Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Игорь Коломийцев.   Народ-невидимка

Глава тридцать шестая. В тени крепостей

Никакие "славяне" не называли себя этим именем. Создание славян было результатом не столько этногенеза, сколько изобретения, выдумывания и навешивания ярлыков со стороны византийских авторов. Это была самобытность, сформировавшаяся в тени Юстиниановых крепостей.

  Флорин Курта, американский славист,
  "Создание славян", 2001 год.

– Думаю, Холмс, нас вполне можно поздравить с успешным завершением этого трудного дела. Мало того, что мы нашли славян, так ещё и сама находка удивительнейшим образом сумела объяснить нам множество странностей, связанных с происхождением данного народа. Мы, наконец, поняли, отчего у славянских летописей такая "короткая память", и почему славяне помнят себя только с эпохи появления на Дунае. Стала очевидна и природа многих их внутренних качеств: стойкости, выносливости, способности обходиться самым малым. Мы осознали откуда берут начала корни их врождённого анархизма; восприятия власти, как некого источника всяческих бед; склонности держаться от неё подальше; а также постигли причины их недоверия, порой даже откровенной ненависти по отношению к "чужакам"; противопоставления себя иным обитателям нашего континента. Мы сумели правильно истолковать "синдром осаждённой крепости", присущий менталитету данного народа в ранний период его истории. Всё это – последствия гуннской неволи. Сильная душевная травма, полученная этим народом в пору самой розовощёкой юности, так изменила его характер.

– К вашему роскошному спичу, Уотсон, добавлю лишь одно замечание. Психологический тип, вами описанный, формировался не только в гуннскую эпоху, но на протяжение всей ранней истории этого племени. Подобно тому, как жизнь в густых лесах чередовалась у этих людей с вылазками на открытые пространства, так и периоды тяжкой неволи постоянно сменялись у них этапами почти безграничной свободы и вседозволенности. Служба в рядах бастарнской армии – днепровской вольницей, рабство в невольничьих центрах у спалов – столетием безмятежного покоя накануне прихода готов, и так далее вплоть до появления свирепых кентавров и их внезапного исчезновения. Судьба всё время бросала их из жары в холод, испытывая и закаляя, словно добиваясь, подобно опытному кузнецу в работе с булатным клинком, идеальной прочности. Смотрите, друг мой, минуло меньше века с момента освобождения славян от гуннского ига, а император Маврикий о них уже пишет: "любят свободу и ни склонны ни к рабству, ни к повиновению". Разве это не лучшая оценка необыкновенной твёрдости их характера? Но с чем я категорически не согласен, Уотсон, так это с вашим утверждением, что мы уже отыскали славян и наше расследование на этом завершено. Мне кажется, коллега, вы опять торопитесь. Пока мы лишь посредине пути.

– Но как же так, Шерлок?! Ведь мы узнали почти всё о склавинах и антах, а они, как уверяют нас профессиональные историки, и есть настоящие предки славян.

– Разве наше расследование не научило вас, Уотсон, что не стоит принимать на веру слова учёных мужей? Они так обрадовались появлению двух археологических культур, достоверно перерастающих в славянские сообщества, что тут же посчитали свои поиски завершёнными. А между тем нерешённых вопросов здесь – море. Если славяне сложились у нас на базе только двух культур: пражской и пеньковской, то куда мы, собственно говоря, будем девать всех остальных? Например, колочинцев с берегов Десны? А именьковское сообщество с Волги, надеюсь, коллега, вы про него ещё не забыли? А тушемлинская (западнодвинская) культура, расположенная в Белоруссии и на Смоленщине? А суково-дзедцицкая Восточной Германии и Центральной Польши? А культура псковских длинных курганов? Все эти сообщества вышли из киевских недр, то есть, являются такими же полноценными потомками днепровских венедов, как анты и склавины. Хотя к берегам Дуная эти люди не ходили.

Карта археологических культур 6 века по В. Седову
Карта археологических культур 6 века по В. Седову

– Раз они выходцы из киевского сообщества, значит, тоже славяне!

– Похвальная широта души, Уотсон. Но разве вас при этом не смущает, коллега, то обстоятельство, что обнаруженная в зоне их распространения топонимика, преимущественно, является балтской?

– Уж не хотите ли вы сказать, Холмс, что население киевского сообщества изъяснялось на балтских наречиях?

– Многие факты именно об этом и говорят. Впрочем, даже если некоторые выходцы из обширного венедского ареала и говорили уже в V-VI столетиях на праславянском языке, всё равно это проблемы не решает. Вы же помните, Уотсон, как возникали некоторые из славянских культур? Предки пражан долгое время были изолированы от всех на "острове Припять", пращуры антов, напротив, теснейшим образом общались с готами и испытали, без сомнения, сильнейшее их влияние. Деснинцы бродили по северным лесам на стыке с владениями финно-угорских народов. Народы со столь разной судьбой, занимающие такую огромную территорию, просто не могли пользоваться единым языком. Последний, как минимум, должен был распасться на целый ряд наречий. Уверен, что пеньковцы понимали пражан или колочинцев не лучше, чем нынешние русские разумеют речь поляков или сербов. А ведь для последующего периода мы внезапно действительно обнаруживаем единый язык всех славян на огромных пространствах Восточной Европы, и диалекты там практически не ощутимы. То есть русичи, болгары и моравы говорили почти на общем наречии, хотя их предки – анты, склавины и деснинцы – похвастаться этим никак не могут.

– Вы хотите сказать, Холмс, что славян в V столетии ещё не было? И что они сложились ещё позже, в последующие века?

– Я бы так сказал: после ухода гуннов мы застаём лишь "полуфабрикаты", отдельные фрагменты, если хотите, разрозненные "части тела": руки, ноги и так далее, которым в будущем ещё только предстоит собраться в славян, сложиться в единое сообщество. Смотрите, Уотсон, на Восточную Европу сначала накатила, а затем полностью схлынула гигантская кочевая волна. Она сорвала со своих мест, закрутила в безумном танце десятки, если не сотни народов. Когда этот невероятный ураган закончился, у границ Империи оказались некие люди, никому ранее неведомые. Как дюна на пляже, намытая ночным штормом. Незнакомцев было много. Мы с вами убедились, что это, преимущественно, – потомки рабов, захваченных в плен в своё время свирепыми кентаврами. Но мы не знаем ни того, на каких языках говорили эти люди (вряд ли наречие было единым), ни кем они себя считали, ни даже их имени, если, конечно, оно вообще существовало.

– Вы хотите мне доказать, Шерлок, что анты и склавины – это ещё не совсем славяне, и у них не было ни единого языка, ни общего самоназвания?

– Уотсон, вот вам два сообщества людей: в одном есть братья Валамир, Визимир, Тиудимир и девушка по имени Вадамерка, в другом люди носят следующие имена – Мусок, Пейрогаст, Келагаст, Идариз, Ардагаст и Хильбудий. Вопрос: кто из них славяне?

– Чувствую неких подвох, однако, вынужден признать, что первая группа имён звучит вполне по-славянски, а вторая – нет.

– Меж тем, Валамир, Визимир, Тиудимир и Вадамерка – это готские имена, а вот второй список – это достоверно известные науке антские вожди и знатные воины. Кроме них история знает также следующих антов и склавинов: Дабрагеза, Сваруна, Лаврита, Мезамира, Дабрагаста, ну и, разумеется, Боза, о котором мы уже говорили. Учёные полагают, что из всего этого перечня славянским корнем может похвастать лишь один человек – Сваруна, чьё прозвище происходит от "сварги, свары" – "ссоры". Все остальные – под великим сомнением. Заметьте, Уотсон, характерный в будущем для славянских имён корень "мир" встретился в этом списке только раз, тогда как у готов он попадается намного чаще. Видимо, его следует признать восточногерманским. Очень часты, особенно у антов, окончания на -гаст. Хотели привязать данные имена к славянскому слову "гость", что значило, вероятно, "купец" или "чужак", но данная версия начисто опровергается лингвистами. Кроме того, ещё в предшествующую эпоху зафиксировано имя Анагаст. И оно принадлежало готу, сыну Арнегискла, предводителю византийского отряда, разбившего гуннского царевича Динцика и отправившего его голову в цирк города Константинополя. Даже корень "дабра", который историки надеялись вывести из слова "добро", как разъяснили лингвисты, происходит, скорее, от готского "dapra", что значит "крепкий". Ант Хильбудий оказался полным тёзкой византийского полководца, командовавшего фракийской армией, явно не имевшего к славянам никакого отношения, кроме того, что он их разбил и заставил себя уважать. В довершение всего, в именослове ранних славян ощутимо восточное, степное влияние. Мусок – по-тюрски означает "кошка", так будут звать шурина Батыя, монголо-татарского хана. Идар (Идариз) созвучен татарскому слову "идарэ" – "власть". Возможно, это наследство булгар-кутригуров. Впрочем, проблема даже не в том, друг мой, что у антов или склавинов встречаются "чужие" имена, мы знаем, что заимствований в этом плане никто не избежал. Проблема в том, как мало в них собственно славянского начала. Ещё историк Дмитрий Иловайский с сожалением подметил, что древнейшие славяне не балуют исследователей именами типа Владимир, Бранибор или Святослав, как могли бы рассчитывать лингвисты.

– Всё равно, Холмс, я не могу поверить в то, что у этих людей не было даже общего имени?!

– Тогда предложите вариант такого названия. Как они могли себя называть? Венеды? Но мы знаем, что славяне никогда себя так не звали. Подобного корня нет в славянских языках. Этим словом именовали их лишь некоторые соседи. Да и мы условно использовали его в своём расследовании. Балты? Это вообще чисто "кабинетное" название, которое выдумали учёные, чтобы "окрестить" довольно внушительное сообщество народов нашего континента. Опять же сами себя балтоязычные племена так не прозывали. Анты? Мы установили что, судя по всему, это прозвище, которое гунны дали своим невольникам и их "надсмотрщикам". Оно не прижилось в славянских языках, чему свидетельством отсутствие там родных, не заимствованных из чужих языков, слов с этим корнем.

– Но у нас же есть сам этноним "славяне"! Разве он не является общим названием всех этих племён?!

– На сегодняшний день – да. В ту эпоху, разумеется, нет. Смотрите, Уотсон, из всех византийских авторов послегуннского времени ближе всех со славянами столкнулся Прокопий. Он, как известно, был летописцем  полководца Велизария, участвовал во всех его походах, а значит, своими глазами наблюдал византийских воинов из числа антов и склавинов, возможно, разговаривал с ними на привалах, расспрашивал о традициях, о вере, о привычках. И те ему сообщили, что в древности у антов и склавинов действительно было общее имя. Их звали "спорами", ввиду особого образа жизни – обитания на расстоянии друг от друга. Но, Уотсон, "споры" ("σπορά, σπόρος") – это греческое слово, оно означает "сеяние, посев, семя". Ясно, что днепровские венеды не могли называть себя чужим, да в добавок, ещё и среднегреческим термином. Значит, либо информаторы Прокопия затруднялись привести это древнее название, а помнили лишь его общий смысл, либо они его привели, но византиец отчего-то поленился записать этноним в оригинальном звучании, передал только значение данного слова.

– Эх, жаль, что Прокопий не привёл это древнее имя!

– Боюсь, Уотсон, что при всём желании он не смог бы этого сделать.

– Но почему?

– Потому, что потомки днепровских венедов его уже не помнили. Иначе его бы передал нам, если не Прокопий, то какой-нибудь другой автор того же или последующего периода. А раз этого не произошло, я делаю резонный вывод – у ранних славян было ощущение своего единства, они не забыли об общих корнях, но к тому времени уже не сохранили древнее прозвище днепровского сообщества народов. К данной эпохе они его просто утратили. Годы гуннского мрака не прошли даром.

– Зато у них сохранилось имя славяне, как название одной из частей данной общности и со временем этот родной термин распространился на всех потомков киевлян. В конце концов, это единственный этноним чисто славянского происхождения, поэтому неудивительно, что он со временем вытеснил все остальные.

– Не хочу огорчать вас, Уотсон, но у меня есть обоснованные сомнения в происхождении этого, как вы выразились, "родного" термина. Не уверен даже, что он поначалу вообще относился к славянам.

– Холмс, вы сами себя слышите? Как славяне могут иметь отношение к кому-то ещё, кроме славян?!

– Жизнь соткана из парадоксов, Уотсон. Порой она выбрасывает и не такие фортеля! Мы же для начала припомним, что византийцы вообще не употребляли термин "славяне". Они говорили "σκλαβηνός" – "склавинос". Так писали Иордан и Прокопий. Более поздние авторы: Агафий Миринейский и Иоанн Малала и того проще – "склавос" – "склавы".

– Учёные давно нам всем эти разночтения разъяснили. Дело в том, что греки и римляне с трудом воспринимали привычное для славянского уха сочетание согласных звуков "сл". Им непременно надо было что-то в него вставить. Например, название реки Висла у римлян звучало как "Вистула". Вот и здесь мы имеем дело с адаптацией чужого названия на собственный манер.

– Нелогично, Уотсон. Не обижайтесь за прямоту, но в ваших рассуждениях всё переставлено с ног на голову. Скажите, кто первым появился на берегах упомянутой вами реки – римляне или славяне?

– Разумеется, Шерлок, потомки Ромула и Рема. Они познакомились с этими местами в начале нашей эры, а славяне – не ранее V-VI столетий. Постойте, вы хотите сказать, что не латиняне заимствовали славянское название, а наши герои приспособили к своему языку римский топоним?

– Безусловно, Уотсон. Людям любой национальности свойственно не усложнять, а, напротив, максимально упрощать чужие слова и названия. Услышь греки от варваров трудное им для произношение слово "славяне", где первый звук "эс" перед "эль" глух и почти не слышится, они скорее записали бы этноним, как "лавяне" - "лавинос" или "лаванинос", но не "склавинос" или "склавос". Обратите внимание, Уотсон, от византийцев это слово попадает на Восток, к арабам. Те затрудняются в его выговоре и упрощают на свой манер до "сакалиба". Именно под этим именем, как считают многие учёные, восточный мир узнал славян. Иначе говоря, друг мой, я легко поверю в любое упрощение, но вы мне никогда не докажите, что люди стремились сделать более сложными и без того трудные для них чужие имена.

– Но, Шерлок, значительная часть славянских лингвистов уверенно выводит название своих предков от "слова", через исходную форму "словене". Славяне, с их точки зрения, означало "люди слова", "словники", "понимающие нашу речь", в отличие от "немцев", "немых", "не умеющих говорить по-нашему".

– Прекрасно, Уотсон! Но всё дело в том, что другая часть тех же самых лингвистов не менее уверенно возводит то же самоназвание к слову "слава". Славяне – значит "славные", "славящиеся". Причём, заметьте, "железные" аргументы в свою пользу находят представители обоих научных лагерей. С одной стороны у нас есть современные народы: словенцы, словаки, не говоря уж о летописных ильменских словенах, в чьих именах твёрдо звучит "о". С другой, в Среднее века на Балканах существовало немало так называемых "Славий"или "Склавий", зачатков государственных образований у местных славянских племён. Их летописная фиксация везде, включая даже армянские хроники, идёт через однозначное "а". У славян, к тому же, существует масса собственных имён типа Вячеслав, Станислав, Болеслав, Мирослав и так далее, и там везде звучит именно эта гласная. Я уж не говорю о том, что исходная форма "словене" ну никак не могла дать греческое написание "σκλαβηνός".

– А существуют ещё какие-нибудь варианты происхождения этого термина на основе славянских корней?

– Существуют, но их скорее следует отнести в разряд научных анекдотов. Такова версия одного известного академика о том, что славяне называли себя "послами венедов" – "слы вене" или не менее экзотический вариант происхождения этого этнонима от украинского слова "злов", что значит "охота".

– Признаюсь, Шерлок, вы повергли меня в смятение. Я понимаю, что сразу от двух корней, причём с такими несхожими значениями, одно и тоже самоназвание возникнуть не может. Либо люди считали себя "словниками", либо "славящимися". Но каким образом одно могло перейти в другое – увольте меня, Холмс, не в состоянии уразуметь.

– Меж тем, Уотсон, внутри многих славянских языков и поныне имеются "окающие" и "акающие" диалектные зоны. Вполне возможно, даже более чем вероятно, что эти особенности восходят к древнейшим временам и состоянию славянской праязыковой зоны V-VI столетий. Деление на поклонников звуков "о" и "а", как уверяют нас лингвисты, существовало уже тогда. Представьте, что появляется расхожий термин, смысл которого этим людям не понятен. "Акающие" племена его приспосабливают к особенностям собственного наречия и начинают трактовать, как производное от "славы". Получаются "славяне". "Окающие" их собратья, на свой манер, видоизменяют этноним до "словене" и понимают, как "владеющие нашей речью", "словники". Но, ещё раз повторю, такой разброс понятий в двух разных зонах возможен только в одном случае: если изначальный смысл слова и там, и там людям был неясен.

– Но тогда должен быть исходный вариант и он явно не славянский.

– И такой у нас имеется. Греческое слово "σκλαβηνός"-"склавинос" абсолютно по всем законам языкознания легко даёт в одном случае "словене", где "лишний", "трудный" звук "ка" просто выбрасывается, а гласный "и" переходит в "е". А в другом - с повтором первой операции и переходом "и" в "я", становится теми самыми искомыми "славянами".

– Так почему же лингвисты, которым всё это хорошо известно, столько времени нам морочат головы?!

– Полагаю, всё дело в изначальном значении слова "склавинос". Оно типично среднегреческое (то есть, характерное для греческого языка византийской эпохи) и происходит от термина "σκλάβος" - "склавос", что означает "невольник, раб". Исходный глагол "skyleuo" несёт смысл "добывать военные трофеи". Вероятно, первичное, более точное, значение слова - "военнопленный". Для многих языков мира вполне естественна словообразовательная цепочка "варвар" - "пленник" - "раб". Так что тут чистая классика жанра. Замечу, что греческое слово "склавос" попадает в латынь в виде "sklavus" с абсолютно тем же значением "невольник, раб", откуда расходится в большинство современных европейских языков: немецкое "sklave", французское "esclave", и, наконец, наше родное английское "slave". Заметьте в последнем случае с ним случается всё та же "неприятность" - потеря "лишнего" звука.

– Теперь я понимаю, почему "упирались" славянские историки и лингвисты. Отчего им активно не нравилась данная версия.

– Да, они всё время пытались развернуть её, что называется, на 180 градусов. Дескать, не самоназвание славян произошло от греческого слова "раб", а, напротив, ввиду того, что славяне, якобы, часто оказывались на невольничьих рынках, их этноним и породил новый социальный термин. Как будто, до появления в Европе славян у греков и римлян не было рабов! Впрочем, я не очень понимаю, как эта версия может утешить ущемлённое национальное самолюбие? У русских есть очень странная поговорка: "что в лоб, что по лбу", означает: "первый вариант ничуть не лучше второго". Думаю, здесь она будет уместна. Вернёмся, однако, к конструкции "σκλαβηνός" - "склавинос". По сравнению с корнем "склавос" тут появляется весьма уместный суффикс "ин". Именно с последним в среднегреческом языке образовывалось большинство этнонимов. Поэтому термин "σκλαβηνός" - "склавинос" для византийцев и понятен, и логичен, и вполне естественен. Это как конструкция, к примеру, "полоняне" в русском языке. Сразу понятно, что речь идёт не о собственно рабах, а о потомках людей, побывавших в рабстве. Хотя, должен признаться, что Агафий и Малала употребляли в своих сочинениях усечённый вариант этнонима - "склавы", что, конечно, несло оскорбительный подтекст. Тем более, что применялась такая форма уже, несомненно, к славянским народам. В то время как изначально придуман был этот термин византийцами вовсе не для славян, которых по большей части называли антами.

– Как! Холмс, кажется вам нравиться меня шокировать. Подозреваю, что вы получаете почти садистское наслаждение, когда раз за разом переворачиваете все мои устоявшиеся взгляды и представления. Предупреждаю: мой мозг может не выдержать ещё один подобный удар! Все историки, почти наперебой, твердили, что анты – это некий "симбиоз", то есть смешанный, нечистокровный народ. А вот "склавины" – рафинированные, стопроцентные славяне, пробу негде ставить. Вы же тщитесь доказать мне, что всё обстоит с точностью до наоборот! Я знаю, что вы атеист, но побойтесь Бога – так нельзя издеваться над людьми!

– И всё же я положусь на крепость вашей психики, друг мой. В конце концов, мы с вами изначально договаривались, что не приемлем стереотипов и будем разбираться со всеми вопросами вполне самостоятельно. История знает всего двух авторов, которые примерно в одно и тоже время (условно в 550 году) написали два произведения, со страниц которых и шагнули в бессмертие склавины. У Прокопия это "Война с готами", у Иордана – знаменитая "Гетика". Вернёмся ещё раз, но уже с высоты имеющихся знаний к локализации этого загадочного племени. Итак, слово Прокопию. Вначале он сообщает в целом о своей трёхчастной конструкции следующее: "Большинство из них было гунны, склавины и анты, которые имеют жилища по ту сторону реки Дуная, недалеко от его берега". Затем уточняет относительно склавинов и антов: "Именно поэтому они и занимают неимоверно обширную землю: ведь они обретаются на большей части другого берега Истра". Конечно, локализация не слишком точная, но нас выручает то, что антов мы уже надёжно связали с пеньковской археологической культурой, не правда ли? О ней мы знаем, что начинаясь на Востоке, возможно, даже в верховьях Дона, это сообщество простиралось до Днестра и далее, следы антов присутствуют в Днестро-Прутском междуречье. Мы не знаем, где именно лежал город Туррис, подаренный этому племени Юстинианом, но несомненно, он не был далеко удалён от горла Дуная. Таким образом, мы получаем признанный почти всеми историками факт - анты к Дунаю вышли, но на его берегах им принадлежало не так уж много земли, максимальное распространение здесь - до устья реки Прут. Впрочем, ни один учёный далее на Запад границы их владений и не двигает. Простая логика подсказывает нам, что остальная доля "большей части другого берега Истра" должна принадлежать в таком случае именно склавинам. И эту картинку византийский летописец увидел ровно в середине VI столетия.

– Я пока не понимаю, куда вы клоните, Шерлок, но хочу заметить, что оценочная категория "большая часть" весьма расплывчата.

– Полностью с вами согласен, Уотсон. Поэтому попробуем уточнить её при помощи слов Иордана. Вот что он пишет об интересующем нас предмете: "Склавины живут от города Новиедуна и озера, которое называется Мурсианским вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города". Итак, где же живут наши склавины? Иордан, как и любой другой его культурный современник смотрит на карту Европы снизу вверх. При этом Дунай для него не просто граница Империи – это рубеж двух миров, стык Варварства с Цивилизацией. И если в гуннское время данный водораздел стал, образно говоря, размываться – германцы, аланы и прочие захватывали балканские провинции по эту сторону реки, то при Юстиниане привычный порядок возвращается "на круги своя". К Югу от Истра – благоустроенная Византия, к Северу – дикари и Хаос. Василевс Юстиниан Великий в первый же год после вступления на престол (527) начал лихорадочно восстанавливать систему крепостей по южному берегу Дуная. Это был грандиозный проект императора, по масштабам сравнимый разве что с Великой китайской стеной. Этот гигантский защитный вал – Лимес – должен был, по замыслу его автора, навеки избавить Империю ромеев от набегов навязчивых северных варваров, вернуть покой в византийские пределы, уберечь греко-римлян от повторения гуннского цунами. Ради этого без счёта тратилась средства казны, регулярно повышались налоги, изнурялось сверхурочными работами население. Могли ли в этом случае Прокопий и Иордан быть равнодушными к тому, что происходит по ту сторону границы, в непосредственной близости к спасительному Лимесу? И вот один из них говорит о том, что на большей части противоположного берега живут склавины, а другой пытается назвать нам конкретные пределы их распространения по ту сторону Истра. Логично?

 Византийская крепость на Дунае. Болгария. Вид в наши дни
Византийская крепость на Дунае. Болгария. Вид в наши дни

– Не вижу, с чем бы мог поспорить.

– Тогда вы наверняка согласитесь со мной, что Иордан, желая быть точным (чему свидетельством его ссылки на конкретные города и озёра) должен был для начала указать, как минимум, две точки на противоположном дунайском берегу, в створе которых и проживают, с его точки зрения эти, а равно любые варвары . Типа живут от сих до сих, а далее на Север, то уже не так важно. Не правда ли?

– Согласен, что положение относительно Лимеса для любого византийского, да и христианского автора VI века важнее конкретных границ на Севере. Но что это понимание даёт нам в разрезе локализации склавинов?

– Именно к этому вопросу я сейчас и перехожу. Начнём с первой опорной точки – города Новиедуна. Практически все исследователи согласны с тем, что это кельтское название и речь идёт об одной из тех крепостей, что была построена галльскими племенами, которые, как известно, в своё время проникли как на Средний Дунай, так и в его низовья. Подавляющее большинство западных исследователей (Момзен, Хауптман, Графенауэр, Курнач, Паули, Кролл) полагают, что данный город располагался рядом с озером Исакча, неподалёку от устья реки Прут, напротив нынешнего Измаила. Это такой знаковый поворот Дуная. До того он нёс свои воды почти строго на Север, а здесь разворачивается к Востоку и бежит, разделяясь многими рукавами в объятья Чёрного моря. Только российский историк Елена Скрижинская по неведомым мне причинам упорно путает всем карты, утверждая, что Новиедун был построен на реке Саве вблизи нынешней Любляны, столицы Словении.

– Этого никак не может быть! Иначе нам придётся поселить склавинов середины VI века так глубоко внутри византийской территории, как им ещё и не снилось – в сердце провинции Иллирия.

– Согласен с вами. Обратите внимание ещё на одно обстоятельство, коллега. Новиедун у устья Сирета очень подходит для обозначения условной границы между антами и склавинами. Где-то в тех местах её и надлежит искать. Ведь Сирет смешивает свои воды с дунайскими близ устья Прута. А за этой рекой, как свидетельствуют археологи, лежат уже пеньковские поселения, то есть, там уже достоверно обитали анты. Переходим теперь к второй опорной точке – Мурсианскому озеру. Древний город Мурса (ныне Осиек) лежал недалеко от впадения Дравы в Дунай. Крепость Мурса историкам хорошо знакома, руины этой цитадели сохранились и по сегодняшний день. В её окрестностях происходило немало известных историкам событий, например битва императора Констанция II с узурпатором Магненцием в 350 году нашей эры. Все исследователи сходятся в том, что эта кровавая бойня, существенно подорвавшая силы римлян накануне гуннского вторжения, имела место именно там, в Нижней Паннонии. Логично искать озеро рядом с одноимённым городом, не правда ли? Тем более, что место это тоже знаковое – ещё один резкий поворот Истра. До того великая река бежала строго с Севера на Юг, после разворачивается к Востоку и по гигантской дуге неспешно несёт свои воды по Среднедунайской равнине в сторону моря. С подобным местоположением загадочного Мурсианского озера были согласны такие мировые авторитеты исторической науки, как Карамзин, Реслер, Момзен, Нидерле и Третьяков. Остальные точки зрения на проблему выглядят куда более экзотически (вроде озера Балатон) и скорее объясняются стремлением их авторов к оригинальности. Взгляните на карту дунайских провинций Римской империи, Уотсон. Там обозначены обе наши опорные точки. И если мы правильно определились с ними определились, то склавины Иордана живут по северной стороне Дуная от впадения Дравы до, как минимум, устья Прута, и это пространство действительно можно назвать "большей частью другого берега Истра", что как нельзя лучше соответствует словам Прокопия.

Карта дунайских провинций Римской империи
Карта дунайских провинций Римской империи

– Я только не понимаю, зачем мы потратили такую бездну времени, чтобы согласиться с тем, что известно было ещё в начале позапрошлого века Теодору Момзену или Любору Нидерле, не говоря уж о Николае Карамзине. К чему весь этот длинный разговор, если и город Новиедум и крепость Мурса без труда находятся на любых подробных картах Римской империи?

– Видите ли, Уотсон, исследователи XIX века легко и свободно находили Новиедун и Мурсианское озеро. И соглашались с тем, что склавины обитали в пространстве между ними. Их современные российские коллеги начинают откровенно юлить или, как говорят русские, "наводят тень на плетень, причём в ясный день". Хотя о том, где именно располагались указанные Иорданом объекты им тоже прекрасно известно. А причина такого странного поведения историков наших дней предельно проста. Два века назад учёные не располагали археологическими материалами, имеющимся ныне. Меж тем, последние однозначно свидетельствуют: в середине VI века на Дунае, в пространстве от Дравы до Сирета никаких славян ещё не было и быть не могло. Они пришли сюда много позже.

– А кто же там тогда жил?

– Весьма разношёрстное сообщество: остатки фракийских и кельтских аборигенов, рабы гуннов, некогда пригнанные в здешние места, а затем, по известным обстоятельствам, брошенные кочевниками, осколки восточногерманских и сарматских племён, потомки угнанных за Истр жителей Империи и так далее. Византийцы срочно пытались подобрать этому сброду какое-нибудь общее название. В самом начале VI века аббат Евгиппий в своём сочинении поименовал их "скамарами" ("skamarae"). Современники видели в них скопище разбойничьих банд, днём прячущихся по лесам, ночами выбирающих подходящий момент, чтобы напасть на мирные селения и даже целые города, которые они пытались штурмовать, угоняющих скот, грабящих путников и всё такое в том же духе. Скамары всерьёз беспокоят правителей Константинополя, против них выдвигают порой целые армейские подразделения. Но термин, предложенный Евгиппием, показался византийцам не очень подходящим к тем процессам, что протекали по другую сторону Лимеса. Было очевидно, что там, на северном берегу, в слиянии осколков разных племён рождается нечто большее, чем обычная банда разбойников. Но как назвать этих людей? Гунны? Не очень они походили на свирепых кентавров с уродливыми лицами. Скифы? Слишком общё. Массагеты? Но ведь они даже не кочевники, хотя и "сохраняют во всей чистоте гуннские нравы". Тогда, в муках творческого поиска, и родился новый термин – "склавины". И он как нельзя лучше, с точки зрения ромеев, характеризовал тех, кто жил по соседству с ними – бывших гуннских рабов и потомков угнанных в плен византийцев.

 Карта археологических культур 6-7 веков по В. Седову:
Карта археологических культур 6-7 веков по В. Седову:
а - памятники пражской культуры
б - ареал суково-дзедзицкой культуры
в - ареал пеньковской культуры
г - ареал ипотешти-кындешской культуры
А - византийский Лимес

– То есть, вы полагаете, что поначалу "склавинами" называли совсем не славян?

– Не совсем славян. Так будет, наверное, точнее. Посмотрите на карту археологических культур, Уотсон, составленную академиком Седовым. Несложно убедиться, что северное побережье Дуная, заселённое по мнению Иордана и Прокопия "склавинами" не попадает в зону ни пеньковской, ни пражской культур. Этот берег Истра, об обитателях которого мы сейчас говорим, делится отрогами Южных Карпат на две части: среднедунайскую и нижнедунайскую низменности. В Паннонии и во Внутренней Дакии, то есть, на Среднем Дунае, за стеной карпатских гор, выходцев из венедского региона в тот период или не было вообще, или было ничтожно мало. Здесь они могли появиться только вместе с гуннами в эпоху Аттилы в качестве домашних рабов, захваченных с собой господами с территории Готского царства. Их никак не могло быть более 10 процентов от всего местного населения. Несколько иначе обстоят дела с жителями нижнедунайской низменности. Тут в середине VI века, а значит в то самое время, когда творили Прокопий с Иорданом, начинает складываться культура, названная археологами ипотешти-кындештской. Вот что пишет об этих людях Валентин Седов: "Население здесь было неоднородным в этническом отношении. Основу его, по всей вероятности, составляли романизированные потомки гето-дакийских племен. Проживали здесь и славяне, расселение которых в этом регионе в III–IV веках документировано Певтингеровой картой, и германцы, в частности готы. К сожалению, выявляемая археологически материальная культура V века земель, расположенных к северу от нижнего течения Дуная, не дает каких-либо маркеров для выяснения этнической структуры населения. На поселениях была распространена керамика, вырабатываемая на гончарном круге и явно продолжавшая местные провинциальноримские традиции. Немногочисленные бронзовые украшения являются византийско-дунайскими изделиями".

– Если я правильно понял мнение академика, то основную массу населения и здесь составляли потомки фракийцев, дунайских кельтов и ромейских военнопленных, разбавленных готами. А выходцы из венедского ареала, в основном, представители культуры Этулия, являли собой лишь жалкие вкрапления, тонущие в море аборигенов?

– Не совсем так, Уотсон. Картина была ещё сложнее. Кроме этулийцев, археологи обнаруживают здесь присутствие выходцев из района зубрицкой культуры, а также следы венедов из ремесленного центра Рахны, что располагался в своё время на Южном Буге. Очевидно, что гунны пригнали сюда немало невольников с территории Готской державы. По мере ослабления власти кутригуров над бывшими гуннскими рабами, сюда же хлынули и другие их сородичи: пражане и пеньковцы. Как пишет всё тот же Валентин Седов: "Около рубежа V и VI столетий в левобережные области Нижнего Подунавья устремились славяне-анты. Об этом говорят находки лепных сосудов, сопоставимых с керамикой пеньковской культуры. Некоторое пополнение славянского этнического компонента этого региона шло и из пражского ареала". Смешанный характер местного населения подтверждает и украинский археолог Олег Приходнюк, ссылаясь на работы болгарских коллег: "Проанализировав керамику культуры Ипотешть-Кындешть-Чурел, Стефка Ангелова выделила в ней лепные неорнаментированные горшки пражского и пеньковского типов, грубой работы гончарную посуду с волнистым и линейным орнаментом на туловище, славянского облика, гончарные изделия дако-римских традиций культуры Сынтана-де-Муреш и византийскую импортную посуду, сформованную на быстром круге". А посему нельзя сказать, что венедов здесь не было к середине VI столетия. Вопрос лишь в том, составляли ли они здесь тогда большинство населения или нет. Кроме того, вполне очевидно, что те выходцы из киевского ареала, что проникли в Нижнее Подунавье представляли собой настоящий этнический "винегрет": пеньковцы и пражане соседствовали тут с этулийцами, рахновцами и зубричанами. И вот на это "вавилонское столпотворение", обосновавшееся на северных берегах Истра, византийцы впервые и примерили название "склавины".

– И оно, вероятно, приклеилось к этим людям. Но почему имя, данное греками весьма разношёрстному сообществу, через краткий промежуток времени было принято в качестве самоназвания не только придунайскими венедами, но и их сородичами в глубине материка, в первую очередь, представителями пражской культуры?

– Понимаете, Уотсон, у этих людей не было своего общего названия. Но они в нём отчаянно нуждались. Поскольку чувствовали свою общность, ощущали глубинное родство. А, значит, потребность в этнониме была у них как никогда высока. Так и родилось слово славяне. Сначала его приняли на себя дунайские венеды (ипотешти-кындешцы), затем оно распространилось и у представителей пражской культуры. Пеньковцы некоторое время ещё пользовались прозвищем "анты", что и смутило многих историков, посчитавших "настоящими славянами" лишь тех, кто жил к Северу от Карпатских гор. Хотя на самом деле, пражская культура – скромная провинция огромного и мощного киевского сообщества. Делать из неё "мать всех славян", как тщатся порой некоторые исследователи, просто несерьёзно. Анты куда многочисленней и более развиты. Впрочем, все равны в деле сложения славян: пеньковцы, пражане, колочинцы, тушемлинцы, жители Центральной Польши и Псковщины. Всё это – части единого целого, которые тянулись друг к другу и в эту эпоху стали себя находить. К тому же они обрели имя. А этноним – флаг, под который могут собираться боевые полки.

– Смотрите, Холмс, мне кажется, я понял, как на самом деле звали себя пражане! Они как раз и были "окающей" зоной. Они – "словене"! Ведь именно из недр данного сообщества вышли словаки и словенцы, да и новгородские словене, если верить древнерусским летописям, пришли с Запада. А более южные пеньковцы стали "славянами".

– Возможно, Уотсон. Но сейчас я хочу сказать о другом. Неважно, откуда пришло имя, важно, как люди несут его по жизни. Значимо, что они помнят о своей общности и дорожат своим единством. Тем более, что в последнее время само существование славянского сообщества народов порой ставится под сомнение. Американский славист Флорин Курта в своей наделавшей много шума книге "Создание славян" поставил вопрос ребром: "Имя склавины было просто византийским изобретением, призванным придать смысл сложной конфигурации этносов на другой стороне северной границы Империи". Из данного, вполне справедливого, посыла американский исследователь делает далеко идущие выводы. Он считает, что никакой славянской миграции с берегов Припяти или откуда-то ещё не было. Что славян "придумали" сами византийцы, окрестив так вчерашних кельтов, фракийцев, готов и прочих традиционных обитателей нашего континента. По мнению Флорина Курты, славянская общность родилась в бесконечных попытках северян сокрушить византийские бастионы, "в тени крепостей Юстиниана". Он полагает, что не было истребления жителей Балканского полуострова и замены их мигрантами издалека. Что и поныне на Востоке и Юге Европы, приняв на себя новое сконструированное византийцами имя и усвоив общий язык, родившийся в военных походах, живут всё те же древние иллирийцы, фракийцы, греки, восточные германцы и прочие хорошо знакомые ещё античным писателям этносы. Иначе говоря, славяне – искусственно созданная греками фикция.

Нападение славян на византийскую крепость. Реконструкция М. Горелика
Нападение славян на византийскую крепость. Реконструкция М. Горелика

– Надеюсь, Шерлок, вы не станете уверять меня, что американский археолог прав?! Иначе я точно сойду с ума.

– Держитесь, дружище, ваш мозг нам ещё пригодится. Тем более, что наше с вами расследование полностью опровергает концепцию американского учёного. Мы нашли славян. И они – другие. Совсем не похожи на остальных обитателей нашего континента. Даже когда славяне попадали в глубину византийской территории, например, проникали на земли Древней Эллады, жили в окружении вполне культурных народов, рядом с центрами зарождения мировой цивилизации, такими как Афины, Коринф, Спарта, пришельцы вели себя так, что константинопольские монархи не знали, что с ними делать. Северяне чурались городов, замыкались в своих общинах, подозрительно относились к соседям-грекам, не хотели сотрудничать с властями. Российский историк Ирина Денисова замечает по этому поводу: "У славян в Греции отсутствовало стремление состоять на службе Империи. Если их и включали в войско, то они нередко, особенно в Малой Азии, дезертировали. По отношению к ним Империи приходилось применять даже весьма редкую политику принудительного переселения по этническому принципу. Славяне никак не вписались в имперскую знать - ни столичную, ни провинциальную, ни фемную, и тем более не включились в государственный аппарат". Несложно доказать и тот печальный факт, что население на Балканах в действительности сменилось. Ещё Прокопий в "Тайной истории" горюет о несчастной судьбе своих соотечественников: "На Иллирию же и всю Фракию, если брать от Ионийского залива до пригородов Визaнтия, включая Элладу и область Херсонеса, почти каждый год с тех пор, как Юстиниан стал владеть Римской державой, совершали набеги и творили ужаснейшие дела по отношению к тамошнему населению гунны, склавины и анты. При каждом набеге, я думаю, здесь было умерщвлено и порабощено более двадцати мириад римлян, отчего вся эта земля стала подлинно Скифской пустыней". А ведь это было только самое начало славянского натиска! К тому же население империи страдало не только от высоких налогов, идущих на возведение крепостей, и варваров, эти бастионы разрушающих. Его проредила также страшная болезнь, известная средневековым летописцам как "чума Юстиниана". Она почти вдвое сократила число жителей Империи. А о книге Флорина Курты "Создание славян" я рассказал вам, Уотсон, прежде всего, чтобы показать - до какого отчаяния порой доходили учёные, сталкиваясь с невозможностью отыскать корни славян и объяснить феномен их внезапного появления у границ Византии. Многое мы уже с вами поняли. На многие вопросы получили ответы. Но есть ещё загадки, которые требуют того, чтобы над их разрешением мы поломали свои светлые головы. Например, как родился единый славянский язык. Или как смогли сложиться в один народ выходцы из днепровского вольного братства, вечно не признающие над собой ничьей верховной власти. Поэтому нам рано с вами, Уотсон, складывать оружие. Расследование продолжается!
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Игорь Фроянов.
Рабство и данничество у восточных славян

Валентин Седов.
Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование

Валентин Седов.
Происхождение и ранняя история славян

под ред. Т.И. Алексеевой.
Восточные славяне. Антропология и этническая история

В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский.
Очерки истории народов России в древности и раннем Средневековье
e-mail: historylib@yandex.ru