Дурайд, сын Аддера
Дурайд был победителем, удача сопутствовала ему в его планах. За свою жизнь он совершил более сотни набегов. Битва в Барханах – одна из наиболее известных…
Часовой на барханах закричал: – Я вижу людей, у них курчавые волосы и одежды цвета шафрана. – Они из клана Ашджа, – сказал Дурайд, – их не надо бояться. – Теперь я вижу других, – сообщил часовой, – они похожи на детей, их копья лежат между ушами коней. – Эти из племени фазара, – сказал Дурайд. Часовой выкрикнул опять: – Теперь подошли другие, смуглые, темные люди, как глубоко врезаются копыта их лошадей в землю, поднимая облако пыли величиной с гору. Копья свои они тащат позади себя. – Эти из племени абс! – воскликнул Дурайд. – Они несут с собой смерть!.. После боя Дурайд, лежавший раненный среди тел своих братьев, услышал, как Захдам из племени абс сказал своему товарищу Кардаму: – Похоже, Дурайд еще жив, мне кажется, что он моргнул. Пойди и прикончи его. – Нет, он мертв, – сказал Кардам. – Я сказал, пойди и посмотри, дышит он или нет. Тогда Кардам спешился, осмотрел тело Дурайда, сел в седло и сказал: – Точно, мертв. Позже, в священный месяц, паломники в Мекку из племени абс и племени фазара проходили через землю Дурайда и, боясь быть узнанными, закрыли лица платками, так что одни глаза остались видны. Дурайд, увидев паломников, подошел приветствовать их и спросил: – Откуда вы, добрые люди? – Ты меня спрашиваешь? – ответил один из всадников. Дурайд узнал голос Кардама. – Мне нет нужды спрашивать, я знаю, кто вы. – С этими словами он обнял его и дал в подарок коня, меч и копье. – Это моя благодарность за битву в Барханах. Дурайд был героем своего народа, племени хавазин, и военачальником в битвах. Он дожил до эпохи ислама, но не стал правоверным, и в битве при Хунайне он выступил со своим кланом на стороне неверных против пророка, его брали с собой за его удачливость и мудрость. Ему было около ста лет, он почти ослеп. В лагерь Дурайд приехал на верблюде, в паланкине. – Как называется эта долина? – спросил он. – Аутас, – ответили ему. – Хорошее место для того, чтобы двигаться галопом: не слишком каменистое, чтобы поранить копыта лошадям, и не слишком мягкое, чтобы замедлить бег. Но почему я слышу крики верблюдов, ослов, плач детей и блеяние баранов? – Малик привел детей, женщин и скот вместе с войнами. – Приведите Малика. Когда пришел Малик, Дурайд обратился к нему: – Малик, ты вождь твоего народа теперь, и от сегодняшнего Дня зависят все наши будущие дни. Что означают эти крики животных и плач детей? – Я думал, что, если каждый воин возьмет своих детей и добро, он будет сражаться мужественней. – Дурная мысль! Пастух со стадом овец! О, какое невежество. Может ли человек бороться с Судьбой? Послушай, если сегодня тебе суждено победить, то все, что тебе нужно, – это воины с мечами и копьями, но, если Судьба распорядится иначе, ты оставишь своих женщин, детей и имущество на поругание и грабеж. – Помолчав немного, он продолжил: – Племена кааб и килаб пришли? – Нет. – Тогда наш меч будет лишен обоих лезвий. Если бы день предвещал удачу, они пришли бы. Было бы лучше, чтобы и ты поступил как они. Есть кто-нибудь из племени амир? – Дети Амира и Ауфа, больше никого. – Подростки! От них не будет вреда, но пользы тоже. Малик, это поистине глупый поступок – отправить детей, прекрасные цветы народа хавазин, под копыта коней. Отправь их в горы, оплот нашего рода, и пошли на врага конницу. Если победа будет твоя, ты получаешь все, если нет, то ты, по крайней мере, спасешь детей и стада и не будешь обесчещен бесчестьем твоих женщин. – Нет! Клянусь Богом, ни за что! – воскликнул Малик. – Ты выжил из ума, ты слишком стар. Либо вы, люди Хавазина, будете повиноваться мне, либо я брошусь на свой меч! Он сказал так, потому что не хотел, чтобы слава и мудрость Дурайда превзошли его собственные. Все окружавшие их люди закричали: «Мы слушаем тебя, а не Дурайда». Победа досталась в тот день пророку; и Малик с большей частью войска бежал и добрался в целости и сохранности до Таифа, оставив семьи и стада на милость победителей. Некоторые из брошенных на произвол людей спасались бегством по дороге на Нахлу; их преследовала конница пророка. Молодой воин из племени сулайм по имени Рабиа поравнялся с верблюдом, на котором ехал Дурайд в своем паланкине. Думая, что там женщина, юноша схватил повод и заставил верблюда стать на колени; и вот! В носилках оказался старик. – Что ты хочешь? – спросил Дурайд. – Ты должен умереть. – Скажи, как твое имя, из какого ты рода? Воин назвался и нанес ему удар мечом, но не смог убить его. – Плохое оружие дала тебе мать, – сказал старик. – Возьми мой меч, он в ножнах позади седла, и ударь меня им с размаху чуть пониже головы и чуть повыше плеч, как делал я сам в былые времена. А потом иди к матери и скажи ей, что убил Дурайда, сына Аддера; много лет я защищал женщин твоего народа. Тогда молодой сулаймит размахнулся и ударил его еще раз его собственным мечом. Голова покатилась, тело осело. Рабиа заметил, что от постоянной езды в седле кожа на бедрах старика стертая и затвердевшая, как пергамент. Когда он вернулся домой, то рассказал матери о своем подвиге. – О сын мой! – воскликнула она. – Человек, которого ты убил, спас однажды из плена меня, твою мать, мать твоего отца и мою мать также.
* * *За час до рассвета мы услышали крик «ОТПРАВЛЯЕМСЯ!». Люди в спешке встают, тлеющие сторожевые костры раздуты, и сучья подброшены, чтобы дать нам свет, слышны резкие выкрики работающих людей и хрип множества верблюдов. Однако минута-две – и все смолкает: ездоки в седле и те, что на ногах, деловито осматриваются в сумерках, не забыли ли чего.Мы выступаем, и очередной переход начинается, чтобы продлиться весь долгий, знойный день до вечера… В нашем караване сто семьдесят верблюдов, несущих около тридцати тонн масла, и семьдесят человек, сорок из которых едут на верховых верблюдах, остальные – погонщики… В таком большом городском караване есть начальник, он знатного рода… Мы разбиты на группы: каждый хозяин со своими друзьями и слугами. Каждая группа несет палатку или навес для защиты от зноя на полуденных остановках и чтобы накрывать масло, которое плавится в мехах из козьих шкур в жаркие часы. Меха должны быть густо смазаны изнутри финиковой патокой. Каждые меха привязываются к ленчику седла специальной петлей… После трех часов пути по пустынной равнине… мы у границы глубоких песков, и вскоре под нашими ногами грубый гравий: мы снова вступаем в гранитно-базальтовую центральную область Аравии, которая тянется от гор Шаммара до Мекки… Караваны идут в Мекку через переход Вади-Лаймун. Мекка окружена горами… На каждой полуденной остановке верблюдов отпускают пастись… Гигантские животные, изнемогая под своей ношей, сильно потеют и, чувствуя жажду, все семнадцать дней, пока их не разгрузят в Мекке, почти ничего не едят… Погонщики после трех дней пути теряют все свое слабое самообладание; они кричат на животных раздраженными голосами, подгоняют отстающих древками копий, ругаются, причитают, стенают и произносят в их адрес зловещие проклятия: «Эй! Ты, падаль для ворон! Эй, туша для мясника…» С каждым днем погонщики становятся все раздражительней и немногословней; с пересохшими от жажды языками, они изредка перебрасываются язвительными репликами: «Разве я раб твоего отца, чтобы служить тебе…» Как приятен ровный и покладистый прав бедуинов по сравнению с несдержанностью горожан. Наконец я вижу, что солнце почти зашло… Мы въезжаем в небольшое ущелье и спешиваемся. Мы теперь в цивилизованной стране – аравийской Мекке… Отсюда до Мекки около двадцати двух миль. Ночь приносит с собой теплый туманный воздух, и мы узнаем по лаю собак, что здесь много кочевников и бродяг. Мы ложимся на песок, укутываемся в плащи и спим два часа, затем вереницы верблюдов снова идут проторенным путем… Всадники, садясь в седла, отправляются вперед – мы приближаемся к Мекке! Некоторые из погонщиков громко произносят молитвы паломников у горы Арафат. Но в сердцах торговцев маслом, ежегодно привозящих свой товар, нет благоговейного трепета. Труды тяжкие ожидают их в Святом Городе… все дни на базаре продавать товар, и душные ночи не приносят отдыха… В Мекке почти весь год тропическая жара… Люди из каравана расходятся: те, кто живет в Городе, идут домой, другие снимают жилье. В утренних сумерках я вижу, как мы подходим к стене фруктового сада, за которой видны виноградники и смоковницы… Теперь мы выходим на дорогу, дорогу в Аравии!.. Мы проходим мимо двух домов у обочины дороги… На следующем подъеме я вижу поселение… Мы выходим опять на дорогу, пройдя через теплый поток, спускающийся с тех дальних гор, в которых зарождаются муссоны… Водоносы идут от реки, пошатываясь под бременем огромных бурдюков; среди них есть такие, что могут поднять на своих могучих плечах ношу верблюда!.. Ворота, через которые мы прошли, называются Врата Потока. Улицы грубой застройки, дома побогаче покрыты штукатуркой. Дороги немощеные… |
загрузка...