Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Игорь Коломийцев.   Народ-невидимка

Глава одиннадцатая. Язык и Балтия

Славяне и балты взаимодействовали как соседи, по меньшей мере, со времён Ригведы и Авесты, и надо объяснять, почему нет даже промежуточных диалектов между этими все-таки разными, хотя и родственными, языками.

  Аполлон Кузьмин, российский историк,
  "Начало Руси", 2003 год.

Возможно, вас слегка удивит то обстоятельство, что балтские народы, которые в сознании многих читателей связаны исключительно с предками латышей и литовцев, некогда обитали не только на берегах Янтарного моря, но и в лесной глуши Восточной Европы. На самом деле данная семья этносов в древности была гораздо представительней, чем ныне, и довольно широко расселена. Помимо прародителей современных латышей и литовцев – восточных балтов, существовали их западные сородичи – пруссы, ятвяги и курши. Они не сохранились до дней нынешних, поскольку были уничтожены в результате натиска на Восток рыцарей Тевтонского ордена. Видимо, имелись и другие балтские племена, которые, судя по густой сети топонимов, в эпоху бронзы не ограничивались обитанием в нынешней Прибалтике, но заселяли также бескрайние просторы Белоруссии и Западной России. Причём, если верить авторитетной американской исследовательнице литовского происхождения Марие Гимбутас, эти народы проникали даже в Верхнее Поволжье, восточная граница их владений местами доходила до Уральских гор, а северная шла по южным берегам Онежского и Ладожского озёр. На западе балтийские названия, хотя уже и не столь обильно, встречаются в низовьях Вислы и в Померании вплоть до Одера, а согласно последним изысканиям – и западней Одера. Выходило, что в раннем бронзовом веке балтийцы занимали огромнейшую страну, почти пятую часть всего европейского континента. Причём, находились они именно там, где, по мнению многих учёных, должны были проживать ранние славяне. Не поверив в подобную несправедливость – балты, видите ли, жили почти везде, а бедным славянам и места нет – видные российские историки: академики Пётр Третьяков и Владимир Топоров, провели собственные исследования дебрей Восточной Европы на предмет наличия балтских названий, после чего вынуждены были фактически признать правоту мисс Гимбутас.

Мария Гимбутас, американский археолог и культуролог литовского происхождения
Мария Гимбутас, американский археолог и культуролог литовского происхождения

"Огромность пространства – капитулирует потрясённый Топоров – на котором отмечается присутствие гидронимии балтского типа... (ареалы на восток и юго-восток вплоть до Верхней Волги и Поочья, до впадения Москвы, а частично и до нижнего течения Оки, до бассейна Сейма, на юге до Волыни и Киевщины; на западе – "балтоидный" пояс вплоть до Шлезвига и Голштейна); эта обширность пространства находится в противоречии с малочисленностью балтов в историческое время".

Ареал распространения балтов по данным
топонимики
Ареал распространения балтов по данным топонимики (М. Гимбутас и др.) Фоном выделено предполагаемое положение в Бронзовом веке, пунктиром в Железном веке

От повсеместного распространения этого ныне скромного народа у историков просто перехватило дыхание! От Одера до Волги и от Среднего Днепра до Ладоги! Даже в окрестностях Москвы, вплоть до V века обитала балтская народность голядь. Да и само название реки, давшей имя будущей столице России, как обнаружил языковед Владимир Топоров, происходило из балтского словосочетания "маск-ва", что значило "топкое, мокрое место". Казалось, они проникли всюду!

С другой стороны, бескрайность древней Балтии по идее должна обрадовать искателей неуловимых пращуров, ибо где ещё обнаружить славян, как ни рядом с балтами. Ведь языковая их близость никогда не была секретом для лингвистов. Ещё немецкие профессора девятнадцатого века Август Шлейхер и Карл Бругман настаивали на том, что некогда два народа говорили на одном наречии. Правда, с ними не соглашался великий француз Антуан Мейе, полагавший, что сходство можно объяснить длительным проживанием по соседству, а вовсе не родственными отношениями. Спор этот, кстати, продолжается и до дней нынешних.

Но прежде, чем мы с головой окунёмся в глубины новой для нас науки – сравнительного языкознания – поговорим о том, как исследователи вообще додумались искать корни древних народов, используя данные лингвистики. Пожалуй, всё началось ещё в далёком 1786 году, когда английский колониальный судья, и по совместительству языковед-любитель, Уильям Джонс, прозванный друзьями "Гармоничной личностью" за разносторонность его интересов, сделал доклад в Королевском научном обществе индийского города Калькутта. Он блестяще обосновал свою почти фантастическую – как тогда казалось – догадку о сходстве и даже родстве германских и северо-индийских наречий. Эта идея перевернула взгляды европейцев, ведь до того никто и предположить не мог, что между белой "расой господ" и темнокожими туземцами Индии есть что-либо общее.

Сравнительное языкознание сразу стало модной наукой. Побросав прочие дела, пытливые умы человечества устремились в ранее неведомую сферу. Открытия следовали за открытиями. Среди тех, кто искал и успешно находил изоглоссы (так именуют в учёном мире параллели в речи различных этносов), особенно преуспели германские лингвисты. Страсть к исторической филологии в этой стране была такова, что этим занятием увлеклись даже всемирно известные сказочники братья Гримм. Наука, кстати, обязана авторам "Бременских музыкантов" и "Белоснежки" немалым числом оригинальных находок. В результате всеобщих усилий учёные пришли к выводу, что большинство европейских и многие азиатские наречия происходят от одного древнего языка, который назвали тогда "индогерманским". Сейчас его именуют индоевропейским. Так человечество узнало о таинственном племени, общем языковом предке почти половины народов планеты. С тех пор и до дней нынешних сравнительная лингвистика остаётся верным помощником историков в поисках древних этносов. Вообще, язык народа, в отличие от одноимённого человеческого органа, за это время проявил себя вполне надёжным свидетелем. Он никогда не лжёт, не пытается сознательно ввести всех в заблуждение, не стремится запутать следы. Если два этноса доводятся друг другу родней, это всегда отразится в структуре их речи, в способах построения слов и предложений, во множестве схожих корней, в тонкостях произношения звуков и в массе других деталей, хорошо знакомых специалистам.

Впрочем, и народы, принадлежащие к различным семействам, но обитающие по соседству, приобретают некие общие лингвистические особенности, заимствуют друг у друга отдельные термины. А, значит, наука вполне может установить, что когда-то они проживали рядом. Правда, необходимо помнить, что языковой обмен редко бывает равноценным. Как правило, более развитый и могучий народ обучает своих отсталых соседей каким-то вещам и понятиям, им ранее неизвестным, а вместе с новинками дарит им и новые слова. Взамен же подчас не получает ничего. Если в обыденной жизни сильные забирают у слабых всё, что им приглянулось, то в сфере языка, напротив, многое отдают и частенько делают это практически бескорыстно. Иногда передовой этнос, покоривший окрестные племена, настолько влияет на них, что последние перенимают его наречие. В результате в новом языке обнаруживается субстрат – заметный след речи побеждённых, своего рода древняя подкладка. В свою очередь, речь победителей для лингвиста выступает суперстратом. Звучит мудрёно, хотя на самом деле, всё элементарно, как вершки и корешки из русской народной сказки. Субстрат – корешки, суперстрат (на то он и супер!) – вершки. К примеру, нынешний французский язык учёные относят к романской семье, это значит, что он родственен другим наречиям, сложившимся в Римской империи: итальянскому, румынскому испанскому. При этом галльские диалекты, на которых первоначально изъяснялись жители покорённой Цезарем страны, для французского будет субстратом – скрытыми от посторонних глаз корнями, а латынь, принесённая завоевателями – суперстратом – раскидистой верхушкой. Надеюсь, теперь понятно?

Одним словом, народ гордо шествует по дорогам Земли, сопровождаемый длинной королевской мантией собственного языка. И куда бы он ни пошёл, где бы не побывал, кого бы сам не завоевал и кому бы не покорился, отовсюду в этот шлейф впиваются, как шипы и колючки, субстраты, суперстраты и просто заимствования у соседей. Лингвист всматривается в них, как заправский сыщик в фотографии и сувениры, развешанные по стенам подозрительной квартирки. Этот бивень слона привезён из Индии, тот фарфоровый чайник мог быть сделан только в Китае, а здесь хозяин запечатлел себя на фоне Эйфелевой башни. Всегда можно догадаться, по каким  местам путешествовал наш герой. Трудности начинаются лишь когда надо отличить языковое "родство" от "соседства". Чётких критериев, чем отличается одно от другого лингвисты, увы, не выработали. Ещё сложнее порой определить время, когда все эти "колючки" зацепились за мантию.

Одна из версия 'древа языков'
Одна из версия "древа языков"

На заре языковедения процесс расхождения человеческих языков вообще представлялся учёным явлением простым и понятным, подобным росту куста или раскидистого дерева. У всех европейских наречий имелся общий древний индоевропейский корень, от которого отходили мощные стволы языковых групп, в свою очередь испускавшие из себя ветви древних наречий, оканчивающиеся побегами современных языков. Примерно так представлял себе эту картину академик Григорий Бонгард-Левин: сначала индоевропейская семья народов распалась на четыре языковые группы: Альпийскую, Нордическую, Балкано-кавказскую и Индоиранскую. А они позже распались на более мелкие составляющие. Так из Нордической группы сначала выделились германские народы, а оставшийся массив где-то в V веке до нашей эры распался на славян и балтские народы". Затем пришло понимание того, что многие "стволы" и "ветви" вели себя очень странно, изгибались причудливым образом, сходились с другими, причём самыми, казалось бы, неподходящими, снова разбегались в разные стороны. Всё это, скорее, походило на дельту некой крупной реки с массой рукавов, проток и островов, где проследить судьбу отдельной струи оказалось чрезвычайно сложно, подчас почти невозможно.

Случались явления, которые буквально сбивали лингвистов с толку. Так, ещё в начале девятнадцатого столетия языковеды наткнулись на один интересный казус. Оказалось, что звук "k" в некоторых индоевропейских наречиях в какой-то момент времени стал превращаться в "s". Чтобы понять, о чём говорится, вспомним, что многие слова, попавшие в русский из латыни и греческого, звучат двояко: "цезарь" и "кесарь", "центурион" и "кентурион", "центавр" и "кентавр", "циклоп" и "киклоп". Это одно из последствий переменчивости согласного "k-s". Как бы то не было, ученые разделили по данному признаку все языки нашего семейства на два крупных блока. Первая группировка от названия числительного "сто" на латинском языке получила название "кентум". Сюда попали приверженцы звука "k": греки, италийцы, включая венетов, кельты и германцы. Вторая часть, от имени аналогичного термина на древнеперсидском, была названа "сатем". К ней отнесли поборников согласного "s". Таковыми оказались все арийские народы: персы, сарматы, скифы, индийцы; а также некоторые восточные европейцы – фракийцы, балты и, конечно же, славяне. В чём не даёт усомниться русское слово "сотня", близкое по звучанию к соответствующему персидскому числительному.

>Мгновенно бросилось в глаза, что большинство кентумовцев обитало на Западе – в Европе или поблизости от неё. А предки многих сатемовцев: персов, скифов, индоариев, насколько науке известно, напротив, длительное время кочевали по просторам Азии. Неудивительно, что учёные сразу выдвинули показавшуюся им логичной версию: индоевропейцы ещё в глубокой древности разделились на две большие части – западную и восточную. Но в самом начале двадцатого века на северо-западе Китая были обнаружены надписи, сделанные на языке народа тохаров. Оказалось, что в Средние века тамошнее население не только изъяснялось на одном из индоевропейских наречий, но и принадлежало к якобы "западной" группировке. Затем выяснилось, что деление на сатем и кентум вообще не учитывает множество иных, порой гораздо более важных, связей между народами.

Нынче лингвисты полагают, что приверженность звуку "k", скорее, отличала древнейшее состояние всего индоевропейского сообщества. Те этносы, которые ранее прочих выделились из этого массива, независимо от того, на Запад или Восток направили они свои стопы далее, в полной мере сохранили прежнюю специфику. В свою очередь, сатемовцы – те, кто дольше других жил поближе к центру нашей языковой семьи, где в определённый момент времени этот согласный превратился в "s". Любопытно, что "злоключения" переменчивого согласного на этом не закончились. В более позднюю эпоху в положении после "i, u, k, r" он стал шипящим звуком (у славян превратился в "h"). Причём эти изменения охватили уже не весь ареал сатем, а снова лишь его ядро. Классическим ариям, отправившимся на покорение знойной Индии, новинка уже не досталась. Как и соседям нашим – балтам. Однако, большинство оставшихся в Великой степи этносов – скифы, сарматы, персы, мидийцы – вполне полюбили шипящие звуки. Славяне тоже не миновали второго этапа сатемизации, хотя он у них прошёл несколько непоследовательно. Тем не менее, мы говорим "муха", а не "муса", "верх", а не "верс", как могли бы, не живи наши предки в очевидной близости от мест обитания индоиранских племён, подаривших им очередную "фишку".

Хотя новинками язык древних славян оказался не слишком богат. По сравнению с другими европейскими наречиями он вообще выглядит, если можно так выразиться, слегка "примороженным". Как будто его, вместе с носителем, сунули в какой-то гигантский холодильник и достали только через тысячу лет, когда другие народы успели уже как следует оторваться от общих корней, развить свои языковые системы, вдоволь наменять друг у друга лексики и приобрести иные особенности. Славянский язык на их фоне смотрится наивным ребёнком рядом с убелёнными сединой мужчинами. Восхищённый этим обстоятельством классик языковедения Антуан Мейе заявил, что речь пращуров продолжает "без какого-либо перерыва развитие индоевропейского языка: в нёй нельзя заметить тех внезапных изменений, которые характеризуют языки греческий, италийский (в особенности латынь), кельтский, германский. Славянский – это индоевропейский язык, в целом сохранивший свой архаичный тип".

Антуан Мейе, французский лингвист
Антуан Мейе, французский лингвист

Не менее, если не более архаичным великий француз полагал и литовский язык. В целом балтийские наречия демонстрировали удивительное сходство со своими южными соседями. Количество обнаруженных учёными параллелей в славяно-балтской лексике давно превысило полторы тысячи, и это без учёта о множестве иных изоглосс, сближающих оба языковых семейства. Заприметив подобное сходство, специалисты заявили о "балто-славянском единстве". Однако, понимали под этим термином разное. Как справедливо заметил известный историк Аполлон Кузьмин: "Близость славянских и балто-литовских языков очевидна. Проблема же заключается в определении причин этого явления: результат ли это длительного проживания по соседству двух этносов, или – постепенное расхождение изначально единой общности".

Как всегда находились учёные упорно отрицающие родство двух народов. "Неоспоримая близость языков балтов и славян подчас отвлекает внимание исследователей от сложного характера этой близости – настаивал видный лингвист Олег Трубачёв. – Глубокие различия балтийского и славянского очевидны на всех уровнях. Эти различия обнаруживают древний характер… Такие важные понятия, как "ягнёнок", "яйцо", "бить", "мука", "живот", "дева", "долина", "дуб", "долбить" и так далее выражаются разными словами в балтийских и славянских языках. Элементарны и древни различия в фонетике…" Вывод академика Трубачёва был однозначным: "Вырисовываются разные судьбы этнических балтов и славян по данным языка".

Впрочем, противники "братства" народов среди лингвистов оказались в явном меньшинстве. Напротив, с течением времени всё больше появлялось тех, кто столкнувшись с обширностью балтской прародины с одной стороны, и феноменом "невидимости" славян с другой, усматривал выход в том, чтобы "пропажу" искать не рядом с балтами, а внутри их мира. Археолог Марк Щукин, со ссылкой на труды академика Топорова, так презентует эту идею: "Отношения балтских и славянских языков рассматриваются теперь лингвистами не как отношения двух братьев, происходящих от единого индоевропейского предка, и даже не как отношения старшего, балтского, брата к младшему славянскому, а скорее как отношения отца к сыну. Славянские языки, вычленились и отделились от балтских".

Сразу скажем, концепция оказалась не слишком оригинальной. Ещё в начале прошлого века сходную мысль высказал выдающийся русский лингвист Алексей Соболевский, позже его поддержал видный итальянский учёный Витторе Пизани. С их точки зрения славяне были "иранизированными балтами". То есть некой частью балтского мира, которая в какой-то период времени испытала влияние речи ираноязычных кочевников, в результате чего и превратилась в славян. Послушаем сторонника подобных взглядов профессора Георгия Хабургаева: "Наиболее древние черты в равной мере объединяют как праславянский, так и балтийский языки с азиатскими индоевропейскими языками, с балканскими (фракийским и иллирийским), исчезнувшими в начале новой эры (из этих языков в горах на побережье Адриатического моря сохранился лишь албанский язык)... Вместе с тем праславянский язык характеризуется значительным рядом особенностей, сближающих его с западноиранскими языками, к которым, как принято считать, относился язык скифов; эти особенности балтийским неизвестны... Окончательный отрыв праславянского языка от древнебалтийских диалектов произошёл после сближения с западноиранской речью скифов".

Проще говоря, балты плюс скифы дают славян. Версия, безусловно, эффектная и, главное, позволяющая легко отыскать потерянных пращуров. Но так ли велико иранское влияние на язык тех, кого мы ищем? Известный дореволюционный историк и лингвист, позже эмигрант, профессор Александр Погодин, напротив, полагал, что "в эпоху ирано-финских культурных сношений славяне жили в стороне от иранцев, их разделяли племена литовцев, которые подверглись иранскому влиянию одновременно с финнами, но в значительно более слабой степени. Важно отметить, что некоторые из тех понятий, которые к финнам проникли с иранскими названиями, в этой же форме перешли к литовцам, но ни одно из них не достигло славян". Как видим, этот исследователь считал наиболее иранизированным племенем Восточной Европы отнюдь не предков, а далёких северных фино-угров, балтов полагал стоящими по этому показателю на втором месте, а славян вообще выводил из под воздействия кочевников.

Украинский языковед Виктор Петров, человек энциклопедических знаний и удивительнейшей судьбы, писатель, археолог, эмигрант и разведчик, тоже утверждал, что иранское влияние коснулось лишь узкого круга сакральной (то есть мистико-религиозной) славянской лексики и некоторых терминов военного дела. Действительно, твёрдо установленных заимствований из иранского не так уж и много: "бог", "див"(злой дух), "хорошо", "доля" , "хата", "огонь", "степь", "дождь", "год", "могила", "чара", "жрец", "гадать" "вина", "хвала", да пожалуй ещё "собака" и "топор". На фоне полутора с лишним тысяч балтийских параллелей это выглядит не слишком густо. Маловато для того, чтобы преобразовать балтов, обернув их славянами.

Но самым запутанным образом обстоит дело с тем что, собственно и превратило одних в других – с речью легендарных скифов. Хотя профессор Хабургаев решительно относит её к "западноиранской" группе, не меньшее количество специалистов называют её "восточноиранской". Находятся и такие лингвисты, которые в целом отрицают ираноязычие скифов. Уже упомянутый Виктор Петров настаивал на том, что иранские слова пришли к славянам при посредничестве некого народа, слегка исказившего их звучание. Таким ретранслятором он полагал скифов. А значит, по мнению исследователя, они говорили не по-ирански. Подобный разнобой мнений вызван в первую очередь тем обстоятельством, что науке на самом деле мало что ведомо о речи этих влиятельных кочевников. Благодаря Геродоту и другим античным писателям к нам дошло лишь несколько десятков скифских имён, а также названий племён, оружия или местностей. Российский иранист Василий Абаев, добавив к этому скудному списку некоторые не по-эллински звучащие надписи с могильных камней Ольвии и других греческих колоний Северного Причерноморья, попробовал восстановить скифский словарь. При этом по сути он исходил из двух допущений. Первое: скифы и сарматы говорили на двух диалектах одного языка. Второе: осетинский язык близок скифскому. Но в последнее время оба этих предположения вызывают у лингвистов обоснованные возражения. "Скифский" словарь Абаева затрещал по всем швам.

Получается, что одно неизвестное – славянский язык – учёные захотели вывести при помощи другого неизвестного – наречия скифов. Но такой путь неизбежно приводит исследователей в страну безудержных фантазий. В конце концов, нам неведомо и то, как изъяснялись другие влиятельные племена, сыгравшие не менее важные роли в истории нашего региона. Мы не знаем языка гуннов. Незнакома нам и речь аваров, создавших с непосредственным участием славян на широких просторах Восточной Европы свой каганат. Подставляй в уравнение вместо одного икса другие – получай искомый результат. С равным успехом славян могут дать и балты плюс гунны, и балты плюс авары.

Впрочем, поиски чудесного компонента превратившего балтов в славян на этом не завершились. Белорусский лингвист Виктор Мартынов демонстрирует нам уже комплексный подход. Помимо традиционного иранского влияния, он обнаруживает ещё и некое "италийское" воздействие. "Италийский ингредиент понимается не в смысле проникновения из италийских языков. Речь здесь идет о некотором языке (типа венетского), имеющем общую лексическую часть с латинским и, возможно, входившем в языковой союз с италийскими языками. Список наиболее надежных лексем италийского происхождения сводился к следующему: 1) bоbъ (< италийск. baba); 2) borsьno "мука" (< италийск. *bharsina); 3) detь "дитя" (< италийск. dhetos); 4) glъtъ "горло, глотка" (италийск. glutos); 5) golobь "голубь" (< италийск.galumbis); 6) goserъ "гусак" (< италийск. hanser); 7) gъrnъ "печь, очаг" (< италийск. ghurnos); 8) jьgъla "игла" (< италийск. jugula); 9) kobyla "лошадь" (< италийск. каbo-lа)\ 10) letо "лето, благоприятная пора" (< италийск. *laitos); 11) matorъ "старый, зрелый" (< италийск. matoros); 12) moltъ "молот" (< италийск. malteos); 13) ny — vy "мы—вы" (< италийск. nos — vos); 14) ogъlъ "угол" (< италийск. angulos); 15) pastyrь "пастух" (италийск. pastor); 16) ргаvъ "правый" (< италийск. pravos); 17) sekyra "топор" (< италийск. sekura)".

В отличии от своих предшественников, которые просто кивали на некий "периферийный" диалект балтского мира, Виктор Мартынов попытался для начала отыскать ту основу, на базе которой мог сформироваться будущий праязык славян. Он обратил внимание на прусский язык, который исследователи обычно игнорировали. Поиски сходства славян с западными балтами привели его к следующим открытиям: выделив прусско-славянские эксклюзивные параллели, понимаемые как эксклюзивные по отношению к восточнобалтийским, мы обнаружили поразивший нас факт – они в подавляющем большинстве случаев имеют италийско-кельтскую ориентацию, то есть, в свою очередь, эксклюзивны по отношению к другим индоевропейским параллелям в итало-кельтских языках. Мы не видим иной возможной интерпретации этого факта, как признания суперстратного воздействия языка италийского типа на западно-балтийский>, при котором влияние вышло за пределы выделившегося славянского диалектного континуума и распространилось частично на западнобалтийский языковый ареал, сохранивший свой балтийский характер. Мы говорим здесь об италийско-кельтских фактах, а не италийских, учитывая особый характер наслоившегося языка, который необязательно состоял в родстве с италийскими языками, но мог входить с ними в языковой союз. Возможно, таким языком был венетский или близкий к нему диалект".
загрузка...
Другие книги по данной тематике

В. М. Духопельников.
Княгиня Ольга

Под ред. Е.А. Мельниковой.
Славяне и скандинавы

Б. А. Тимощук (отв. ред.).
Древности славян и Руси

Л. В. Алексеев.
Смоленская земля в IХ-XIII вв.

Валентин Седов.
Происхождение и ранняя история славян
e-mail: historylib@yandex.ru