Глава 5. Вторая осада

   Прошло два с половиной столетия, и Вал д'Авон стал центром многочисленного и зажиточного района проживания лингонов (группа галльских племен, живших на востоке Галлии севернее секванов; в настоящее время это юго-запад Лотарингии. – Ред.). У подножия Оппидума, простираясь по обоим берегам реки, расположился город, превратившийся в важный торговый центр. Поскольку река ниже была судоходной, многие суда, прибывавшие из страны секванов, поднимались сюда с низовьев реки, груженные товарами, привезенными с юга, а возвращались с лошадьми, изделиями из железа, копченым и соленым мясом, лесом, зерном, сыром и т. д.

   К тому времени Оппидум был частично занят жильем и садами, принадлежавшими потомкам воинов Сигильда и Дитовикса. Его стены, много раз восстанавливавшиеся, были в незаконченном состоянии; видны были следы земляных работ, несколько башен обрели стены из сухой каменной кладки – в основном на северной стороне. Часть города на правом берегу была не огорожена, но та, что стояла на южных склонах выступа, была окружена стенами из сухой каменной кладки, которые доходили до укреплений Оппидума. На правом берегу появилась сторожевая будка у моста, построенная из того же материала, почти соприкасаясь с домами той части города, что была построена на этой стороне (рис. 9).

   Не надо думать, что этот город имел вид наших современных городов. Он состоял из ряда огороженных участков со стенами из дерева или сухой каменной кладки, которые окружали сады, в центре участков строились дома – деревянные здания, крытые соломой или камышом.



   Рис. 9. Город и Сите д'Авон (Галльская война)



   На южной оконечности Оппидума, однако располагаясь позади Немеды и господствуя над долиной, возвышалось сооружение из дерева и камня, выделяясь на фоне бастиона (в точке А). Это было жилище вождя воинов и его амбактов (преданных вождю воинов), которых было много.

   Его звали Катоньятус; богатый по наследству, он также собирал арендную плату и налоги по обширному району проживания лингонов, тем самым многократно увеличив свое богатство. Своим либерализмом он завоевал себе много сторонников и всегда был окружен отрядом всадников, которых экипировали и кормили за его счет. Посредством семейных союзов Катоньятус приобрел значительное влияние даже среди эдуев (одно из наиболее значительных галльских племен. Жили в верховьях Луары, юго-западнее секванов. Главным центром был город Бибракта (совр. городище Мон-Бовре в департаменте Сона и Луара). – Ред.) и участвовал в войнах, которые его народ вел из-за арвернов (галльское племя, обитавшее на территории современной Оверни в верховьях Луары. – Ред.). Из числа своих приверженцев и из своих амбактов он мог собрать от пяти до шести тысяч воинов.

   Когда Цезарь стал преследовать гельветов (также кельтское племя. – Ред.) из Гельвеции (совр. Швейцария. – Ред.), которые упорно продолжали идти с намерением расселиться в Галлии, эдуи пообещали обеспечивать его войска зерном.

   Гельветы и шедшие за ними по пятам римляне уже прошли реку Авар (Сона), а обещанное зерно так и не поступило. Дело в том, что некоторые влиятельные лица среди эдуев были в оппозиции римлянам и, опасаясь, что, захватив плацдарм в Галлии, те вознамерятся покорить ее, использовали всякую возможность для выполнения обещаний, данных членами магистрата главного города эдуев.

   Катоньятус был одним из тех вождей, что активно выступали против римлян, и имел друзей среди наемников Цезаря, которые информировали его обо всем, что происходило в римском лагере. Со своей стороны, он передавал гельветам всю информацию, которую получал относительно передвижений или местонахождения римской армии.

   Цезарь, узнав об этих маневрах, принял соответствующие меры; и после того, как подавляющая часть переселенцев-гельветов была уничтожена, а уцелевшие стали искать убежища у лингонов, он вначале послал гонцов с приказом, запрещающим последним помогать или давать кров беглецам. Потом, дав своим войскам три дня для пополнения их рядов новобранцами, Цезарь вновь пустился в погоню за гельветами. Те быстро покорились, но Цезарь не забыл о той роли, какую Катоньятус сыграл в вопросе поставок продовольствия, обещанных эдуями, и, пока шла обработка римлянами последнего с целью освободить часть Галлии от тирании Ариовиста (предводитель отряда германцев, в 71 г. до н. э. был приглашен (за плату) секванами для борьбы с эдуями. Пытался укрепиться в Галлии и подчинить себе галлов. В 58 г. до н. э. был разбит Юлием Цезарем, раненным бежал за Рейн, где вскоре умер. – Ред.), Цезарь направил легион и часть наемных войск, чтобы обеспечить себе командные позиции в землях лингонов, схватить Катоньятуса и гельветов, которых тот укрывал у себя, и, если понадобится, покарать жителей Вал д'Авона – если они будут упорствовать в повиновении своему вождю.

   Катоньятуса, имевшего своих информаторов в армии Цезаря, скоро предупредили о нависшей над ним опасности.

   Он фактически предоставил убежище нескольким беглецам из Гельвеции, тем самым доведя число своих воинов примерно до шести тысяч, предположительно в основном уроженцев Вал д'Авона, готовых постоять за себя в войне с римскими войсками. Посему, собрав своих амбактов и их основных слуг, он настоял на том, чтобы те приняли во внимание небольшую численность римской армии, то, что она уже находится далеко от границ римских провинций (Нарбонская и Цизальпинская Галлия. – Ред.) и ослаблена предыдущими боями; что, хотя она и разбила гельветов в открытом бою, дело сложилось бы по-другому, если бы противник римлян расположился за стенами укреплений. Катоньятус сказал и о том, что они, лингоны, не должны страдать из-за римских усобиц, потому что они, галлы, не вмешивались в дела провинций; что римляне, возможно, и справедливо запретили гельветам проходить через римскую территорию, но сейчас они нарушают суверенитет своих соседей и союзников, когда осмеливаются навести порядок среди них, хотя никто их об этом официально не просит; кроме того, ему известно, что эдуи, хотя и кажутся преданными римлянам, только лишь дожидаются возможности наказать последних за излишнее самомнение; что Цезарь собирается разделить свои силы и что, если жители Вал д'Авона окажут сопротивление посланным против них римским войскам, это станет сигналом к общему восстанию, которое окажется фатальным для римлян в Галлии. Катоньятус сказал также собравшимся, что следует помнить о том, что их предки заставляли римлян дрожать даже в Риме и что позорно подчиняться диктату тех, кого они ранее завоевывали.

   Катоньятус взял также на вооружение стратегию рассылки своих эмиссаров, переодетых в путешественников, по домам жителей города. Они притворялись, что видели войска Цезаря, и утверждали, что видели, как те идут полуголодные и совершенно беспомощные; они утверждали, что самые лучшие из них были вынуждены отступить перед гельветами; что они потеряли три четверти своего состава и что остатки их армии состоят из необученных рекрутов и наемников, которые только и ждут возможности вернуться домой.

   Такие рассказы, распространявшиеся в долине, были даже еще более эффективны, нежели речь Катоньятуса, потому что галлы всегда были склонны прислушаться к тому, что льстит их самолюбию, не задаваясь вопросом, правда ли это или ложь. Если кто-нибудь из стариков и качал головой и говорил, что было бы неплохо узнать, что от них хотят, прежде чем занять враждебную позицию, то к таким относились с презрением. Катоньятус, видя, что практически все склонны к тому, чтобы оказать сопротивление, приказал перед слабыми участками стен Оппидума навалить стволы деревьев, смешанные с глиной и булыжниками.

   Вновь выкопали ров перед стенами на левом берегу и окружили палисадами ту часть города, которая оставалась незащищенной на правом берегу. Кроме того, Катоньятус приказал выкопать ров в ста шагах от Оппидума между его северным выступом и плато. Эти поспешно предпринятые работы еще не были завершены, как пришла весть о подходе римских войск. Римская пехота в стройном порядке продвигалась в долину по левому берегу реки, в то время как кавалерия следовала холмами по той же стороне. Ни один человек не оставил рядов, чтобы приняться за грабежи домов, и не было слышно никаких песен и криков. Шлемы из полированной бронзы на легионерах сверкали под солнцем, и издали войско казалось похожим на длинную огненно-рыжую змею, распускающую свои кольца в низине.

   С высокой башни, занятой Катоньятусом, было видно даже малейшее движение римлян. Скоро они расположились вдоль ручья, левый фланг был напротив реки, а правый защищала кавалерия на холмах. И тогда римский военачальник Титуриус отправил в город своего посланника. Ему было дано указание объявить членам городского магистрата, что римляне прибыли сюда как друзья, но поскольку Катоньятус предоставил убежище некоторым из гельветов и дурным образом использовал свою власть, чтобы помешать эдуям поставить товары, обещанные римской армии, которой командовал Цезарь (а римская армия пришла в Галлию с единственной целью – не дать гельветам опустошить ее – то есть сугубо в качестве друзей), то они должны незамедлительно выдать упомянутого Катоньятуса и беглецов из Гельвеции военачальнику Титуриусу. Если так будет сделано, римляне дополнительно потребуют только продовольствия на десять дней – что справедливо в отношениях между союзниками; после этого они возвратятся на земли эдуев.

   Катоньятус, окруженный своими главными амбактами, присутствовал на собрании членов городского магистрата, когда посланник озвучил послание Титуриуса. Видя, что некоторые заколебались, Катоньятус сказал созванным сюда людям следующее: «Перед вами – предмет ваших поисков. Я – Катоньятус; я предоставил убежище некоторым гельветам, которые являются моими друзьями и чьим гостеприимством я пользовался; я в союзе с гельветами так же, как и в союзе с римлянами. Если бы не римляне разбили гельветов, а гельветы римлян и кто-нибудь из римлян, уцелев в резне, спрятался бы здесь, сочли бы они благородным с моей стороны выдавать их в руки их же врагов? Если такое поведение для римлян – обычное дело, тогда я стыжусь, что являюсь их союзником. Что касается этих расплывчатых обвинений о том влиянии, которое я якобы оказывал на политику эдуев, то тут мне нечего сказать. Эдуи действовали и действуют так, как им заблагорассудится, и я не собираюсь вмешиваться в их дела. Римляне должны потребовать удовлетворения у эдуев, если те не выполнили своих обязательств. Что касается меня самого, у меня римляне ничего не просили, и я им ничего не обещал: так какого черта они здесь делают? Если они хотят что-то сказать мне, так надо ли для этого, чтобы посланника сопровождал легион? Могут ли союзники так обращаться друг с другом? Иди и скажи легату, что мы у себя дома, что, если он приходит к нам как друг, мы будем обращаться с ним как с другом; но если он осмеливается диктовать нам и обращаться с нами как с детьми, мы ответим ему как мужчины, которые сами знают, как себя вести». – «Он прав! Он прав!» – раздались единодушные возгласы амбактов; и, осыпав посланника оскорблениями, его вышвырнули вон. Катоньятусу пришлось вмешаться, чтобы не дать толпе разорвать его на куски.

   Титуриусу были даны инструкции проявить по возможности максимальную вежливость и уважение к жителям, чтобы не вызвать раздражение у соседних народов, и скрупулезно придерживаться условий требования, переданного посланником, – просто потребовать выдачи гельветов и Катоньятуса.

   С другой стороны, ему было приказано завершить эту военную операцию с максимально возможной скоростью, поскольку у Цезаря было всего лишь несколько легионов. Поэтому легат воздержался от блокирования города и Оппидума и, так как у него были основания опасаться немедленного подхода помощи Катоньятусу, Титуриус решил, что лучше всего будет направить все усилия на плато, надеясь взять крепость решительным ударом. Однако существовали опасения, что, если Оппидум будет взят штурмом, Катоньятус и часть гельветов могут спастись бегством.

   Ночью легат размышлял над планом, как он, имея восемь тысяч воинов (или около того) – столько насчитывало его войско, – сможет одновременно и помешать бегству Катоньятуса и гельветов, и совершить решительный штурм Оппидума, когда вошел центурион, чтобы сообщить, что несколько жителей просят приватной беседы с ним.

   Жители, о которых шла речь, были чиновниками из нижнего города… Припав к ногам Титуриуса, они поведали ему со слезами на глазах о том, что не от хорошей жизни они покорились господству Катоньятуса и его воинов; что требования, которые днем предъявил посланник собранию, совершенно справедливы, поскольку гельветы вступили в Галлию всего лишь как мародеры, и что Катоньятус использовал свое влияние, чтобы помешать походу римлян, своих союзников, которые пришли уничтожить гельветов; что они, магистрат, не имеют власти над воинами и очень малую власть над населением, порабощенным, как и они, и обманутым агентами Катоньятуса; что этот вождь и его люди укрылись в Оппидуме и в той части города, что расположена на оконечности выступа, бросив ту часть, что была построена на правом берегу; что в действительности они умоляют легата занять эту часть города своими войсками, которые там примут с радушием и которые, как они надеются, не станут предаваться никаким излишествам, поскольку их считают друзьями.

   Титуриус поднял их с колен и, дружески побеседовав с ними, пообещал сделать то, о чем они просили; но, опасаясь предательства, заявил, что должен удержать их в качестве заложников. Магистраты отдались в его власть, заявляя, что его войска увидят ворота открытыми, сторожевые посты пустыми, а жителей – в великом возбуждении, но никоим образом не враждебными, если с ними будут хорошо обращаться.

   По своем приходе римляне построили паром на реке ниже города. Высланные немедленно группы разведчиков донесли, что выходы и в самом деле были свободны и что никто не появлялся за крепостными стенами.

   Поэтому Титуриус занял все выходы, и к полуночи тысяча человек, отобранных из наемников, овладела нижним городом без малейшего шума или признака беспорядков. Утром галльские воины, поставленные у головной части моста, обнаружили перед собой римлян и в ярости набросились на жителей, угрожая сжечь город, как только они отгонят римские войска. Тем временем римляне разрушили несколько домов, прилегавших к голове моста, и из этих обломков построили полукруглое укрепление, выходящее своими двумя концами к реке. Вдоль речки Титуриус поставил несколько постов, а на более широкой ее части выше города он построил мост из лодок, охраняемый двумя постами с обеих сторон. Закончив это, римский военачальник с основной частью войск перебрался на северную часть плато.

   На следующий день он осмотрел позиции, заняв часть рвов; но Катоньятус закончил строительство крепостного вала на севере крепости. Штурм был энергично отбит. Этот успех воодушевил осажденных, и они принялись осыпать легата издевательствами. Видя, что не может взять Оппидум штурмом, имея против себя решительно настроенного и многочисленного противника, Титуриус принял решение начать регулярную осаду.

   Хотя ров, прорытый защитниками между Оппидумом и плато, был лишь на дальности полета стрелы от стен, через несколько часов он был почти целиком заполнен и выровнен. Потом по приказу Титуриуса в лесах, простирающихся вдоль северного плато, было вырублено множество деревьев и доставлено к лагерю.

   Из этого леса, надлежаще подготовленного, стали строить агер (боевую террасу) в пятнадцати шагах от крепостного вала, не обращая внимания на дротики и камни, которые метали в римлян осажденные.

   Этот агер представлял собой террасу длиной примерно сто шагов, высотой 10 футов и глубиной 20 футов с проходом посредине шириной двенадцать шагов. С обеих сторон этого интервала под прямыми углами отходили две галереи длиной примерно сто шагов каждая, прочно укрепленные стволами деревьев и укрытые сверху. Агер строился из стволов деревьев, наваленных друг на друга, смешанных с глиной, со спусками для подъема наверх. Эта работа заняла несколько дней; и поскольку в это время римляне не предпринимали атак и думали лишь о том, как защитить тех, кто занят строительством, от метательных снарядов, летящих с бастионов, осажденные не переставали высмеивать их (их хорошо было слышно), спрашивая римлян, не хотят ли те построить город и провести там зиму. Но однажды утром воины Оппидума увидели деревянную башню, возвышающуюся у оконечности двух галерей. Эта башня, деревянные конструкции которой были изготовлены заранее, была установлена в течение дня; верхушка ее была более чем на 10 футов выше верхушек башен бастиона (рис. 10).

   Галлы с беспокойством разглядывали это сооружение, хотя не понимали его назначения; и Катоньятус решил сжечь это устройство ночью. С этой целью он расставил на крепостных стенах позади плетней бочки, наполненные смолой, жиром и сухими ветками; потом он разместил два отряда, готовые выйти из восточных и западных ворот, имея при себе сосуды полные смолы, пакли и жира. Эти отряды должны были продвинуться с внешней стороны обороны и одновременно атаковать фланги осаждающих войск, в то время как воины, находящиеся на крепостных стенах, должны были убрать часть плетней и выкатить бочки, предварительно подожженные, к агеру, чья передняя часть была поднята на контрэскарп рва.

   Римляне смогли заметить эти приготовления с высоты своей башни; кроме того, каждый вечер они выставляли сильную охрану на флангах плато. При наступлении ночи легат защищал эти места кольями, и у него было большое количество стимулов (металлических наконечников с крючком на острие, ввинченных в деревянный колышек) (рис. 11), забитых в землю снаружи. Примерно в третьем часу ночи осажденные бесшумно вышли из двоих ворот и подошли на половину полета стрелы к римским постам. По сигналу, поданному изнутри, оба отряда ринулись одновременно на фланги осаждающих противников. Но еще до того, как они смогли добраться до палисадов, многие из них, раненные стимулами, пали, издавая крики боли.



   Рис. 10. Вторая осада. Римские агер и «ветка»



   Ряды тех, кто смог достичь палисадов, поредели из-за ливня обрушившихся на них дротиков, и, заколебавшись при виде столь многих потерь со своей стороны, галлы уже были более склонны к бегству, чем к продолжению атаки, когда обнаружили, что сами, в свою очередь, подверглись ударам во фланг и в тыл со стороны осаждающих. Защитники, находившиеся на крепостной стене, которые из-за ночной тьмы не могли четко

   разглядеть, что происходило, и не знали о том, отчего возникло замешательство – бегства ли римлян, или своих собственных воинов, – не решались метать камни и пускать стрелы.

   Тем временем галлы все же подкатили зажженные бочки к передней части галерей, которые уже начали гореть. Во вспышках пламени можно было разглядеть забравшихся на террасу римских солдат, носящих корзины, полные влажной земли, которые они бросали на бочки; и защитники крепости убили и ранили многих из них. В этот момент несколько беглецов, принимавших участие в двух вылазках, вернулись в лагерь с криками, что за ними гонятся римляне.

   У Катоньятуса едва хватило времени, чтобы послать войска на защиту двух выходов и прикрытие своих воинов. Сам он занял позицию в центре Оппидума с избранной группой воинов, чтобы быть в состоянии оказать помощь на том участке, на который оказывается наиболее мощное давление. А в это время с помощью вышеописанного отвлекающего маневра у входов римляне, которых стали меньше беспокоить дротики с бастиона, смогли потушить огонь. Они воспользовались последними часами ночи, чтобы продвинуть башню вдоль галерей с помощью роликов аж до конца агера, и наутро воины Вал д'Авона вовсе не удивились, увидев это громоздкое деревянное сооружение, господствующее над всей стеной и башнями крепости.



   Рис. 11. Стимул



   На рассвете град камней и стрел, полетевших с верха башни осаждавших, не позволил галлам занять свои оборонительные сооружения, а две римские катапульты засыпали находившийся перед ними Оппидум огромными камнями, которые, свистя в полете, убивали или разбивали на куски всех и всё там, куда они падали. Два онагра засыпали камнями подмости, сооруженные защитниками на пути наступления агера, и раздробили их в щепки.

   Скоро со стороны башни на крепостную стену был опущен мост, и римляне, продвигаясь в четко организованном порядке, овладели оборонительным сооружением (рис. 12).

   Катоньятус и его слуги численностью пятьсот—шестьсот человек не ожидали такого поворота событий и укрылись в цитадели, построенной вне Немеды в южной части Оппидума.

   Осаждавшие, которым уже никто не помышлял оказывать сопротивление, сосредоточили свои силы на крепостных валах и заняли башни, убивая всех, кто в них скрывался (скорее в качестве беглецов, чем защитников). Они разделились на три больших отряда: два крыла двинулись вдоль внутренней стороны крепостной стены, захватывая на ней башни одну за другой, и врывались во дворы и дома, убивая всех, кто осмеливался оказать сопротивление. Центральный отряд, построенный в форме клина, двинулся вправо и очистил плато. Несчастные защитники бросились бежать и столпились возле Немеды. Многие пытались войти в цитадель, но входы были закрыты, а мост уничтожен. Таким образом, Катоньятус бросил наибольшую часть своих сторонников и оставил их на растерзание врагу. Воины Вал д'Авона побросали свое оружие и с поднятыми руками умоляли римлян о пощаде. Тут Титуриус остановил резню и заявил защитникам, что им будет сохранена жизнь, если они выдадут Катоньятуса и гельветов, которые укрылись среди них. Показывая на высокое укрепление позади Немеды, осажденные отвечали, что не в их силах сдать Катоньятуса, который укрылся там с небольшим числом своих сторонников, но они немедленно сдадут гельветов, которые находятся среди них. Легат, желая действовать с мягкостью, предписанной ему инструкциями Цезаря, удовлетворился этим заверением. Гельветы были немедленно доставлены, а люди Авона, разоруженные и лишенные доспехов, были отправлены назад в долину, за исключением сотни заложников. Однако немногие уцелевшие среди них вожди были доставлены, закованные в кандалы, в распоряжение Цезаря. Что касается гельветов, которых было от пятисот до шестисот человек, Титуриус оставил некоторых в качестве заложников; остальным, разоруженным, было приказано вернуться в свою страну самым коротким путем: на дорогу им выдали продовольствие.



   Рис. 12. Передвижная осадная башня



   Здания Немеды и роща вокруг нее не позволяли Катоньятусу видеть то, что происходило внизу, под ее стенами, но, поскольку он больше не слышал боевых кличей или бряцания оружия, он пришел к выводу, что его люди сдались. Что касается его самого и его слуг, знавших, что на пощаду им надеяться нечего, они приготовились к обороне и решили продать свою жизнь как можно дороже.

   Глубокий ров, пробитый частично в скале, отделял цитадель от Немеды. Оборонительные сооружения состояли из ограды, сделанной на галльский манер, из стволов деревьев, перемежавшихся слоями камня, и увенчивавшейся плетнем. Большая четырехугольная башня, построенная таким же образом, имела четыре этажа и заканчивалась крышей из камыша, покрывающей сверху амбразуры и служившей укрытием. Внутри огороженного пространства располагались деревянные хижины для гарнизона, поскольку башня, имея размеры двадцать шагов по фронту и двадцать шагов в глубину, а также толстые стены (примерно в три шага), едва ли могла вместить сто человек.

   Титуриус произвел разведку подходов. Ров прерывал всякую связь цитадели с Оппидумом и отсекал ее, проходя от стены до стены. В южном направлении цитадель поднималась сразу же над эскарпом, который на этой стороне был таким крутым, что не требовалось никаких рвов. Палисад с внешней стороны, установленный на холмике, преграждал подход к основанию цитадели. Как уже говорилось ранее, стены верхнего города, занимавшего южный склон, тянулись вплоть до крепостной стены Оппидума. Но эти стены были брошены воинами Катоньятуса, которые укрылись в цитадели. Покидая верхний город, они подожгли мост, при виде чего римляне, стоявшие напротив головной части моста, прошли по нему, не встречая какого-либо сопротивления, и сумели потушить огонь. И мост был быстро восстановлен.

   Благодаря всему этому легат соединился со своими войсками в северной части, которые в то время заняли верхний город. Время поджимало, и, так как он уже потерял двенадцать дней перед Оппидумом, надо было спешить.

   Прежде всего он отправил одного из галльских пленных на переговоры с защитниками цитадели. Он обещал сохранить им жизнь, если они выдадут своего вождя и гельветов, которые могут находиться среди них. Если, с другой стороны, начнется приступ, все они должны рассчитывать только на смерть от меча.

   Посланца встретили градом камней, и он вернулся, окровавленный, к легату, который уже не колебался. Был отдан приказ засыпать ров и ускорить эту работу; центурионы с помощью угроз и ударов, если требовалось, заставили добрую толику побежденных носить фашины и землю. Защищаясь щитами, римляне несли ничтожные потери, потому что у осажденных оставалось слишком мало метательных снарядов. Кроме того, Титуриус привез сюда осадные машины, уничтожил те части стены Немеды, которые могли помешать военным действиям, и поставил лучших пращников и лучников на фланги, чтобы крепостную стену цитадели, сильно разбитую метательными снарядами, было невозможно удерживать. Ночью поверхность засыпанного рва была укреплена бревнами, на которые сверху набросали хворост и торф.

   В первый час наступившего дня по подготовленной таким образом поверхности медленным шагом двинулась одна когорта, построенная в боевой порядок «черепаха» (рис. 13).



   Рис. 13. Штурм цитадели Оппидума



   Некоторые из защитников рискнули сопротивляться, но их было немного, и они подверглись обстрелу стрелами и метательными снарядами, которые вспомогательные отряды пращников и лучников беспрерывно посылали по навесной траектории. Скоро крепостная стена была взята; но в штурмующих по-прежнему летели дротики, камни и горящие шары смолы и пакли – но только с башни, а если римляне пытались приблизиться к ней – то и толстые доски и горшки с галечником. Поэтому было необходимо установить защитные щиты даже на цитадели, потому что отступление римлян придало бы мужества защитникам. Здесь римляне потеряли несколько человек, и многие были ранены. Едва ли было возможно поджечь башню; сооружения из бревен, смешанных с камнем, не очень охотно загораются. Тем не менее Титуриус установил одну из катапульт так, чтобы запущенные ею снаряды могли долететь до крыши башни, и, когда убедился, что эта цель достигнута (дело было уже к заходу солнца), повел непрерывный обстрел зажигательными снарядами (дротиками, обернутыми паклей, пропитанной маслом и смолой) крыши, которая скоро вспыхнула. Легат убедился, что так как полы башни были из бревен, то крыша, когда упадет, передаст огонь и на первый этаж; и действительно, крыша скоро упала, и тогда плотный столб дыма, сопровождаемый искрами, вылетавшими как из огромной трубы, взметнулся в небо с вершины башни.

   Катоньятус и те его сторонники, которые теснились в цитадели, отчаявшись удержать ее, открыли потайное отверстие хода, выводившего к одной из сторон верхнего города; и без щитов, с мечом в одной руке и факелом в другой они набросились со страшными криками на римлян, которые охраняли палисад с внешней стороны. Те, захваченные врасплох этой колонной галльских воинов, оказали лишь слабое сопротивление и попытались собраться и напасть на фланги беглецов. Уже наступила ночь, а склоны были крутыми, и они были то тут, то там заняты домами и садами, окруженными палисадниками. Римляне были плохо знакомы с местностью и часто попадали в такие места, откуда не было выхода.

   Катоньятус и его сторонники, число которых сократилось примерно до двухсот человек, быстро спустились по тропинкам, которые были им знакомы, и, проходя мимо, швыряли горящие факелы на соломенные крыши или в амбары, заполненные сеном и соломой. Жители выскакивали из домов в ошеломлении, не зная, откуда на них напали. Видя группы римлян, которые проходили мимо в поисках выходов, заходя в сады и дома и вламываясь в ворота и сквозь заграждения в погоне за Катоньятусом и его людьми, они кричали «Измена!» и швыряли в них камни, думая, что римляне намерены жечь и убивать. Женщины с растрепанными волосами становились у них на пути, осыпая их проклятиями; другие бросали в них из окон мебель и все, что попадало под руку. Взбешенные этими препятствиями, провалом своей погони и атаками местных жителей и видя, что с этими пораженными ужасом людьми бесполезно разговаривать, римляне убивали всех, кого встречали на своем пути.

   Услышав этот рев и видя, как небеса осветились пламенем, легат догадался, что произошло, и послал две когорты через крепостную стену на городской стороне с приказом пройти в строгом порядке по дороге, собирая римские войска и гоня перед собой городских жителей. В то же время он отправил центуриона по наплавному мосту из лодок, который по его приказу был построен через реку выше города, чтобы предупредить римские отряды, которые можно было собрать в нижнем городе и у входа на мост, никого не выпускать из верхнего города.

   Катоньятус с большинством своих воинов фактически дошел до моста, но обнаружил, что тот охраняется отрядом римлян. Галльский вождь попытался прорваться сквозь их ряды, но, поскольку мост был довольно длинен, это предприятие было опасным. Командир охраны, старый римский воин, расставил своих бойцов по первой тревоге, понимая, что мост надо защитить любой ценой. Забаррикадировав проход всеми подручными средствами, какие только смогли найти, легионеры ждали отступающих галлов, закрывшись своими щитами. Когда появился сам Катоньятус и, выкрикивая боевой клич, попытался пробиться с ходу, его встретили на близкой дистанции дождем из дротиков. Весь первый ряд галльских беглецов попадал направо и налево; остальные, обезумев от отчаяния, перешагнули через трупы и бросились на шеренгу римлян, которые теперь взялись за мечи. Началась страшная битва, освещаемая лишь проблесками пожара. Римляне, находясь лицом к свету, плохо видели врага, зато галльские воины видели, куда надо бить.

   Колонна беглецов тем не менее быстро таяла перед римским строем, бреши в котором немедленно заполнялись новыми воинами. Тут прибыл центурион с пятьюдесятью солдатами, которых он собрал. Увидев поддержку, римская охрана моста перешла в наступление и оттеснила галлов от моста, рубя защитников Оппидума, как кусты в зарослях. Никто из галльских воинов не отступил; все встретили свою смерть в проходе, сквозь который они стремились пробиться.

   С большим трудом был восстановлен порядок в верхнем городе, и, только когда жители увидели, что римляне сами тушат пожары, они начали понимать, что произошло.

   На следующее утро тело Катоньятуса было найдено лежащим на мосту; его голова была отправлена Цезарю, и, поскольку военная экспедиция завершилась, Титуриус повел легион и наемников назад – на свои квартиры в землях эдуев.