие исследования показали, что лавка в славянском жилище и хронологически и территориально бытует довольно широко. Она прослеживается в славянских жилищах-полуземлянках всей лесостепной полосы начиная с VI—VII и до X—XIII ст.²⁷ В отдельных жилищах устраивались погребки, служившие местом хранения вещей бытового и хозяйственного назначения. Они представляют собой небольшие ямы, преимущественно округлые в плане. Чаще всего их выкапывали в одном из углов жилища или у печи. Однако чаще такие ямы-погреба выносились за пределы жилища. Добытые при раскопках отдельных поселений лесостепной полосы материалы, относящиеся к остаткам жилищ-полуземлянок, создали предпосылки к воссозданию как внутреннего устройства, так и общего облика жилых построек. Одни исследователи шли по пути поисков аналогий среди этнографических материалов (так поступил, например, П. П. Ефименко, отметивший близость вскрытых им остатков жилищ-полуземлянок VIII—X вв. на Б. Боршевском городище с бытовавшими еще не так давно, вплоть до XX в., на юго-востоке «куренями», являвшимися жилищами рыбаков),²⁸ другая часть исследователей, основываясь на сохранившихся остатках, попыталась дать графическую реконструкцию. Часть этих реконструкций опубликована. Некоторые из них относятся к жилищам интересующего нас времени (Новотроицкое, Канев),²⁹ другие — к несколько более поздней поре (Алчедар).³⁰ Несмотря на некоторые конструктивные различия в устройстве деталей верхней (наземной) части жилищ, все они довольно близки между собою. Это полуземляночиые постройки с двух- или трехскатной крышей, поддерживаемой 2 или 3 столбами-сохами, расположенными по продольной оси жилища и опирающейся в нижней своей части на края ямы. Крыша земляная. Вход помещен с торцовой стороны. В жилище Алчедара рядом с входом изображено окно (хотя как будто никаких оснований среди раскопанных материалов для этого нет).

В целом, за исключением мелких деталей, реконструкции являются не плодом логических построений, а основываются па достаточно большом материале — многочисленных остатках сгоревших жилищ, обнаруженных при раскопках многих поселений, расположенных в самых различных районах лесостепной зоны. Кроме того, эти реконструкции находят полное подтверждение в данных письменных источников, правда, несколько более поздней поры (рубеж IX — X вв.). Мы имеем в виду уже приводимое выше сообщение Ибн-Русте (Ибн-Даста) о славянах: «В земле славян холод бывает до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба, который покрывает деревянной остроконечной крышей, какие видим у христианских церквей, и на крышу эту накладывает земли. В такие погреба переселяются со всем семейством, и взяв несколько дров и камней, раскаляют последние на огне докрасна. Когда же раскаляются камни до высшей степени, поливают их водой, от чего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают уже одежду. В таком жилье остаются до самой весны».³¹
Мы уже отмечали, что не все исследователи относят это известие к восточным славянам. Но в данном случае это несущественно, ибо жилища лесостепной полосы, по археологическим данным, как у восточных, так и у западных славян очень близки, а в отдельных случаях просто неразличимы.³²
Наряду с жилищами на местах поселений обнаружены остатки хозяйственных построек и сооружений производственного назначения. Большая часть их относится к типу полуземляночных, у всех нижняя часть в той или иной мере углублена в землю. Преимущественно это были погреба-ямы, округлые в плане, колоколовидные или грушевидные по вертикали. Меньше среди них построек овальных или прямоугольных в плане, причем в зависимости, по-видимому, от назначения нижняя, опущенная в землю, часть имела различную глубину и планировку. Такие углубленные в землю постройки сверху имели перекрытие, форма которого определялась планом сооружения. Округлые в плане постройки могли иметь коническое покрытие; прямоугольные — двух- или трехскатное. Последнее (трехскатное) наиболее вероятно, как это имеет место и сегодня.
Имелись хозяйственные постройки и наземного типа. Судя по сохранившимся остаткам, это были небольшие прямоугольные в плане сооружения. Стены известных нам таких построек были в виде частокола, что не исключает, однако, и иного устройства — сруба, забора, плетня и т. д. О покрытия их можно говорить лишь предположительно, так как никаких остатков не сохранилось.
Вероятнее всего крыша была плоская.³³

* * *

Вот эти-то жилые, хозяйственные и другие постройки, а в некоторых районах и искусственные укрепления в виде валов и рвов и были теми элементами, различное сочетание которых с тем или иным рельефом местности коренного ли мыса берега, господствующего над широкой долиной реки, или небольшого, слегка возвышенного островка среди заболоченной поросшей камышами и кустарником поймы, и создавали внешний облик поселения. К сожалению, для воссоздания его мы располагаем довольно ограниченными материалами, хотя в последние годы раскопочные работы и были проведены па ряде поселений на всей исследуемой нами территории.³⁴
Но все эти поселения, за исключением городища Новотроицкого, затронуты раскопками лишь частично, да к тому же некоторые из них и были раскопаны не сплошными площадями, раскрывающими полную картину застройки территории поселения теми или иными видами сооружений, а траншеями с последующим оконтуриванием обнаруженных жилищ. Такая система раскопок далеко не обеспечивает раскрытия остатков всех когда-то существовавших на поселении построек. В частности, как видно из опубликованных материалов, на поселениях, исследованных таким методом, остатков хозяйственных построек (ям-погребов и т. п.), как правило, или совсем нет, или они оказываются единичными,³⁵ между тем как раскопки сплошными площадями (даже небольшими) на десятках примеров показали, что остатки хозяйственных и производственных построек на славянских поселениях второй половины I тысячелетия в лесостепной полосе — явление достаточно устойчивое и прослеживается на поселениях и Днепровского левобережья,³⁶ и к западу от Днепра.³⁷
В материалах, используемых для воссоздания облика этих поселений, имеется и еще один существенный недостаток — хронологическая нерасчлененность обнаруженных остатков построек. Правда, иногда исследователи, исходя из соотношения продолжительности существования поселка в целом к жизни отдельных построек, пытаются установить количество сосуществовавших жилищ. Но, к сожалению, на этом анализ найденных остатков и заканчивается, а на публикуемых схематических планах дается местоположение всех вскрытых жилых построек всего периода жизни поселения; каков же был план поселения в тот пли иной момент (его границы, соотношение между отдельными жилищами), остается нераскрытым.³⁸

Но и эти немногочисленные и недостаточно полные данные все же создают возможность составить общее представление о внешнем облике поселений.
Первое, что бросается в глаза при осмотре остатков большей части поселений, это обособленность участков, занимаемых ими. Как отмечалось выше, это или мысы высоких коренных берегов, обрамленные глубокими оврагами, или пойменные останцы среди болот и зарослей, или надпойменные террасы.
Расположение поселений на мысах или останцах в какой-то мере уже определяет размер поселка и до некоторой степени характер планировки. На узких вытянутых пойменных останцах (Пеньковка (Луг I и II, Макаров Остров), Стецовка) жилища выстраивались по длинной оси. В некоторых таких поселениях постройки размещались как бы гнездами. Расстояние между этими «гнездами» достигает 100 м. Изучение топографии поселений показывает, что такие гнезда связаны с повышенными местами останцев, свободными же от застройки остаются пониженные их части. На останцах с ровным рельефом такой группировки не прослеживается.³⁹
Незаселенность пониженных участков следует, очевидно, рассматривать как меру предосторожности против затопления в весеннее половодье.
Расстояние между жилищами довольно различно. Иногда они размещались рядом, в других случаях отстояли одно от другого на 10—15, а то и более метров. Однако признать последнее за правило для данного типа поселений нельзя, потому что мы имеем дело, как отмечалось выше, преимущественно с материалами, полученными не путем сплошных раскопок, а обнаруженными с помощью траншей, что исключает уверенность в том, что на данном участке вскрыты все постройки.

Выявить в размещении жилищ какой-либо порядок или систему также не удается. Расположение их вдоль гряды в один, два, а иногда в три ряда и более определяется исключительно формой останца.
Поселения, размещенные на мысах, в отношении пространственных возможностей находились по сути дела в тех же условиях, что и поселения на долинных останцах. Площадки, занимаемые ими, и по размерам, и по форме всецело зависели от естественных границ.
Судя по имеющимся в настоящее время материалам (Б. Боршево, Опошня, Новотрогщкое), жилища занимали серединную часть мыса, причем ютились они довольно скученно. Расстояние между отдельными жилищами колеблется в пределах от 0.5 до 10 м. Найти какую-либо систему в их расположении — следы улиц, площадей и т. п. — не удается. Постройки хозяйственного и производственного назначения обособлены от жилищ. Большая часть их размещена по краю мыса, за пределами площадки, занятой жилищами, и лишь отдельные ямы-погребки, преимущественно округлые в плане, находятся близ жилищ. При такой тесноте размещения жилых построек говорить о существовании отдельных дворов, а тем более усадеб, несомненно, не приходится.

Больше простора для размещения жилых и хозяйственных построек было в поселениях, расположенных на надпойменных террасах (Самчинцы, Коржевка, Семенки II и др.), однако сказать что-либо более или менее определенное о характере планировки этих поселений нет возможности. Поселения эти раскопаны лишь частично, и целостной картины пока что нет. Одно лишь можно отметить, что скученность в размещении жилищ имеет место и здесь. Правда, следует иметь в виду, что исследователи, публикуя планы остатков жилых и хозяйственных построек, ничего не говорят о том, являются ли исследованные ими сооружения одновременными или нет, что для воссоздания облика поселения весьма существенно.⁴⁰ Косвенный свет на этот вопрос проливают памятники предшествующей поры. Не так давно (1959 и 1960 г.) на Житомирщине, близ с. Корчак, были исследованы остатки славянского поселения VII в., расположенного на надпойменной террасе р. Тетерева. Судя по публикации, поселение раскопано, очевидно, полностью. Обнаружены следы 12 жилищ-полуземлянок и нескольких хозяйственных построек (ям-погребов). По общему облику жилища мало чем отличаются от жилищ последующей поры (VIII—IX вв.). Для нас интересно здесь размещение жилищ. И. П. Русанова, исследовавшая поселок, характеризуя эту сторону, отмечает, что жилища тянулись без определенной системы вдоль оврага, удалены друг от друга на 10— 15 м и лишь два из них находились в 5 м одно от другого.⁴¹ Другими словами, и здесь наблюдается та же картина, что и па исследованных поселениях более поздней поры.

Таким образом, имеющиеся в распоряжении исследователей материалы позволяют говорить о том, что, несмотря на различные топографические условия размещения поселений, общая планировка внутри их мало чем различалась. Поселения были застроены небольшими полуземляночными жилищами, покрытыми двух- или трехскатной земляной крышей, и хозяйственными постройками, преимущественно также полуземляночными, но. еще меньших размеров. Жилые постройки занимали серединную часть площадки поселения, а хозяйственные и производственные размещались по краю. Лишь около пекоторых жилищ были выкопаны погребки. Ни дворов, ни усадеб в нашем понимании не было. Не было никакой системы и в расположении жилищ: нет ни улиц, ни площадей.
Графическая реконструкция одного такого полностью раскопанного поселения (у с. Новотроицкое) показала, что по внешнему виду такой поселок более походил на средневековый курганный могильник, чем на известные нам по этнографическим данным сельские поселения России XVIII—XIX вв.

* * *

Как уже говорилось выше, мы совершенно не знаем остатков славянских поселений VIII — IX вв. в лесной зоне Восточной Европы,⁴² а поэтому ничего не можем сказать о том, как размещались поселки в этих районах. Если исходить из данных последующей поры (X—XIII вв.), то следует полагать, что они в большей своей части были неукрепленными и, как и в лесостепной зоне, расположены по берегам рек, озер и других водоемов. Такое расположение косвенно подтверждается и размещением курганных могильников этого времени (круглых курганов с трупосожжением), систематизированных нами выше. Жилища были наземные, рубленые. Пожалуй, это и все, что можно сейчас сказать о поселениях славян в этом районе накануне образования Древнерусского государства. Наши представления о славянских поселениях лесной зоны существенно отличаются от взглядов, господствующих в нашей литературе вплоть до последнего времени, согласно которым исследователи хорошо знают не только размещение поселений в этом крае, но и размеры и планировку их, а также число жилищ.⁴³Взгляды эти ошибочны. Они строятся на материалах, не имеющих прямого отношения к славянскому населению.

¹ Прокопий из Кесарии. Война с готами. Перев. С.П. Кондратьева, вступ. ст. 3. В. Удальцовой. М., 1950, стр. 297.

² Акад. С.А. Жебелев. Маврикий (Стратег). Известие о славянах VI—VII вв. Исторический ар-хив, И, М.—Л., 1939 г., стр. 33—37. Часть приведенной фразы «... устраивают в своих жилищах много выходов...», по мнению М. И. Максимовой, может быть переведена иначе: «... устраивают в местах своего обитания много выходов...», что, судя по археологическим материалам, более соответствует действительности (см.: И. И. Ляпушкин. О жилищах восточных славян Днепровского левобережья VIII—X вв. КСИИМК, вып. 68, М.—Л., 1957, стр. 3—13). Внимательное изучение греческого текста, любезно проведенное М. И. Максимовой и М. А. Тихановой, приводит к заключению о. необходимости уточнения перевода этого источника и в ряде других мест. В частности, в приведенном отрывке во фразе «Необходимые для них вещи они зарывают в тайниках, ничем лишним открыто не владеют и ведут жизнь бродячую» последнее слово «бродячую» не соответствует греческому, где сказано: Сотой Хт-от-рто-у, что значит «и ведут жизнь разбойничью». Такой перевод соответствует подлиннику не только с формальной стороны, но и по содержанию, ибо вся совокупность источников, как письменных, так и археологических, свидетельствует о том, что славяне той поры вели оседлый, а не бродячий образ жизни, а частые нападения славян на Византию Маврикий, конечно, не мог рассматривать иначе как разбой.

³ Д.А. Xвольсон. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-али Ахмед Бен Омар Ибн-Даста. СПб., 1869, стр. 28.

⁴ Там же, стр. 32, 138—142.

⁵ Там же, стр. 32, 33.

⁶ A. Pitterova. К рroblemu slovanske expanze. Vznik v pocatky slovanu t. V. Praha. 1964, стр. 165—176.

⁷ А.Я. Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870, стр. 266—267.

⁸ ПСРЛ, изд. 2, т. I, вып. 1, Л., 1926, ст. 6.

⁹ Там же, ст. 13.

¹⁰ Там же, ст. 16 и 17.

¹¹ Там же, стр. 57—59.

¹² Правда, в русском переводе «Известий» Маврикия (Стратега) сказано, что славяне и анты «ведут жизнь бродячую»... Но, как отмечено нами выше (стр. 125), такой перевод ошибочен, он но соответствует греческому тексту.

¹³ И. И. Ляпушкин. Днепровское лесостепное левобережье в эпоху железа. МИА, № 104, М.—Л., 1961, стр. 316—348.

¹⁴ В литературе часто пишут, что славяне (или другие древние племена) жили «в городищах», что безусловно неверно. Это неудачное выражение. «В городищах» жить нельзя, ибо «городищем» называются остатки древнего укрепленного поселения (см.: Д. Я. Самоквасов. Древние города России. СПб., 1873, стр. 97—101).

¹⁵ В.В. Аулiх. 1) Матерiали з верхнього горизонту городища бiля с. Зимне, Волинськоi обл. МДАПВ, вин. 3. Киiв, 1961, стр. 128—139; 2) Металевi пряжки i прикраси з верхнього горизонту городища в с. Зимне, Волинськоi обл. МДАПВ, вип. 4, Киiв, 1962, стр. 92—105.

¹⁶ И.И. Ляпушкин. Место роменско-боршевских памятников среди славянских древностей. Вести. ЛГУ, № 20, Л., 1956, сер. ист., яз. и лит., №4, стр. 55; см. П. Н. Третьяков. Древлянские «грады». Акад. Б. Б. Грекову ко дню семидесятилетия. Сборник статей. М., 1952, стр. 64—68.

¹⁷ В.К. Гончаров. Лука Райковецкая. МИА, № 108, М., 1963, стр. 310, 311.

¹⁸ К. Каргер. К вопросу о Киеве VIII—IX вв. КСИИМК, вып. VI, М.—Л., 1940.

¹⁹ И.И. Ляпушкин. Городище Новотроицкое. МИА, № 74, М.—Л., 1958, стр. 127.

²⁰ На ряде поселений (Хотомель, Канев и некоторых других) имеются глинобитные печи, сделанные на деревянном каркасе. Судя по хорошо датированным комплексам, печи такого типа приходят на смену прямоугольным в плане (глиняным или каменкам) не ранее X в. Очевидно, и данные поселения содержат отложения не только до IX в., как полагают исследователи, но и более поздней поры.

²¹ Не исключено, однако, что в отдельных случаях предпочтительное использование того или иного материала для строительства печей было обусловлено какой-то традицией.

²² И.И. Ляпушкин. Днепровское лесостепное побережье в эпоху железа, стр. 289.

²³ П.П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону. МИА, № 8 М.-Л., 1948, стр. 10, 11; Б. А. Шрамко. Новые детали устройства раннеславянских жилищ. СА, 1960, № 3, стр. 319, 321. — Существенно отметить, что в обеих работах приводятся материалы поселений, относящихся к сравнительно поздней поре —концу I тысячелетия (X в.).

²⁴ И.И. Ляпушкин. О жилищах восточных славян Днепровского левобережья VIII—X вв., стр. 3—13.

²⁵ И.И. Ляпушкин. Днепровское лесостепное левобережье в эпоху железа, стр. 231.

²⁶ П.Н. Третьяков. Археологические памятники древнерусских племен. Уч. зап. ЛГУ, № 85, сер. ист. наук, вып. 13, Л., 1949, стр. 284.

²⁷ В.Д. Баран. Раннеславянские поселения у с. Рипнева (Рипнев II) на Западпом Буге. МИА, № 108, М., 1963, стр. 352; В. К. Гончаров. Райковецкое городище. Киев, 1950, стр. 50—53.

²⁸ П.П. Ефименко и П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону, стр. 26—29.

²⁹ И.И. Ляпушкин. Городище Новотроицкое, стр. 193—210; Г. Г. Мезенцева. Канiвське поселения полян. Киiв, 1965, стр. 49, 50.

³⁰ Г.Б. Федоров. Работа Прутско-Днестровской археолого-этнографической экспедиции в 1962 г. Краткие сообщения о полевых археологических исследованиях Одесского государственного археологического музея. г. Одесса, 1964, стр. 72-77 (рис.2)

³¹ Д.А. Хвольсон. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах. Абу-али Ахмеда Бен Омар Ибн-Даста. СПб., 1869, стр. 32, 33.

³² И. Ляпушкин. К вопросу о культурном единстве славян. Исследования по археологии СССР. Сборник статей в честь профессора М. И. Артамонова. Л., 1961, стр. 203—209.

³³ Ляпушкин. Городище новотроицкое, стр. 193-210.

³⁴ В юго-западной части раскопки велись на правом берегу р. Днепра близ Канева, в бассейне р. Тясмина, близ дер. Пеньковки (урочища Луг I и Луг II, Макаров Остров); несколько поселений исследовалось в бассейне р. Южного Буга (у сс. Самчинцы и Коржевки); в бассейне р. Западного Буга раскапывалось поселение у с. Рипнев (Рипнев I); на Днестре раскопкам были подвергнуты поселения у сс. Незвиско й Григоровки; в области припятского Полесья исследовалось поселение у с. Хотомель; к востоку от Днепра раскопки производились на поселениях у сс. Опошня, Новотроицкое, Волынцево; на Дону исследована группа поселений в районе Воронежа; в бассейне верхнего течения р. Оки копалось поселение близ дер. Лебедки, а по р. Десне — Вщяжское поселение, поселение у с. Выгоничи и ряд других.

³⁵ Д.Т. Березовец. Поселения уличей на р. Тясмине. МИА, № 108, М., 1963, стр. 145—208.

³⁶ П.Н. Третьяков. Стародавнi слов'янськi городища у верхнiй течii Ворскла. Археологiя, т. I, Киiв, 1947, стр. 129—132; И. И. Ляпушкин. Днепровское лесостепное левобережье в эпоху железа, стр. 276—304.

³⁷ П.И. Хавлюк. Славянские поселения VIII—начала IX в. на южном Буге. Археологический сборник, вып. 4, Изд. Гос. Эрмитажа, Л.. 1962, стр. 116—126; И. П. Русанова, Поселение у с. Корчака на р. Тетереве. МИА. № 108, М., 1963, стр. 39—50.

³⁸ Д.Т. Березовец. Поселение уличей на р. Тясмине, стр. 155, 156 (рис. 7), 186, 187.

³⁹ Там же, стр. 155, 157 (рис. 7).

⁴⁰ Такую же картину наблюдаем мы и в недавней публикации материалов Каневского поселения, просуществовавшего, по мнению исследователя, с VII до IX в., т. е. более двух столетий. На поселении раскопано 22 жилища, расположенных на расстоянии 7—8 м, а то и менее, одно от другого, что исследователь считает свидетельством густоты заселенности. С нашей точки зрения, этот материал никак не может служить основанием для решения данного вопроса. Самый большой срок жизни такого жилища не более 20—25 лет, в силу чего без датировки каждого отдельного жилища определить густоту заселения и планировку поселения в тот или иной период жизни поселения невозможно (Г. Г. Мезенцева. Кашвське поселения полян, стр. 10—18, 121—123).

⁴¹ И.П. Русанова. Поселение у с. Корчака на р. Тетереве, стр. 39—41.

⁴² В.В. Седов. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII—XV вв.).

⁴³ Третьякова. Восточнославянские племена. Изд. 2, М., 1953, стр. 82-84.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 9114

загрузка...

Другие книги по данной тематике