IV
|
К началу XX в. в Соединенных Штатах оформилось антитрестовское движение. Во главе него стали «разгребатели грязи» — группа писателей и журналистов, выступивших с разоблачительными статьями и книгами против монополий.
Зачинателем этого движения был Г. Д. Ллойд, выпустивший в 1894 г. книгу, изобличающую действия «Стандард ойл». Она называлась «Богатство против народа». «Свобода и монополия несовместимы», — писал Ллойд. По своим убеждениям он был социалистом и не верил в возможность ограничения деятельности трестов. «До тех пор, пока контроль над жизненно необходимыми продуктами остается в руках частных лиц, — заявлял Ллойд, — они будут регулировать нас, а не мы их». По общественному резонансу произведения Ллойда даже сравнивали с «Хижиной дяди Тома» Г. Бичерстоу. Действительно, эта книга получила широкое распространение и большую известность. Десять лет спустя известный американский журнал «Мак Клюрс» поместил серию статей Айды Тарбел, объединенных впоследствии в двухтомную «Историю Стандард ойл Ко». Даже после разоблачений Ллойда появление этой книги произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Тарбел родилась и выросла в нефтепромышленном районе Пенсильвании. Ее отец враждовал со «Стандард ойл» и участвовал в кампаниях бойкота против Рокфеллера. Ее брат стал одним из руководителей соперничавшей с Рокфеллером фирмы. Таким образом, традиции семьи предопределили эмоциональную настроенность писательницы. А ее профессиональная подготовка — занятия историей в Сорбонне и Коллеж де Франс — обеспечила надлежащий уровень исследования. Она сотрудничала в редакции журнала и уже выпустила две книги. Но настоящую известность Тарбел получила, выпустив третью — о Рокфеллере. Три года она потратила на сбор материала. Через ее руки прошли протоколы судов и законодательных собраний, подлинные документы разных фирм и объединений, свидетельства газет и журналов. Тарбел встречалась со многими участниками событий. Она бывала и на Бродвее 26, в деловой резиденции Рокфеллера. Когда директор «Стандард ойл» Г. Роджерс узнал о том, что Тарбел занята подготовкой книги, он пригласил ее посетить правление треста. «Можно ли что-нибудь сделать, чтобы приостановить это?», — спросил Роджерс. «Ничто в мире», — ответила Тарбел. Все- таки руководители «Стандард ойл» не теряли надежды добиться расположения журналистки. Ее гостеприимно встречали, разговаривали и даже выделили в штаб-квартире «Стандард ойл» отдельный стол для занятий. Но когда из печати вышла первая статья, Тарбел перестали принимать. Публика зачитывалась разоблачительными статьями. Далеко не все желающие могли купить журнал. Его расхватывали немедленно по поступлении в продажу. Таким же спросом пользовались и другие произведения «разгребателей грязи». Они боролись против коррупции в федеральных органах власти и на местах, раскрывали махинации трестов и банков. Вскоре после статей Тарбел журнал «Эврибодиз» опубликовал очерк Т. Лоусона «Взбесившиеся финансисты». Сам Лоусон — бостовский биржевик — был хорошо знаком с механикой биржевых спекуляций. В течение ряда лет он поддерживал тесные отношения с руководителями «Стандард ойл», это помогло ему нарисовать убийственную картину жизни финансового мира. Таким же разоблачениям подвергся сенат, многие депутаты которого были тесно связаны с Рокфеллером. В 1901 г. сын Рокфеллера, Джон Д. Младший, женился на дочери сенатского босса Н. Олдрича. С этого момента влияние Рокфеллеров на этот орган стало еще более значительным. И данный факт не прошел мимо «разгребателей грязи». «Правительство сената. Олдрич его глава» — под таким заголовком журнал «Космополитен» поместил статью Д. Филиппса. «Сенаторы избираются не народом. Они избираются бизнесом», — писал Филиппе. «Предательство — сильное слово, — заявлял он, — но не слишком сильное. Скорее оно слишком слабое, чтобы охарактеризовать положение, при котором сенат является энергичным, находчивым и неутомимым агентом бизнеса. Он так враждебен американскому народу, как могла бы быть враждебна армия завоевателей. Он даже значительно более опасен». «Разгребатели грязи» действовали смело. Но их цели были ограничены. Никакой позитивной программы преобразований они не имели и радикальных перемен в американском обществе не искали. Их протест выражал недовольство мелкобуржуазных слоев, страдавших от засилия трестов. В 1899 г. возникла даже «Антитрестовская лига». Два года спустя она обратилась к генеральному прокурору США с петицией, требуя обуздать монополии. Но настоящей массовой поддержки это обращение не получило. Организованные рабочие участия в движении не принимали. А американские социалисты заявляли даже, что уничтожение трестов или установление над ними контроля нецелесообразно. Игнорируя марксистское учение о классовой борьбе и задачах революционного преобразования общества, они ссылались лишь на то, что монополии — «есть неизбежная стадия экономического развития». Все это, естественно, влияло на характер антитрестовских выступлений в США, отличавшихся слабостью и непоследовательностью. Но даже этот слабый протест заставлял серьезно призадуматься. И хотя рабочее движение не было заострено против трестов, его возросшая активность в тот период также оказалась одной из причин постоянного беспокойства. Многие находили в этом симптомы грядущих социальных потрясений, призывая ограничить действия трестов, чтобы избежать революции. Газета «Бостон Гералд» выражала опасение, что, если этого не сделать, социализм может показаться «меньшим злом». А филадельфийская «Ивнинг Телеграф» высказала тревогу по поводу возможности «самых серьезных социальных и политических потрясений, какие когда-либо знала современная история». Страх захватил и правящие верхи Америки. В этой обстановке к власти в Соединенных Штатах пришел Теодор Рузвельт, выступивший с целой программой «антитрестизма». Он стал президентом в силу случайности. 6 сентября 1901 г. на выставке в Буффало выстрелом террориста был убит президент Мак Кинли, и, согласно конституции, вице-президент Рузвельт занял его место. С другой стороны, появление Рузвельта на политической сцене было вполне закономерно. Его критические замечания в адрес трестов были хорошо известны. Но они носили такой характер и сочетались с такими политическими качествами, что Рузвельт стал просто необходим правящему классу. Мотивируя решение выдвинуть его в большую политику, один из республиканских боссов объяснял, что Рузвельт был «форменным быком в фарфоровой лавке», но, когда нужно, становился «очень даже нормальным». Это умение понять обстановку, способность к политическому компромиссу и содействовали выдвижению Рузвельта. Он был лихим наездником и произносил жаркие речи, завоевывая популярность среди избирателей. Но для тех, кто вершил судьбами политики, главным было другое. Когда в 1900 г. руководство республиканской партии остановило свой выбор на Рузвельте, выдвинув его кандидатом на пост вице-президента, оно сделало это, чтобы дополнить пря-молинейного Мак Кинли более гибкой фигурой. Не все одобряли это решение. И, в частности, представлявший интересы Рокфеллера Ханна был против. «С избранием Рузвельта, — говорил он, — между этим сумасшедшим и президентством будет лишь одна человеческая жизнь». Его слова оказались пророческими. После смерти Мак Кинли Рузвельт въехал в Белый дом. «Смотрите, — воскликнул Ханна, — этот проклятый ковбой — президент Соединенных Штатов». Да, Рузвельт стал президентом. К этому он давно стремился. Еще избираясь губернатором Нью-Йорка, Рузвельт доверительно признался известному публицисту и политическому деятелю У. Уайту, что для него этот пост является лишь промежуточной ступенью. «Он не хотел быть губернатором Нью-Йорка, — вспоминал Уайт. — Он хотел быть президентом Соединенных Штатов». Знал ли об этом Ханна? Безусловно, знал. Знал и боялся, что Рузвельт добьется своей цели. Но противостоять этому не сумел. В день смерти Мак Кинли, встречая Ханну, приехавшего проститься с телом покойного, Рузвельт спустился с крыльца, протянув ему руки. Партийный босс обещал поддержку, если президент будет проводить прежнюю политику. «Я уверен, что вы дадите мне знать, если я смогу быть чем-то полезен вам», — заявлял Ханна. Однако в глубине души он продолжал питать к нему чувство глубокой антипатии. Только случайная смерть Ханны в результате тифа в начале 1904 г. избавила Рузвельта от серьезного соперника на предстоящих президентских выборах. Республиканский босс всерьез обдумывал возможность выдвижения собственной кандидатуры, чтобы, как писала тогда пресса, «перестать делать президентов и стать самому президентом». Находясь у власти, Рузвельт произнес десятки речей против трестов. Он добивался принятия новых антитрестовских законов и стяжал себе репутацию «разрушителя трестов». С именем Рузвельта стали связывать наступление «прогрессивной эры». Его изображали радикалом, а подчас даже и революционером. Но в действительности он не был ни тем, ни другим. «Поднимая вопрос о трестах, — говорил Рузвельт в одной из своих речей, — я далек от того, чтобы выступать против собственности, и я действую в интересах собственности в самом консервативном смысле этого слова». А государственный секретарь Рут, один из ближайших сподвижников президента, метко определил: «Рузвельт больше лает, чем кусает». Рузвельт никогда не выступал против трестов вообще. Он говорил о необходимости бороться против «злых» трестов, требовал от «большого бизнеса» «хорошего поведения» и «честной сделки». По инициативе Рузвельта был возбужден целый ряд судебных процессов, но сам президент признавал в частной беседе: «Фактически я прекращал дела всякий раз, когда имел для этого хоть малейший повод». Смысл же своей политики Рузвельт предельно раскрыл в одном из публичных выступлений, заявив, что он отстаивает «все, что направлено на предотвращение революции». По словам американского историка Абельса, президент «страдал патологическим страхом перед толпой». Действительно, к этому вопросу он неоднократно возвращался в речах, разговорах и переписке. «Мне совсем не нравится нынешняя социальная обстановка в стране, — писал он в марте 1906 г. своему военному министру, впоследствии его преемнику, Тафту. — Глупое, близорукое тупоумие самых богатых людей, их жадность и высокомерие, недостойные пути, которыми они пришли к богатству при содействии самых способных адвокатов и очень часто благодаря бессилию и близорукости судей либо, к сожалению, из-за свойственной последним ограниченности ума. Эти факты, а также коррупция в деловой жизни и политике, привели к возникновению весьма нездорового возбуждения и раздражения общественного мнения, которое частично про-является в нездоровом росте социалистической пропаганды». Таковы были условия и мотивы, определившие «антитрестизм» Рузвельта. В обстановке буржуазной парламентской демократии то был политический маневр. С тех пор политика «регулирования» трестов стала неотъемлемой частью политической системы США. Она превратилась в один из важнейших рычагов поддержания «равновесия», а вместе с тем — и мобилизации голосов избирателей. В этой связи уместно напомнить слова Энгельса о том, что в условиях «демократической республики», «классическим образцом» которой он называл США, «богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее».2 Однако была в этом и другая сторона. Не только деятельность трестов, но и прочие сферы экономической жизни с каждым годом становились объектом все более энергичного вмешательства государства. В этом заключался закономерный процесс развития государственно-монополистического капитализма. Сначала в данном направлении делались робкие шаги, но в дальнейшем они выросли в систему «регулирования». В конечном счете это отвечало интересам господствующего класса. Но когда эти меры задевали кого-то из монополистов, они вызывали бешеное сопротивление. Так было при Т. Рузвельте, так было и в дальнейшем — всякий раз, когда вводились те пли иные ограничения. Вместе с тем «антитрестовская» политика, как правило, служила орудием одних монополистических группировок против других. И в данном случае она отражала происшедшие к началу 900-х годов сдвиги, в результате которых на первое место стала претендовать группировка Моргана — создателя первой в истории США корпорации-миллиардера — «Стального треста». Рузвельт являлся «человеком» Моргана и его «антитрестизм» был направлен острием против рокфеллеровской группировки. Правда, он начал судебное дело против моргановской железнодорожной компании, но никогда не посягал на «Стальной трест». Выступая однажды на приеме, где присутствовал Морган, Рузвельт разъяснил ему свою позицию. Размахивая кулаком перед носом магната, он кричал: «Если вы не дадите нам это сделать, те, кто придут потом, восстанут и сокрушат вас!». Далеко не все, что делал Рузвельт, приходилось по вкусу Моргану. Поэтому, когда президент, уйдя в отставку, отправился на охоту в Африку, именно Морган бросил крылатую фразу: «Будем надеяться, что первый же лев, которого он встретит там, выполнит свой долг». Тем не менее действия Рузвельта способствовали возвышению Моргана. Косвенное признание этого факта мы находим в «Воспоминаниях» близкого к Рузвельту У. Уайта. По словам последнего, президент, вероятно, «потворствовал» Моргану и «был согласен с некоторыми объединениями, которые тот планировал». Что же касается Рокфеллера, то тут дело обстояло иначе. Против него был направлен главный удар. Наибольшим преследованиям подвергся рокфеллеровский трест «Стандард ойл», и пружина этих преследований была так туго заведена, что даже преемник Рузвельта, известный как сторонник Рокфеллера, вынужден был продолжить судебное расследование. В отличие от Рузвельта Тафт даже встретился в Белом доме с четой молодых Рокфеллеров. Правда, их провели через боковую дверь и по его указанию не внесли в книгу посетителей. Но факт остается фактом: они были приняты президентом. Что же касается судебного дела, то оно завершилось в 1911 г. постановлением Верховного суда США о незаконном характере «Стандард ойл» и ее роспуске. Ожидая вестей о приговоре, члены правления треста провели в оцепенении несколько часов, а сообщение о нем встретили как тяжелый удар. Им предоставили полгода на реорганизацию. Рокфеллер неоднократно бывал в это время на Бродвее 26, но даже отказался прочесть постановление суда. За реорганизацию взялось его ближайшее окружение во главе с Арчболдом. Нужно было выполнить решение суда и вместе с тем сохранить монополию. В конце концов и на этот раз выход был найден. Трест разбили на формально независимые компании. Однако была выработана система, посредством которой их действия координировались, и они продолжали проводить единую политику. Несмотря на «роспуск» «Стандард ойл», биржевой курс ее ценных бумаг сильно пошел в гору. Акции одной из компаний поднялись с 260 до 580 пунктов, а другой — с 3500 до 9500. Это был знаменательный симптом. В результате состояние Рокфеллера, помещенное в ценные бумаги, сильно возросло. «Первый и самый известный из трестов мертв» — надрывалась нью-йоркская газета «Уорлд». А монополия Рокфеллера после кратковременного шока перестроила боевые порядки и продолжала действовать. Таков был финал этой во многих отношениях показательной истории. 2 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1950, стр. 179. |
загрузка...